а  бусиной.  Это
был глаз. Живой.
     Конечно,  я  еще  не  знал,  что  он  вдобавок   является   зародышем
инопланетного существа, размножающегося чисто  платонически.  Элементарно:
после  обмена  страстными  взглядами  от  материнского   глазного   яблока
отпочковывается дочернее и начинает существовать самостоятельно.
     Тем более я не мог знать, что,  выбросив  с  отвращением  этот  алчно
посматривающий на меня глаз в мусорное ведро, я тем самым поместил  его  в
питательную среду, где  он  начал  быстро  развиваться:  нарастил  веко  с
пушистыми ресничками, головной мозг, две пары клешней и эластичный желудок
с полупрозрачными стенками, сквозь  которые  так  теперь  трудно  различим
окружающий меня мир...





                               Любовь ЛУКИНА
                               Евгений ЛУКИН

                               ВО  ИЗБЕЖАНИЕ




     -  Так  вы,  значит,  и  есть  автор  научно-фантастического   романа
"Изгородь  вокруг  Земли"?  -  Редактор  с  доброжелательным  любопытством
разглядывал посетителя. - Вот вы какой...
     - Да, - засмущался тот. - Такой я...
     - Прочел я ваш роман. Оригинально. Кажется, ничего подобного у других
фантастов не встречалось.
     - Не встречалось, - сдавленно подтвердил автор. - У меня у первого.
     - Ну что вам сказать... Читается  роман  залпом.  Так  и  видишь  эту
титаническую Изгородь, уходящую за горизонт... Да... А тот  эпизод,  когда
на строителей  Изгороди  нападают  коллапсары,  а  те  отбиваются  от  них
искривителями  пространства,  -  это,  знаете   ли,   находка!   Потом   -
разоблачение  Аверса,  который  на  поверку  оказывается  матерым  агентом
Реверсом!..
     Автор зарделся.
     - И название удачное, - продолжал  редактор.  -  Есть  в  нем  этакий
элемент неожиданности. Изгородь -  и  вдруг  вокруг  Земли.  Читатель  это
любит...
     - Любит, - убежденно подхватил автор. - Я знаю нашего читателя.
     Редактор покивал.
     - Собственно, у меня только один вопрос.  Эта  Изгородь...  Для  чего
она? С какой целью ее возводят?
     Автор вскинул на него изумленные глаза.
     - Как для чего? - опешив, переспросил он. -  Так  ведь  ежели  ее  не
будет, непременно кто-нибудь с края Земли вниз сорвется!..





                              Любовь ЛУКИНА
                              Евгений ЛУКИН

                                ВТОРЖЕНИЕ




                                    1

     Лейтенант Акимушкин нервничал. Он сидел неестественно прямо,  и  рука
его,  сжимавшая  молоточкоообразный  микрофон,  совершала   непроизвольные
заколачивающие  движения,  словно  лейтенант  осторожно  вбивал  в   пульт
невидимый гвоздь.
     Наконец Акимушкин не выдержал и, утопив на микрофоне  кнопку,  поднес
его к губам.
     - "Управление", ответьте "Старту"!
     - "Управление" слушает, - раздался  из  динамика  раздраженный  голос
Мамолина.
     - Сеня, ну что там? - взмолился Акимушкин. - Сколько еще ждать?
     - "Старт", отключитесь! - закричал Мамолин. - Вы  мешаете!  Пока  еще
ничего не ясно! Как только разберемся - сообщим.
     Динамик замолчал.
     Акимушкин тычком вставил микрофон в зажим и посмотрел на  свои  руки.
Дрожали пальчики, заметно дрожали. Словно не они  каких-нибудь  пятнадцать
минут назад быстро и точно  нажимали  кнопки,  вздымая  на  дыбы  пусковые
установки.  Пятнадцать  минут  назад  в  грохоте  пороховых   ускорителей,
проникшем даже  сюда,  внутрь  холма,  закончился  первый  бой  лейтенанта
Акимушкина.
