изу идет слабей, чем когда я там бродил. Синяки не в счет,  это
дешевка.
     Где-то в середине склона у меня наконец хватает  духу  глянуть  вниз.
Все межгорье усеяно светящимися и мерцающими  силуэтами,  они  извиваются,
переползают с места на место, но вверх не  лезут,  что  весьма  радует.  Я
устал, блокировка тоже силы выкачивает, но тормозиться здесь никакой охоты
нет, я  лезу  вверх  и  вверх.  Еще  через  час  сквозь  темноту  начинает
проглядывать сначала робко, а потом все ясней и ясней круг полной луны,  а
потом и звездочки  появляются,  и  наконец  темно-синее  небо  со  светлой
полосой на востоке. Я почти на гребне горы, до рассвета  не  больше  часа,
уже не карабкаться можно, я просто ногами иду, топча редкую жесткую траву.
Вокруг, насколько хватает глаз, резкие очертания кромок хребтов, затянутые
туманом долины, и лишь  та,  из  которой  я  выбрался,  как  черной  ватой
заполнена, и оттуда ощутимо тянет страхом и опасностью. Я подхожу  к  краю
обрыва - снизу  доносится  хоть  и  ослабленная  расстоянием,  но  все  же
омерзительная какофония зверинца.
     А на краю обрыва, на немного возвышающемся над общей  линией  выступе
стоит одинокая женская фигура, стоит лицом к бездне,  просто  и  свободно,
без всяких жестов и напряжения. Женщина глубоко вздыхает - я не слышу,  но
вижу это уже лежа за камнем - и оборачивается в  мою  сторону.  Правильное
личико, вздернутый сверх меры нос, две дуги редких бровей. Либо это Анлен,
либо я столб деревянный. Значит,  добралась  все  же  сюда,  а  я,  честно
говоря, не верил в это, даже дурой обозвал про себя, когда она в  одиночку
ушла. А сейчас как ни в чем не бывало она присаживается на краю обрыва,  и
ветер шевелит ей волосы тихонько и бережно. Я больше не в состоянии ждать,
тихонько подкрадываюсь, кладу ей на плечо руку и заявляю на ирчисленге:
     - А ну, пойдем!
     Минуты через две, наверное, я снова начинаю различать предметы,  вижу
ее, сидящую рядом, и ощущаю саднящую боль возле уха. Лежа брюхом вверх  на
камнях, конечно, не самая лучшая поза  для  галантных  приветствий,  да  и
обстоятельства тоже, но тем не менее говорю:
     - Приветствую тебя, я рад встрече. Прости за неуместную шутку,  я  не
сообразил, что она могла кончиться и хуже.
     - Да, конечно, прощаю, хотя и вправду я могла б  тебя  сразу  скинуть
вниз. И я тоже рада встрече, но как ты сюда попал? И где твои друзья?
     - Так просто не  ответить.  Здесь  есть  место,  где  можно  хотя  бы
относительно спокойно поговорить?
     - Да, конечно, хоть прямо здесь; в окрестности этой  долины  вряд  ли
кто отважится зайти. Но погоди немного - я хочу  дождаться  рассвета,  уже
немного.
     Над краем соседней горы уже показался кусочек солнца, оно быстро идет
вверх, и его свет все глубже и глубже проникает в  ущелье  под  ногами,  а
темнота в нем тает как снег под паром. Картина красивая и  впечатляющая  -
борьба света и тени, а потом тени не остается, лучи солнца  достигли  дна.
