пальцы, - я уеду, а ты подумай...
     - Это о чем же?
     - Зачем я тебе такой под клятвой да еще и сам на рожон лезу...
     - А, вот откуда ветер подул! Никак это ты  с  дядь  Огилом  толковал?
То-то от меня хоронишься!
     - Но, Суил...
     - Господи, и до чего ж это вы, мужики, народ нескладный! Вроде,  коль
мы не поженимся, так я тебя мигом разлюблю, и душа моя по тебе  не  станет
болеть? Уж какой нам срок господь  для  радости  дал  -  так  что:  и  его
прогоревать? Глупые твои речи, Тилар!  Сколь  даст  нам  господь  -  будем
вместе на земле, а там - по милости его - на небесах свидимся!
     Голос ее все-таки задрожал, и губу она прикусила, но пересилила себя,
улыбнулась:
     - Это ж когда ты едешь?
     - Завтра на заре.
     - Храни тебя бог в пути! А с дядь Огилом я сама потолкую! Закается он
за меня решать!
     - ...Пригревает, - сказал Эргис. - Назад-то солоно будет ехать!
     - Не беспокойся. Может, и не придется мучиться. Тебе Огил хоть что-то
сказал?
     - Кой-чего.
     - Не боишься?
     - С тобой-то? Ты, чай, и у черта из-за пазухи выскочишь!


     К вечеру следующего дня мы  пересекли  Приграничье,  оставили  позади
разрушенные стены Карура и выехали на Большой Торговый путь.
     Много я видел с тех пор  разоренных  земель,  но  вот  страшней,  чем
тогда, уже не было. Ни души не встретили мы за весь  день.  Ни  дымка,  ни
следов на снегу, лишь мелькнет  иногда  обгоревшая  печь,  да  метнутся  с
пепелища одичалые псы. Я  обрадовался,  когда  мы  свернули  в  чащу  -  в
равнодушное, вечное молчание матерого леса.
     Провели ночь без сна, отбивались от  стаи  урлов,  и  едва  засерело,
двинулись в путь.
     К полудню  лес  поредел;  чаща  раздвинулась,  отступила,  перешла  в
корявое мелколесье. А потом как-то сразу лес отступил,  бесконечная  белая
пелена легла перед нами. Та самая Гардрская равнина, щедро политая кровью.
     - Ну вот, - сказал я. - Почти добрались.
     - Жалко, лагерь нынче не в лесу.
     - Это уже не твоя забота, Эргис.
     - Чего?
     - Я иду один.
     - Ну, придумал!
     - Это приказ, Эргис, - сказал я спокойно. - Ты будешь ждать три  дня.
Если я не появлюсь или... ну, сам понимаешь! - скачи  прямиком  к  Тубару.
Расскажешь ему все, и пусть позаботится о посольстве. Ясно?
     Он молчал, угрюмо насупясь.
     - Эргис, надо спасать Квайр! Тут ни моя,  ни  твоя  жизнь  ничего  не
стоят.
     Он Опять ничего не ответил. Придержал коня и хмуро поехал сзади.
     К лагерю я  подъезжал  в  потемках.  Нарочно  задержался,  зная,  что
офицерский ужин всегда переходит в пьянку, и  можно  не  опасаться  лишних
глаз. Я не таился, даже что-то напевал, чтоб часовой меня не проглядел,  а
то ведь выстрелит с дуру!
     - Стой! - наконец окликнули меня. - Кто идет?
     - Свой.
     - Слово!
     - Да как мне его знать, болван, коль я только из Квайра? -  сказал  я
лениво. - Кликни кого, пусть меня проведут к досу Угалару.
     Он поднял фонарь, разглядывая меня. Богатое платье, блестящий  из-под
мехов панцирь, великолепный конь вполне его убедили; он вытащил сигнальный
рожок и коротко протрубил. Я дождался, пока прибегут на  сигнал,  и  велел
тому, кто был у них старшим:
     - Проводи к досу Угалару.