     А теперь вот у него дрожали руки. Эти пятнадцать минут бездействия  и
ожидания, последовавшие за победным воплем Мамолина: "Уничтожена  вторая!"
- оказались хуже всякого боя.
     Тут Акимушкин вспомнил, что в кабине он не  один,  и,  поспешно  сжав
пальцы в кулак, покосился на Царапина. Старший сержант, сгорбясь, - голова
ниже загривка, - сидел перед своим пультом  и  что-то  отрешенно  бормотал
себе  под  нос.  Вид  у  него  при  этом,  следует  признать,  был   самый
придурковатый.
     Умный, толстый, картавый  Боря  Царапин.  Глядя  на  него,  лейтенант
занервничал  еще  сильнее.  Такое  бормотание  Царапина  всегда  кончалось
одинаково и неприятно. Оно означало, что в суматохе упущено  что-то  очень
важное, о чем сейчас старший сержант вспомнит и доложит.
     В динамике негромко зашумело, и рука сама потянулась к микрофону.
     - "Кабина", ответьте "Пушкам"! - рявкнул над  ухом  голос  лейтенанта
Жоголева.
     - Слушаю. - Акимушкин перекинул тумблер.
     - Так сколько всего было целей? - заорал Жоголев. - Две или три?
     - Ну откуда же я знаю, Валера! Мамолин молчит... Похоже,  сам  ничего
понять не может.
     - До трех считать разучился?
     - А это ты у него сам спроси. Могу соединить.
     Разговаривать с Мамолиным свирепый стартовик не пожелал.
     - Черт-те что! -  в  сердцах  охарактеризовал  Акимушкин  обстановку,
отправляя микрофон на место.
     - Хорошо... - неожиданно и как бы про себя произнес Царапин.
     - А чего хорошего? - повернулся к нему лейтенант.
     - Хорошо, что не война, - спокойно пояснил тот.
     В накаленном работающей электроникой  фургончике  Акимушкина  пробрал
озноб. Чтоб этого Царапина!.. Лейтенант быстро взглянул на  часы.  А  ведь
сержант прав: все вероятные сроки уже прошли. Значит,  просто  пограничный
инцидент. Иначе бы здесь сейчас так тихо не было, их бы уже сейчас утюжили
с воздуха... Но каков Царапин! Выходит, все это время он  ждал,  когда  на
его толстый загривок рухнет "минитмен".
     - Типун тебе на язык! - пробормотал Акимушкин.
     Действительно, тут уже что  угодно  предположишь,  если  на  тебя  со
стороны границы нагло, в строю идут три машины. Или все-таки две?
     - Не нравится мне, что прикрытия до сих пор нет, - сказал Царапин.
     - Мне тоже, - сквозь зубы ответил Акимушкин.
     "Вот это и называется - реальная боевая обстановка, - мрачно  подумал
он. - Цели испаряются, прикрытие пропадает без вести, связи ни с кем нет -
поступай как знаешь!.."
     Он взглянул на Царапина и ощутил что-то вроде испуга. Старший сержант
опять горбился и бормотал.
     - Ну что еще у тебя?
     - Товарищ лейтенант, - очнувшись, сказал Царапин. - Полигон помните?
     - Допустим. - Акимушкин насторожился.
     - А ведь там легче было...
     - Что ты хочешь сказать?
     - Помех не поставили, - со странной интонацией  произнес  Царапин.  -
Противоракетного маневра не применили. Скорость держали постоянную...
     - Отставить! - в сильном волнении  крикнул  Акимушкин.  -  Отставить,
Царапин! - и дальше, понизив голос  чуть  ли  не  до  шепота:  -  Ты  что,
смеешься? Лайнер - это всегда одиночная крупная цель! А тут -  три  машины
строем! Да еще на такой высоте!.. Попробуй-ка лучше еще раз  связаться  со
штабом.
