угу  придется
трудновато. И что самое неприятное - не каждый из прислужников знает сам о
себе! Растет, живет,  думает,  что  все,  как  надо,  ан  нет.  Может,  по
наследству передавшись, а может, при рождении кто положил, но есть на  нем
серое клеймо. Если взять кого живого, кроме эльфа, конечно, а так  любого,
серым клейменного, и положить крохотное, совсем слабенькое заклятье, какое
и издалека наслать можно, то сразу станет он верным  последователем  любой
темной силы, которая поведет за собой. А того  хуже  клеймо  бесцветное  -
сила, значит, дана дремлющая, и кто ее пробудит, тот и  хозяин  будет.  Их
трудно обнаружить, бесцветные клейма, лишь только самые  чуткие  их  могут
замечать.
     Дверь скрипуче открывается, на пороге стоит гном из  высшего  совета,
манит Гленура рукой, тот извиняется и покидает  зал.  Я  как  жевал  крыло
куриное, так с ним во рту и прыгаю и приникаю ухом к двери. За  ней  голос
прямо-таки разъяренного гнома:
     - Старый пень. Какого ты им про клейма начала трепать?!! Тебе же ясно
сказано: на том, который Алек, такая бесцветка лежит, что даже я  морщусь.
Покуражиться мог бы и в другое время. Ладно. Хватит развлечений, иди к ним
и распрощайся, скажи, мол, дело, тебя и вправду одно дело ждет.
     Гленур оправдывается:
     - Да ладно орать, все равно их на юг завтра, я уж заранее  знаю,  что
Друг посоветует.
     Я  откатываюсь  от  двери,  и  тут  же  возвращается  проштрафившийся
старикан, ссылается медовым голосом на государственные дела и исчезает,  я
даже глаз не поднял, до того жратвою наслаждаюсь.
     Снова мои разъяснения, и начинается наш совет  -  что  дальше  делать
будем. Вариантов много, но реально пока осуществим только один - сидеть  и
ждать утра, которое,  возможно,  будет  мудреней  этого  вечера.  Впрочем,
Чисимет просто так сидеть не желает:
     - Если уж меня считают за темную силу, то  я  устрою  нашим  хозяевам
веселую ночку, благо время позднее и по дворцу огни попригасали.
     Итак, Чисимет ведет основную линию, Ар помогает, я маскировку  кладу,
а Анлен так, на подхвате, аккумулятор, и вот  уже  первая  змейка  темноты
сгустилась и лежит, свернувшись в кольцо, а в воздухе начинаются  движения
и колебания. Двух змеек и трех марев вполне достаточно, за большим  просто
не уследить, и вот уже наши новоявленные призраки выскальзывают  -  кто  в
вентиляцию, кто в щель под дверью, а одно марево  решает  пойти  огнями  и
исчезает в пламени почти догоревшего  факела.  Начинается  работа,  как  в
учебном центре в старое доброе время. Одну змейку  сразу  же  ликвидировал
эльф-стражник, я ее, видимо, плохо укрыл, а сопротивляться  наши  творения
такого уровня не могут. Зато другие действуют весело  и  умело.  Интересно
видеть мир глазами призрака, хотя какие там глаза! Все серо, плоско,  зато
никакой темноты, и изредка появляется муаровый темно-синий  фон  -  нижняя
очаровка.
     Я до полусмерти пугаю  (не  я,  а  подшефная  змея,  конечно)  идущий
сменяться караул, а чисиметово марево  натыкается  на  спящего  в  поварне
краболова. Он, краболов, сначала ошарашен всплывшими  в  воздух  котлом  и
поварешкой, но быстро ориентируется, быстро запирает и  так  уже  закрытую
дверь и загоняет марево  в  угол,  там  ему  приходится  туго,  и  Чисимет
ликвидирует подопечного. Остальная троица  подбирается  к  комнатам,  где,
судя по всему, сидит сейчас Куранах.  Чем  ближе  наши  порождения  к  тем
местам подбираются, тем труднее становится держать их в узде. Вот  Чисимет
пытается заставить змейку отойти от той двери, но она вся извивается, но с
места ни на вершок, да и марева все сильней и сильней дрожат.
     На меня эмоции не идут, только обзор, но даже просто глядя на  Ара  с
Чисиметом, ясно, что что-то идет не так,  как  надо.  Они  попеременно  то
краснеют,  то  бледнеют,  а  мне  все  труднее  и  труднее  гасить  волны,
взбиваемые там, у комнаты. Еще немного, и пойдут автоколебания, и тогда...
