решено  обойти
их по пустыне, напрямую. Это и два-три дня  выигрыша,  и  гораздо  меньшая
нагрузка на ходовую часть, так что мне это представляется разумным.
     Итак, едем мы по степи теперь, параллельно сходящему на нет хребту, и
все бы ничего, но время от времени есть опасность в яму угодить  -  откуда
они тут только? До темноты все шло спокойно,  потом  сменили  меня,  Пьеро
сменил. Я его порадовать решил, доклад  по  всей  форме  рявкнул,  так  он
решил, что издеваюсь, и ничего в ответ не сказал. Поглядел я на прощание а
перископ на темень окружающую, затем на экран -  на  шпиона  крылатого,  и
лезу в жилотсек. Там вся компания в сборе, Знахарь лишь до сих пор наверху
воздухом  дышит.  Только  собираюсь  на  свой  топчан  залезть  -  коробка
тормозится.
     - В чем дело? - вопрошает Серчо, добирается до ЦП и сам же сообщает:
     - Экраны вырубились. Все  до  единого  диапазоны.  Знахарь,  что  там
наверху?
     Ничего подозрительного наверху Знахарь не наблюдает - разве что  орел
улетел, но это не обязательно связано с нашим происшествием, не  сова  все
же, орлу ночью делать нечего. Серчо шурует на пульте  центрального  поста,
вылезает злой.
     - Останавливаемся здесь.  Сергей,  тебе  работенка  предстоит,  какие
блоки менять, а какие перенастраивать - сам  поймешь.  Остальным  -  можно
спать, вахты по часу.
     Раскидали мы график дежурств и - по койкам, кроме Сергея и Пьеро, они
наверх полезли. Сергей с тестером и кой-каким инструментом, а  Пьеро  -  с
винтовкой и ракетницей. Вот так - на  надежность  техники  понадеялись,  и
нормальный прожектор на танке не поставили.
     Моя смена - в три, и будит меня на нее Знахарь. Он  свое  отстоял,  и
теперь отдает мне ракетницу, а винтовку так на крыше и бросил.  Подозреваю
я,  правда,  что  он  вообще  ее  в  руки  не  брал,  но  сейчас  затевать
разбирательство и капание-на-мозги попросту лень. Выпиваю я пиалу  кофе  и
занимаю пост, устраиваясь на башне, а ноги на  лобовой  бронещит  опустив.
Слева фонарик подмаргивает, и время от времени  брякает  что-то  -  Сергей
неисправность устраняет, то  запоет,  то  выругается,  в  работе  весь.  Я
участие проявил, спросил, что, мол, полетело -  так  он  буркнул  под  нос
невнятно, видимо, этот вопрос ему уже в ушах навяз. Ночь  тиха,  и  звезды
соответственно блещут, правда, луны местной  нет,  но  все  равно  светло.
Степь вокруг во всей своей загадочной ночной красе, и мысли в  голове  все
больше поэтические бродят, пока метрах в полторастах не  замечается  некое
движение. То ли трава под ветром колышется, то ли ползет кто-то, что менее
приятно. Пускаю  ракету  и  рассматриваю  неясность  в  прицел.  Шевеление
мгновенно затихает, но в увеличенном в восемь  раз  очажке  травы  я  вижу
силуэт: короткое туловище с короткими же ногами, руки, напротив - плетьми,
мордой в землю ткнулся, лысый  череп  выставив  -  краболов.  Пока  я  его
разглядываю, ракета догорает и гаснет, и снова звезды, а краболов  минутки
две выдержал и снова шевелиться в нашем  направлении  принялся.  Я  говорю
скучным голосом:
     - Сергей, тут к нам краболов в гости ползет.  Разбуди  внизу  Керита,
ему все одно на смену, а я пока попробую гостя споймать и выяснить, что им
от нас нужно.
     - Кому им? - вопрошает Сергей и, не дожидаясь ответа,  лезет  внутрь.
