дный - под  началом  сотня,  медный  с
камнем - пять сотен. Серебро - тысяча, а камешек тут  уже  не  пять  тысяч
обозначает, а только две. Ну,  а  золото  -  войско.  Золотых  немного,  а
сколько - гном не говорит, а Чисимет не спрашивает. Так разговор  идет  до
тех пор, пока на дороге не показывается облако  пыли.  Оно  быстро  -  ну,
быстро-то оно так сказать, - приближается, и минут через пятнадцать  можно
разглядеть караван: три четверки лошадей с крытыми невысокими повозками.
     Караван широкой  дугой  заворачивает  к  станции  и  шумно  тормозит.
Пузатый напускается на кучеров - груз  срочный,  сколько  ждать!  Один  из
возниц, не оправдываясь, машет на него рукой, а  потом  приглашает  нас  в
телеги. "Карета  подана,  Граф!"  -  конечно,  Андрей.  Карета  широкая  и
вместительная, только головой в  полотняную  крышу  упираться  приходится,
Анлен с Ларбо тоже шеи выгибают, ну, а гномам большой разницы нету.
     Только кое-как устроились - снаружи  слышны  удары  кнута,  и  телега
резво дергается вперед. Так и едем весь день, на станциях даже не вылезая:
коней за минуту меняют, кроме одной, где обед за счет короля.
     Вечереет, а дорога все так же катится под колесами. То поля, то луга,
а изредка и  лесочки  попадаются,  пару  раз  мелькнули  деревеньки,  одна
ничего, другая свежесожженная. Анлен, если сначала  болтать  пыталась,  то
теперь уже все - укачалась, уморилась, и гномы тоже не в своей тарелке, но
говорят, на ночь остановки делать не будем. Я спрашиваю:
     - И сколько нам еще так трястись до этого города Серебряных Стен?
     А вот ответа получить не  удалось.  Фургон  тормозит  и  одновременно
взбрыкивает задом с такой силой, что я, продырявив башкой крышу, взмываю к
густо-синему небу,  а  следом  летит  не  успевший  ответить  гном.  Полет
недолгий и приземление удачно, но сразу  приходится  откатываться  вбок  -
шмякнулся я около испуганно ржущей лошади. Делаю это вовремя, а вот следом
приземлившийся  гном  получает  могучий  удар  копытами,  еще  толком   не
поднявшись, и вместе с топором исчезает  из  поля  зрения.  Общая  картина
такова: с обоих боков дороги - лес,  передняя  повозка  опрокинута  набок,
наша перевернута, а хвостовая стоит нормально, но  зато  разгорается,  как
куча сухого валежника. Лошади из упряжек  частью  повырывались,  а  частью
нет, но и те, и  другие  весьма  активно  дергаются,  метаются  и  ржут  с
прихрапом. Что-то в свете пожара гораздо больше народу мечется, чем ехало,
но мне это сейчас без разницы. Я лезу обратно в нашу телегу -  там  только
Анлен, она, конечно же, в обмороке,  дура!  Берусь  ее  волочь  -  а  руки
липкими становятся, э, это не просто обморок, у ней на  ноге  у  щиколотки
рана немаленькая,  наверное,  когда  повозка  переворачивалась,  на  топор
гномовский  напоролась  Анлен.  Отовсюду  несутся  крики,   угрожающие   и
нечленораздельные, а я пока вытаскиваю Анлен на воздух, раздираю рубаху  и
затягиваю девице ногу, заматываю рану и оставляю лежать - авось не помрет.
     А вокруг сражение кипит, повозка разгорелась, и в свете видно: Карами
кинжалом орудует, а Грэнью - топором, да еще  как  темпераментно!  На  них
прет куча оборванцев с копьями наперевес, а левее Чисимет и Ар с еще одной
такой же кучей сцепились. Гномы в рукопашном порядке третью группу теснят,
достаточно успешно. Оценив все это, я выхватываю из  рук  возницы  кнут  -
возница-то как слетел с козел, так до сих пор в сознание не пришел -  и  к
Ару с Чисиметом бегу. Кнута эти разбойнички  не  любят,  и  приходится  им
схлынуть, да и Ар с копьем и Чисимет с дубинкою, не иначе,  трофейной,  не
бездельничают. Из леса слышится выстрел, затем еще один. Я  оглядываюсь  -
ни Андрея, ни Брыка не  видать.  Карами  орет:  "Отходите,  кто  может,  к
передней повозке!.." Могут немногие. Эльфы, трое гномов, Ар с Чисиметом, а
Анлен я подтаскиваю как мешок с... мукою, скажем.  Гриня  уже  лук  где-то
раздобыл, сторожит, а волосатик ловит и впрягает недостающую лошадь. Я  не
выдерживаю:
     - Но ведь многих наших нету, как же их бросать?!