Ор чудовищ усиливается, и вся черная и разноцветная  мерзость  мечется  по
камням, прячется под друг друга, или пытается окутать  себя  темнотой.  Не
больше, чем четверть часа это продолжается, а потом весь серпентарий почти
разом затихает, и существа теперь просто лежат там внизу  неподвижно,  как
пиявки дохлые. Анлен вздыхает: - Ну, вот и все. Пойдем, я  знаю,  где  тут
можно спрятаться так, чтоб даже  издалека,  или  сверху  нас  нельзя  было
увидеть или услышать. Глаза и уши служащие Другу  бывают  очень  остры.  Я
вспоминаю,  с  какой  оперативностью  меня  вытурили   от   мужичонки,   и
соглашаюсь. Укрытие оказывается  небольшой  расселиной  в  скале,  немного
изогнутой и расширяющейся книзу. Если в изгиб забраться да присесть, то ни
один злыдень тебя не заметит, будь он хоть семи глаз во лбу  и  пяти  ушей
в... ладно. При Анлен  я  такие  слова  произносить  стесняюсь,  хотя  это
наверняка и лишнее. - Рядом  никто  из  живых  ближайшее  время  здесь  на
появится. А неживые еще не набрали той силы, когда они сами  что-то  могут
сделать. - Неживые, это как? - Понимаешь, тот, кого называют Друг, никогда
не имел в своем подчинении чисто призрачных  существ.  Только  укрепившись
здесь, он начал изучать это искусство, заново открывая то,  что  знали  до
него, и узнавая то, чего не знали до сих пор даже самые мудрые. - Анлен, я
вижу ты времени даром не теряла. Может и со мной поделишься, а то я сейчас
как муравей на рисунке: по черточкам ползаю,  а  картины  не  вижу.  Анлен
некоторое время молчит, а потом принимается  за  объяснения.  На  картине,
оказывается, нарисованы невеселые  вещи.  Этот  самый  Друг  был  в  одной
компании с западным  Врагом  еще  с  незапамятный  времен,  когда  в  мире
подвизался лиходей на порядок выше и сильней их  обоих.  То  есть  нулевая
сила по нашей классификации, или один из "богов мира" по здешней. Имя  его
Анлен по понятным причинам не называет, да и не в нем  суть.  Итак,  когда
после длительной возни бога-мерзавца убрали  из  мира  "за  пределы  сферы
обитания", после него остались трое наиболее заметных  приспешников.  Один
отпал сразу  -  решил  занять  северную  вотчину  нулевика.  Собрал  своих
сторонников, и решил зайти со стороны полюса, но кто и что с  ним  сделал,
осталось загадкой - о нем больше никто и ничего не слышал.  Другой  решил,
что ему и в средних землях дел хватит. И тогда  третий,  здраво  рассудив,
что в одиночку пусть дурак на трон лезет, выбрал свою стратегию.  Ушел  он
сюда, в Токрикан, без особого труда создал тут себе армии рабов  и  просто
армию - для начала. А потом, не спеша и  методично,  разобщал  и  отравлял
сознание  всех  окрестных  народов,  до  кого   только   мог   дотянуться.
Препятствия в виде кого-нибудь уж больно самостоятельного устранял  чужими
руками, рук-то хватало.  Типичный  и,  увы,  не  одинокий  пример  -  Союз
Свободных Народов, прекрасная, в общем-то, идея, выродившаяся в  лживое  и
жестокое царство с  болтовней  о  светлых  делах  вслух  и  беззаконием  и
произволом молча. Так что то, чего на Западе Враг хотел достигнуть сильным
напором, здесь медленней, но верней появлялось само по себе.  Свою  темную
силу наш дружочек  тратил  умнее.  Он  старательно  отнимал  у  эльфов  их
чудесные свойства, превращая  их  в  заурядных  человекоподобных  существ.
Сумел выбить из здешних и пришлых орков боязнь солнца, и даже троллей смог
укрепить против него. Да новый гоблинский вид -  белые  урхи  -  тоже  его
работа. Но  это  все  для  выгод  нынешних,  главное  не  это.  Ему  нужна
молниеносная война.
     - Ты видел, Алек, долину гадов? Это Друг  формирует  свои  отряды.  Я
нарочно заставила их сейчас раньше  времени  выйти  из  туманных  коконов,
чтобы узнать, каковы они будут потом. И я увидела, что даже неокрепшие, не
наделенные духом силы в полной мере, они очень опасны.
     - Что-то маловато было, - перебиваю. - Да и от света все подохли.
     - Да разве одна такая долина! Их не менее трех сотен, и в каждой  под
защитой тумана зреет опаснейшая отрава для мира, которая - дай только срок
- и света бояться не будет, да и вообще, мало чем ее можно будет  одолеть.
Я могла бы, наверное, вот так же уничтожить еще ну два, ну три гнезда -  а
потом он соберет всю свою волю, обнаружит и  уничтожит  меня.  Сейчас  тут
спокойно, его сила и внимание разбросаны по сотне дел, и только потому  я,
да и ты, пока целы. А теперь - самое главное. Друг выступит не один. Общее
Дело, которое так разобщило Союз, действительно  существует,  более  того,
это правда, что оно вернет дни предначальной эпохи - те дни, когда росло и
крепло могущество Черного Бога. Он вернется, и тогда... Ведь ему не  нужны
живые вообще. Все эти Властелины, Куранахи  и  прочие  существуют  сейчас,
чтобы готовить почву для великого ужаса, а потом сами же лягут  удобрением
в нее.  Знающих  об  этом  мне  известно  четверо  -  я,  ты,  мой  гонец,
отправленный недавно, и сам Друг. Вот так, Алек Южный. В  Круглом  Царстве
тебе о таких вещах думать не приходилось? - Анлен смеется грустно и  в  то
же время как-то очень хорошо и тепло. Я  довольно  невежливо  спрашиваю  -
мол, чему радоваться?