Что будет тогда, Чисимет решает не выяснять. Он  разом  рассасывает  плоды
своих трудов и сбрасывает остатки в бесцветную тень. Что  хоть  случилось,
объяснил бы неграмотному?
     - Да я и сам не знаю, что, - говорит.  -  Как  ближе  туда,  так  мои
призраки просто взбунтовались. Такое впечатление, что они другого  хозяина
почуяли, посильней меня намного. Хорошо, что вся теневая нечисть,  которую
я творю, по моему приказу исчезает раз и навсегда.
     - Ага, - говорит ехидненько Ар, - исчезает.
     И на пару новых, недавно зажженных факелов показывает, там из  одного
пламени в другое скачет уцелевшее марево.  Попляшет  в  одном  языке  и  в
другой перейдет.
     - Ну, это ничего, - Чисимет успокаивает. - Огневичок статья особая. Я
его убить не могу, но и он нам вреда причинить ну, никак  не  сможет,  так
ведь, а?
     Огневичок превращается в мини-Чисимета,  согласно  кивает  головой  и
снова исчезает в пламени. Анлен очень уставшим голосом спрашивает:
     - А этот, другой хозяин, он что, в этой комнате сидит?
     Чисимет смеется:
     - Что ты! Он, наверное, далеко очень, а в  комнате  только  маленький
его образ, на который направлен кончик его мысли. Но какая же у него сила,
если даже сотворенные мною дурни рвались к  нему,  как  бабочки  на  свет.
Может быть, это и есть тот самый  Друг,  с  которым  Куранах  советоваться
хотел? Ладно, пока что  лягу-ка  я  спать,  устал  я  сильно,  да  и  все,
наверное.
     И то верно, но перед отбоем  нужно  выполнить  ритуал  вежливости.  Я
подхожу к стене, поднимаю ковер, вынимаю вбитый полчаса назад  в  слуховое
отверстие кляп и ору туда, что  есть  сил:  "Спокойной  ночи!!!"  В  ответ
раздается невнятное ругательство. Итак, что день грядущий нам готовит? - с
этой мыслью я и засыпаю.
     Подъем здесь устраивают ударами в железный щит. Анлен еще  перебирает
волосы, когда к нам заходит четверо гномов и без лишних слов ведут в  зал.
Куранах молчит. Вместо него корявый гном  объявляет,  что  "во  исполнение
воли короля великого Куранаха  чужеземцы  неизвестного  прошлого  с  целью
неясной к Пресному морю стремящиеся, а посему опасные для Союза  Свободных
Народов, а также как один из них бесцветного клейма носитель, направляются
в Южный Край для блага и чистоты государства нашего и всего Светлого дела.
Под надзором им пребывать одиннадцать лет, и потом отпущенными за  пределы
королевства быть. Или же быть им в Южном Краю вечно. Или же быть по  срока
истечению отправленными для очищения в места,  для  сего  предназначенные.
Или же быть им убитыми за непослушание и строптивость".
     Вот так оно и бывает: берут нас под стражу и ведут на какой-то двор у
стены. На нем десятка полтора телег, а на них клетки установлены.  Гном  с
железным обручем и прозрачным камнем на нем брюзжит:
     - Ну, куда теперь их девать? И так все забито!
     Голос у гнома знакомый - ну да, тот самый,  что  в  магнитофоне  был.
Итак, знакомец подходит ко мне и строго осматривает мешок, вытаскивает  из
него рацию, пару батарей и магнитофон, долго пытается  понять,  зачем  мне
это железо, и не обнаружив  никаких  скрытых  свойств,  отдает  обратно  -
однако мягкие у них тут порядки! Затем  команда  -  телеги  со  скрипом  и
скрежетом трогаются. В клетке со мной три  человека,  мрачный  орк  и  еще
кто-то неясный, хотя почему неясный - явный хаттлинг.
     - Ну, - говорю, - привет честной компании. Кто за что?
     Один из мужиков молча помогает мне  снять  мешок,  а  затем,  коротко
размахнувшись, организовывает мне зуботычину, а потом  ногой  в  живот;  я
лежу в углу клетки, вытираю кровь с губ и размышляю, что же во мне  такого
гадкого, что не понравился так?  Хаттлинг  хихикает,  а  орк  цедит:  "Сам
сначала расскажи".
     - А что, и расскажу, и драться незачем.  Путник  я,  иду  к  Пресному
морю, а Куранах на мне бесцветку нашел и на юга  отправил,  и  сотоварищей
моих, чтоб не обидно было.
