и  в  коем  случае.  Теперь  изо  рта
Мосина вылетали уже не отдельные пузыри,  но  целые  каскады,  гирлянды  и
грозди великолепных, радужных, переливающихся шаров.
     Лаборатория выглядела  празднично.  Было  в  ней  что-то  новогоднее.
Просвеченные лампами пузыри плавали,  снижались,  взмывали,  сталкивались,
иногда при этом лопаясь, а иногда слипаясь  в  подобие  прозрачной  модели
сложной органической молекулы.
     А выход из этого кошмара был один: сидеть  и  терпеливо  ждать,  пока
мнимая резинка не  отработается  до  конца.  В  ящике  стола  Мосин  нашел
завалявшуюся  там  с  давних  времен  полупустую  пачку  "Примы"  и  долго
прикуривал желтоватую, хрустяще-сухую сигарету - мешали вылезающие изо рта
пузыри. Наполненные табачным дымом, они напоминали теперь мраморные  ядра,
к потолку не взлетали - гуляли в метре над линолеумом.
     Глядя на них влажными от переживаний глазами, Мосин надрывно думал  о
том, что с чувством юмора у потомков дела обстоят неважно. Ну кто  же  так
шутит? В чем юмор?
     А почему он уверен, что резинка изготавливалась специально для  того,
чтобы кто-то кого-то разыграл? А вдруг Вадим Петрович был близок к истине,
когда спросил про мыло? Какое-нибудь особое, детское, для пузырей...
     Мраморные ядра колыхались над самым линолеумом. Мосин вскочил и начал
их пинать. Шары лопались, оставляя после себя клочки дыма. Сорвав бинт, он
молотил их обеими руками, пока не обессилел окончательно.
     Потом в мрачной апатии  сидел  и  курил,  брезгливо  кося  глазом  на
очередной выдувающийся  пузырь.  Давал  ему  отплыть  на  полметра,  затем
протягивал мохнатую лапу с тлеющей сигаретой и безжалостно протыкал.
     Начальник  не  звонил  -  скорее  всего,  отвлекли  дела.   Шаров   в
лаборатории поубавилось - "резинка" выдохлась.  Пора  было  подумать  и  о
руке.
     Мосин встал и, задумчиво поджав губы, повернулся к увеличителю.  Если
с помощью кругляшка можно  выращивать  волосы,  то,  наверное,  с  его  же
помощью их можно удалять. Череп Дениса был, помнится,  слишком  уж  гладко
выбрит... Но не вышло бы хуже...
     - А хуже быть не может, - процедил Сергей и выключил свет, но руку от
выключателя не отдернул - не  решился.  Слова  его  не  были  искренни:  в
глубине души он сознавал, что может быть и хуже.
     Все может быть.
     И тут в лаборатории произошла  ослепительно-белая  холодная  вспышка.
Светом брызнуло из увеличителя, из неплотно прикрытого "дипломата", и  еще
полыхнуло в углу, куда Мосин в бешенстве зашвырнул "условный допуск".
     Пальцы  судорожно  щелкнули  выключателем,  Сергей  издал   невнятный
горловом звук,  и  новорожденный  радужный  шар  затанцевал  перед  ним  в
воздухе. Да прекратится это  когда-нибудь  или  нет,  в  конце-то  концов!
Сергей отмахнулся от мыльного пузыря и, подбежав к  увеличителю,  выдвинул
рамку для светофильтров. Пусто. Как он и думал. А что  могло  вспыхнуть  в
"дипломате"? "Сигарета"-передатчик! Мосин  откинул  крышку.  "Сигареты"  в
"дипломате" не было. Не было там и ножа. Значит, шарик в углу тоже  искать
не стоит...
     И Сергей понял: где-то по ту сторону  стены,  за  сотни  лет  отсюда,
хмурый неразговорчивый Рогволод дождался  нулевой  точки  цикла,  отключил
установку и ликвидировал прокол. Дыра исчезла,  и  вместе  с  ней  исчезли
предметы, которым по каким-то не известным Сергею  законам  не  полагалось
существовать в ином времени.
     Предметы исчезли, а последствия?
     Последствия, судя по рыжей шерсти на руке Мосина, исчезать не думали.
     - Та-ак, - протянул он, присаживаясь. - Ну что ж...
     Потом вдруг вскочил и бросился к двери. Через двор бежал, как бегут к
электричке, которая вот-вот тронется.
     Невероятно: ДЫРА БЫЛА НА МЕСТЕ! Отчетливо понимая, чем рискует, Мосин
просунул в нее голову.  Глазам  его  представился  маленький  захламленный
пустырь с островками редкой травы между хребтами мусора. Справа его теснил
завод, слева - частный сектор.