     - Радуюсь, что  тебя  встретила.  Я  хочу  попробовать  проникнуть  в
Запретные Долины и ты мне в этом можешь очень помочь.
     - Э... ну хорошо, помочь, может, и вправду смогу, только, правда,  не
знаю, чем, но с чего ты взяла, что я захочу это делать? Я  домой  хочу,  а
там - что я потерял?!
     - А что ты одиннадцать лет назад на Западной земле потерял,  наш  мир
тогда был для тебя даже более чужой чем теперь?
     - Тогда оно как-то само получилось, да и не знал  я,  что  без  моего
груза, будь он трижды прославлен и триста раз проклят, можно обойтись. - Я
горячусь, а сам думаю - правда, полез же тогда мир спасать, не думая ни  о
чем особо. И дорога назад была тогда открыта, а сейчас, наверное, с  Анлен
в пекло безопаснее полезть, чем в одиночку обход искать. Она мои мысли как
читает:
     - Пойми, вздумаешь сейчас пойти на юг - не тут, так там тебя схватят,
и конец. А со мной не менее опасно, да зато есть надежда вылезти.  А  даже
если и нет, все равно пропасть не просто так, а  послужив  делу  жизненно,
понимаешь - жизненно важному для мира.
     - Это Другу, что ли, помешать?
     - Да.
     Ай, Анлен, не надо мне втолковывать - понимаю я "жизненную  важность"
твоей затеи. Что будет  по  возвращении  черного  нулевика  -  представить
можно. Резко ускоряются горные процессы, вымирает вся живность, разумная и
неразумная, во все стороны расползаются полупризраки и призраки, истребляя
на своем пути все уцелевшее.  А  на  закуску  солнце  заливается  активной
тьмою, луна туда же, и наступает полный хаос, из которого  можно  начинать
творить новый мир по своим вкусам и прихотям, а они ну никак  не  подходят
никому из нынешних, а хотя бы и подходят - все одно заценить будет некому.
Намеки на такую картину мелькают в легендах и  книгах,  но  все  вместе  -
страшно даже представить. И кстати, экспедиция  наша  тоже  становится  не
нужно по причине полного несоответствия объекта условиям жизни. Конечно, с
богом зла потягаться - дело почтенное, но маловероятное.
     - Слушай, красавица, а что ты собираешься в  этих  Запретных  Долинах
делать?
     - Еще не знаю, но они очень важны. Мне  кажется,  что  именно  оттуда
Друг тянет спиральную дорогу, по которой ищет в  бесконечности  изгнанного
покровителя. По  крайней  мере,  все  побочные  ветви,  которые  при  этом
возникают и доступны моему вниманию, указывают туда. Итак, ты со мной?
     - Да, - теперь я отвечаю без особых раздумий.  Чего  уж  думать,  сам
дорогу выбрал, когда с Серчо прощался. Да и выбор тоже небогат.
     Анлен явно рада согласию, и принимается обсуждать детали предстоящего
похода. Эти долины находятся недалеко отсюда, дня полтора  ходу,  но  это,
конечно, без учета  обстановки,  и  самое  ближайшее  препятствие  -  надо
пробраться через кордоны  вокруг  этой  долины.  Разъясняет  это  Анлен  и
критически разглядывает мою одежонку - не годится моя роба горняцкая, я  и
сам это знаю.
     - Подожди здесь, - говорит она, - я ненадолго, добуду кое-чего.
     Она кладет на меня короткое  заклятие,  которое  я  даже  не  успеваю
понять, и отбывает, не так уж ненадолго, часа три ее нет. Я  и  придремнул
немного, а потом слышу голосок Анленовский:
     - Все удачно, сейчас преображаться будем! -  и  из-за  камня  в  меня
летит куча тряпья, в которой с некоторым  трудом  можно  узнать  урховскую
обмундировку, от нее разит аммиаком и гнильем. Противно на себя эту  дрянь
натягивать прямо до озноба, я недовольно бурчу:
     - Почище чего нашла бы, не было, что ли?
     - Вот именно не было. Грязнее - пожалуйста.
     Бр-р-р, совсем гадко, но зато теперь я не уртазым-могуз Алек, а белый
урх Ус Келью, судя по клейму на спине.
     - Оружие поди возьми!