     Царапин, не вставая, дотянулся до телефона, потарахтел диском. Но тут
в кабину проник снаружи металлический звук - это отворилась  бронированная
дверь капонира. Лицо лейтенанта прояснилось.
     - Вот они, соколики! - зловеще сказал он.
     - Это не из  прикрытия,  -  положив  трубку,  с  тревогой  проговорил
Царапин, обладавший сверхъестественным чутьем: бывало, по звуку  шагов  на
спор определял звание идущего.
     Кто-то медленно, как бы в нерешительности прошел по бетонному полу  к
кабине, споткнулся о кабель и остановился  возле  трапа.  Фургон  дрогнул,
слегка покачнулся на рессорах, звякнула о металлическую ступень  подковка,
и  в  кабину  просунулась  защитная  панама,  из-под   которой   выглянуло
маленькое, почти детское личико  с  удивленно-испуганными  глазами.  Из-за
плеча пришельца торчал ствол с откинутым штыком.
     Акимушкин ждал, что скажет преданно уставившийся на него рядовой.  Но
поскольку тот, судя по всему, рта открывать  не  собирался,  то  лейтенант
решил эту немую сцену прекратить.
     - Ну? - сказал он. - В чем дело, воин?
     - Товарыш лытенант, - с трепетом обратился воин, - а вы йих збылы?
     - Збылы, - холодно сказал Акимушкин. - Царапин, что это такое?
     - Это рядовой Левша, - как бы извиняясь, объяснил Царапин.  -  Левша,
ты там из прикрытия никого не видел?
     - Ни, - испуганно сказал Левша и, подумав, пролез в кабину целиком  -
узкоплечий фитиль под метр девяносто.
     - Як грохнуло, як  грохнуло!..  -  в  упоении  завел  он.  -  Товарыш
лытенант, а вам теперь орден дадут, да?
     - Послушайте, воин!  -  сказал  Акимушкин.  -  Вы  что,  первый  день
служите?
     Левша заморгал длинными пушистыми ресницами. Затем его озарило.
     - Разрешите присутствовать?
     - Не разрешаю, - сказал Акимушкин. - Вам где положено быть? Почему вы
здесь?
     - Як грохнуло... - беспомощно повторил Левша. - А потом усе тихо... Я
подумал... може, у вас тут усих вбыло? Може, помочь кому?..
     Жалобно улыбаясь, он  переминался  с  ноги  на  ногу.  Ему  очень  не
хотелось уходить из ярко освещенной кабины  в  неуютную  ночь,  где  возле
каждого вверенного ему  холма  в  любую  секунду  могло  ударить  в  землю
грохочущее пламя. Последним трогательным признанием он доконал Акимушкина,
и тот растерянно оглянулся на сержанта: что происходит?
     Старший сержант Царапин грозно развернулся на вертящемся  табурете  и
упер кулаки в колени.
     - Лев-ша! - зловеще грянул он. - На по-ост... бе-гом... марш!
     На лице Левши отразился неподдельный ужас. Он подхватился, метнулся к
выходу и, грохоча ботинками, ссыпался по лесенке.  Лязгнула  бронированная
дверца, и все стихло.
     - Дите дитем... - смущенно сказал  Царапин.  -  Таких  не  рожают,  а
высиживают. Зимой  дал  я  ему  совковую  лопату  без  черенка  -  дорожку
расчистить. Пришел посмотреть - а он  сел  в  лопату  и  вниз  по  дорожке
катается...
     - "Старт", ответьте "Управлению"! - включился динамик.
     - Ну, наконец-то! - Акимушкин схватил микрофон. - Слушает "Старт"!
     - Информирую, - буркнул  Мамолин.  -  Границу  пересекали  три  цели.
Повторяю: три. Но в связи с тем, что шли они  довольно  плотным  строем...