Как только из люка  появляется  Керитовская  голова,  я  слезаю  с  другой
стороны - если считать от диверсанта -  и  тоже  ползу  по-пластунски,  не
прямо в его сторону, а несколько вбок. Дело в том, что будь он  хоть  семи
пядей в своем безволосом лбу, вряд ли понял он связь  между  ракетницей  у
меня в руке и падающей звездой в небе, а  уж  о  возможностях  оптического
прицела ему вовек не догадаться. А раз так, то с тыла  я  его  возьму  как
миленького, морально к такому обороту дела не готового.
     С такими размышлениями я ползу, уже собрался заворачивать - как вдруг
из травы прямо мне в лицо поднимается жуткая краболовская  харя,  и  сзади
меня хватают за ноги. Перехитрил, называется! Короткий  свист,  удар,  меч
Керита бьет краболова  в  ухо,  и  тот  валится  набок.  Тотчас  ноги  мне
отпускают,  я  резво  перекатываюсь  вбок  и  вижу,  лежа  на  спине,  как
страхолюдный детина заносит надо мной  шипастую  дубину.  У  меня  в  руке
ракетница, и  я,  не  раздумывая,  пускаю  осветительный  снаряд  прямо  в
разинутый рот, а сам качусь себе дальше,  только  еще  одну  ракету  вверх
пустил. На полдороге между мной и танком стоит  Керит,  неподвижно  стоит,
видимо, обстановку осмысливает. Я, уже не скрываясь,  бегу  к  месту,  где
агент лежал, но его, конечно, уже и след простыл.  Встречают  меня  вместо
трофея две стрелы, одна из которых свистит  мимо,  а  вторая  втыкается  в
приклад винтовки, я ее уже на бегу перехватил  из-за  спины.  Из  танка  в
темноту грохочет пушка, и еще очередь -  в  степи  после  этого  раздается
крик. Ракета в небе уже погасла, а там,  где  я  свою  свободу  отстаивал,
горит небольшой костерчик, и, ей-богу, нету у меня никакой охоты смотреть,
во что превращается тот с дубиной.
     Залезли мы с Керитом в танк, а там полный шухер, все в боевых  позах,
с оружием. Знахарь хнычет,  на  него  в  суматохе  наступили.  Дрон  с  ЦП
докладывает:
     - Прямо по  курсу  скопление  материальных  существ,  около  десятка,
плотная группа. Враждебность очевидная. Может, из пушки по ним дать?
     Серчо  запрещает,  а  я  внутренне  считаю   Дроновское   предложение
справедливым, ибо разглядываю наконечник  стрелы,  в  винтовочный  приклад
воткнувшейся. Интересный наконечник, чем-то на  рыболовный  крючок  похож,
только острых загогулин на нем несколько, а если спереди  смотреть  -  как
звезда четырехлучевая получается. Чисимет подходит, на стрелу  глядит,  аж
передергивается весь. Керит тоже приблизился, очень аккуратно взял у  меня
стрелу, попросил верхний  люк  открыть  и  с  силой  ее  туда  выкидывает.
Улыбается и говорит: "Так спокойней".
     Вроде успокоилось в округе, и после небольшой перетасовки  все  спать
расползлись, кроме  Дрона  в  башне,  он  по  собственному  почину  сидеть
остался. Дотягиваем так часа  три  до  рассвета,  и  подъем.  Серчо  хочет
завтрак внутри устроить и, не вылезая, далее двинуть, но  мы  его  в  этом
разубеждаем. Исправленный локатор на километры  вокруг  не  показывает  ни
одного живого существа крупнее суслика, только  орел  снова  на  дежурство
заступил.
