этом тарараму. Основной отряд будет  ждать  добытчиков  и
одновременно пошлет разведку выяснить, что там за  башенки-бугорки  такие.
Договорились,  пошли.  Склон,  дорога  и  наконец  поселок.  Амгама,   тот
привычный, а я все ускорить шаг пытаюсь, хотя  и  абсолютно  незачем  это,
и-ка не подведут. Место встречи выбрано, разведка уходит вперед,  фуражиры
уходят  назад,  и  остается  нас  совсем  мало.  Амгама   вновь   начинает
препирательства с  Амазаром,  теперь  уже  на  качественно  новом  уровне.
Задание, мол, выполнено, для вящей сохранности  информации  и  собственных
шкур впридачу надо бы кончать бесцельные блуждания и  поворачивать  домой.
Торопливый так не  считает.  Амгама  апеллирует  к  одному  из  и-ка,  тот
помалкивает, вместо него короткими  и  скупыми  фразами  отвечает  Амазар.
Анлен несколько раз пытается вмешаться в разговор, но к  ней  внимания  не
больше, чем на дворняжку, во время беседы хозяев тявкающую, и поэтому  она
уже в  полукипящем  состоянии.  Спор  прерывается  прибытием  одновременно
разведчиков и снабженцев - последние с уловом, но встревожены. Это вахлаки
- встревожены, в переводе на человеческое состояние  это  будет  близко  к
панике: в поселок прибыла еще одна партия войск, и соединившись с  дневной
порцией, размещается по дну долины с  явным  намерением  двинуться  вверх.
Красные плащи сумели неведомо как обнаружить присутствие и-ка, к  счастью,
приняв их за бесхозных ночных бродяг, из тех, что живут своей, до сих  пор
никому не понятной жизнью с незапамятных времен, никому не мешая  и  опять
же никому не принося пользы.
     - Красные плащи опасны, - говорит один из туманников, - они знакомы с
невоплощенными силами, и сами могут их использовать. Мы не  сможем  скрыть
от них отряд.
     Амазар оборачивается к разведке  -  тоже  невесело.  Бугорки,  как  и
ожидалось, оказались  сторожевыми  постами,  между  ними  все  сровнено  и
сглажено. И еще - дальше и чуть выше по этой  сровненной  земле  раскидано
множество прозрачных стеклянных колпачков, в которых ничего нет,  но  и-ка
утверждает, что как раз они и есть главная опасность. Эти  колпачки  очень
незаметны и стоят густо, а напарываться на них ну никак  нельзя.  Днем  их
еще можно было бы обойти, а сейчас... Амазар делает вывод: идти  навстречу
цепи бессмысленно, вбок не проскользнуть - значит, надо идти  через  линию
фортов. Деваться некуда, дорога вверх!
     Подъем нетрудный, я ошиваюсь рядом с Анлен и наконец, улучив  момент,
спрашиваю:
     - Слушай, я никак не могу понять, почему у  Друга  такие  примитивные
методы? Ведь ему уже давно пора заметить, что  в  его  владениях  творится
что-то неладное. Даже я, отнюдь  не  самый  шарящий  во  всяких  маговских
делах, могу прямо сейчас назвать три, а  то  и  четыре  способа,  которыми
можно вмиг нас отыскать и угробить. А тут - слуги туповатые,  капканы  вот
эти...
     - Я же тебе говорила, что его внимание раскинуто на сотню  дел.  Друг
умеет заниматься одновременно  всем  понемногу,  не  затрачивая  при  этом
больших усилий. Когда он поймет, что странные события в его землях - следы
кого-то проникшего извне, то будь уверен, такими вот простыми вещами  дело
не ограничится. Мне кажется, что это будет уже скоро, мы  опережаем  Друга
совсем на немного!
     Через какое-то время остатки луны исчезают из виду, и очень стати, мы
уже лежим около контрольной полосы. Командиры ждут, чтобы  облака  закрыли
еще и звезды, но приходится поторопиться - далеко внизу,  сзади,  одна  за
другой зажигаются маленькие красные точки - факелы в  руках  идущих  вверх
воинов.  Они  растянуты  цепью  в  обе  стороны  долины,  и  несмотря   на
нешуточность положения,  я  вдруг  вспоминаю  линии  огоньков  праздничной
иллюминации  и  от  всей  души  прошу  неизвестно  кого,  чтобы  хоть  без
фейерверка обошлось.
     Мы делимся на две группы, в одной Амазар и горнострановцы,  в  другой
все остальные, и по два и-ка с каждой половинкой. Один из тех, что с нами,
предупреждает:
     - Будьте очень осторожны. Если хоть один колпачок будет разрушен,  не
выживет никто из вас, да и для нас тоже есть опасность.