Видимо, цель-три оказалась в непосредственной  близости  от  зоны  разрыва
второй ракеты, была повреждена и,  следовательно,  тоже  уничтожена.  Пока
все. Готовность прежняя. "Старт", как поняли?
     - Понял вас хорошо, - ошеломленно сказал Акимушкин.  С  микрофоном  в
руке он стоял перед пультом, приоткрыв рот от изумления.
     - Вот это мы стреляем! - вскричал он и перекинул тумблер.  -  "Шестая
пушка", ответьте "Кабине"!
     Жоголев откликнулся не сразу.
     - Мамолин утверждает, что мы двумя  ракетами  поразили  три  цели,  -
сообщил Акимушкин. - И как тебе это нравится?
     - Два удара - восемь дырок, - мрачно изрек Жоголев. - Слушай, у  тебя
там прикрытие прибежало? Люди все на месте?
     Царапин оглянулся на Акимушкина.
     - У меня, Валера, вообще никто не прибежал, - сдавленно сказал тот. -
Что будем делать?
     - В штаб сообщил?
     - Да в том-то и дело, что нет связи со штабом!  И  послать  мне  туда
некого! Не дизелиста же!..
     - Ч-черт!.. - сказал Жоголев. - Тогда хоть Мамолину  доложи.  У  меня
нет двоих...
     - Царапин, - позвал Акимушкин, закончив  разговор.  -  Когда  в  штаб
звонил - какие гудки были? Короткие? Длинные?
     - Никаких не было, товарищ лейтенант. На обрыв  провода  похоже...  -
Царапин не договорил, встрепенулся, поднял палец. - Тише!..
     Грохнула  дверца  капонира,  по  бетону  гулко   прогремели   тяжелые
подкованные ботинки, фургон  снова  вздрогнул  на  рессорах,  и  в  кабину
ворвался ефрейтор Петров - бледный, без головного  убора.  В  кулаках  его
были зажаты стволы двух карабинов. Качнулся вперед, но тут же  выпрямился,
пытаясь принять стойку "смирно".
     - Рядовой Петров... - задыхаясь, проговорил  он,  забыв,  что  неделю
назад нашил на погоны первую лычку, - по готовности... прибыл.
     Белые сумасшедшие глаза на запрокинутом лице, прыгающий кадык...
     Акимушкин стремительно шагнул к ефрейтору.
     - За какое время положено прибегать по готовности?
     Казалось, Петров не понимает, о чем его спрашивают.
     - Я... - Он странно дернул шеей - то ли  судорога,  то  ли  хотел  на
что-то кивнуть. - Я через "Управление" бежал.
     - Через "Управление"? - восхищенно ахнул Царапин. - А  через  Ташкент
ты бежать не додумался?
     - Почему вы бежали через "Управление", Петров?
     - Фаланги, - хрипло сказал ефрейтор. - Вот...
     И он не то потряс карабинами, не то протянул их лейтенанту. Акимушкин
вопросительно посмотрел на протянутое ему оружие.
     - Вот такие? - зло и насмешливо переспросил у него за спиной Царапин,
и Акимушкин понял, что Петров пытается показать, какими огромными были эти
фаланги.
     - Ефрейтор Петров! - страшным уставным голосом отчеканил лейтенант. -
Вы хоть сами сознаете, что натворили? Вы знаете, что вас теперь ждет?
     Петров неожиданно всхлипнул.
     - Да? - дико скривив лицо, крикнул он. - Агаев  напрямую  побежал,  а
где он теперь?.. Я хоть добежал!..
     И Акимушкину стало вдруг жутковато.
     - Где Агаев?
     - Я ему говорю: "Нельзя туда, ты погляди, какие они..." А он говорит:
"Плевать, проскочим..."
     - Где Агаев? - повторил Акимушкин.
     - Они его убили, - с трудом выговорил ефрейтор.
     - Кто?
     - Фаланги.