     Вылезли на крышу, и я место баталии осматриваю. В том  месте,  где  я
ракетницу не по назначению  употребил,  сейчас  небольшой  круг  обгорелой
травы, а в середине труп дубиновладельца, а в каком он состоянии  -  я  не
сильно интересуюсь, дабы аппетита не портить. А  дальше  -  два  краболова
мертвых, видать, очередью накрыло, они в таком состоянии еще страшнее, чем
просто. Эти картинки меня отнюдь не вдохновляют, и остальных тоже, так что
сначала мы все-таки проезжаем  с  километра  два,  а  потом  уже  завтрак.
Разговор вращается вокруг событий ночи - я бы удивился,  если  б  было  не
так. Сергей притащил отказавший блок одного из входных усилителей, Знахарь
его обглядел, обнюхал и заявляет, приняв  соответствующую  позу  и  сделав
лицо:
     - Я бы хотел обратить внимание многоуважаемых коллег на то,  что  при
защите таких важных узлов необходимо советоваться с более компетентными...
     Я бью Знахаря локтем в бок, он взмахивает руками и чуть не валится  с
танка,  но  зато,  восстановив   равновесие,   переходит   на   нормальный
человеческий язык.
     - В общем, блок не был защищен от хорового наговора.  Видимо,  в  том
отряде умеют их накладывать.
     Чисимет добавляет:
     - И стрелы у них странные. Такая стрела уж если в  человека  попадет,
то все. Такое оружие есть только у...
     - В общем, такие стрелы здесь не в ходу, - Керит Чисимета перебивает,
и у того на лице виноватое выражение мелькает, но быстро гасится. А у меня
все одно на уме. Киваю вверх:
     - А может, все же шугануть птичку?
     - Зачем? - Серчо спрашивает. - Прилетит  другой  и  повиснет  повыше,
только и всего.
     - Прямо так и прилетит.  По  радио  его  вызовут.  -  Это  Сергей  не
согласен,  но  дальше  этого  высказывания  протест  не  идет,   и   снова
противовоздушная операция отложена.
     Покатили мы дальше - а теперь за рычагами ночная смена, чувствую, что
скоро эти понятия - дневная, ночная - всякий смысл потеряют. Я,  пользуясь
свободной минутой, повышаю свой кругозор - выспрашиваю у Знахаря, как  так
у нас именно усилитель выбили: ведь  эти  диверсанты  просто  не  способны
знать, что он и где он. Знахарь, правда, тоже не  шибкий  спец  по  нашему
оборудованию, но разъяснил толково: когда идет на нас воздействие, то  его
задают чаще всего результатом, например, "ослепни, чудище". И при  наличии
в зрительной цепи чудища слабых мест поражаются именно они. Послы на крыше
сидят, тихо разговаривают. Серчо  Знахаря  подзывает  и  надевает  ему  на
голову  наушники,  мне  отсюда  видно  пульт,  на  нем  внешний   микрофон
подключен. Знахарь  слушает  недолго,  решительно  стаскивает  наушники  с
головы и говорит:
     - Этого языка я не знаю. Даже слов знакомых не проскакивает. Это  кто
так говорит?
     Серчо пальцем на люк показывает, Знахарь головой  кивает  и  на  свою
нару лезет. Не знаю как ему, а вот Серчо это сообщение радости в жизни  не
прибавило, по лицу видать. Я ему киваю - мол, что? - а он отвечает:
     - Сейчас, пожалуй, рановато, а вот  пустыню  пройдем,  и  надо  будет
серьезно поговорить с этими ребятами.
     И вот Серчо включает общую трансляцию и заявляет:
     - Внимание. Сейчас мы повернем на север, и к  Узкому  проходу  пойдем
через пустыню. Идти будем в закупоренном состоянии, иначе у нас много воды
уйдет, да и незачем наверх там лезть, под ветер и песок. Вопросы?