     - По приказу командующего в лагерь пускать не велено. Извольте пройти
к их светлости.
     - Ты что, ополоумел? Иль, может, по-квайрски  не  разумеешь?  К  досу
Угалару, я сказал! Или у тебя две  головы,  что  ты  не  страшишься  гнева
славного доса?
     Он долго глядел на меня, и, наконец, решил:
     - Ладно, биил. Только не прогневайтесь:  спешиться  вам  придется  да
оружие отдать.
     Я скорчил недовольную мину и спрыгнул на землю. Снял ружье, отстегнул
саблю, вынул из ножен кинжал. Солдат  бережно  принял  оружие,  глянул  на
вызолоченную рукоять и передал одному из своих. Повернулся и повел меня  в
темноту.
     А в шатре Угалара не было - он ужинал с Криром  и  Эсланом.  Я  велел
провожатому:
     - Ступай и скажи славному досу, что к нему человек из столицы. Да  не
ори, потихоньку скажи!
     - А если спросят, кто такой скажи!
     - Он меня знает.
     Солдат ушел, а я присел на резной сундук и  привалился  к  податливой
стенке. Так и сидел, пока не  вошел  Угалар.  Был  он  весел  -  наверное,
пропустил не одну чашу - и опять я залюбовался диковатой его, разбойничьей
красотой.
     - Мне доложили, что вы прямо из столицы. Это  правда,  биил...  -  он
прищурился, вглядываясь, - биил Бэрсар?
     - Он самый, - подтвердил я с поклоном.
     - Господи всеблагой! - воскликнул он  и  поскорей  задернул  выходную
завесу. - Да как вы на это решились?
     - Нужда заставила, славный дос. Вы позволите мне присесть? Три дня  в
седле.
     - Так вы и правда из столицы?
     - Да, и с печальными вестями.
     Он хмуро покачал головой, кивнул,  чтобы  я  садился,  и  сам  уселся
напротив.
     - Так что в Квайре? Говорите же, не томите душу!
     - То, чего надо бояться, - и я  рассказал  историю  бунта  -  как  он
выглядел со стороны. Угалар слушал молча, но когда я дошел до самоубийства
локиха, сплюнул в сердцах, вскочил и заходил по шатру. Так и метался, пока
я не замолчал, а потом подошел, встал надо мною, свирепо сверкнул глазами:
     - Значит, дорвались-таки до власти?
     - Скажем иначе, славный дос. Подобрали то,  что  валялось.  Благодаря
покойному кору Тисулару...
     - Как, Тисулар мертв?
     - Он имел глупость показаться на улице в обществе известного вам гона
Симага Эртира. Говорят, чернь разорвала их в клочья.
     - И вы после этого осмелились ко мне прийти?
     - А к кому еще я мог прийти? Квайр в  опасности,  славный  дос,  и  я
прибыл к вам по поручению акиха Калата...
     - Не знаю такого и знать не хочу! Да осмелься кто другой сказать  мне
такое... да он бы уже на суку болтался!
     - Я в вашей власти, славный дос, но надеюсь,  вы  сначала  выслушайте
меня.
     - Говорите, - с трудом обуздав себя, приказал он.
     - Аких Калат не жаждет короны. Власть он взял  только  до  того  дня,
когда Совет Благородных изберет нового государя.
     - Хотите, чтобы я поверил?
     - Хочу. Калат понимает,  что  знать  не  потерпит  его  воцарения,  и
слишком любит Квайр, чтобы обречь его на долгую смуту. Не  думаю,  что  он
легко согласится уйти в темноту, но Квайром столько  лет  правили  дураки,
что умный правитель пойдем ему на пользу.
     - Пожалуй, - проворчал Угалар.
     - Но это все будущее, славный дос. Есть вещи и поважней.
     - Какие же это?