     Гриня, очень возбужденно:
     - Нету, так и не будет. Лесные их к себе уже  утащили,  хочешь  тоже?
Тогда иди, ищи! Нас тут стрелами  пощелкают,  и  все,  -  и  обращается  к
гномам: - Ну, а вы хоть теперь поняли? Ржавчина вас  ешь,  помогайте,  что
стоите?
     Дело и впрямь безнадежное, и я сам понимаю, что самое глупое сейчас -
это бегать по темному лесу в поисках собственной гибели. Итак, в фургон  с
полуоторванным верхом последними грузятся Ар и Грэнью, и мы  трогаемся  со
всей возможной прытью. Честно говоря, я не особо уверен,  что  все  сойдет
гладко и из леса удастся выбраться целиком, но до  самого  конца  зеленого
массива, черт бы его побрал, и до рассвета не происходит ничего, что могло
бы сойти хоть за намек на бандитов.
     Поднявшееся солнце освещает "карету" с  изодранным  верхом  и  девять
мрачных душ народу, а вернее сказать, разных народов  душ.  Анлен  головой
вертит, озирается. Как нога? - это я спросить хочу, но лишь гляжу  на  эту
ногу и решаю промолчать. Нога как нога, все  нормально,  никаких  страшных
шрамов и прочих нарушений формы. Если б я ночью сам не перевязывал, ничего
бы и не подумал. Нет, все ничего, и лучше оставить свои мысли при себе.
     Один из гномов то ли  нам  рассказывает,  то  ли  перед  самим  собой
оправдывается:
     - Эти, лесные, на Больших Дорогах еще ни разу не появлялись. Манера у
них такая - ночью засады делать и к  себе  народ  тащить,  кого  потом  на
продажу обратно, а кто и с ними остается.  А  ночью  в  лес  идти  -  дело
гадкое. Эти-то хоть живых народов разбойники, а кроме них  там  можно  еще
повстречаться...
     Мне противно и стыдно слушать  это  бормотание.  Сижу  и  кляну  себя
последними словами, ну, и остальную публику, конечно, не забываю. Чисимет,
видать, тоже терзается, выспрашивает Грэнью, кто это такой на нас  налетел
- эльф не очень вразумительно объясняет, что это  разбойники,  которые  не
хотят жить в мире и  согласии.  Анлен  просто  сидит  и  на  меня  глазами
сверкает - не уберег я Ларбо ейного, но уж я-то откуда что мог знать.  Так
в тягостном настроении  до  ближайшей  станции  и  добираемся.  Смотритель
охает, ахает, словом, страдает, но поспать не  дает.  Пересаживает  нас  в
новые экипажи - уже откровенные телеги, разве только что  опять  с  верхом
матерчатым, - и гони-погоняй. Эльфы, между  прочим,  опять  без  оружия  -
местные гномы и лук, и меч отбирают, я специально смотрел.
     Несмотря на толчки и тряску, я все же пристраиваюсь и кемарю перегона
три, а Анлен все так и сидит, вздыхая горестно, я ее утешить  пытался,  да
где там - она меня, небось, уже виновником всего твердо считать решила.
     А местность,  по  которой  мы  движемся,  потихоньку  становится  все
обжитей и обжитей. На  лужайках  овцы  кормятся,  поля  тоже  явно  чем-то
культурным засеяны, деревеньки встречаются, садами обсаженные, но  пепелищ
подозрительно много, и все свежие, чуть  ли  не  дымятся.  И  кое-где  уже
заново строительство идет. Так до вечера, и даже до  ночи.  В  темноте  то
тут, то там горят огни, навстречу все  чаще  попадаться  начинают  разного
рода транспортные средства на гужевой тяге, а часам к одиннадцати обе наши
телеги вливаются в большой караван - повозок  десять  или  двадцать  -  не
разглядеть. На  передней  фонарь  краснеется,  и  бежит  этот  караван  со
скоростью весьма немаленькой. Дорога и укатанная, и утрамбованная, если  б
не пыль, ехать было бы совсем приятно. А что в караване везут? В основном,
подводы грузовые, и лежит на них что-то круглое, в брезент затянутое.