     - Не успел, - медленно проговорил Сергей, поднимаясь с четверенек.  -
Ах ты, черт, не успел...



                                    12

     Уронив голову на стол и свесив руки почти до  полу,  Мосин  сидел  за
увеличителем и тихонько скулил, как от зубной боли.
     Что  там,  впереди?  Снова   белые   кафельные   стены   лаборатории,
красноватый  полумрак  и  маленькие  хитрости  с  левыми  фотоснимками,  и
фирменное барахло, и конспиративный шепоток клиентов, и грохот ресторанной
музыки по вечерам, и ни просвета, ни намека на что-то иное,  ненынешнее...
Какая несправедливость: приоткрыть эту лазейку всего на два дня!
     И Мосин с ужасом увидел себя во всей  этой  истории  со  стороны.  Он
увидел,  как  неумное  суетливое  существо  с  простейшими   хватательными
рефлексами проникает не куда-нибудь - в будущее - и там, даже  не  пытаясь
понять, что происходит, начинает по привычке хапать, хитрить, химичить.  А
они-то решили, что он валяет дурака! Им и в голову не  могло  прийти,  что
так можно всерьез...
     Мосин поднялся и побрел по лаборатории. Остановился  перед  агрегатом
для просушки снимков. Из зеркального барабана на него глянуло его  лицо  -
сплюснутое и словно растянутое за щеки. Мосин взвыл и больно  ударил  себя
кулаком по голове.
     Ничего уже не исправишь. Дыра закрылась. Хоть кулаком по голове, хоть
головой об стену - поздно.
     Забыть обо всем и жить  по-прежнему?  Невозможно.  Смотреть  в  глаза
собеседнику и утешаться: "А ведь ты, лапушка, бывшая моя  невеста,  повела
бы там себя еще хуже... А про тебя, тетка, я вообще молчу..." Да,  но  чем
утешишься, глядя в глаза Лихошерсту, который  наверняка,  не  задумываясь,
все бы отдал, чтобы попасть туда хоть на пять минут,  хоть  одним  глазком
взглянуть...
     Ах, если бы Сергей успел вернуться туда до того, как дыра  закрылась!
Он бы крикнул им: "Это недоразумение! Поймите, я просто  не  сразу  понял,
где я!.." И пусть бы он потом превратился в холодную  белую  вспышку,  как
"условный допуск"  или  "светофильтр",  но  за  это  хотя  бы  можно  было
уважать...
     "Я начну новую жизнь, - подумал Мосин. - Я обязан ее начать".
     Видно, происшествие сильно расшатало ему нервы. Только спустя полтора
часа Сергею удалось взять себя  в  руки  и  выйти  из  этого  странного  и
совершенно несвойственного ему состояния.
     "Ну-ка, хватит! - приказал он себе. - Расхныкался!.. Все. Дыры нет. О
настоящем думать надо".
     Руку он побреет, а потом обязательно достанет  мазь  для  уничтожения
волос. Что еще? Пузыри? Мосин выдохнул и с удовлетворением отметил, что  с
пузырями покончено.
     Колготки... Вот тут сложнее,  если  учесть,  что  все  они  наверняка
исчезли. Со вспышкой! Хотя днем вспышку могли и не заметить. За Тамарку он
спокоен - она ему теперь по гроб жизни благодарна. А вот та спекулянтка...
А спекулянтке он скажет: "Нечего было рот разевать. Следить надо за своими
вещами..." Ну да, а если они прямо на ней пропали? Все равно пусть рот  не
разевает. И вообще, какие такие колготки?..
     С экс-невестой разговора, конечно, не избежать. Ремешок мог исчезнуть
у нее на глазах да еще полыхнуть на прощанье.  Ладно,  в  крайнем  случае,
придется вернуть червонец и извиниться за глупую шутку.
     Лихошерст... Ох, этот Лихошерст!.. Только бы не встретиться с ним  до
конца недели.
     Все? Нет, не все! "Асахи" оплачен! Выходит, он на этом кошмаре еще  и
заработал? Ну, Мосин! Ну, делец! Все-таки незаурядный он человек,  что  ни
говори...
     Заверещал дверной звонок.
     Сергей наскоро обмотал руку бинтом и открыл.
     Это была вахтерша. Не та, с которой он все время ссорился, а новая.
     - Фотографа к городскому телефону. Фотограф есть?
     Мосин подошел к столу с треснувшим после памятного случая аппаратом.