     У матросов нет  вопросов.  Я  без  лишних  напоминаний  пробираюсь  к
конденсатору  и  начинаю   проверять   его   начинку.   Кроме   собственно
водосборника там и остальной комплект замкнутого цикла находится. Время от
времени на очередной яме я соприкасаюсь головой с  его  открытой  крышкой,
что мне весьма не нравится, но слава богу, работа недолгая. Прокачал я все
кишки,  и  обратно  закрываю  -  готов  к  работе   агрегат.   Доложил   -
начальственное одобрение получил, что достаточно приятно. Местность,  пока
я шебуршился, совершенно  поменялась:  куда-то  трава  исчезла,  земля  не
коричневая теперь, а бурая и местами желтоватая, все больше примесь песка.
Серчо по внутренней трансляции объявляет:
     - Ну все, задраиваем  люки,  всем  вниз.  -  Это  значит,  начинается
великое сидение, на манер в консервной банке. Полюбовался  я  в  последний
раз на небо, оно все в пятнах мелких  облачков,  глотнул  воздуху  свежего
напоследок, и все. Если наши планы верны,  то  снова  на  крышу  вылезу  я
только дня через три. А сейчас спать мне предстоит, нам с Дроном,  видать,
ночью сидеть придется. Нам-то еще ничего,  а  вот  послы  наши  как  бы  с
безделья не скисли, и Знахарь с ними в компании.  Хотя  нет,  ничего  -  я
смотрю, он их уже в шашки играть учит, а у нас еще и карты есть.
     Съел я таблеточку - чтоб долго сна не ждать, а  будит  меня  к  смене
Знахарь довольно оригинальным способом:  просто  отстегивает  ремни,  и  я
начинаю кататься по койке, и хорошо, что очухался  до  того,  как  на  пол
слетел. Ужин, потом доклад Пьеро - матчасть  в  порядке,  происшествий  не
было, перерасходу  четыре  грамма  -  и  он  отваливает  играть,  Чисимету
партнера нет. На экранах - рельефная картинка, я пытаюсь вести по ней,  но
дело дохлое, песок никакой четкости не дает, и,  промучавшись  с  полчаса,
включаю фары и веду по оптике. Дрон светом из башни управляет, а я  дорогу
выбираю. Высвечивается то  холм  песчаный,  то  ложбина  межбарханная,  то
бугорок слежавшийся и вредный.  Эти  бугорки  под  гусеницами  то  даже  и
незаметно как проходят,  а  то  встряхивает  так,  что  шашки  с  доски  в
жилотсеке слетают, а они магнитные, между  прочим!  Серчо  мне  на  правый
экран дает подряд приборы, карту и  пяток  снимков  со  спутника  месячной
давности, а потом, видимо, на случай, если я сам не понял, резюмирует:
     - Часа через два начнется песчаная буря, всю  оптику  тебе,  конечно,
забьет, и привыкай лучше сразу вести по рельефу. Я попробую отрегулировать
локацию, чтобы четче давала рисунок.
     Пока мы говорили, Дрон уже подготовительные мероприятия провел: ствол
у пушки задраил, заслонки на стекла опустил, все честь по  чести.  Два  не
два, но полтора часа все было тихо, а потом  начинается:  ветерок  снаружи
засвистел, и видимость вроде поменьше  стала.  Я  перископ  задраивать  не
стал, а только пластину защитную опустил, ее пусть царапает  -  не  жалко.
Снаружи уже не свистит, а вой стоит, и кучи песка бьют прямо  нам  в  лоб.
Вести танк еще сложнее стало - хочешь холм объехать, а он  в  пять  секунд
переползает  метров  на  десять  и  снова  оказывается  прямо  по   курсу.
Попробовал я лавировать в таких условиях, потом плюнул - про себя, конечно
- и пошел напрямик. Теперь поездка наша на полет среди воздушных ям похожа
- то вниз идем, хвост задрав, то вверх с  дифферентом  чуть  ли  не  сорок
градусов. Мощность - конечно, не реактора, а моторов в колесах - сейчас на
максимуме, и если  так  пойдет,  то  скоро  придется  включать  экстренное
охлаждение, что не есть плюс. Средняя скорость, конечно, упала, а когда  я
еще газку наподдал - так уже не воздушные  ямы  пошли,  а  фигуры  высшего
пилотажа, нет уж, лучше помедленнее пойдем. Ветер уже прямо орет и все нас
засыпать пытается, но не успевает.