     - Война с Кеватом. Он как-то сразу потемнел, пошел и сел на место.
     - Через два месяца Квайр будет втянут сразу в две войны. По силам  ли
это нам?
     Он хмуро покачал головой и спросил:
     - Вы так уверены?
     - Да. В столице перебили почти тысячу кеватцев.  Отличный  повод  для
Тибайена.
     - Ну, Тисулар! - он крепко, по-солдатски  выругался.  -  Так  что  вы
хотите?
     - Нужен мир, дос Угалар. Надо развязать руки.
     - Мне, что ли, мира запросить?
     - Нет, конечно. Просто, если я получу согласие - ваше и доса Крира, я
отправляюсь к Тубару, чтобы заключить перемирие. У меня есть полномочия.
     - Господи помилуй, биил Бэрсар! Да ведь старик лютее  сигарла!  Вы  и
рта-то не раскроете! Много у меня грехов, а этого на душу не  возьму!  Как
хотите, а я вас на верную смерть не пущу!
     - Я уже виделся с Тубаром, славный дос,  и  ушел  живым.  Есть  дело,
которое для меня гораздо трудней, и я осмелюсь просит помощи у вас.
     - Ну?
     - Я хотел бы, чтобы вы  немедленно  переговорили  обо  всем  с  досом
Криром.
     - А вы что, боитесь?
     - Я ничего не боюсь, - сказал я устало. -  Просто  я  привез  грамоту
акиха Калата, заверенную акхоном и печатью  Совета  Благородных,  где  мне
предписывается  в  случае,  если  дос  Крир  признает  власть   временного
правителя и согласится на мир с Лагаром,  объявить  его  главнокомандующим
взамен кора Эслана, смещенного приказом акиха, и возвести в подобающее ему
достоинство калара Эсфа.
     - Да ваш Калат просто грязный торгаш! Неужто он думает купить Крира?
     - Покупают только тех, кто продается,  -  ответил  я  сухо.  -  Калат
всегда считал доса Крира лучшим из квайрских полководцев. А  титул  -  это
отнюдь не плата за  признание.  Всего  лишь  возможность  командовать,  не
уязвляясь насмешками высокородных ничтожеств. Кстати, сам аких титула себе
не взял, потому что кошку перьями не украсишь. Так  вот,  славный  дос,  я
прошу вас изложить это все досу Криру как раз для того, чтобы избавить его
от встречи со мной, если он сочтет мое предложение недостойным. Надеюсь, в
просьбе моей нет ничего оскорбительного для вас лично?
     - Простите, биил Бэрсар. Я был неправ.  В  ваших  словах  нет  ничего
оскорбительного и для Крира. Хотите, чтобы я сразу пошел?
     - Да, славный дос. Через три дня я уже должен быть в Лагаре.
     Он ушел, а опять привалился к стене, подумал  о  Суил,  о  Баруфе,  а
потом вдруг сразу уснул - словно  упал  в  колодец.  И  сразу  -  как  мне
показалось - проснулся.
     Голос Угалара:
     - Ну, что я тебе говорил?
     - Хорош! - ответил другой, незнакомый голос. Биил  Бэрсар!  -  сказал
Угалар погромче; я открыл глаза и сразу вскочил.
     - Счастлив увидеть вас, славный дос Крир!
     - И я вас, биил Бэрсар.
     Крир был высок - пожалуй, с меня ростом, только  куда  плотней;  лицо
широко, тронутое  оспой,  властный  рот,  ум  и  жестокость  в  небольших,
холодных глазах. Он не тратил времени на поклоны.
     - Угалар мне все передал, но у меня есть один-два  вопроса.  Надеюсь,
вы соблаговолите на них ответить?
     - К вашим услугам, славный дос.
     - Вы - вы доверенное лицо акиха.
     - Да.
     - Значит, он предлагает мне командование?
     - Да, - я уже понял, куда он клонит.
