Орогоччу у нас  мало  что  известно.  Стоим.  Потом  Сергей
говорит:
     - Попробую-ка еще  раз,  может,  не  расчухали?  -  и  дает  короткую
очередь, снарядов в шесть, над головами. Снаряды уходят  вдаль  и  красиво
рвутся на противоположном  склоне,  вздымая  в  воздух  ошметки  кустов  и
осколки камней. Шеренги стоят, не  дрогнув,  даже  выражения  интереса  не
проявляя. Пьеро трогает с места и со  скоростью  средней  резвости  божьей
коровки идет к вахлакам, опять же не дрогнувшим,  пока  они  не  упираются
копьями в лобовой щит. Теперь их рожи заполняют весь экран. Мерзкие  рожи,
честно скажу. Пьеро тормозит и замечает:
     - Похоже они так стоять и будут. А давить их мне не хочется,  раз,  и
не положено, два. Подождать, наверное, лучше.
     - А сколько ждать? - это Сергей из башни. - Месяц, день, год?
     Серчо обращается по трансляции:
     - Чисимет Гишевич, ты вахлаковский язык знаешь лучше, чем Знахарь?  -
тот без лишних разговоров сразу лезет на ЦП, для чего совершается  сложная
комбинация перемещений, в результате которой он у экрана,  а  я  снова  на
своей койке и в стеклоблок гляжу. Мне б сейчас на А-картинку глянуть, хотя
и так ясно: чтобы  вот  так  стоять,  нужно  нас  всей  душой  как  врагов
ненавидеть, как врагов, чья погибель своей жизни дороже. После этой  мысли
я себя поправляю: не нас, а "его", наш танк они наверняка воспринимают как
единое существо, а не курятник на колесах.
     Раздается голос Чисимета - он говорит на внешние динамики, а  Знахарь
переводит для нас:
     - Кто вы такие и что вам нужно?
     В  боковом  ряду,  который  я  вижу,  небольшое   шевеление,   головы
поворачиваются, как бы ищут, кто, мол, будет говорить.  Наконец  раздается
ответ - динамик мне его чуть ли не в ухо выплескивает, а перевод где-то на
заднем плане.
     - Мы - воины Орогоччу, и хотим закрыть тебе путь  в  наши  земли.  Мы
умеем  воевать  и  с  драконами,  и  с  -  тут  какое-то   неясное   слово
проскакивает, типа "курпури" или "корпури" - так и с тобою тоже справимся.
Уходи от нас в свою пустыню, все!
     После этого в переговорах наступает пауза. На ЦП идет совещание -  то
ли и вправду сыграть роль этакого добродушного бегемотика, который  ползет
по своим делам, никого не обижая, то ли разъяснить этим героям,  что  речь
идет не о "нем", а о "них".  Вариант  с  бегемотиком  отвергается  главным
образом потому, что при нем снова в закупорке  сидеть.  Задача  объяснить,
что к чему, возлагается на Знахаря, Чисимет в своем пристенном  наряде  на
это не годится. Знахарь берет микрофон и говорит:
     - Воины Орогоччу! Перед вами не зверь из пустыни, и  даже  вообще  не
зверь. Это просто коробка на колесах, сделанная из железа и дерева людьми,
на железном острове живущими. Сейчас я, один  из  людей,  в  этой  коробке
сидящих, вылезу, чтобы говорить глаза в глаза, вылезу без оружия,  поэтому
кидать в меня копьем или чем иным убийственным пожалуйста не надо.
     Затем с кислой миной на лице Знахарь открывает люк и лезет вверх. Да,
неправ я был, когда его трусом считал. Он не просто трус, он смелый  трус.
Гримаса гримасой, а лезет быстро. После небольшой заминки  снаружи  слышны
пространные уверения в  совершеннейшем  к  вам  почтении,  а  затем  такая
дипломатия, что у  кого  как,  а  у  меня  мозги  набекрень  встали.  Идет
торговля, кто  кому  сильней  не  доверяет.  На  экране  ЦП  хорошо  виден
говорящий от имени героев - такой же вахлак, как и прочие, никаких  знаков
различия на плечах и корон на голове.  Видимо,  он  тоже  к  парламентским
периодам непривычен, так как уже через полчаса блужданий вокруг  да  около
ставит ультиматум: либо мы сажаем к себе внутрь и на крышу столько воинов,
сколько поместится, и следуем куда покажут, либо бой до  победного  конца.
Знахарь с понятным любопытством спрашивает: "А куда скажут поедем  -  куда
приедем?" Ответ выражен явно  не  в  духе  рыцарских  романов,  но  что-то
знакомое в нем есть:
     - Там разберутся. Куда надо, туда и приедем.