     К утру я выматываюсь настолько, что ставлю  вождение  на  автомат,  и
плевать на все изгибы. Дрон научной работой занят - считает число  толчков
на единицу времени, его можно понять - в  башне  делать  сейчас  абсолютно
нечего. Серчо, узнав об этом, дает  ему  задание  проверить  местность  на
активность,  тщательно  и  плотно.  Дрон  за  это  берется,  хотя  и   без
энтузиазма, а я все за Серчо переживаю - неспавший ведь,  бедняга,  сидит,
страхует нас. А Дрон кое-что интересного нашел! Материальных  очагов  нет,
но поле сильное и к нам  недружественное,  конкретно  к  нам.  Может,  оно
наведено издали, а может, и с незапамятных времен здесь  висит,  никто  из
нас сказать не может, и приходится просто примириться с фактом.
     Смена, Пьеро ко мне лезет, а на щеке синяк  красуется  -  последствия
этой ночи, плохо, видать, пристегнулся к койке.  Меняемся,  и  я  отползаю
вглубь, пытаясь парировать толчки и броски пола - такой качки я  давно  не
имел возможности ощущать. В жилотсеке все  спокойно  настолько,  насколько
это возможно. Заползаю на свою  лежанку  и  кругозора  ради  в  стеклоблок
смотрю. Там однообразная каша красного и желтого цветов, а  изредка  через
нее и небо прорывается, мутное и  серое.  Я  так  и  заснул,  безо  всяких
препаратов, а проснулся часов через пять - за окном  благодать  божья.  Ни
ветра, ни мутности в воздухе, до горизонта дюны или барханы - словом, кучи
песка, и из них изредка жесткие элементы торчат, глина ссохшаяся.  Цвет  у
них - золотой и сумрачный, а  в  небе  -  правильные  ряды  облаков  вдаль
уходят, и выглядит все достаточно мрачно.
     В отсеке обед. По этому случаю скорость сброшена, и  банки  консервов
не прыгают, как бывало,  по  столу,  а  стоят  спокойно,  только  медленно
кренятся вместе с ним туда-сюда. Но все  равно,  даже  в  таких  спокойных
условиях я ухитряюсь попасть вилкой вместо куска ставриды в масле  в  руку
Знахаря. Его тонкая душа не выдерживает, и он просит остановиться  вообще.
Пьеро тормозит, и Знахарь тыкается носом в стенку ЦП. Новая порция охов  и
стенаний, но она стихает, и все сидят и наслаждаются неподвижностью пола и
стен. Серчо сидит, подперев рукой опухшее лицо, и решает проблему: с одной
стороны, надо поскорей выбираться из этой песочницы, а с другой -  хочется
хоть немного отдохнуть от тряски и раскачиваний по этим барханам.  Наконец
выбрал:
     - Час - отдых и проверка матчасти. Сергей - сеанс связи с базой.
