я  -  вкус.
Глупо соглашаться, еще глупее спорить - я просто заговорил о другом.
     - Вам, я думаю, ведомо имя Элса Эрдана, царственный кор?
     - Художник? Я знаю, что он в Кас, и что вы приблизили его к себе.
     - Мне нравится его рисунок. Скупо, точно... трогательное такое,  чуть
угловатое изящество.
     - А краски кричат, как торговки на базаре.
     - Как у всех квайрцев, царственный кор. Кто родился в мрачной стране,
любит яркие краски. Он сделал мне несколько моделей для первой партии.
     - Желаю удачи, - сказал Эслан.  -  Стекло  дорого  само  по  себе,  а
стекло-рубин пойдет по цене серебра. Думаю, вы возьмете по  две-три  сотни
ломбов в Тардан и до пяти за морем.
     - Так дорого?
     - Так дешево, - уточнил он. - Мир болен войной, мой друг, и искусство
упало в цене. Мы ценим не красоту, а власть, а власть не признает красоты.
     - А вы?
     - А я, наверное, уже смирился, Бэрсар. Вы были правы: мне нет места в
этом котле. Когда-нибудь я просто сменю Кас на Лагар... когда  это  станет
возможно.
     - Что вас гнетет, царственный кор? Если я способен помочь...
     - Нет, - горько сказал он. - Этого не можете даже вы. Мир изменился и
стал неуютен, как брошенный дом. Квайр уходит от меня - не из моих рук,  а
из моей души. Ваш друг и соплеменник, - он  поглядел  на  меня  и  странно
улыбнулся, - заколдовал его. Квайр уже другая страна - не та, что я  любил
и хотел для себя. И знаете, что тягостно? Он мне не безразличен.  Я  хочу,
чтобы он процветал - пусть даже и без меня. Чтобы был славен - пусть и  не
под моей рукой. Я ненавижу Калата, но я не хочу, чтобы его убили...
     - Это и есть ваш подарок, царственный кор?
     - Да, - сказал он совсем тихо. - Отныне вы можете презирать  меня.  Я
предаю тех, кто мне верен, и кто доверил мне свою жизнь.
     - Но если вы не желаете...
     - Если бы я не желал, я бы не стал говорить. Ценю ваш такт, но у  вас
уже нет времени, чтобы узнать все без меня.
     - Значит, примерно месяц?
     - Уже меньше.
     - Акхон?
     - Ну, сам он останется в стороне. Он недостаточно глуп, чтобы  верить
словам Тибайена. Недавний казначей двора, Банаф, и калары Назора и Глата.
     - Все они под наблюдением, царственный кор.
     - Знаю, - с трудом улыбнувшись, ответил он, -  но  они  члены  Совета
Благородных, и Совет Благородных будет на их стороне. А поскольку ваш друг
и его... помощник снимут оружие, входя в зал...
     - Но это же нелепо! Никто из них не выйдет из зала живым!
     - Кому они нужны! Они верят, что стражу заменят людьми акхона.  Я  не
верю. Тибайену удобнее, чтобы погибли все.
     - И страна без власти сама упадет ему  в  руки?  Я  думаю,  этого  не
случится, царственный кор.
     - Я тоже так думаю, - горько ответил он.


     - Малый совет, - бросил я Дарну еще на крыльце, и он исчез в темноте.
Онар пошел за мной. Уже не друзья  -  телохранители,  безмолвные  тени  за
спиною, и смутная горечь несвободы который раз шевельнулась во  мне.  Лишь
шевельнулась, пока поднимался наверх, потому что не до  того,  потому  что
все минуты этой ночи уже сочтены.
     Началась. Целых две недели украли. Рухнул мой график, все полетело  к
чертям, и придется все заново обдумать в пути...