     Прежде, чем дать согласие на оккупацию, Серчо издает приказ:
     - Дрон, возьми пистолет, наушник с микрофоном  и  в  клозет,  быстро!
Шторку задерни.
     Решение, что и говорить, мудрое  и  логичное,  но  у  всех  на  лицах
ухмылки появляются, даже Чисимет хихикнул - он с этим устройством во время
хода по пустыне уже ознакомился. Знахарь по приказу снизу объявляет  "миру
- да, нет - войне", и через все люки к нам лезут вахлаки,  а  предводитель
опять в толпе затерялся. Сергея из башни  прогоняют  -  запомнили,  откуда
пушка била, а в жилотсеке немая  сцена  -  вахлаки  на  Чисимета  смотрят,
пристенниковская обмундировка им явно что-то нехорошее  напоминает,  и  из
этого я делаю заключение, что экскурсии на Красный хребет по меньшей  мере
до Приозерья на Орогоччу достаточно  часты.  Изгнанный  с  рабочего  места
Сергей предлагает:
     - Чем так тут в тесноте сидеть - пойдем-ка на крышу!  Эти  стенки  за
пустыню мне во как надоели!
     Как он говорить начал - так на горло короткое копье нацелилось, затем
снова опустилось. Возражений нет, и все  наши,  кроме  Серчо,  который  за
рычагами,  и  Дрона  -  он  мышью  сидит  за  шторкой  -  лезут  наверх  и
устраиваются на крыше.
     Идет движение  "куда  скажут".  В  общем-то,  направление  не  сильно
изменилось, но теперь мы все сильнее и сильнее забираем в сторону гор.  Та
часть вахлаков, которая не поместилась у нас внутри или на крыше,  следует
сзади, все больше и больше  отставая,  но  никого  из  пассажиров  это  не
волнует. Потихоньку вечереет, солнце опускается все ниже и ниже,  а  места
вокруг выглядят все более  и  более  обжитыми:  то  тропку  пересечем,  то
загон-скотобаза мелькнет вдали, а то  и  одинокие  жилища  вахлаковские  -
груда камней как если трубу пополам разрезать да наземь  положить,  а  чем
скреплены они - неизвестно. Наконец - уже совсем темно вокруг стало  -  мы
подкатываем к крепости, вернее, укрепленному поселку - с десяток  каменных
редутов, расставленных по какой-то сложной системе, и на крыше каждого  по
воину с факелом в руках торчит; видимо, здесь и будут с нами  разбираться.
Сергей по этому  поводу  говорит,  что  "если  это  снова  демократическая
республика, то я буду смеяться".
     Ссаживают нас, и под вежливым конвоем  ведут  в  один  из  бастионов,
причем все в гробовом молчании. Наше место заключения  -  надеюсь,  только
предварительного - довольно тесный каземат с узким  окном,  рядом  в  щель
между камнями факел воткнут. Узкая же дверь,  которую  за  нами,  судя  по
звукам, заперли на два засова. У одной стены  -  вода  в  бачке  и  кружка
глиняная, у другой - куча травы, веток мелких, листьев и вообще подстилка.
По полу поперек проходит канавка, и в ней вода журчит, судя  по  запаху  -
канализация. Пьеро без лишних слов залегает на  кучу  и  закрывает  глаза.
Больше его примеру не следует  никто  -  и  правильно,  потому  что  через
полчаса грохочут засовы, скрипят двери, и свет нашего уже почти  погасшего
факела высвечивает пятерых вахлаков уже не с копьями, а с мечами, и волосы
у них синие. Это означает вроде как полное кому-то подчинение, так Знахарь
говорит, и уверяет, что на Красном синеволосых не очень уважают, но боятся
безмерно даже сами вахлаки. Один из них на общем языке объявляет, что  нас
ожидают. Серчо просит оставить здесь Пьеро с Сергеем - с прошлой  ночи  не
спали. Просьба отклоняется - на нас хотят посмотреть на всех.
     - Кто хочет? - ответа нет. Что ж, выходим и направляемся  к  верхнему
строению - видимо, резиденция. В ней бойницы освещены ярко, и поэтому  мне
удается не вляпаться в канализационный ручей, выходящий из-под  ее  стены.