     Акимушкин и Царапин переглянулись.
     - Черт знает что в голову лезет,  -  признался  лейтенант.  -  Я  уже
думаю: а может, эта третья цель перед тем, как  развалиться,  какую-нибудь
химию на нас выбросила? Опиумный бред какой-то...
     - Противогазы бы надеть на всякий случай... -  в  тоскливом  раздумье
пробормотал Царапин, потом вдруг вскинул голову и зрачки его расширились.
     - Там же еще Левша! - вспомнил он. - Петров! Когда подбегал, Левшу не
встретил?
     - Возле курилки ходит... - глухо отозвался Петров.
     - Царапин, - приказал лейтенант, - иди посмотри. Предупреди, чтобы не
удалялся от капонира, и... наверное, ты прав. Захвати противогазы. Петров,
за пульт!
     Царапин сбежал по лязгающей лесенке на бетонный пол.  Плечом  отвалив
дверцу в огромных металлических воротах (руки  были  заняты  сумками),  он
выбрался наружу. После пекла кабины душная ночь показалась ему прохладной.
Над позициями дивизиона стояла круглая голубоватая азиатская  луна.  Песок
был светло-сер, каждая песчинка - ясно различима. Справа и  слева  чернели
густые и высокие - где по колено, где по  пояс  -  заросли  янтака.  Сзади
зудел и ныл работающим дизелем холм - мохнатый и грузный, как мамонт.
     Ночь пахла порохом. В прямом смысле. Старт двух боевых ракет  -  дело
нешуточное.
     Озираясь,  Царапин  миновал  курилку  -  две  скамьи  под  тентом  из
маскировочной  сети  -  и   остановился.   Черные   дебри   янтака   здесь
расступались,  образуя  что-то  вроде  песчаной  извилистой  бухточки.   А
впереди, метрах в пятнадцати от Царапина, на светлом от луны  песке  лежал
мертвый рядовой Левша.



                                    2

     Некоторое время Царапин стоял неподвижно, потом пальцы его сами собой
разжались, и сумки мягко упали в песок.  Внезапно  оглохнув  или,  точнее,
перестав слышать зудение дизеля за  спиной,  он  приблизился  к  лежащему,
наклонился и осторожно тронул за  плечо.  Луна  осветила  детское  лицо  с
остановившимися удивленно-испуганными глазами. Нигде ни ножевой  раны,  ни
пулевого отверстия. Просто мертв.
     И Царапин понял, что сейчас произойдет то же  самое,  от  чего  погиб
Левша, но мишенью уже будет он  сам.  Ровный  волнистый  песок  и  луна  -
промахнуться невозможно. По логике следовало забрать оружие, документы - и
перебежками, не теряя ни секунды, попробовать вернуться  к  холму.  Вместо
этого он совершил нечто, казалось бы, абсолютно нелепое  и  бессмысленное.
Старший сержант Царапин и сейчас не смог  бы  толком  объяснить,  что  его
заставило тогда лечь рядом с телом Левши и  притвориться  мертвым.  Потому
что шаги он услышал лишь несколько секунд спустя.
     Тихие,  неторопливые,  они  не  могли  принадлежать  ни  офицеру,  ни
рядовому. Так вообще никто не ходит - что-то жуткое было  в  математически
равных паузах между шагами. Ближе, ближе... Остановился.
     Царапин перестал дышать. Кто-то  стоял  над  ним,  словно  размышляя,
откуда здесь взялись два мертвых тела, когда должно быть одно.  Все  стало
вдруг чужим, враждебным, даже песок, на котором лежал Царапин, и  возникло
нестерпимое желание прижаться к мертвому Левше.