     ...Они появились вместе, хоть Эргис живет вдвое дальше, чем  Сибл,  и
Дарн, конечно, сначала уведомил Старшего Брата. Сибл был  хмур  спросонья,
Эргис спокоен и свеж; Сибл покосился с  тревогой,  Эргис  улыбнулся,  и  я
тихонько вздохнул, проклятое равновесие, как это мне надоело!
     - Садитесь, братья, - сказал я им. -  Надо  подумать.  Послезавтра  с
утра я уезжаю. Думаю, что надолго.
     - Куда? - спросил Сибл.
     - В Квайр.
     - Чего это вдруг?
     И я рассказал им то, что узнал от Эслана.
     - Больно ты распрыгался, Великий, - пробурчал Сибл, - аль  дела  нет?
Иль поменьше тебя не найдется? Вон Эргис - он что, без ног?
     - Хоть завтра, - сказал Эргис.
     И я улыбнулся тому, что самое трудное оказалось самым легким.
     - Ты прав, Сибл. И дел полно, и люди не  без  ног.  Просто  Эргис  не
успеет. Пока он пробьется...
     - А Зелор?
     - Огил поверит только Эргису или мне.
     - Ну и черт с ним, коль так!
     - А с Квайром? Страна останется без головы как раз перед войной.
     - Я пробьюсь, Тилар, - сказал Эргис.
     - А если он и тебе не поверит? У меня нет доказательств, Эргис.
     И я не вправе сослаться на того, кто мне это сказал. Он может решить,
что я просто пытаюсь поссорить его со знатью - а ведь война на носу!  -  и
он предпочтет рискнуть.
     - Ну, ты-то пробьешься, добьешься и живой останешься!
     - Да, - сказал я ему. - Пробьюсь, добьюсь  и  останусь.  Это  решено,
Сибл.
     - Ты б хоть не придуривался с Советом-то, коль сам все решил! Значит,
ты хвост трубой - а тут трава не расти. Только-только выбираться начали, и
нате вам: пропадай все пропадом - я пошел! Иль на меня  порешил  хозяйство
оставить?
     - На тебя.
     - А Эргиса, значит, с собой? Ну, спасибо! Другие, значит, воевать,  а
я горшки считать?
     - Да, - сказал я ему. - Будешь считать горшки, пока не приедет  Асаг.
Вызывай Асага, передавай ему хозяйство - и свободен. Бери людей и уводи  в
лес. Эргис, проводники готовы?
     Эргис спокойно кивнул.
     Я знал, что у него все готово, просто опять равновесие, и надо в него
играть.
     - А моих, что ль, никого не берешь? - ревниво спросил Сибл.
     - Дарна и Эгона. И еще троих до границы. Сам отберешь.
     Вот и все. Главное позади. И тревога: Сибл уступил слишком легко.  Он
должен был еще возражать. Ему было что возразить.
     Мы говорили о насущном, о том неотложном и неизбежном,  что  требовал
от нас Малый Квайр, а тревога все сидела во мне. Сибл мне  верен,  но  это
верность ревнивой жены, и если он что-то задумал...
     И когда, проводив их, я шел к себе, тревога сидела внутри. Чего-то  я
не додумал, что-то не так.
     Я забыл об этом, когда увидел Суил. Она не  спала  и  ждала  меня  за
шитьем, хоть знала давно, что меня бесполезно ждать, я сам не знаю,  когда
приду, и приду ли...
     Она подняла глаза от шитья и улыбнулась.
     - Ну, никак про дом вспомнил! Опять не евши, да?
     - Не помню, - не хочу ей сейчас говорить. Завтра.
     - Горе ты мое! Когда только поумнеешь?
     - Суил! - я хотел ее обнять, но она отвела мои руки.
     - После!
     - Что?
     - После, говорю. Вот как поешь, так и скажешь.
     - Что скажу?
     - А что завтра хотел сказать. Ой, Тилар, ну не липни! Садись за стол.
     Я сел, а она мелькала по комнате, собирая на стол, то почти  исчезая,
то возникая в светлом кругу; такая легкая, ловкая, такая моя, что я сам не
верил, что смогу хоть на час оставить ее.