     Вот сбоку возня: Ар додремал, уселся поудобнее, глотнул пыли  и  руку
мою в свою берет. Штука не хитрая, но надежная - что-то вроде азбуки Морзе
наощупь, причем не только слова можно передавать, но и выражение,  словом,
азбука глухонемых. Итак, Ар мне пересказывает содержание беседы  Грэнью  и
Карами. И тот, и другой ничего хорошего от  поездки  в  столицу  не  ждут.
Грэнью от своей тысячи оторвали под предлогом получения новых указаний, но
он считает, что его разжалуют и отправят в южное  войско,  что  позорно  и
обидно. Причину  такой  уверенности  Ар  не  понял,  но  вот  Карами  тоже
согласен, так и сказал, что ни за чем хорошим от войска, идущего на запад,
никого отрывать не будут. Ар прибавляет от себя:
     - И вообще, мне кажется, что гномы конвоируют не столько нас, сколько
эльфов.
     Такие вот пироги с котятами.  Получается,  что  мы  идем  довеском  с
арестантским транспортом?  Ладно,  поглядим,  что  будет  впереди  -  лезу
глядеть в прямом смысле слова. Ветерок пыль сносит, и я  наблюдаю  впереди
скопище огней вдали и два могучих огня поблизости. Костры, по  приближении
оказывается, разведены на двух невысоких  башнях,  а  между  ними  поперек
дороги подвешено бревно - пеший еще проползет, а  вот  конному  никак.  По
внешнюю же сторону дороги в оба  края  уходит  ров,  облицованный  камнем,
глубины неясной, а за ним невысокий вал.
     Возницы спешиваются и  идут  навстречу  караулу.  Несколько  коротких
разговоров,  и  оказавшиеся  за  бревном  ворота  раскрываются,  а  бревно
медленно идет вверх. Костры вспыхивают пламенем прямо нестерпимым,  светло
как днем, а караван медленно движется  между  ними  -  стража  внимательно
каждый транспорт осматривает. Затем  ворота  остаются  сзади,  и  мы  уже,
по-видимому, на территории столицы.
     Очень трудно разобрать, где мы едем, можно ориентироваться только  по
костеркам, горящим на башенках тут и там. Рулим  мы  между  ними  довольно
долго,  пока  не  останавливаемся  около  длинного  каменного  строения  с
небольшой дверью и двумя факелами в держалках над нею. Встречающие -  люди
и гномы - очень вежливо разводят нас по комнатам,  а  верней  сказать,  по
камерам. Каждая одноместная помещения - узкий  каменный  мешок  с  высоким
маленьким окном, нары сбоку. Впрочем, на нарах лежит тюфяк,  стоит,  опять
же, светильник с открытым огнем, словом, комфорт, если учесть  дорогу  без
роздыху.
     Решаю, что утро вечера мудреней, и валюсь на кровать, а из матраца  в
ответ на это с писком вылезает мышка и неторопливо удаляется в тень.
     Утра ждать долго не приходится: невыспавшегося, еще от путешествия  в
себя не пришедшего, ведут меня в общий зал, там уже вся компания в  сборе.
Ар сглатывает все ту же вечную лепешку и сообщает:
     - Нас сегодня к Куранаху поведут, будет разговор.
     Чисимет кивает, а Анлен добавляет что-то  в  смысле  "надо  попросить
освободить наших" - ишь, как ей все просто. Короли тоже не  все  могут,  я
это на своей шкуре испытал, но молчу, радужных надежд не  трогаю.  А  пока
что надо себя в порядок привести - в таком виде  ни  один  уважающий  себя
король с нами серьезно говорить не будет. Гном-стражник согласен и любезно
ведет к нашим манаткам, и, кое-как приодевшись, в сопровождении  почетного
караула из трех гномов и двух заросших мужиков с копьями  мы  торжественно
направляемся к Серебряному Замку, он высок и виден отовсюду, действительно
светло-серый и даже посверкивать пытается.
     А остальной город застроен хаотично, улицы  можно  узнать  только  по
наезженной земле. Дома разные - дерево, камень, мрамор даже  есть.  Народу
негусто - все больше люди, но есть и эльфы, и краболовы,  и  волосатенькие
на встречных телегах  правят.  На  нас  поглядывают,  но  так,  чтоб  было
незаметно - честь блюдут. В Круглом такая вот  процессия  враз  бы  толпой
обросла, а тут мы спокойно  до  замка  доходим.  Стены  замка  выложены  -
растопчи меня блоха, если не алюминиевыми плитками, посеревшими,  конечно,
но еще сохраняющими блеск.  А  если  приглядеться,  то  видно,  что  здесь
достаточно часто драят и шлифуют их. Но вот откуда его столько тут? Вон  в
Средних Землях гномы за алюминием чуть ли не в преисподнюю  лазили,  да  и
погорели на этом. Прямо на жиле Огненный сидел,  а  они  его  расшевелили.