Перед входом нас обыскивают, у Серчо и Сергея отбирают пистолеты - не  как
оружие, конечно, а как  просто  слишком  увесистые  железяки.  С  Чисимета
снимают меч, с меня - котомку с фотоаппаратом, наушник-микрофон у Пьеро на
голове трогать не стали, потом один из стражников оглядел нас, ощупал и  с
Чисимета напоследок еще и пояс забрал. Сергей  без  пушки  чувствует  себя
неуютно, а я спокоен - убивать нас прямо тут вряд ли будут, разве  что  уж
очень нахамим, а если будут - так Дрон из танка поддержит.
     Итак, берут нас под микитки  и  почти  вежливо  вводят  в  помещение.
Открывается следующая картина: каменный зальчик, в щели в стенах  воткнуты
десятка два факелов, которые горят на удивление  ровно  и  без  копоти.  У
каждой стены - по десятку вахлаков, и лица у них  как  обычно  мрачные,  а
волосы белые, насколько это,  конечно,  возможно.  Синеволосые  во  вторых
рядах - то ли это нас так боятся тут, то ли уважение  оказывают.  Напротив
входа - длинная скамья и на ней трое ярко-рыжих стариков - власть местная,
видимо. Для нас тоже стоит скамья - значит, разговор ожидается более-менее
спокойный.
     Один из рыжеволосых говорит на всеобщем:
     - Садитесь, незванные  пришельцы!  -  тон  повелительный,  но  голосу
внушительности недостает по причине свистящего зуба.  Но  мы  садимся  без
улыбок,  демонстрируя  осознание  высокой  чести  лицезрения.   Начинается
разговор, и начинается довольно неприятно. Правый член тройки обвиняет нас
последовательно в шпионаже (неизвестно, правда, в пользу кого), в "желании
сотворить зло на земле Орогоччу", в использовании  для  успеха  дел  своих
призраков  тьмы  и  в  служении  подземному  врагу.  Потом  крайне  правый
замолкает - но явно лишь потому, что устает, а не потому, что исчерпал все
обвинения. Знахарь рядом сидит  весьма  опечаленный:  на  побережье  любое
такое обвинение означает лодку, кувшин воды и морское течение в сторону от
берега. По закону кто вернется, тот прощен, только вот не возвращался  еще
никто. Серчо - он у меня с другой стороны  сидит  -  напротив,  спокоен  и
произносит в ответ:
     - И чем вы это хотите доказать? Не нам, хотя бы самим себе?
     Опять правое крыло идет вперед, повторяя  все  то  же  самое,  только
теперь каждое обвинение привязывается к нашему появлению из  пустыни  и  к
нашей самоездящей коробке. Серчо к таким оборотам  готов,  и  пускается  в
разъяснения. Как просто и в то же время правдоподобно объяснить  все  наши
технические чудеса местному населению, у нас  есть  куча  разработок,  для
разных рас и разных ситуаций, и, надо сказать, до сих пор они  действовали
неплохо. И вот толкает речь  Серчо  уже  десятую  минуту,  когда  один  из
тройки, в середине сидящий, обрывает его на полуфразе:
     - Нам понятно. Что вам нужно?
     - От вас - ничего. Мы  хотим  пройти  вдоль  Орогоччу,  переправиться
через озеро - оно у народов Красного  хребта  называется  Болотистым  -  и
через Мелкогорье выйти в степь.
     Я вздрогнул, да и не только я  -  все  наши,  такой  радостный  хохот
раздался. Даже синеволосые у стен и то какие-то звуки издают. Посмеялись с
минуту, и снова серьезные лица.
     - Что ж, - говорит левый рыжеволосец. - Вы пройдете через  Болотистое
озеро и Мелкогорье. Вы пришли без приветствия - и уйдете без прощания.  Но
если вы задумаете свернуть со своего пути, то больше с  вами  говорить  не
будут. Можете забрать у выхода свое оружие и свои железки.
     Это  явный  намек  на  "позвольте  вам  выйти  вон",   но   Серчо   -
непробиваемый мужик - принимается выспрашивать  насчет  дальнейшего  пути,
впрочем, недолго это длится - замолчали хозяева, как воды в  рот  набрали.
Пьеро встает, говорит рыжим что-то по-польски, а нам на всеобщем:
     - Пойдем отсюда, спасибо за гостеприимство.
     Эко он несдержан, хотя можно понять - с недосыпу и не то сотворишь.
     Мы забираем у караула свои "железки", и я задумываюсь -  показать  бы
этим властителям, что это такое, а потом вдруг вспоминаю, что при  допросе
не было даже помянуто  про  пушку  нашу  -  а  ведь  эти  рыжие  наверняка
осведомлены о том,  как  мы  ее  применяли.  Серчо  соглашается,  что  это
загадка, но гадать ни о чем не хочет - и так всяких непонятностей хватает,
чтоб еще чем-то мозги забивать. Добираемся до танка - время уже позднее, а
может, даже раннее следующего дня. В коробке  никого  нет,  и  мы  наконец
выпускаем Дрона из его  укрытия.  Он  злой  как  черт  -  столько  времени
просидеть в не самом удачном месте - и все зря. Завтра -  нет,  уже  точно
сегодня, своей дорогой пойдем, все как договаривались, а сворачивать и так
не надо, ну а до утра - отбой.