     Горнострановцы уже исчезли  из  виду,  хотя  если  очень  внимательно
смотреть, можно уловить тонкую колышащуюся границу между тем, что  я  вижу
сам, и тем, что заставляет видеть и-ка. Таким же манером исчезаем и мы,  и
подходим к выровненной меже. Второй и-ка тоже  исчезает,  зато  стеклянные
пупырышки на земле начинают светиться ядовито-желтым светом с тошнотворной
прозеленью. Свечение не равномерное, а как будто живое, и центр его  хищно
смещается в ту сторону, где кто-нибудь из нас ближе. Медленно  идти  надо,
иной раз по минуте думаешь, где ногу поставить, один из вахлаков  в  такую
гущу забрел, что встал враскоряку и ни назад, ни  вперед,  пришлось  двоим
другим вытаскивать. И еще дело есть - я, как замыкающий, осторожно  и  без
стука заравниваю следы: где щебеночкой из горсти присыплю, а где  камешком
заложу. Когда защитный пояс пройден,  один  из  вновь  сконденсировавшихся
и-ка сообщает:
     - Мы сейчас направляемся в самое сердце здешних  сил.  Я  уже  сейчас
чувствую напряжение, которого не знал никогда.
     Амгама перебрасывается с Амазаром парой слов  и  направляет  отряд  к
двум  торчащим  скалам,  образующим  друг  с  другом  почти  прямой  угол.
Правильно, лучшего места для привала здесь не найти. Под  их  общей  тенью
происходит раздача провизии, опять трофейные  травяные  лепешки  и  прочее
меню - без изменений. В середине обеда вдруг еще один туманник является на
глаза:
     - Сейчас тот, кто есть хозяин  там,  за  перевалом,  одним  из  своих
воплощений ведет разговор с кем-то. Я могу  подслушать  его  и  изобразить
собой то, что он видит и слышит. Думаю, это будет вам интересно.
     Возражений нет, и мужичонка  сначала  растекается  плотным  осязаемым
туманом, а потом вся плоскость скалы превращается во что-то типа  подложки
с голографильмом.
     Каменная  стена,  низкий  потолок,  пара  еле-еле  чадящих   факелов.
Прижавшись спиной к стене, стоит Пахан, он не просто зол, он взбешен. Судя
по движениям лица, он орет, но и-ка передает его слова ровно и бесцветно:
     - Значит вот оно как. А я тебе не верю и не поверю,  понял.  Я  прошу
одно, а ты мало того что обещаешь совсем другое, так еще твои  обещания  и
не стоят ни хрена. Красиво все расписал, да только я Ат-Бастала знал и  до
того, и после. Он ведь тоже снять проклятие просил, а потом  вдруг  на  Юг
полез... - Пахан продолжает орать, но и-ка почему-то молчит. Затем и Пахан
рот закрывает, а наш комментатор наоборот ожил  -  видимо,  заговорил  сам
Друг, верней, его воплощение.
     - Я вижу, ты глуп, потому что, во-первых, не видишь своей  выгоды,  а
во-вторых потому, что думаешь, что твои слова что-то значат.  Я  не  желаю
тратить время на разговоры без толку. При желании  ты  мог  бы  меня  даже
обмануть, ну а так - тебе же хуже.  Во  внешнем  мире  ты  мне  пользы  не
принесешь, а здесь куда-нибудь сгодишься.
     В "кадр"  входит  никто  иной  как  Паханенок  и  с  веселым  личиком
предлагает:
     - А может, отдадим его мне?
     - Ну, ну, - отвечает Друг,  -  тебе  и  так  для  начала  подчиненных
достаточно. Мертвецов у меня пока хватает, а вот живую душу, да еще такую,
как этот - наглую да несговорчивую - найду куда пристроить. Следующая ночь
как раз для него.
     Пахан раскрывает рот, и тут картинка резко  -  не  гаснет,  а  теряет
всяческие очертания, как ложкой в стакане  взболтанная.  Эта  бесформенная
куча дергается, как будто  пытается  принять  какую-то  форму,  но  кто-то
дергающий в разные стороны постоянно не дает это сделать. Анлен с  криком:
"Я сейчас!" - кидается в центр этого водоворота, но не успевает  -  только
что почти осязаемый комок расплывается  обычным  тихим  туманом,  а  Анлен
стоит посреди него с видом совершенно потерянным, мол, "как же это  так?".