     А потом я ел, о она сидела напротив, опершись щекой на ладонь, и  все
смотрела, смотрела, словно уже прощалась, словно  хотела  насмотреться  на
долгие дни разлуки.
     - Ну, - спросила она, - когда едешь?
     - Послезавтра. Прямо с утра.
     - Надолго?
     - Не знаю, птичка.
     И я рассказал ей то, что мог сказать - без имен.
     - Доигрался, - тихо сказала она.
     - Кто?
     - Рават, кто ж еще? Всех разогнал, дурак! Ты хоть с Эргисом?
     - Конечно, птичка.
     И она сама потянулась ко мне.


     Лес был вокруг, бесконечный и безначальный; я знаю, что у  него  есть
начало и есть конец, что выйдя из пункта А, я  прибуду  а  пункт  Б,  если
только шальная пуля не остановит меня на пути - но это знание,  а  чувства
твердили другое: нет начала и нет  конца,  просто  живой  зеленый  обрывок
вечности, мостик вневременья между двумя временами.
     Тусклый подводный свет стоял в лесу, мелькал иногда в  разрывах  крон
лоскуток голубого неба, и кони бесшумно ступали по слежавшейся хвое. Снова
я был в пути и опять свободен; вся моя свобода тут: на отрезке от А до  Б,
в островке безвременья, где никто из владеющих мной - ни друзья, ни  враги
не предъявят свои права.
     Эргис уехал вперед, исчез за изгибом тропы, другие отстали, оберегали
мое раздумье, и это было приятно и немного смешно: мне есть о чем  думать,
но путь еще так далек, и можно подумать о том, о  чем  можно  думать  лишь
здесь - в лесу, между двух времен.
     Я думал о себе - таком, какого не может  быть.  Счастливый  семьянин:
сын, муж и отец. Я еще не скучал по сыну. Я только  научился  его  любить.
Еще недавно он раздражал меня. Он отнял Суил, он заполнил собой весь  дом,
и я приходил туда, как незванный гость, не  зная,  где  спрятаться  от  их
восторгов и их суеты.
     А потом он стал меньше орать, и  женщины  стали  меньше  ахать,  и  я
однажды вгляделся в него.
     Он важно спал, завернутый в полотно, и  он  был  Бэрсар.  Малюсенький
Бэрсар, точь-в-точь такой же, как я, как мой отец и,  наверное,  как  дед,
как  вся  беспокойная,  долговязая  череда,  текущая   в   прошлое...   до
сегодняшнего дня. Вот тут  я  и  почувствовал,  что  он  -  мой  сын.  Мое
продолжение. Часть меня.
     Нет, это не было радостью - я испугался. Мне всегда казалось,  что  я
люблю этот мир. Что эти люди очень много  для  меня  значат.  Но  когда  я
понял, что в этом мире останется часть меня, что даже смерть не  вычеркнет
меня из этого мира - вот теперь я чувствовал страх.
     Это жалкое существо, безмозглый  комочек  плоти  неожиданно  оказался
сильнее всех иллюзий. До сих пор я _д_у_м_а_л_, что принадлежу этому  миру
- а теперь я ему принадлежу. До сих пор я _д_у_м_а_л_, что завтра за  него
отвечаю - а теперь я за него отвечаю. Все, что я сделаю в этом мире, падет
на мое дитя. И все, что я не сумею сделать, тоже падет на него.  Раньше  я
не был в ответе ни перед кем. Только перед собой, своей совестью  и  своей
любовью. Слова! Очень легко перехитрить свою совесть и обмануть любовь, но
это маленькое существо не обманешь, жизнью своей он ответит за все, что  я
натворю...