     - Кого надо?
     Грубый и низкий мужской голос потребовал к телефону Мосина.
     - Он вышел, - соврал Сергей. - А что передать? Кто звонил?
     - Передайте этому мерзавцу, - рявкнул голос, - что звонила  та,  кому
он продал лиловый пояс!
     - В смысле, это муж ее звонит? - уточнил Мосин.
     - Нет, не муж! - громыхнуло в трубке. -  Это  я  сама  звоню!  И  еще
передайте этому проходимцу, что я сейчас к нему приеду! - В  голосе  вдруг
пробились мечтательные нотки. - Ох, он у меня и попрыгает!..





                              Любовь ЛУКИНА
                              Евгений ЛУКИН

                      ЛЕТНИМ ВЕЧЕРОМ В ПОДВОРОТНЕ




     Авторы  считают  своим  долгом  предупредить,  что  встречающиеся   в
рассказе   цены   на   спиртное,   равно   как   и   странное    поведение
правоохранительных органов, не вымышлены ими с  целью  издевательства,  но
действительно имели место в 1976 году.
     Размерами, да и формой, предмет напоминал двадцатилитровую  канистру.
Без ручки. Без единого отверстия.  С  двумя  металлическими  наростами  на
внутренних стенках. Любой слесарь сумел бы изготовить  точную  его  копию,
хотя трудно представить, кому и зачем  могла  понадобиться  еще  и  вторая
такая штуковина.
     Короче: законная  добыча  сборщиков  металлолома.  Если  бы  не  одно
обстоятельство.
     Предмет находился на высокой эллиптической орбите, хотя ни  Байконур,
ни мыс Кеннеди, видит бог, отношения к этому не имели.
     Внутри "канистры", неподалеку от  одного  из  металлических  наростов
(видимо,  исполняющего  роль   трибуны),   энергично   подрагивая,   висел
водянистый шар размером с крупное яблоко.
     - Тогда попробуем от противного, - втолковывал он  четырем  таким  же
водянистым комкам, прилепившимся кто где к внутренним стенкам  "канистры".
- Представим, что каждый из нас парализован. Мыслить может, а двигаться  -
нет. Что тогда?
     - Тогда я беззащитен, - сообразил комок поменьше других.
     - А мы вас защитим! Поместим в прочную скорлупу и назовем ее  условно
"череп".
     - Позвольте! - возмутился  комок.  -  А  как  же  тогда  воспринимать
окружающую действительность?
     - А органы чувств мы вам выведем наружу!..
     - Ну и умру с голоду! Двигаться-то я все равно не смогу.
     От  удовольствия  висящий  в  центре  "канистры"   шар   стал   почти
прозрачным. Все, что говорил юный оппонент,  было  ему,  так  сказать,  на
псевдоподию.
     - Не умрете. Добавляем вам органы для  переработки  пищи  в  энергию.
Условно назовем их "пищеварительный тракт"...
     - Остроумно, - подал кто-то реплику с места.
     - ...пару постоянных конечностей для передвижения. Назовем их "ноги".
И пару постоянных  конечностей  для  добывания  пищи.  Назовем  их...  ну,
скажем, "руки".
     Комки безмолвствовали.
     - И в итоге у нас получится нечто весьма  напоминающее  жителей  этой
планеты. - Шар выбросил корненожку и как  бы  перетек  по  ней  на  стенку
"канистры". Будь на месте комков люди, мы бы выразились  проще:  докладчик
сел.
     Крупный комок, расположившийся на втором металлическом наросте  (надо
полагать, капитан "канистры" и шеф экспедиции), с сомнением шевельнулся.
     - Значит, вы настаиваете, что мы столкнулись с мыслящей материей не в
чистом  виде,  а,  так  сказать,  отягощенной  всякими   там   "трактами",
"черепами"... С тем, короче, что вы окрестили словечком "мозг"?
     - Мало того, - с места добавил докладчик. - Уверен, что любого из нас
они бы восприняли именно как "мозг", только существующий сам по себе.
     - Хм... - пробормотал шеф, деформируясь от  нахлынувших  сомнений.  -
По-моему, этот ваш "мозг" будет занят только  одним:  как  прокормить  всю
прорву трактов и конечностей, которой вы его снабдили... Знаете, я  бы  не
рискнул без оговорок назвать такое существо мыслящим.
     - Но в космос-то они вышли, - напомнил докладчик.
     - Это еще ничего не значит! - с горячностью вмешался юный оппонент. -
Может быть, их поместили  в  космический  корабль  в  качестве  подопытных
животных!