     Тот, который бил, извиняется:
     - Ты не обижайся, я уж думал, ты из этих,  из  дворцовых,  уж  больно
нагло начал. А у нас тут народ простой и на них обиженный. Мы вот трое - с
серыми клеймами, хаттлинг с запада пленный, а он...
     Орк сам представляется:
     - Вез таких же вот на очищение, да разбежались, а собрать  лесные  не
дали. Вот теперь самого везут.
     - А что там, на юге? - я интересуюсь.
     - Болота. И в них всяческая живность и нежить. Их осушать надо, чтобы
после Общего Дела было где жить.
     - А что за "Общее Дело"?
     - Ну, ты как с луны прямо слез, ей-ей. Общее Дело  -  это  когда  все
станет хорошо, как в старые времена, о каких эльфы рассказывают. Но только
уже не только для них, но и для всех народов, в Союз входящих.
     Отходчивый мужик дополняет рассказ орка:
     - А вообще, никто толком не знает, что  это  такое,  и  как  все  это
будет. Куранах-то обещает со слов Друга, ну, и каждый понимает  по-своему.
Но говорят, что клейменных тогда отпустят,  кто  жив  будет.  Всему  этому
сейчас цена во.
     Мужик сводит пальцы на микронное расстояние. Я бы дал еще меньше,  но
это мое личное дело. Я отхожу в угол, сдвигаю хаттлинга и начинаю  думать.
Конечно, мы сглупили, сунувшись к королю с открытой душой без разведки, но
кто мог знать! Теперь не  о  прошлом,  о  будущем  надо  думать.  С  югов,
конечно, надо сбежать, но куда? И как выручать Ларбо и летчиков? А  может,
с этих болот -  да  на  бербазу,  и  оттуда  уже  устраивать  спасательные
операции - но на чем? Танка нет, самолета  тоже.  Или  вот  дурная  мысль:
выйти на этого самого Друга и его за жабры взять. Как же, взял один такой,
но все же, видимо, только в нем ключ к тому, что в этих краях  творится  -
ко всем этим южным болотам, гномо-эльфийским союзам, кстати,  надо  узнать
такую вещь:
     - Народ, а что, эльфы на юге тоже болота сушат да елки окучивают?
     В ответ звучит дружелюбный хохот, а орк поясняет:
     - Да они, если б так, от обиды перемерли б. Из эльфов  да  лупоглазых
второе южное войско состоит.
     - Это что же, им оружие дают?
     - В насмешку так говорится - войско.  Просто  у  них  работа  другая:
чистить то, что мы осушаем. Они в темноте видят, и нечисть чуют  -  вот  и
давят призраков да духов размазывают. Тоже не мед. А чтобы  они  за  собой
чистоту оставляли, за ними нас, гоблинов, приставляют,  и  срок  от  этого
зависит.
     - Это умно, ей-ей, - мужик усмехается. - Вам-то свою  родню  нечистую
куда как проще увидать.
     Орк узкими глазками из темноты посверкивает, злится, но молчит  -  он
один, мужиков трое, да и я тоже, наверно, не при деле  в  случае  чего  не
останусь. Так и едем.  Холстина,  что  на  крыше,  прогрелась,  вентиляции
никакой, духота и жара. Телега  то  скрипит,  то  визжит,  то  принимается
колыхаться, как дерево на ветру. Смены впечатлений никакой,  и  приходится
размышления продолжить.
     Итак, Друг ситный, он  же  закадычный.  Чисимет  почти  что  выпустил
призраков из рук, когда они были рядом с местом беседы Друга с  Куранахом.
Тот же Чисимет утверждает, что Друг находился в этот момент  далеко  и  на
наших дураков внимания  не  обратил.  Видать,  неслабый  он  колдун,  или,
вернее, маг. Колдун - это что-то мелкое,  деревенское,  в  лучшем  случае,
придворное, а маг - сам себе  на  уме,  и  политика  у  него  собственная.
Похоже, что сила у него вторая, если не первая.  Но  почему  же  он  тогда
сидит так тихо - ведь никто о нем и не слыхивал, а может, имеется в  виду,
что когда услышит, поздно будет? А зачем такой подход, когда стремления  к
равенству-братству направлены? И  для  стандартных  претензий  на  мировое
господство тоже не то. Он же не может  не  знать,  что,  Врага  раздолбав,
эльфы и близкие к ним ушли на Заокраинный, и сейчас можно сделать в тех же
Средних Землях любое абсолютно дело. Но Друг  сидит  тут,  манит  Куранаха
каким-то общим делом, а тот за него аж обеими руками держится, как  макака
за банан. Трудовые лагеря организовал, пожалуйста!  Конечно,  поосторожней
надо с земными аналогиями, но тут иначе и не скажешь. И  Властелина  этого
западного Друг не трогает, хотя он угроза "Общему Делу". А если  Властелин
и Куранах - марионетки? И Друг их стравливает в каких-то своих целях?  Мои
размышления прерывает какое-то карканье, визг смертельно напуганной лошади
и крики охраны.