     Я лезу за камень и чуть было не  сплевываю:  там  сидит  черноволосая
кудрявая орчанка во всем своем коварном великолепии, да без двух  передних
зубов, да и красивая к тому же. Весьма трудно привыкнуть к тому,  что  это
та же самая Анлен и есть, только с маской, а может,  и  вправду  внешность
поменяла. Интересуюсь - действительно поменяла. Со мной такие вещи  делать
слишком сложно, поэтому  на  меня  просто  красящий  наговор  кладется,  а
внешних изменений и не нужно  -  моя  обросшая  порядком  рожа  достаточно
грязна и злобна.
     Прежнее мое одеяние горит  синим  пламенем  без  искр  и  дыма,  а  я
пристраиваю вооружение. Кривой меч на бок, правда, сначала не на тот.  Щит
за спину, нож в петельку на сапоге. Долго думаю над  шлемом  -  брать  или
нет. Он когда-то был оснащен тремя загнутыми рогами, но теперь два  отбиты
напрочь, а у третьего стесан острый конец,  и  все  вместе  до  неприличия
напоминает чайник без ручки.
     - Ладно, пусть будет. Что теперь?
     - Теперь пошли, ты выглядишь совсем неплохо. Если что - разговоры, да
и действия тоже предоставь мне, кстати, так и по ролям надо - Матаха  была
главней.
     - Ты б ясней говорила, а?
     - Ус Келью и Матаха шли с поручением к смотрителям в  эту  долину.  В
дороге с ними  случилось  несчастье,  они  заблудились,  вышли  к  обрыву,
зачем-то разделись, а потом упали вниз, прямо в  туманный  кокон.  Кстати,
это и разбудило первое из чудовищ, а потом все по цепочке пошло.
     - Ты, небось, поспособствовала?
     - Ну... - Анлен кокетливо скромничает, - разве что совсем  немного...
Зато теперь мы воспользуемся их именами. Отсюда все, кто успел,  в  панике
бежали, почему бы и нам не быть такими дезертирами? Эта...
     Я вставляю слово:
     - Легенда?
     - Ну, пусть так, звучит красивее, чем "ложь". Так  вот,  эта  легенда
поможет не выделяясь приблизиться к нашей цели. А отсюда надо убираться  -
Друг может не поверить, что происшедшее - случайность.
     Вывод законный, мы начинаем спуск вниз, солнце печет в спину,  и  под
брезентом Усовского балахона я растекаюсь и варюсь. По  дороге  попадаются
обломки телег  -  наверное,  разлетелись  они  от  слишком  быстрой  езды.
Несколько домиков, пара затоптанных краболовов,  и  ни  одной  живой  души
вокруг,  до  самого  дна  долины,  а  в  конце  дороги   -   здравствуйте.
Растянувшись в обе стороны от дороги, стоит с небольшими интервалами  цепь
странного вида охраны. Различных народов, ростов и типов, одежда почти вся
рваная и ветхая, но на каждом - по новенькому  поясу,  блестящему  золотым
шитьем. На ногах никакой  обуви  нет,  босиком  стоят  и  лица  спокойные,
слишком спокойные даже. Мы приближаемся к цепи постепенно,  и  чем  ближе,
тем больше всяких подробностей различить можно. А это уж совсем непонятно!
В строю несколько, вне всякого сомнения - эльфов! Это что же, Друг  уже  и
открыто светлых в свою руку взял? Или это против него войско  идет?  Анлен
спокойно вышагивает рядом, я тоже стараюсь, все больше округой любуюсь или
под ноги, чем вперед,  смотрю.  Где-то  метров  за  тридцать  до  цепи  не
удержался, поднял глаза - и в области  живота  начинается  дрожь.  Третьим
справа, так же ровно, как и все остальные, с таким  же  лицом,  ничего  не
выражающим, стоит в строю Граф. В  той  же  самой  рубахе,  от  которой  я
отрывал полоски на забинтовку его златокудрой башки. Он не может  меня  не
видеть, или его сбивает с толку мой маскарад? Кинуться бы к нему, крикнуть
радостно, но мертвая тишина и каменное спокойствие стражи давят собою  все
подобные порывы. Когда до нее остается всего-то шагов пять, ближайший воин
- гном с полуободранной  бородой  -  делает  шаг  в  нашу  сторону  и  без
выражения говорит:
     - Идите влево вдоль. Дальше десяти шагов не отходить, ближе  пяти  не
приближаться.
     Идем, как овечки,  по  ниточке.  Мимо  Графа  проходили,  я  взглянул
украдкой - вроде все на месте, но глаза какие-то не такие. Мертвые глаза.