     Комки заволновались.
     - Во избежание разногласий, - торопливо сказал капитан,  -  предлагаю
прибегнуть к взаимопроникновению.
     Возражений не последовало. Комки отлепились от стенок  и,  подплыв  к
центру, неуловимо слились друг с другом. Теперь посреди  "канистры"  висел
большой молочно-белый шар. Он гудел и пульсировал. Через несколько  секунд
он распался, и члены экипажа поплыли в разные стороны.
     - Что ж, не возражаю. - Эти слова капитана были адресованы докладчику
и  его  юному  оппоненту.  Он  уже,  естественно,  знал  об  их  намерении
телепортировать на поверхность планеты и провести разведку.
     Оба добровольца на миг замерли и исчезли затем в неяркой вспышке.
     - Она меня не любит! - с надрывом говорил Корень.
     - А ты с ней по-хорошему, - советовал Циркин, держа  его  за  руку  и
проникновенно глядя в глаза. -  Ты,  главное,  на  нее  не  дыши.  Дыши  в
сторону.
     - Не любит и не отпустит! -  Корень  в  отчаянии  замотал  головой  и
попытался выдернуть руку.
     Циркин руку не отдал.
     - А кому отпустит?  -  нехорошо  прищуриваясь,  спросил  он.  -  Васе
отпустит?
     - ...с-сушь... б-блескх... - неожиданно сказал Вася и покачнулся, как
подрубленный эвкалипт.
     Друзья вовремя его подхватили.
     - Видишь, какой он! - укоризненно сказал  Циркин  и  опять  попытался
вложить в ладонь Корня рубль с мелочью. Корень  руку  отдернул,  и  Циркин
вышел из себя.
     - ...? - сказал он. - ...!
     И добавил еще несколько слов, совсем уже обидных.
     Дело происходило летним вечером в каменном туннеле, ведущем  с  улицы
во  двор  многоэтажного  дома.  В  просторечии   это   место   именовалось
подворотней.
     Зашуршали  покрышки,  забормотал  автомобильный   двигатель.   Циркин
осторожно  выглянул  на  улицу  и  тут  же   отпрянул,   увидев   знакомый
микроавтобус. Дело в  том,  что  три  друга  возглавляли  список  лиц,  не
явившихся в обязательном порядке на лекцию о вреде алкоголя.  А  за  углом
возле  гастронома  маячили,  между  прочим,   дружинники   с   консервного
комбината. Циркина они знали в лицо.
     Ситуация в подворотне, как видим, складывалась самая драматичная.  До
закрытия  оставалось  менее  получаса,  а  Корень  вел  себя   безобразно:
отказывался  идти  в  гастроном,  выдвигая   смехотворную   причину,   что
продавщица Галя якобы плохо к нему относится.
     - Чот... блесс... - опять сообщил Вася. - Уомп...
     Ему-то было все равно - он только что пропил квартальную премию.
     - Корень! - приказал Циркин. - Ты идешь в гастроном и берешь  пузырь!
- Было в нем что-то от гипнотизера.
     - Она... - начал Корень.
     - Корень! - властно повторил Циркин, глядя ему в глаза. - Ты идешь  в
гастроном и берешь...
     Его перебил Вася.
     - Чо там блестит? - удивительно ясно сказал он. - Вон там.
     Блестели разведчики.  Почувствовав,  что  они  обнаружены,  докладчик
метнулся за угол, а оппонент с перепугу телепортировал.
     Три друга тупо уставились в точку, где только что полыхнула синеватая
неяркая вспышка.
     Циркин пришел в себя первым.
     - Корень, - сказал он потрясенно. -  Если  ты,  гад,  сию  минуту  не
пойдешь в гастроном...
     Корень уперся. Зачем тогда нужно было сшибать недостающие 14  копеек?
Этого Циркин никак не мог понять.
     - Вот и они! - с облегчением объявил капитан.
     В  центре  "канистры"  беззвучно  возник  водянистый  шар.  Отплыл  в
сторонку, и на его месте появился второй.
     Оба разведчика мелко вздрагивали от возбуждения.
     - Нечто невероятное!  -  объявил  докладчик.  -  Аборигенам  известно
взаимопроникновение!
     - Быть не может! - ахнули на потолке.
     - То  есть  не  в  прямом,  конечно,  смысле  взаимопроникновение,  -
поправился докладчик. - Но  они  используют  какую-то  жидкость-посредник,
видимо, экстракт, информационную вытяжку.
     - Пожалуйста, подробнее! - взмолился кто-то.