     Повозка  тормозится,  и  все  ползают  по  стенкам  в  надежде  найти
какую-нибудь дырку. Дыр нет,  но  это  не  беда,  ибо  брезент  сдергивает
охрана. Обе лошади, тащившие нашу телегу, лежат в неживых позах, с драными
ранами на шеях и пробитыми черепами. Другие повозки не в лучшем состоянии,
только в одной упряжке верещит все еще живая лошаденка,  вряд  ли  ей  еще
бегать  придется.  Вокруг  -  благодать:  степь  с  цветочками,  кузнечики
стрекочут и птички цвиркают, а охрана - люди и  гномы  -  заняты  странным
делом - жгут пучки чего-то травоподобного и суют их в дыры в земле,  а  из
других поднимается дым. Контрастом со всей окружающей  гармоникой  из  нор
выбегают мерзкие звереныши - навроде хорька, но с  саблеобразными  задними
когтями и клювом на носу. Гномы их весьма ловко долбают топорами,  но  еще
большее количество этой мерзости убегает, улепетывает в степь. Я вспоминаю
Карами - не иначе, творения звездочета, от политики далекого.  Они,  гады,
видать, из нор на шеи лошадям  прыгали,  клювом  голову  били,  а  задними
когтями глотку драли.
     Лошадиные страдания заглушает истошный визг  -  один  хорь  влетел  в
клетку с Анлен и тремя толстенными бабами в передниках. Зверюга ошалел  от
всего происходящего и готов кинуться на первого попавшегося. Я, забыв  обо
всем, кидаюсь в решетке и готов ее зубами грызть, но тут  один  из  воинов
срезает хоря меткой стрелой. Хотя нет, стрела-то как раз была неметкая, но
такое впечатление, что кто-то ее как за ниточку дернул и в гада  направил.
Что-то уж  больно  много  чудес  вокруг  Анлен  происходит  в  критические
моменты, а?
     Начальник   конвоя,   гном   железный-обруч-с-халцедоном,    начинает
оперативно распоряжаться. Из клеток выгоняются все люди и орки -  орков  в
караване штук пять. Впрягшись в повозки, мы затаскиваем  их  на  ближайшую
высотку, метров пять над общим уровнем, холмом-то назвать стыдно, и ставим
кругом.
     Дальше  следует  маленькая  заминка:  обруч-с-камнем  замечает   моих
соседей по клетке и учиняет  хай,  а  воин  просто-железный-обруч  слушает
равнодушно и также равнодушно отвечает. Да,  мол,  знаю,  что  земляков  в
одной упаковке быть не должно. Да, мол, забыл. Да, мол,  сейчас  это  дело
поправим. Итак, небольшая перетасовка. Двух мужиков уволакивают неизвестно
куда, а к нам подселяют неизвестного краболова и Грэнью, он уже без обруча
серебряного. Гриня пытается разыграть  принцип:  орк,  человек,  краболов,
хаттлинг - в какую компанию попал! Но это ему не удается, ибо мы все сидим
по углам, а мужик-зубодробильник в середине, и  независимую  позицию,  ну,
никак не занять. Гриня долго размышляет, потом,  видимо,  узнав,  выбирает
меня.
     - Ты не против, если я рядом сяду?
     - Я-то нет. Не имею  привычки  на  товарища  свысока  глядеть  только
потому, что он другого народа. И вообще, здесь такого не любят,  -  это  я
говорю, а сам вспухшую губу почесываю для  большей  наглядности.  У  Грини
гонор несколько облезает, как краска с деревяшки - не то, чтоб совсем,  но
достаточно. Он встает и представляется:
     - Грэнью, бывший тысячник второго западного войска. Нарушен  сюда  за
нарушение законов о равенстве народов, хотя это ложь и доносы, -  помолчал
Гриня и поправился, - в основном ложь и доносы. Но я не знаю, кто из  моей
тысячи мог так подло меня продать.
     Мужик по очереди всех представляет в том же дипломатическом  тоне,  а
краболов оказывается кем-то вроде браконьера,  там  свои  тонкости,  да  я
вникать не стал. Кстати, мужика зовут длинно и трехсложно,  а  в  переводе
получается "Взубногой" - подходяще. Гриня видит рядом и шумно терзается  -
кто же такой подлец в тысяче нашелся. Я не выдерживаю:
     - Да не в тысяче твоей доносы писали! В самой столице их придумывали,
за то, что ты в Заречном походе бывал, я разговор такой слышал случайно.