     - А разве это не предательство, биил Бэрсар? -  с  какой-то  свирепой
нежностью осведомился он.
     - Предательство кому? - зря я позволил себе  задремать,  теперь  меня
страшно клонило в сон, и голос звучал равнодушно и вяло. - Локих  ушел  из
жизни, не оставив наследника. Единственный претендент  на  престол  -  кор
Тисулар, тоже мертв. Коры Эслан и Алнаб, как незаконнорожденные, не  имеют
права наследования. Сейчас единственное  законное  правительство  -  Совет
Благородных под председательством акиха Калата.
     - А кто мне докажет, что  это  не  одна  из  ловушек  Тисулара?  -  с
кровожадной нежностью спросил меня Крир.
     - Никто. У меня есть грамоты, но грамоты можно подделать.  А  новости
до вас дойдут дня через два. Я ехал тайными тропами и обогнал всех гонцов.
- Тут я все-таки зевнул во весь рот. - Молю о прощении, славные досы.  Две
ночи не спал.
     - А если я все-таки сумею проверить ваши слова?
     - У вас есть способ?
     - Да. Умелые парни - у них, бывает, и мертвые говорят!
     - Что толку меня пугать, славный  дос?  -  с  трудом  подавив  зевок,
отозвался я. - Будь я трусом, я бы с Охотником не связался.
     Теперь я притворялся: спать мне совсем расхотелось.
     - Да, вы - не трус, - все с той же ласковой угрозой заметил  Крир,  -
но тот ли вы, за кого себя выдаете?  С  чего  бы  вдруг  доверенному  лицу
акиха, наделенному такими правами, прокрадываться ко мне тайно?
     - Ради вас, славный дос.
     - Объяснитесь!
     - Аких верит в вас и возлагает на вас  великие  надежды,  а  великому
человеку нужно незапятнанное имя. Если вы начнете действовать прежде,  чем
сюда дойдут вести из столицы, и заключите перемирие до того, как  получите
из моих рук грамоту на верховное командование,  даже  самые  злобные  ваши
враги не посмеют сказать, что Калат вас купил.
     - Покажите грамоту, - сказал он.
     С помощью Угалара я расстегнул панцирь, вытащил из-за пазухи  сверток
и подал Криру. Он прочел  его  дважды,  внимательно  рассмотрел  печати  и
сказал глухо:
     - Да, это законный документ. Последний вопрос: вы ведь друг акиха?
     - Один из самых старых.
     - И ради моего доброго имени он рискует вашей жизнью?
     - Я не смогу выиграть войну с Кеватом, а вы сможете.
     - Я вам верю, - тихо сказал Крир, и голос его зазвенел. - Я  принимаю
милость акиха!
     - Спасибо, калар Эсфа, - ответил я, и глаза его вспыхнули, а на щеках
зажегся румянец.


     Я покинул лагерь на рассвете, а в полдень мы добрались  до  передовых
постов Тубара. Тут было проще: узнали к кому, разоружили, и  под  надежным
конвоем отправили в ставку.
     Меня  Тубар  встретил  без   удивления,   поздоровался   и   спросил,
приглядываясь к Эргису:
     - Вроде я этого парня видел?
     - Осмелюсь напомнить доблестному тавелу, я с вашей милости дважды  на
Тардан ходил.
     - То-то же! Я  своих  солдат  не  забываю.  Эй,  Сот,  -  крикнул  он
телохранителю, - возьми парня да  угости  на  славу.  И  чарочку  от  меня
поднеси!
     - А ты вроде  постарел,  -  сказал  Тубар  с  грубоватой  заботой.  -
Невесело, чай, пришлось?
     - Невесело, ответил я честно.
     - И с чем пожаловал?
     - С личной грамотой акиха Калата.
     - Что?
     - Да, доблестный тавел. Пять дней, как  Огилар  Калат  принял  звание
акиха Квайра и главы Совета Благородных.