     - Хорошо! После броска мы сразу  же  оказались  перед  Информаторием,
занимающим  весь  нижний  ярус  прямоугольного  циклопического   строения.
Передняя стена - прозрачна. Над ней - светящиеся знаки.
     - Почему вы решили, что это именно Информаторий? - спросил капитан.
     -  Сейчас  объясню.  Внутренняя  стена  представляет  из   себя   ряд
стеллажей. На стеллажах - сосуды с жидкостями, от прозрачной до совершенно
черной. Назовем такой сосуд... Впрочем, мы подслушали его местное название
- "пузырь". Так вот, абориген  входит  в  Информаторий  и  после  сложных,
видимо, ритуальных  действий  получает  такой  "пузырь".  Снаружи  к  нему
подходят еще двое, и втроем они ищут уединенное место, где делят  жидкость
поровну...
     - Интере-есно! - сказал капитан, тоже начиная мелко подрагивать. -  А
поведение их после приема жидкости как-нибудь меняется?
     Докладчик замялся.
     - По-моему, наблюдается некоторая потеря координации движений...
     - Да чепуха это все! - вмешался юный разведчик-оппонент. - Вовсе  это
не Информаторий, а наоборот!
     - Как наоборот?
     - Никакой информации эта жидкость не несет.  Напротив,  она  забирает
излишнюю, мешающую аборигену информацию, понимаете? А потом  выводится  из
организма - я сам видел... Короче, мы решили провести эксперимент...
     - Эксперимент? - встрепенулся капитан.
     - Мы собираемся вступить с аборигенами во взаимопроникновение, -  как
можно более небрежно пояснил докладчик.
     "Канистра" взорвалась протестами. Капитан мутнел на глазах.
     - Да поймите же! - надрывался докладчик, пытаясь перекрыть общий гам.
- Мы просто не имеем права упускать этот шанс! В  случае  успеха  в  наших
псевдоподиях - бесценные подробности их образа мышления, их бытия!..
     К капитану постепенно возвращалась полупрозрачность.
     - А как вы себе все это представляете?
     - Во-первых, нужно смоделировать сосуд, именуемый аборигенами...
     - Уже нереально! -  оборвал  капитан.  -  На  это  просто  не  хватит
энергии!
     - Да не нужно ничего моделировать! - заволновался юный разведчик. - Я
там приметил пустой "пузырь", мы как раз оба в него поместимся. И пробочка
рядом лежит. Запаяем - и будет как новенькая...
     Теперь в подворотне оставались двое: Вася и Корень. Циркин только что
обругал Корня и убежал навстречу опасности. Он был уверен, что своим ходом
из гастронома не уйдет, что его увезут и, скорее всего, в  опорный  пункт,
где заставят отвечать на кошмарный вопрос: почему он,  Циркин,  потребляет
спиртные напитки. Циркину этот вопрос был глубоко противен. Циркин никогда
не задумывался, почему он потребляет, он просто потреблял, вот и все.
     Был конец августа, к ночи холодало, и Вася помаленьку трезвел. Вел он
себя при этом как-то странно: ругался  шепотом,  потирал  лоб,  встряхивал
головой и что-то высматривал в глубине подворотни.
     - Слушай, - сказал он наконец. - Что такое? Ты глянь...
     В тени возле стеночки стояла чекушка водки.
     - Не, - сказал Корень. - Не может быть!
     И он был прав. Такого быть не могло.
     Друзья, склонив от  изумления  головы  набок,  подошли  к  бутылке  и
нагнулись над  ней.  Вася,  еще  не  веря,  сомкнул  пальцы  на  горлышке,
встряхнул. Прозрачные разведчики старательно забулькали и забурлили.
     Из полуоткрытого рта Корня вылупилось изумленное ругательство.
     - Я ж говорил, что-то блестит, - сказал  Вася  и  дрожащими  пальцами
сорвал пробку. Корень выхватил из кармана стакан.
     - Аспирант! - презрительно определил его Вася и налил  ему  в  стакан
разведчика-оппонента. Друзья залпом проглотили содержимое своих емкостей.
     В кромешной тьме  их  черепов  что-то  ослепительно  взорвалось.  Оба
грохнулись без чувств.
     ...Первым, как самый здоровый, очнулся Вася. Пошатываясь, он встал на
ноги. Под черепной коробкой было пусто  и  прохладно,  как  во  рту  после
мятных таблеток. Он с недоумением  посмотрел  на  поднимающегося  Корня  и
осторожно покрутил головой.
     Из подворотни  была  видна  часть  улицы  и  дом  на  противоположной
стороне, над которым уже слабо помигивали звезды. Почем