     Я придержал коня, потому что увидел Эргиса. Он стоял  поперек  тропы,
загораживая путь, и это значит, что кончился _н_а_ш_ лес, и начались чужие
леса - земли чужих племен и  тропы  олоров  -  и  надо  ждать  провожатых,
которых пошлет нам лес. Раньше я был чужой, мне хватало оружия  и  охраны,
теперь мы уже свои, и чтим законы  лесов.  "Забавно,  -  подумал  я,  -  с
охраною или без я мчался по этим лесам мимо десятков глаз и думал, что я -
невидимка, тень, и путь мой не ведом никому".  Но  -  слава  Эргису!  -  я
поумнел и чту законы лесов. А вот и проводник:  угрюмая  тень  в  лохматом
меху. Он молча коснулся груди и пошел по тропе, и наши кони пошли за  ним,
почти не замедлив ход.
     И можно думать о том, о чем надо подумать в пути, но опять я думаю  о
другом. О караванах, которые скоро выйдут из Каса. Пять караванов готовы к
отправке в Тардан; отборные меха и стекло; Эслан был  прав,  называя  меня
купцом, мне надо и я буду торговать. "Деньги, - подумал я,  и  если  я  не
вернусь, сумеют ли Сибл и Асаг сохранить Малый Квайр?"
     И та же тревога, моя неподъемная ноша, клочок неожиданной тверди  под
ногами - мой Малый Квайр.
     Всего лишь  предместье  крохотного  Каса,  несколько  улочек  простых
бревенчатых изб, где живут  много  женщин,  детей  и  стариков,  и  совсем
немного мужчин, но чем он стал для меня!
     Можно и должно любить свой народ и отвечать за него, и,  конечно,  ты
знаешь, что "народ" - это значит только "все люди", но слово  очень  легко
заслоняет людей, есть нечто абстрактное в слове "народ", и ты считаешь его
абстракцией, и можно уверить себя, что ты знаешь  лучше,  чем  сам  народ,
чего желает народ, и знаешь лучше, чем сам  народ,  что  нужно  народу,  и
можно убрать народ за скобки, рассчитывая его и свою судьбу. Но если народ
твой - четыреста человек, и ты почти всех знаешь в лицо, а они  все  знают
тебя, и ты отвечаешь перед каждым из них...
     Нет, Малый Квайр не заменил мне большого - скорее,  уравновесил  его.
Большой Квайр - это боль почти без надежды, Малый - это надежда почти  без
боли. Большому я не сумею дать ничего. Может быть, я помогу  ему  уцелеть,
но он не станет счастливей и уцелев, потому что я уже вижу, куда он идет.
     Малый Квайр заберет у меня все. Он, как губка, впитывает меня: время,
силы, даже немного знаний; понемногу он втягивает в себя Кас  -  беглецов,
осевших здесь после  бунтов  и  войн,  храбрецов,  беспокойных,  искателей
новизны.
     Мои люди скоро уйдут в леса, но в моих мастерских не  убудет  рабочих
рук, и мои караваны поведут лихие купцы, которые объегорят самого  сатану,
и в моей маленькой школе на два десятка ребят останутся трое учителей -  и
все это будет жить... если буду жив я.
     Тот самый вопрос, который не задал Сибл: смею ли  я  рисковать  Малым
Квайром, навсегда потеряв большой?
     - Должен, - сказал я себе. - Если Кеват,  слопав  Квайр  и  Лагар,  в
надлежащее время проглотит Бассот, история вытрет из памяти город Кас, и я
впервые узнаю о нем, когда совершу бесполезный побег.
     Провожатый оставил нас. Растворился среди стволов, и  Эргис  подождал
меня.
     - Слышь, Тилар, Тан говорит,  засады  в  приграничье.  Отрезов  пять,
говорит. Ежели обходить...
     - А если не обходить?
     Он с усмешкой поглядел на меня.
     - Коль нет, так своротить пора.
     - Пора, - согласился я.
     - В Биссал?
     - Можно и в Биссал.
     - А можно и в Согор?
     - Да нет, - сказал я. - Нельзя.
     Звериные тропы, зеленый подводный свет, и яркое небо в разрывах крон.