     - А Господин Квайра?
     - Покончил с собой, когда народ захватил наружные ворота дворца.
     - Тьфу ты, погань какая? Ох, прости меня, господи! А Тисулар?
     - Растерзан на улице народом.
     - Нечего сказать, хороших дел натворили!
     - Только воспользовались  тем,  что  натворил  Тисулар.  Квайрцев  не
так-то легко довести до бунта, но  он  сумел,  как  видите.  -  И  я  стал
рассказывать об ужасе этой зимы: о  казнях,  арестах  и  обысках  в  домах
горожан,   о   непосильных   налогах,   вымогательстве   и   грабежах,   о
безнаказанности кеватцев, о том, как недавно  а  Квайре  явился  кеватский
отряд и стал наводить порядок в Садане. -  С  этого  и  началось,  славный
тавел, а конец известен.
     - Стало быть, могилу он себе сам вырыл? Грех  мертвых  хаять,  а  про
него доброго не скажешь. Ты что, прямо ко мне?
     - Нет, доблестный тавел. По пути заехал в наш  лагерь,  передал  досу
Криру грамоту на командование.
     - Удружил, нечего сказать!
     - А теперь я прибыл к вам, чтобы  от  имени  командующего  просить  о
перемирии.
     - Много мне в нем толку!
     - Почему? Дней на десять замиримся,  а  там  в  Лагар  прибудет  наше
посольство.
     - Ага! А условия?
     - Трудно сказать. Запросим побольше, чтобы было что  уступать,  но  в
главном не уступим.
     - А что главное?
     - Во-первых, мирный договор - хорошо бы, лет на десять. Наши конечно,
уходят из Лагара. Граница остается прежней.
     - Н-да.
     - Возмещение убытков... ну, с этим придется погодить - у Квайра новая
война на носу. Думаю, что столкуемся на отмене  торговых  пошлин  и  праве
преимущественной закупки для лагарских купцов.
     - Знает Калат, куда бить! Да за это наши  толстосумы  всех  дворцовых
советников скупят!
     - На это и рассчитываю, - ответил я спокойно.
     Он посмеялся, а потом сказал задумчиво:
     - Ну, слава богу! Давно пора с этой дурью кончать. Народу-то перебили
- не скоро бабы взамен нарожают. А заради чего? Ох, дурость людская!
     - У меня еще есть поручение, которое касается лично  вас,  доблестный
тавел. Аких хотел бы...
     - Помощи не проси! - перебил Тубар. - У самого руки чешутся  кеватцем
морду набить, да как бы через то Лагару кровью не умыться!
     - Да нет же, биил Тубар!  Просто  я  слышал,  что  тарданские  пираты
недавно разграбили Сул...
     - А тебе что за печаль?
     - Кеват как раз склоняет Тардан к военному союзу.
     Тубар поглядел с веселым удивлением, прищурил глаза:
     - Не худо! А ежели и за спину не бояться...
     - У вас есть гарантии: через пару месяцев наша армия будет драться  у
восточной границы.
     Ну что же, это я со всей душой. Давно пора да и войско готово. Ох,  и
всыплю ж им!
     - Если вы добьетесь от Тардана союзного договора...
     - А ты думал: для вас буду стараться?
     - Получится, что и для нас, доблестный тавел.
     - Считай, что слажено. Вот голова! Хоть самим локиха на акиха сменяй!
Только где ж еще такого возьмешь? Ты-то, небось, не пошел бы?
     - Нет, конечно.
     - Куда тебе, бунтовщику! Против дружка-то еще бунт не затеял?
     И его слова вдруг больно кольнули меня.


     Заключили перемирие  и  с  навязанной  Тубаром  охраной  двинулись  в
столицу Лагара. Ехали не спеша, чтобы  не  обогнать  посольство,  и  Лагар
доверчиво приоткрывался мне. Все, как в Квайре,  на  первый  взгляд,  даже
говор лагарцев не разнится от звонкой речи северян. Меньше хуторов, больше
деревень, сытей скот, чище одеты люди...