Вокруг  всеобщая  непонятливость,  но  длится   она   недолго.   Один   из
пухлобородых - он тоже вскочил вместе с Анлен - с нажимом говорит:
     - Необходимо быстро уходить отсюда. Все равно куда, Разговоры потом.
     Амазар резко выкрикивает два  слова  и  хватает  свой  мешок,  и  все
следом. Начинается бег по склону вверх. Первые минуты я еще держу темп,  а
потом сдыхаю, и два вахлака без слов хватают меня  под  мышки  -  остается
только ногами перебирать. Рядом семенят  трое  пухлобородых  -  а  где  же
четвертый? - не знаю, все молчат. Амазар уверенно ведет  отряд  к  верхней
кромке горы, она резко выделяется на фоне неба темной  ломаной  чертой.  А
сзади - не так уж и далеко - загораются один за  другим  костры  по  линии
фортов, их полоса вытягивается  строго  горизонтально,  насколько  хватает
глаз.  А  там,  где  две  скалы,  около  которых  мы  сидели,   вспыхивает
бело-голубое пламя, и на фоне его  как  статуя  чернеет  отпустивший  меня
наконец широкоплечий вахлак. Вспышка опадает сначала ярко-алыми,  а  затем
все темнеющими красными каплями и в считанные секунды гаснет. И снова, как
очнувшись, мы кидаемся вверх, по все круче и круче  загибающемуся  склону.
Тут уже не побежишь, приходится карабкаться на  четвереньках,  упираясь  в
случайные выщерблины. Очень долгим кажется подъем, и когда  мы  выбираемся
на гребень, я удивляюсь, почему еще небо  такое  темное.  Вниз  в  темноту
уходит  ужасающе  крутой  обрыв,  да  и  весь  ландшафт,  который   виден,
напоминает край глубокой ямы. Амазар этим не смущен и  даже  не  озадачен.
Отрывистым голосом отдается приказ, и из мешков появляются крючья, клинья,
канаты и прочее альпинистское снаряжение, в котором я не разбираюсь, да  и
не надо - горцы сами с усами. Вахлаки привычно готовятся к спуску, а  один
из них, довольно грамотно говоря на всеобщем, дает инструкции мне с Анлен.
И-ка тоже слушают внимательно - вручную спускаться, значит, будут. Веревки
уже висят, вахлаки лезут вниз, и  из  темноты  доносится  осторожный  стук
молотков. Где-то в середине общей партии  лезу  и  я,  веревка  тонкая,  и
хотелось бы верить, что прочная. Без сноровки очень неприятно  висеть  над
неизвестной  глубины  пропастью,  да  и  технология  спуска,  несмотря  на
объяснения, доверия не вызывает: то и дело  кто-нибудь  тихо  обрушивается
вниз и повисает на коротком отрезке веревки, цепляется, и тут  же  к  нему
еще трое лезут, а нас с Анлен на другой  канат  сгоняют.  На  параллельной
веревке  зависли  все  три  и-ка,  и  я  им  для  поднятия  духа   советую
превратиться в орлов или других каких птичек и вниз  слететь  безо  всяких
приспособлений. Один отвечает без шутливости:
     - Неужели ты не понял? Наша маскировка и так уже  почти  не  скрывает
нас, и уж как только мы проявим свою сущность, сразу же внимание  здешнего
хозяина будет привлечено сюда, и мы не сможем  устоять  перед  ним.  Тогда
останется один выход, а какой - ты уже видел.
     Я очень хотел бы разобраться поподробнее,  но  в  макушку  уже  тычет
Амгамовский сапог, и приходится ускоренным темпом ползти вниз, затем лезть
на другую веревку, и тут сверху совершенно беззвучно  стреляет  по  глазам
ярчайшая  вспышка,  такое  же  бело-голубое  пламя,  как  час  назад.  Это
действует как удар, мои руки едва не выпускают веревку,  глаза  ничего  не
видят, но слышен удаляющийся вниз грохот камнепада. Когда я снова  начинаю
различать окружающее, то прежде всего осматриваю свой  участок  веревки  -
цел, и сотоварищи, на ней висящие,  тоже  целы.  Справа  веревка  тоже  на
месте, а вот левой нету. Нету даже следов ни от нее, ни от тех, кто на ней
висел, и я наконец понимаю, что это был за камнепад. Сверху голос Амгамы:
     - Быстрее, быстрее, скоро  рассвет!  -  ну,  может  и  не  скоро,  но
торопиться, конечно же, стоит. Вахлаки-скалолазы  бегают  теперь  не  хуже
пауков, а я просто - то спускаюсь, то зависаю в неподвижности.