     - Да нет, быть такого не может! Хотя... ты знаешь, из своих товарищей
по походу в последнее время вот  только  Карами  повстречал,  и  он  же  в
столицу ехал. Может, тоже так же сейчас в караване?
     Я сочувствую, подохиваю и водвздыхиваю, а затем принимаюсь  выяснять,
что за такой Заречный поход хитрый?
     - Да был такой лет двенадцать назад. Просили  нас  соседи  -  было  с
востока за рекой государство не  очень  сильное  -  помочь  против  набега
северных гоблинов. Белых  урхов,  так  они  зовутся.  Ну,  собрали  у  нас
пол-восточного войска, пошли, через реку переправились и  собрались  урхов
бить, как тут приказ, что мол, не спасать надо соседей, а душить их  надо,
ибо  свила  в  их  душах  гнездо  жажда  земель  и  вод,  и  вообще,   они
потенциальные предатели. Ну, а так как люди, свою  силу  осознавшие,  есть
опасность и для мира вообще, и для Общего Дела в частности, то вывод один!
Словом, помогли мы соседям, умело и здорово. Но вот ведь штука: ни  одного
подтверждения тому, что они жаждут земель  и  вод,  не  нашлось.  Так  что
уходили мы с развалин с некоторым сомнением в душах. Правда,  потом  стало
возможным, перевести  Восточной  войско  против  Властелина,  и  восточным
границам более охрана не требуется.
     - А что это так, - я спрашиваю. - Ведь там же, на развалинах,  небось
эти белые урхи хозяйничать взялись?
     - Ну и что? На них Друг наложил  очищающее  заклятие,  и  ничего  они
теперь против нас не сделают, и не подумают.
     На этом Гриня экскурс в историю кончает. Занятно. Значит, Друг руками
и мечами Куранаха придавил видимо не такой уж и  гадкий  народ,  а  потом,
помахав кадилом и подпустив ладану, посадил там своих  подручных.  Кстати,
очищенный урх - это нечто интересное,  это  все  равно,  что  вымытый  ком
грязи. Да, Друг закадычный, взять бы тебя за кадычок, да руки коротковаты.
И клетка прочная, даром что деревянная. Ну,  ладно,  а  пока  -  тянуть  и
тянуть сведения.
     - Грэнью, а что это за Общее Дело такое, именем  которого  здесь  вся
жизнь творится?
     - Да, это то, ради чего мя все  и  живем.  Общее  Дело  -  это  когда
появится вновь на земле древняя магия эльфов  и  остальных  перворожденных
народов. Тогда вновь воцарится тишина и  спокойствие,  как  в  то  далекое
время, когда не было в мире злобы и страха,  и  всем  хватало  места,  где
жить. Но тебе, уртазым-могузу, этого не понять.
     Лихо  сказано!  Зато  уртазым-могуз  способен  понять   другое.   Ну,
например, что у, скажем, гномов свое мнение, чья магия должна вернуться  и
кто окажется в категории остальных. Но, в конце-концов,  какое  мое  дело?
Мне нужно-то всего ничего - из этой дыры  выползти  и  ребят  вытащить,  а
остальное лажа. А кто кого, это их дела. Все одно, магию  и  весь  настрой
начальных дней вернуть  сможет  разве  что  носитель  нулевой  силы,  если
господствующий сверхнулевик позволит, да и есть ли он вообще? Теоретически
должен быть, но пока на опыте не наблюдался.
     Шорох по  крышке  -  она,  слетев,  обнаруживает  небо  с  синеватыми
оттенками. Облака: какие повыше - белые, какие  в  серединке  -  желтые  и
красные, а что снизу - серота. На костре  в  середине  круга  телег  гномы
что-то варят, а часть обносит арестантов  неизменными  бубликами.  Я  свой
поедаю с аппетитом, а Гриня отдает паек краболову, мол, не хочется. Солнце
садится окончательно, жиденький вечер кончен,  и  ночь  берется  за  дело.
Гномы засыпают один за другим, храпят чуть ли не все разом, как под  счет.
И караульный тоже - клевал носом, клевал, да  и  повалился  на  мешок.  Во
сонное царство, как заколдовал кто!
     В костре весело трещат дрова - оглобли на топливо пошли, - и потом  в
языках  пламени  появляется  тот  самый  огневичок.  Он   развлекается   и
изображает из себя то г