     Мою систему проверять нечего, она в работе. Лезу я в башню, там Дрон,
он датчик системы обзора на максимальных  уровнях  гоняет,  а  во  внешних
микрофонах ветер чуть-чуть посвистывает. То  дунет,  то  утихнет.  Я  беру
наушники и лезу в отсек обратно, сижу и слушаю этот шум,  весьма  приятный
тон. Минуты три я так молча кайфую, а потом вдруг осознаю, что ветерок  уж
очень периодично и каждый раз одной и той же мелодией свистит. Пока я  это
перевариваю, новые звуки в шум вплетаются. Теперь это уже  не  мелодия,  а
фраза на языке непонятном. Согласные звуки  шуршит  осыпающийся  песок,  а
гласные  ветерок  провывает.  Тон  спокойный,  размеренный,  гипнотический
какой-то, прямо в душу лезет, даром что языка не знаю. Я, прямо не  снимая
ушей, добираюсь к ЦП - там Сергей на базу  передает,  что  у  нас  датчики
понаписали - и  включаю  магнитофон,  затем  откручиваю  кассету  назад  -
записалось, я, признаться, сомневался. Я еще раз для верности  троекратное
повторение  записываю,  затем  стоп  -  а  Сергей  с  удивлением  на   мои
манипуляции смотрит. Я  ему  ничего  не  говорю  пока,  а  просто  включаю
звуковой фон, а наушники, наоборот, выключаю, мне еще уши пригодятся - мои
уши. Теперь, если это и вправду заклинание, то  мы  от  него  защищены,  а
запись - ее хоть сутки крути, вреда не принесет. Лезу к Серчо и докладываю
о новом повороте судьбы. Серчо запись слушает, а потом, сдержанно  одобрив
мои действия, подзывает Чисимета и предлагает магнитофонные наушники  ему.
Тот слушает, и лицо у него меняется примерно в  такой  последовательности:
внимание, испуг, обреченность, удивление и радость  недоверчивая  наконец.
Уж и запись кончилась, а Чисимет все еще сидит, рот раскрыл. Серчо с него,
как с чего-то неживого наушники снимает и тоном следователя спрашивает:
     - Этот язык тебе известен, ведь так?  Так  давай,  разъясни,  что  за
голос это, и чего он несет?
     Чисимет рот закрыл, но сидит молча, Серчо его взглядом сверлит,  а  я
только дивлюсь, как такой взгляд выдержать вообще можно.  Вообще  я  Серчо
побаиваюсь, а когда он еще и вот такой...
     Чисимет:
     - Для тех, кто языка этого не знает, голос не опасен. Но  я,  услышав
его, должен был потерять всякий разум, вылезти сейчас  отсюда  и  идти  по
пустыне, а что дальше было бы - я и гадать боюсь. Я не знаю, почему я  еще
сохраняю рассудок.
     Вся эта тирада идет под бледное лицо и подрагивающую челюсть.  Нам  с
Серчо такая информация тоже не в радость, и Серчо за решением в карман  не
лезет - отдает приказ трогаться вперед, и опять  пол  под  ногами  ходуном
ходит. В жилом отсеке - пятиминутка для избранного  круга:  Серчо,  Керит,
Чисимет, Знахарь и я в качестве свидетеля, которого вовремя не прогнали, а
потом стало не до него. Речь идет о  вреде  излишней  скрытности,  говорит
Серчо.
     - Я бы попросил  вас,  -  взгляд  на  посольство,  -  впредь  заранее
сообщать сведения о всякого рода затруднениях в пути, о  которых  известно
хоть что-то. А то глядите: с кем мы ночью столкнулись, знаете - а молчите.
Вот сейчас поющие пески - та же ситуация. Пока обошлось, а дальше? Ну, что
скажете?
     Рыцари начинают быстро препираться между  собою  опять  же  на  своем
языке, Но Серчо это пресекает:
     - Сразу давайте. Я и так к вам без особого доверия отношусь, а теперь
и вовсе за нежелательных пассажиров считать начну.  Со  всеми  вытекающими
мерами!
     Голос у Серчо позвякивающий, и это ничего хорошего не сулит. Со мной,
к примеру, таким тоном всего один раз беседа была,  когда  я  в  Восточном
походе танк набок завалил, причем  исключительно  по  дурости.  Серчо  мне
тогда пообещал "еще раз такое  -  и  тебя  здесь  не  будет"  -  вообще  в
экспедиции подразумевалось - слава богу,  что  "такого"  вроде  больше  не
было. И вот сейчас я на Серчо  смотрю