     Проснулся я раньше всех -  девять  часов  времени.  У  борта  вахлаки
черноволосые стоят, в небе орел кружит - вроде все как надо. Сел я на ЦП и
принялся маршрут до Болотистого озера прикидывать. Получилось - выйдем  мы
к нему в ночь, часа так в два. Пьеро  повезло  -  Серчо  вряд  ли  с  ходу
форсировать воду возьмется, хотя кто его знает...
     Я бужу Дрона, жду,  пока  он  очухается  да  помоется,  потом  снимаю
"звездочку" с холостого режима и трогаюсь вперед, а Дрон  в  башню  лезет.
Едем по дороге,  через  каждые  полсотни  метров  стоят  воины  -  видимо,
надзирают за нашим поведением. Попросил  я  Дрона  дать  мне  активностную
картинку, а он обрадовался и без коррекции ее выкинул. Вся полоса помехами
забита, да такими мощными, что и не просвечивает ничего, такого я не видал
еще! Источник впереди,  и  источник  мощный,  а  дальность  определить  не
получается. Я подумал-подумал и решил пока никому не говорить, даже  Дрону
- получилось, что и к лучшему, что он себе  на  экран  ее  не  вытаскивал.
Попытался я с помехами сам справиться, плюнул и  решил  за  дорогой  лучше
следить. Она виляет - да и как не вилять: то  справа,  то  слева  -  груды
камней, скалы обнаженные, осыпи и прочие прелести горного ландшафта. Вдоль
по-прежнему стоят вахлаки, лица у них по-прежнему спокойные и решительные.
Когда только собрать их успели, да и кто  успел?  Та  троица  в  крепости?
Опять же непонятно, то ли это власть верховная была, а то ли мелкая сошка.
То ли дело Хребет - там все проще.  Пяток  племен,  в  каждом  вождь  и  с
десяток родовых  вождишек,  никакой  мистики.  Правда,  про  Орогоччу  там
рассказывают в стиле рассказов Робинзона с  десятилетним  стажем  о  милой
Англии.
     Полдвенадцатого  -  просыпается  народ.  Знахарь  с   самого   начала
объявляет, что туда, куда мы едем, ехать не надо, он видел  дурной  сон  и
вообще чувствует нехорошее. Серчо, естественно, полез глядеть  активность,
и полетела ко всем чертям моя конспирация, да еще и втыка получил за  нее.
Поднял он  Сергея  -  тот  покопался,  очистил  спектр,  но  меня  это  не
успокоило. Стража вдоль дороги  на  орла  -  спутника  нашего  поглядывает
подозрительно,  а  Знахарь  бурчит  чего-то  под  нос  в  своем  уголке  -
обстановка неспокойная.
     Час дня - я торможу около ручья. Вода в  нем  не  заражена,  судя  по
датчику, и на камнях никакой активной гадости нет,  надо  запастись,  пока
есть возможность. Ручей, а на той стороне деревушка,  штук  двадцать  этих
каменных хибар. Детишки бегают - но на нас ноль внимания, парочка бабуль -
ну  и  страхолюдины  -  прошла,  не  остановилась.  Я  знаками   показываю
ближайшему стражу, что, мол, хочу взять воды из ручья, он  кивает  -  мол,
давай, только не задерживаясь. Разворачиваю шланг, ставлю  фильтр-насадку,
чтобы песка не засосать, и лезу в танк. Там  у  меня  дистанционный  пульт
лежит - хорошая штука. Выставляешь,  что  какой  кнопке  соответствует,  и
работай откуда угодно; правда, чтобы функции поменять, опять в танк  лезть
надо.