     Несмотря на всю спешку, солнце все же застает нас на стене, хотя и не
так уж высоко, но пока светало, я вдоволь успел налюбоваться на те  места,
где нам предстоит бродить. Это  действительно  почти  точно  круглая  яма,
вернее, даже кратер, вдающийся вглубь на десятки, а  то  и  сотни  метров.
Как-будто из-под земли втянули внутрь мягкую поверхность и  так  заставили
застыть. Поперечник кратера километров  пять-восемь,  а  коническое  днище
усеяно скалами, осыпями, курганами,  провалами  -  совершенно  истерзанная
земля. То там, то тут видны скопления грубых построек, и из них,  а  то  и
просто из расселин уходят в небо разноцветные дымы - то желтая, то  сизая,
то грязно-фиолетовая струя перечеркивает сияющее утренней свежестью  небо.
Прямо под нашими  ногами,  на  дне  уж  совсем  отвесной  пропасти  бурлит
мутно-коричневая речка, она теряется где-то в глинистых холмах,  а  дальше
никакой воды не видно, кроме круглого или овального озера смолисто-черного
цвета почти точно в середине кратера. Вся котловина постепенно заполняется
дымкой, а на противоположной стене никаких  подробностей  и  самым  ранним
утром нельзя было различить.
     Спуск продолжается, и через четверть часа  Амгама  стоит  по  пояс  в
речке, принимает на руки Анлен и безо всякого удовольствия несет к берегу.
Я, понятно, такой милости лишен и  бултыхаюсь  сам  по  себе.  Напор  воды
силен, и я не удивляюсь, почему не видно останков упавших. Только один  из
вахлаков, с печкой на спине, застрял между камнями.  Течение  шевелит  его
руку, и кажется, что он желает нам счастливого пути.  На  берегу  обтекают
уцелевшие, всего двенадцать нас, считая меня  с  Анлен.  Оба  руководителя
живы, они  оглядываются  по  сторонам,  осваиваясь  с  обстановкой.  Анлен
нарушает молчание:
     - Скоро здесь будут глаза и  уши  нашего  врага.  Нужно  уходить  еще
дальше.
     - Уходить, бежать, прятаться!  -  наконец  прорывает  Амгаму.  -  Да,
конечно, но только зачем было  сюда  лезть?!  -  Анлен  пытается  вставить
слово, но он ее не слушает. - Когда я ходил по Хребту, я знал, что и  кому
надо, а тут - залезли незнамо куда,  да  еще  и  тут  начинают  как  ослом
править, да еще кто! Грязная тварь, мало ли что она о себе скажет, а  Алек
верит без оглядки. Да и сам он с три короба наложил, я поверил! Да я.... -
оставшейся частью фразы Амгама давится как сливовой  косточкой.  Там,  где
только что сидела носатая смуглокожая "грязная тварь" с обломанным  зубом,
имеет место сама Анлен, такая, какой я  ее  встретил  над  пропастью.  Она
лениво потягивается и сладким голосом подбадривает Амгаму:
     - Да, я слушаю тебя?
     Амазар собою владеет лучше,  и  пока  Амгама  пытается  рот  закрыть,
спрашивает:
     - Что случилось с и-ка?
     - Их нет. Я думаю, они почувствовали, что  могут  быть  обнаружены  и
порабощены, и не смогли уйти иначе.
     Амгама:
     - Как отсюда выбраться?
     - Думаешь, я знаю? - голос  Анлен  теряет  медоточивость,  становится
жестче, она продолжает: - Если ты обеспокоен своим заданием, то тут все  в
порядке - мой гонец известит кого надо. А если за шкуру свою  дрожишь,  то
увы, нет тут дороги ровной. Так что решай, иметь ли дело с грязной  тварью
дальше, а я и те, кто верит мне, сейчас будем уходить с этого места.
     Амазар говорит одно короткое слово и делает шаг к Анлен, туда же и я,
правда, молча, и остальные вахлаки. Последним пристраивается  Амгама,  при
этом объявляя что-то по-вахлацки, а мне объясняет:
     - Не начальник я им теперь, рядовой я нынче, вот как.
     Амазар ничуть этим жестом не растроган, он деловито  отдает  приказы.
Анлен получает маскировочную накидку и прячет свои вновь пушистые  светлые
волосы под капюшон. Мне маскировки не надо  -  урховское  одеяние  хоть  и
противно на себе иметь, но для подобных развлечений оно приспособлено  как
нельзя лучше.