     Идти приходится далековато. Изредка, обходя камни,  я  приближаюсь  к
границе либо десяти-, либо  пятишаговой  зоны  -  тотчас  ближайшие  воины
кладут руки на ножи или поднимают копья, и так пока цепь  не  упирается  в
отвесный склон, прямо под которым  раскинута  палатка.  У  двери  часовой,
сзади пара телег с лошадьми, и прямо на камнях лежит резерв  золотопоясных
- штук до сотни будет. Из палатки выходит еще один оборванец с  серебряным
обручем на лысом черепе и равнодушно моргает огромными глазами. Следом еще
один краболов,  но  уже  как-то  более  живой,  и  одет  нормально.  Долго
выспрашивает у  Анлен,  что  и  как  -  она  купоросит  ему  мозги  вполне
квалифицированно.   Заканчивается   разговор   довольно   мирно   -   трое
золотопоясных конвоя, два орка и гном, и сообщение, что "дальше с вами еще
поговорят подробней, вы первые, кто из этого места живым пришел".
     И опять идти, теперь уже вверх, наискось по склону,  противоположному
тому, по которому мы шли с перевала. Он и поположе, и поотрадней - травка,
деревья довольно плотно стоят, и даже цветочков две штуки я видел.  Дорога
натоптанная, хорошо видна - то  есть  в  наступающих  сумерках  мы  ее  не
теряем. Я конвою отдохнуть предлагаю - гном в ответ тихо говорит:
     - Идти еще не больше двух часов, а там вы получите еду и отдых,  -  и
снова замолкает. Неразговорчивый попался конвой, а с Анлен по  тактическим
соображениям беседовать и вовсе не стоит, и топаем в  тишине,  как  немые,
бессловесные,  так  сказать.  Постепенно  темнеет,  и  один  из  конвойных
зажигает факел, ловко действуя кремнем и обожженной тряпкой, а потом снова
впадает в  как  бы  полусонное  состояние.  Хоть  бы  птичка  какая-нибудь
запищала или цикада скрипнула. Такая  обстановка  отнюдь  не  способствует
успокоению напряженных нервов, и я машинально вслушиваюсь, как шуршит  под
ногами щебень, а затем  такой  же  хруст  раздается  впереди  -  навстречу
движутся две темные фигуры, без огня идут. Наша стража  выставляет  вперед
копья и сбавляет шаг. Раздается громкий свист стрелы,  и  гном  падает  со
стрелой в боку на дорогу, а еще одна весело впивается в Анленовский щит. Я
прыгаю вперед, валю Анлен на дорогу и падаю сам, а рядом валится конвойный
орк, стрела в глазу торчит. Последний стражник посылает  копье  куда-то  в
гущу ветвей и затем,  вытащив  нож,  кидается  в  темноту,  оставив  факел
догорать на дороге, а в нашего соседа втыкается еще пара стрел. Я  говорю:
"Анлен, в лес, живо!" - она бросается вперед,  я  за  ней,  но  еще  и  не
отбежав от дороги, цепляюсь ногой за веревку,  протянутую  низом,  и  пашу
носом перегной. Сильные руки сдирают с меня  сапоги,  отковыривают  меч  и
чайник без ручки. Потом двое усаживаются один на  шею,  другой  на  зад  и
вяжут мне конечности - господи, в который уже раз! Я отплевываюсь от земли
и самым дружелюбным голосом интересуюсь:
     - На своем горбу меня потащите?
     В ответ мне затыкают рот грязной тряпкой, и на зубах  теперь  скрипит
песок. Без излишней аккуратности волокут меня опять к дороге, и рядом  тем
же  манером  Анлен,  опутанную  сетью  и  оглушенную,  видать,   вдобавок.
Вытаскивают нас на туда как раз в тот момент, когда  луна  вылезает  из-за
величаво проплывающей тучи. Место события как фонарем освещено, и  я  даже
мычание в тряпочку от удивления издаю. Гном  лежит  в  луже  своей  крови,
стрела по-прежнему торчит в боку, но он жив и бесстрастно  глядит  куда-то
вдаль. А там, где должен бы лежать труп  орка  -  полуистлевшие  кости,  в
которых можно распознать скелет, впрочем, скелет, опоясанный  все  той  же
роскошной  перевязью,  перебитой  посередине.  С  другой  стороны   дороги
появляется невысокий человечек самого что ни на есть простецкого вида,  но
в то же время чувствуется некий подвох в его  простоте.  Мужичок  опасливо
наклоняется  к  гному  и  резким  движением  расстегивает  пояс.  На  моих
изумленных глазах, и все-таки неуловимо, гном  теряет  всякое  сходство  с
раненым воином и превращается  в  раздутого  полуразложившегося  мерт