Правда, жила была не просто самородный  алюминий,  а  активный  сплав,  на
Земле такой невозможен, хотя и самородный алюминий тоже...
     Пока я об этом размышляю, нас внутрь заводят и  ведут  то  коридорами
темными, то галереями светлыми, несколько раз передавая из рук  в  руки  -
теперь стража исключительно из эльфов навербована. Еще один коридор буквой
"зю", и перед нами тронный зал, так я понимаю. Высокий, светлый, мрамор  и
стекло, окна в полу отражаются. По стенам, как положено, караулы стоят,  а
у стены напротив Куранах самолично.  Ничего  особенного,  эльф  как  эльф,
только на троне сидит, и на волосах обруч из  красного  прозрачного  камня
целиком тесаный - так мне отсюда кажется. С обоих боков  по  три  трончика
поменее, на них сидят: гном, человек с бородой до пояса, но моложавый, еще
один гном, корявый до безобразия, два эльфа и краболов - вот  уж  кого  не
ожидал в совете увидеть! На советниках того же плана обручи, но зеленые  -
тоже, видать, чины немалые.
     Итак,  нас  сажают  на  встроенную  посреди  зала  скамью  резную  да
расписную, и затевается высокая беседа. Говорит от нас  Ар,  я  изредка  в
такт подвякиваю, а Чисимет меня за руку держит и  время  от  времени  свои
предложения тайным шифром  подает.  Анлен  же  так,  для  мебели  сидит  и
картиной любуется. После обязательных расшаркиваний переходим к  делу.  Ар
нашу историю рассказывает, не уточняя, правда, кто я такой и как в Круглое
попал. Получается, что я тоже вроде в посольство вхожу. Куранах и госсовет
упоминание о железном орле воспринимают достаточно  спокойно,  и  это  мне
нравится, ну, а дальше так вообще с  улыбкой  слушают.  Свой  разговор  Ар
завершает просьбой, во-первых, попытаться освободить захваченных наших,  а
во-вторых, помочь добраться до Соленого или хотя бы до Пресного моря.  При
этом делается профессионально тонкий  намек,  что,  мол,  мы  в  долгу  не
останемся.
     Куранах поднимается во всю королевскую осанку  и  совершает  ответный
спич. В нем свыше  всякой  меры  различных  благородностей,  упоминаний  о
чести-достоинстве и прочей геральдике. В глазах рябит, а в ушах свербит от
ежесекундных поминаний  о  Темных  силах,  Светлых  силах,  Завесе  Мрака,
Просветленных воинствах и так далее. Хорошо, я хоть немного к этой лексике
приучен и способен выделять факты  из  цветной  мешанины  подобных  речей.
Фактов,  впрочем,  негусто.  Куранах  считает  себя  спасителем  мира   от
Властелина и подобных, а также надеждой мира на счастливое  будущее.  Ради
светлого общего  дела  все  подданные  находятся  в  боевой  готовности  и
беспощадно преследуют черных лазутчиков. Пользы дела для - я так  понимаю,
когда совсем уж ничего не оставалось, - был в этих краях организован  Союз
Свободных Народов, кой нынче и имеет честь нас принимать. Я себе  замечаю,
что теперь неудивительно, что "самое северное королевство светлого народа"
так непохоже на все знакомые мне до сих пор эльфийские образования.
     Итак, что с нами делать, решит Высший Совет Союза Свободных  Народов,
а нас о решении сем известят. Совет  -  это  замечательно,  значит,  будут
говорить, а узнать, что - это наши проблемы. Я ставлю магнитофон на  режим
максимальной емкости и, когда мы выходим из зала, забываю его под скамьей.
     Опять переходики и мостики, и размещают  нас,  наконец,  в  небольшой
комнатке без окон, но зато с тремя  отдушинами  у  потолка  и  коврами  на
стенах.
     - Ну, - спрашиваю, - у кого какие впечатления? - а сам  показываю  на
стены и свои уши. Понимают все, даже Анлен, она  и  высказывает  требуемые
впечатления, самые лучшие, естественно.
     Потом наступает тишина - разговор идет через руки. Чисимет и  вправду
считает, что все  прекрасно  и  хорошо,  Ар  же  менее  радужно  настроен:
"Светлота, она, конечно, светлотою, но мы-то тут не подмога необходимая, а
просто незнакомцы неясные. Не те нынче времена,  когда  любой  более-менее
древний эльф с первого заходу умел понять, кто стоит перед ним."