     Отряд движется по извилистым расщелинам в скалах, где пригнувшись,  а
где и ползком. К полудню мы от стены удалились всего-то километра на  три,
но каких! Тут и пропасти с  чем-то  зеленым  на  дне,  и  осыпи,  и  голые
пространства, которые надо перебегать поодиночке, а потом  выжидать  минут
по десять, вжавшись в камень. А над кручей, по которой мы спускались, реют
кругами то ли грифы, то ли вороны, а  может,  еще  какие-нибудь  столь  же
симпатичные пернатые. Солнце в зените, теней почти нет. От  распадка,  где
залегла  наша  группка  с  полкилометра  до  беспорядочного  нагромождения
железных и каменных построек, цилиндров, кубов, труб, а из  самого  центра
мохнатым столбом  поднимается  зеленоватый  дым.  Что  это  такое,  понять
невозможно, а у меня полная ассоциация с  химзаводом,  даже  знакомый  куб
серого тумана рядом за газохранилище сойдет. Я трясу головой, цепляюсь  за
ножны соседа и ощупываю царапину на щеке, но дурацкое сравнение из  мозгов
не уходит. От "комбината" начинается ровная дорога,  она  проходит  сквозь
трубу в склоне рыжего террикона и  дальше  постепенно  теряется  в  мутной
дымке, с каждым часом все плотнее затягивающей котловину. Амгама замечает:
     - Есть дорога, значит, есть кому ездить, а  может,  она  и  к  выходу
отсюда ведет? А то сидим пока в этой дыре, как муха в тарелке.
     Рядом с терриконом торчит  примитивный  копер,  его  колесо  начинает
вращаться, потом останавливается, и снова ни  одного  движения  в  округе.
Потом, минуты через три, из мешанины камня и  железа  появляется  довольно
хитрая повозка - два длинных треугольных чана вдоль шестиколесной  телеги.
Она катится по дороге сама, под уклон,  она  проходит  через  трубу,  чуть
притормаживает и катит дальше. Я пихаю Амазара, но он и так сообразил, что
к чему, и хрипит ребятам по-вахлацки. Снова по тропе самоубийц, теперь уже
вокруг террикона, к выходу из трубы. Платформа с чанами  все  еще  катится
куда-то в  сторону  центрального  озера,  которого  уже  почти  не  видно.
Конечно, мало шансов, что таким манером удастся выбраться, но  еще  меньше
вариантов идти искать выхода самим. Ночь здесь не  спасительница,  а  днем
двигать - вон только что над головой очередной стервятник прошел, и хорошо
что так, а ведь мог бы и  задержаться.  Из  отверстия  трубы  показывается
очередная телега. Ближайший к дороге вахлак бросается вперед и очень ловко
ввинчивается между корытами - лиха беда начало.  Амгама  шепчет,  слизывая
пот с усов: "Уговор - прыгать у белого камня, вон, далеко,  видишь?"  -  я
киваю, и дальше все идет как по писаному: транспорт, прыжок,  и  очередной
воин отбывает к месту дислокации.  Смоловозки  -  в  чанах  смола,  как  я
разглядел - идут то густо, то пусто,  иногда  на  череде  из  десяти  штук
уезжает лишь один, и сидеть приходится почти до вечера. Воды нет, еды нет,
в  воздухе  воняет  недогорелым  мусором,  и  состояние   мое   близко   к
полуобморочному, когда очередь подходит, то я сомневаюсь, смогу ли  влезть
на телегу. Но никаких проблем не возникает - словно всю жизнь в таком купе
ездил. От корыт пышет жаром, на досках - лужицы,  это  даже  не  смола,  а
смесь разных нефтяных продуктов,  которые  на  ощупь  определить  я  б  не
взялся. Все внимание вперед - дорога лентой уходит под передний  брус,  по
бокам само собой ничего не видать. Минут пятнадцать до белого камня ехать,
и вот он появляется из-за поворота, приноравливаюсь спрыгнуть и  проклинаю
все на свете. Я приклеен к доскам, намертво прилип мой урховский мундир, и
дергаясь в попытках освободиться, я безнадежно проскакиваю и  пригорок,  и
камень, и вахлаков - все. Смоловозка набирает скорость, а мной  овладевает
полная апатия - в одиночку  не  выбраться  отсюда,  будь  хоть  ты  трижды
колдун, а я не колдун вообще. Даже одежду отдирать перестаю,  даже  вперед
не смотрю. Просто слушаю, как шуршат колеса, и время  от  времени  ощущаю,
как мимо проносятся дикие концентрации всех цветов и раскладов, от которых
меня то в пот кидает, то голова кругом идет  -  а,  все  равно.  Последним
номером программы я засыпаю ни с  того  ни  с  сего  и  очухиваюсь,  когда
смоловозка со стуком обо что-то тормозится. Я откр