     Время оцепенело. Казалось, эти секунды никогда  не  истекут.  Наконец
песок скрипнул раз, другой, и шаги мерно  зазвучали,  удаляясь  в  сторону
холма, мимо курилки. "В капонир пошел", -  со  страхом  понял  Царапин,  и
пальцы сами собой сомкнулись на стволе  карабина,  лежащего  между  ним  и
Левшой. А тот снова  остановился.  Сейчас  он  откроет  дверцу,  войдет  в
капонир - и...
     Царапин  рывком  встал  на  колени,  вскидывая   карабин.   Сдвоенное
металлическое  клацанье  затвора  показалось  нестерпимо  громким.  А  тот
действительно стоял уже перед массивными  железными  воротами  -  высокий,
черный, страшный, и луна бликовала на его голом черепе.
     Оглушительно  лопнул  выстрел,  приклад  наспех  вскинутого  карабина
ударил в плечо. Царапин целил между лопаток, но ствол дернуло,  пуля  ушла
выше - в голову. Черного бросило к воротам. Падая,  он  нелепо  извернулся
всем телом, словно пытался еще оглянуться.
     Царапин тяжело поднялся с колен и, держа карабин наперевес,  двинулся
к лежащему. Но, сделав несколько шагов, он вспомнил, что тот - только  что
- точно так же шел к  капониру,  шел  спокойно,  уверенный  в  собственной
безопасности, не зная, что сзади человек, которого он  счел  мертвым,  уже
послал карабин к плечу. Царапин ощутил позвоночником чей-то снайперский  -
поверх прицела - взгляд и, вскрикнув, метнулся в сторону.  Вздымая  песок,
упал за курилкой, замер. Выждав, снова поднялся  на  колени  и  без  стука
положил ствол на доску скамейки.
     Прошло пять секунд, десять, потом раздалось негромкое "пафф...", -  и
там, где недавно лежал Царапин, вспыхнул и опал  бледно-фиолетовый  пузырь
света. Голова и плечи Левши исчезли, как откушенные,  ноги  почернели,  по
ним забегали синеватые язычки пламени.
     Царапин ждал. Он не чувствовал уже ни волнения, ни боязни  -  ничего,
кроме ненависти к тем, кто творил на его глазах страшное и  непонятное.  И
наконец - вот оно! Из зарослей янтака бесшумно, как привидение, поднялся и
выпрямился в лунном свете второй - такой  же  высокий  и  черный.  Царапин
ошибся. То, что он принимал за лысый череп,  оказалось  плотно  облегающей
голову противогазной маской, непривычной на вид - без хобота, с  уродливым
респиратором и линзообразными круглыми окошками.
     Царапин задержал дыхание и, как в тире, аккуратно, с  упора,  вдолбил
ему заряд точно в середину груди. Тот еще  падал,  медленно  сламываясь  в
поясе, когда у ворот  сухо,  один  за  другим,  треснули  два  пистолетных
выстрела. Это палил из "макарова" выбежавший на звуки  стрельбы  лейтенант
Акимушкин.
     Царапин  перепрыгнул  через  скамейку,  пистолет  в  руке  Акимушкина
дернулся в его сторону, но, к  счастью,  лейтенант  вовремя  узнал  своего
оператора.
     И вот тут она  выскочила  из  зарослей.  Петров  не  соврал  -  тварь
действительно  была  очень  похожа  на   огромную   фалангу   -   мохнатый
отвратительный паук с полуметровым размахом лап. Царапин  успел  выставить
ногу, и металлически поблескивающие челюсти со скрипом вонзились в каблук.
Царапин в ужасе топтал ее, пинал свободной ногой, бил прикладом, но хватка
была мертвой. Наконец он изловчился и, уперев ей в прочную  гладкую  спину
штык, нажал на спусковой крючок. Грохот, визг, в  лицо  ударило  песком  -
хорошо, что хоть зажмуриться догадался... Возле ног выбило хорошую яму,  а
фалангу разнесло на две части, большая из которых конвульсивно  ползла  по
кругу, упираясь тремя уцелевшими лапами.
     Сзади раздался предупреждающий