Движение. Мы движемся в Квайр. Мы вовсе не возвращаемся в Квайр, мы только
соприкасаемся с ним. "Земля отцов, - подумал я. - Высокопарный бред  -  но
правда". Моя земля, земля отцов, пятнадцать поколений нас упрятано в  нее,
оказывается, это существует, - зов крови... или зов земли? Она звала меня,
такая же, покрытая такими же лесами - и все-таки особая. _М_о_я_.
     Мы едем в Квайр. Всего лишь две недели на все  про  все:  шесть  дней
пути, семь дней работы, день в запасе. А после все размечено до  точки,  и
обязан сделать то, что  только  я  сумею  сделать.  Забавный  парадокс:  я
возвращаюсь  в  Квайр  врагом,  чтобы  его  спасти.  Я   должен   уцелеть,
перехитрить, переиграть своих врагов-друзей, чтобы быть полезным Квайру.
     А Эргис молчит. Едет передо мной и молчит. Мне не  хочется  думать  о
них - о врагах-друзьях и друзьях-врагах, потому что есть  на  свете  один,
который мне просто друг.
     - Эргис, - спрашиваю я, - как это  случилось,  что  ты  мне  поверил?
Увидел в первый раз - и поверил.
     - А страху в тебе не было.
     Он не удивляется моим вопросам. Привык.
     - Был.
     - По тебе сроду не видать.  -  Придержал  коня,  чтобы  ехать  рядом,
глянул искоса: - Что, уморился в господах ходить?
     - Есть немного.
     - А я чего-то как на казнь еду. Не то  что  боюсь...  душу  рвет.  До
коих-то пор в родимую землю вором прорыскивать?
     - Всегда, - говорю я ему. - Покуда живы. Знаешь, Эргис,  -  говорю  я
ему, - если мы погибнем этой весной, так именно за то, чтобы  нас  никогда
не признали в Квайре.
     - Загадка проста, да  отгадчик  простей.  Ты  что,  Огила  за  дурака
считаешь?
     - Речь о Таласаре.
     - О Равате, что ль? - глухо спросил Эргис.
     - Забудь о Равате, Эргис. Есть Таласар - наш смертельный враг,  и  он
унаследует Квайр.
     - Слышь, Тилар, а тошно, поди, жить, коль все наперед знаешь?
     Воспоминание - как вина, и я ответил Эргису так, как  должен  был  бы
сказать Баруф.
     - Очень тошно. Просто я знаю,  что  судьбу  возможно  изменить.  И  я
сделаю все, чтобы ее изменить.


     Распутица изнуряет нас. Полдня дождя - и тропы  совсем  расползались,
мы едем через лес напрямик, прорубая  дорогу  в  подлеске.  У  границы  мы
отдали сменных коней и остались одни. Я да Эргис, да двое людей Эргиса, да
Дарн с Эгоном. Еще одна цепь несвободы, наложенная на меня.  Мне  нравится
Дарн, и мне приятен Эгон, но Дарн - это око Сибла, а Эгон - ухо  Асага;  я
знаю: они мне верны и с восторгом умрут за меня, но с таким  же  восторгом
доложат Старшим каждый мой шаг и каждое мое слово на этом  шагу.  И  Зелор
тоже тайно оберегает меня, и как только  я  перейду  границу,  ему  станет
известен каждый мой шаг и каждое слово.
     - Великий! - окликнул Дарн. Он ехал сзади, почти впритык, и  был  еще
мрачней, чем всегда.
     - Да?
     - Дозволь молвить, - сказал он тихо и взглядом повел назад.
     - Эргис! - приказал я. - Возьми людей и проверь тропу. Если что  -  в
бой не ввязывайся.
     - А ты?
     - Оставь со мной Дарна, если боишься.
     Он сразу все понял, да я ведь не его хотел обмануть. Стрельнул глазом
и подхватил игру.
     - И то! Я уж сам хотел. Прем, как стадо! - кивнул  своим  и  Эгону  и
погнал коня.