     Дверь распахивается, входит  бравый  стражник  и  вносит  магнитофон:
"Вещь ваша, в зале забыли." Наверняка его перед тем, как отдавать понесли,
и обнюхали, и прообманивали, а опасности не нашли ребята - естественно! То
ли дело был бы какой-нибудь змей с порчей! Я отматываю ленту назад, ставлю
самый тихий звук, а Анлен, Чисимет и Ар принимаются говорить,  смеяться  -
словом, зашумлять.
     Первые слоги слов в записи иногда  глотаются,  но  понятно.  Разговор
куда как более деловой, никакой тебе возвышенной фразеологии, как было  на
аудиенции.  Прежде  всего,  во  мне  признают  "уртазым-могуза"  -   слово
вахлаковское, обозначает "совсем чужие люди с железных  островов".  Слухи,
значит, про нас и сюда  дошли.  После  идентификации  моей  персоны  идет,
видимо, продолжение старого спора, за кого нас,  уртазов,  считать.  Здесь
про нас ничего,  кроме  слухов,  неизвестно,  и  поэтому  спор  получается
беспредметный и неинтересный. Куранах его прекращает следующей  загадочной
фразой: "Если мы точно не знаем, значит, поможет друг", -  слово  друг  не
иначе, как с большой буквы произнесено, так же как  у  нас  в  свое  время
говорили "Враг". И дальше: "Советы Друга никогда не были лишними.  Сегодня
ночью я войду в комнату, а утром сообщу вам." Тут кто-то из свиты замечает
магнитофон и предлагает выяснить, что это за вещь.  Некоторое  время  идет
выяснение, потом его берет точно гном - по голосу ясно, - и уходит.  Шаги,
шаги, а потом такой разговор:
     "Ты всех собрал, все готово?"
     "Да. Только вчерашняя эстафета  еще  пятерых  привезла,  надо  срочно
рассовать".
     "А кто это?"
     "Три человека с Северного пограничья с серыми клеймами и два эльфа  -
тысячник и, кажется,  десятник  из  западного  войска,  последние,  кто  в
Заречном походе бывал".
     "Хорошо. Эту штуку в сундук надо передать, там сидят четверо, с  неба
упавших. Я думаю, тебе завтра и их рассовывать придется, если не уйдешь до
утра".
     В ответ короткий смешок и все - кроме нескольких перемолвок караулов,
передающих "штуковину" из рук в руки.
     Я беру  за  руки  Чисимета  с  Аром  и  передаю  все,  что  слышал  -
чисиметовский оптимизм резко пригасает. У меня есть кой-какие  соображения
насчет полученной информации, но высказать их я не  успеваю.  Раскрывается
дверь, вносится угощение, прямо вместе со столиком, а затем объявление:
     - Гленур, советник короля  свободных  народов,  оказывает  вам  честь
своим обществом!
     Это оказывается тот самый бородатый старикашка. Он этак  по-простецки
присаживается рядом и рекомендует,  в  каком  порядке  поглощать  эти  все
бутербродики, паштетики и салатики. Я, приглядевшись, наконец, к  зеленому
обручу у Гленура на седых волосах, принимаюсь  выспрашивать,  что  это  за
материал.
     - Это прозрачная кость, теплая и,  около  огня  если,  мягкая.  Ее  с
далекого юга привезли в подарок, совсем недавно, и наши мастера сделали из
нее, наконец, настоящие символы высокой власти, а не то, что раньше. Никто
не знает, откуда это прозрачная кость берется, и поэтому  она  у  нас  так
почитается.
     Ну, я-то, положим, знаю. Еще в Восточном походе  (ох,  когда  же  это
было) Серчо  от  какого-то  мелкопоместного  вождя  парой-тройкой  пластов
цветного оргстекла откупился,  и  вот,  пожалуйста,  оно  уже  "прозрачная
кость", атрибут власти. Гленур вообще  старикашка  говорливый,  и  Чисимет
втихую тянет из него все, что  только  можно,  а  что  нельзя,  старикашка
обходит весьма ловко - болтун-болтун, а понимает. Разговоры за  урожаи  да
за суховеи я пропускаю, а когда речь о внутренних  проблемах  заходит,  то
тут уже у всех ушки на стороже. А старичок все журчит:
     - Сущее бедствие! У этого наглеца, именующего себя Властелином, много
шпионов. Но еще больше у нас обретается  лазутчиков  разобщенных  сил.  Их
разброд для нас - спасение, и подданные тьмы для нас сейчас не опасны.  Но
если  темные  силы  соберутся  воедино,  то  даже  самому  Др