     Итак, с пультом в руках стою я  у  ручья.  Насоса  не  слышно,  но  в
прозрачном шланге пузырьки бегут - пошла водичка. Воин-вахлак тоже  глядит
на шланг - лицо каменное, но  глаза  обалделые.  Чисимет  с  крыши  весело
спрашивает что-то насчет "когда поедем", я тоже в ответ  кричу,  а  третий
крик  слышен  из-за  ближайшего  каменного  строения.  Этакий  рыдающий  и
одновременно  радостный  вопль.  Появляется   из-за   строения   некто   в
изношенном... хитоне, так, что ли, сказать - здоровый такой мужик, но весь
какой-то усохший, к нам бежит. Добежал, хватает  меня  за  плечи,  трясет,
стонет по-приозерски что-то сумбурное, только и  разобрал  я  -  "возьмите
меня с собой, не бросайте здесь". Потом, перемежая  судорожными  вздохами,
излагает свои передряги: был пристенником, попал в плен,  долго  переходил
из рук в руки, пока не очутился здесь в качестве свинопаса и  прислуги  за
все. Держат его здесь исключительно из благодарности -  вытащил  из  этого
ручья совсем было потопшего дурня-вахлачонка.
     Чисимет слез с крыши, подошел, подтверждает:
     - Да, я тебя вроде даже знаю. Я только-только тогда у  Стены  служить
начал, а ты там уже пообтертый был. Амгама тебя зовут, да?
     - Да, да, только я уж и имя свое забыл!
     Чисимет идет консультироваться со стражником, а я - с Серчо. С  нашим
шефом все нормально.  Стражник  тоже  по  важности  момента  снисходит  до
разговора,  и  разговора  вполне  доброжелательного.  Призывается  хозяйка
Амгамы, короткий разговор - и все улажено. Чисимет подходит довольный:
     - Она только рада была. Говорит, что Амгама ее только раздражал, а  с
работой она и сама управится.
     Амгама на это отвечает:
     - Да если бы только раздражал! У них ведь как - не своего  племени  -
значит, вообще на земле не существуешь.  Хоть  на  пороге  помри  -  утром
только в сторонку оттащат, чтобы не вонял, и все. Если б не  ребятенок,  я
бы вообще здесь бродил как по пустыне, а стащил бы чего - так убили бы.
     Серчо через динамики призывает нас в танк, и я  предупреждаю  Амгаму,
что сейчас с ним будет говорить самый главный у нас. Наш спасенный пленник
с готовностью лезет за мной. Он сейчас в таком радостном шоке, что прилети
мы за ним на вертолете - и то не удивился  бы.  Ему  сейчас  все  равно  -
почему голос из коробки, почему в повозку не впряжен никто - рад, что есть
с кем на родном языке перемолвиться.
     Движемся дальше, я танк веду и разговор слушаю. История такая:  шесть
или даже шесть с половиной лет назад в одном из  походов  Амгаму  взяли  в
плен - в капкан поймали. У  хребтовских  вахлаков  для  пленных  есть  два
варианта - либо  почетная  смерть  от  кинжала  в  бок,  либо,  если  есть
необходимость  -  превращение   во   вьючное   животное   с   перспективой
последующего обмена - приозерцам пленные вахлаки и вовсе ни к чему. Амгаме
повезло - необходимость в транспорте у группы, его  захватившей,  была,  и
три года он мотался по хребтовским тропам, время от  времени  переходя  от
одного  племени  к  другому  (кстати,  Маршал  именно  за  это   и   ценит
пристенников, побывавших в плену - за знание гор и вахлаковских  обычаев).
Но судьба Амгамы сложилась не так, как обычно. После всяческих перетасовок
он попал в район Узкого прохода, и там его купили  для  Орогоччу.  Кому-то
здесь загорелось иметь знатока приморского языка. Еще полтора года  обучал
Амгама группу из сорока студентов всех цветов  волос,  а  затем  ему  было
объявлено, что он больше не нужен здесь. Идти домой было бы дуростью - без
оружия, без дороги, спросить не у кого и не дай бог нарушить  какой-нибудь
здешний закон. К счастью, случилась эта история со спасением утопающего, и
по тому же закону  Амгаму  взяли  работать.  Теперь  появилась  надежда  -
поднакопить еды, вызнать путь и уже так  пуститься  в  дорогу,  что  он  и
собирался сделать этой зимой, дабы к Красному выйти в лето.
     - Хотя, - добавляет он, - я бы все равно не дошел.
     Серчо,  не  дожидаясь  расспросов,   рассказывает   о   цели   нашего
путешествия, кто мы такие, и почему  коробка  сама  едет;  Амгама  интерес
проявляет, но без страха и благоговения. Вот ведь  интересно  -  межозерцы
никогда не выражали сильных эмоций по поводу нашей техники,  обидно  даже.
Тому же землегрызу часа три  объяснять  будешь,  устройство  покажешь,  на
песке картинок с  десяток  нарисуешь  -  и  все  равно  ветряную  мельницу
колдовством считать будет. А  покажи  какому-нибудь  рядовому  пристеннику
магнитофон, обзови  микрофон  железным  ухом,