     - Великий, - угрюмо сказал Дарн, - ты  при  Эгоне  остерегайся.  Я-то
лишнее не передам, а он - Брат Совета, ему никак.
     - Я знаю, Дарн. Спасибо.
     - И вот чего. Старший... - он долго молчал, я видел,  как  он  ломает
себя, но не хотел ему помогать. Я не имел права ему помочь: ведь выбор был
простой: я или Сибл. - Старший велел... если шибко на рожон полезешь... не
дозволять.  Хоть  что,  говорит...  все  поломай...  пусть  только   живой
воротится.
     Ай да Сибл!
     - Ну и что? - сказал я ему. - Конечно, Сибл за меня боится.
     - Кабы за тебя! - с тоской отозвался Дарн. - За  Кас  он  боится,  за
деревню нашу. Мол, на что чужая корова, когда своя курица... Не  чужая,  -
глухо сказал он. - Своя.
     - Спасибо, Дарн! Потому я и еду, что не чужая. Если я не  сделаю  то,
зачем еду, кеватцы захватят Квайр.


     Он кивнул, и тень все-таки застряла. Даже Эргис никак не мог отыскать
щели, где бы мы могли просочиться, не оставив следа.
     Граница на замке. В такое  трудно  поверить,  но  поверить  пришлось.
Всюду, где можно пройти, стоят  дозоры,  а  где  не  стоят  дозоры  -  там
невозможно пройти.
     Мы прошли там, где невозможно. Шли, связавшись веревкой,  по  очереди
проваливались в болото, укладывали срубленные ветки под копыта коней - и я
был счастлив.
     Рука Крира, но при нем есть кто-то из наших - может быть, Тирг?
     - Он, - согласился Эргис. - Рават его первым делом спихнул. Не  любит
умных, гадюка!
     Мы сидим на нарубленных ветках -  шесть  статуй  из  черной  болотной
грязи, и различить нас можно только по росту.
     - Плохо дело. Тирга я в игру не беру.
     - Это ты зря. Тирг не предаст.
     - Меня или Огила?
     Сверкнул белизной зубов на черном лице и ждет. Уж  он-то  знает  меня
насквозь: когда я вправду прошу совета, а когда лишь пробую мысль.
     - Надо искать невидимку, - говорю я  ему.  -  Пусть  проведет  нас  в
Биссал.
     - Ищи сам! В лесного хозяина я верю, а в невидимого - боюсь!
     - Я отыщу, - говорит Эгон. - Не бойся, Великий.
     И спокойная насмешка  в  глазах:  зря  стараешься,  все  равно  знаю.
Наверное знает.  Один  из  самых  опасных  друзей-врагов:  стальная  рука,
светлая голова и душа на запоре.  Невзрачный  маленький  человечек,  такой
безобидный, такой забитый, но я видел его на Совете и  видел  в  бою  -  и
очень хочется верить, что друг он мне больше, чем враг.
     - Зря боишься, Тилар, - говорит он. - Что в Касе - то в Касе, а что в
лесу - то в лесу.
     А на Дарна не смотрит.
     - Но мы-то вернемся в Кас.
     - А это пусть дураков заботит. Над Старшим  Великий,  над  Великим  -
бог, а против бога мне не идти.
     - Смотри, Эгон! У Сибла руки длинные.
     - Так и Асаг не безрукий. А я, Тилар, не под  Сиблом,  а  под  Асагом
нынче хожу. Мне от Асага велено тебе заместо подушки быть.
     - Костляв ты для подушки, - серьезно сказал Эргис, и  мы  засмеялись.
Дружно и облегченно заржали, наконец становясь заодно.
     И только тут до меня дошло, что я уже все-таки в Квайре.
     И долго еще мы тащились вдали от раскисших  троп,  тащили  измученных
лошадей и тащили себя, но кончился  день  -  и  кончились  наши  муки.  Мы
добрались до первого из тайников.
     Сторожил,  ко