     За Арзером  кончились  леса.  Это  был  Нижний  Лагар  -  возделанная
приморская равнина.  Снег  еще  не  сошел,  лишь  протаяли  кое-где  межи,
расчертив огромное белое покрывало. Здесь  почти  незаметны  следы  войны,
только конные разъезды да охраняемые обозы напоминают, что не все спокойно
в Лагаре.
     А на третий день, у какого-то города, Эргис на миг придержал коня.
     - Гляди, Учитель: Уз. Как раз  середка  Лагара,  вот  отец  нынешнего
локиха и велел построить тут храм, да такой, чтоб везде  дивились.  Наших,
квайрских зодчих тогда позвали. Приглядись!
     Я пригляделся - и покачнулся в седле, с такой силой тоска  ударила  в
душу. Храм и узкая площадь перед ним. Невероятно давно, четыре года назад,
мы возвращались из Сула. Маленьких  городишко,  где  можешь  перекусить  и
сменить аккумулятор  мобиля.  Мир  качнулся,  зима  превратилась  в  лето.
Пестрые бумажки ползут по бетону, ловкие руки механика закручивают разъем,
а вокруг витрины лавчонок, длинная череда машин, парень  с  приемником  на
шее нагло разглядывает Миз, а над всем этим возносится  в  небе  невесомая
громада храма. Уз уже исчез за поворотом, а у  меня  в  ушах  еще  звучали
слова текущей из приемника песни - чудесные, глупенькие слова:  "Милый,  я
хочу машину! Луар целуется со своим парнем в  машине,  а  мы  целуемся  на
углу"...


     Мы все-таки на день опередили посольство и первые  заняли  отведенный
для него дом. Хороший  признак:  роскошный  особняк  недалеко  от  дворца;
резьба, бархат, бронза и заморский мрамор. Только слуг  многовато,  и,  на
мой вкус, они слишком проворны. Мы вымылись, переоделись, и каждый занялся
тем, что ему по нраву: Эргис ускользнул за новостями, а я завалился спать.
Встретились поздним утром за завтраком  уже  каждый  в  своей  роли:  я  -
полномочный посол, а Эргис - мой телохранитель.
     Посольство прибыло вечером, и поднялась суета. Слуги старались вовсю,
если бы не зоркость Эргиса, у нас поубавилось бы документов.
     Только за полночь все улеглось; свита отправилась по постелям,  слуги
убрались к себе, и я  пригласил  гона  Эрафа  в  свой,  уже  обжитый  мной
кабинет.
     Гон Тобал Эраф был наш человек, восемь лет он сотрудничал с  Баруфом,
я ему вполне доверял.  Невысокий  худощавый  старик  с  быстрыми  молодыми
глазами; лысину он маскировал париком,  подагрическую  хромоту  -  изящной
тростью, а вечный недостаток денег - изысканной простотою костюма.
     Я знал, что он самолюбив и обидчив, и был сердечен до тошноты. Усадил
его поближе к огню, расспросил о дороге и здоровье и, не дрогнув, выслушал
бесконечный рассказ о дорожных неурядицах и его бесчисленных хворях.
     Я испытал его, он - меня, и оба  мы  остались  довольны.  Старик  был
хитер, я - терпелив, а в очаге метался огонь, и уютная тишина спящего дома
обволакивала нас. И Эраф, наконец, расслабился.
     Приятная улыбка дипломата стекла с его лица;  спокойной  стала  поза,
мягче складка губ, и настороженный холодок в глазах  растаял  в  спокойное
любопытство. Я подлил ему в кубок вина, покачал головой и сказал:
     - Трудная нам предстоит работа,  досточтимый  гон  Эраф!  Я  ведь  не
дипломат, и только надежда на ваш опыт и вашу мудрость утешае