его
обозвали пенсом и алкоголиком, хотя не так  уж  от  него  и  пахло,  а  до
пенсионного возраста ему оставалось еще лет пятнадцать.
     На улице сеялся  мелкий  дождь,  от  которого,  говорят,  лысеют,  и,
прикрыв намечающуюся проплешину  целлофановым  пакетом  с  пельменями,  он
зачвакал по грязному асфальту к дому.
     Возле телефонной будки с  полуоторванной  дверью  что-то  кольнуло  в
сердце - и мир остановился: дождь завис в воздухе, машины словно прикипели
к шоссе, поскользнувшийся алкаш застыл враскорячку...
     - Вот и все, - как бы извиняясь, произнес кто-то сзади.
     Уже догадываясь со страхом, что  все  это  значит,  он  обернулся  на
голос. В каких-нибудь трех шагах от него на грязном асфальте стоял  кто-то
высокий, одетый в белое.
     - Что?.. Уже?..
     - Да, - печально и просто ответил тот. - Уже...
     Они стояли лицом к лицу посреди застывшего  и  как  бы  нарисованного
мира.
     - И... что теперь?
     Не выдержав его вопросительного взгляда, незнакомец отвел глаза.
     - Знаете... - сказал он,  и  лицо  его  стало  несчастным.  -  Как-то
неладно все у вас сложилось... До двадцати лет  что-то  еще  проглядывало:
какие-то порывы, какой-то поиск истины... А вот дальше... -  Он  замолчал,
тоскливо глядя на застывшего враскорячку алкаша.
     - Но ведь... мучился же!..
     - Да, - подтвердил незнакомец, но как-то неуверенно. - Да, конечно...
Я постараюсь, чтобы там на это обратили особое  внимание...  -  Он  поднял
скорбные глаза и беспомощно развел руками. - Ну что ж, пойдемте...
     И они двинулись по  улице,  которая  вдруг  начала  круто  загибаться
вверх. Пройдя несколько шагов, незнакомец в белом оглянулся, и  брови  его
изумленно взмыли.
     - Что ж вы с пельменями-то? Бросьте вы их...
     - Нет!.. - лихорадочно, со слезой бормотал он, все крепче прижимая  к
груди мокрую целлофановую упаковку. - Не брошу...  Пусть  видят...  Истину
им!.. Зоха - копает, в магазин зайдешь - давка...  Пельмени  вот  по  пять
рублей... Истину!..





                              Любовь ЛУКИНА
                              Евгений ЛУКИН

                    ПЯТЕРО В ЛОДКЕ, НЕ СЧИТАЯ СЕДЬМЫХ




               ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ТУМАННО УТРО КРАСНОЕ, ТУМАННО


                                    1

     -  Ты  что?  -  свистящим  шепотом  спросил  замдиректора   по   быту
Чертослепов, и глаза у него стали, как дыры. - Хочешь, чтобы мы из-за тебя
соцсоревнование прогадили?
     Мячиком подскочив в кресле, он  вылетел  из-за  стола  и  остановился
перед ответственным за культмассовую  работу  Афанасием  Филимошиным.  Тот
попытался съежиться, но это ему,  как  всегда,  не  удалось  -  велик  был
Афанасий. Плечищи - былинные, голова - с пивной котел. По такой голове  не
промахнешься.
     - Что? С воображением плохо? - продолжал  допытываться  стремительный
Чертослепов. - Фантазия кончилась?
     Афанасий вздохнул и потупился. С воображением  у  него  действительно
было плохо. А фантазии, как следовало из лежащего на столе списка, хватило
лишь на пять мероприятий.
     - Пиши! - скомандовал замдиректора и пробежался по кабинету.
     Афанасий с завистью смотрел на его лысеющую  голову.  В  этой  голове
несомненно кипел бурун мероприятий с красивыми интригующими названиями.
     - Гребная регата, -  остановившись,  выговорил  Чертослепов  поистине
безупречное звукосочетание. - Пиши! Шестнадцатое число. Гребная  регата...
Ну что ты пишешь, Афоня? Не  грибная,  а  гребная.  Гребля,  а  не  грибы.
Понимаешь, гребля!.. Охвачено... - Замдиректора прикинул. - Охвачено  пять
сотрудников. А именно... - Он вернулся  в  кресло  и  продолжал  диктовать
оттуда: - Пиши экипаж...
     "Экипаж..."  -  старательно  выводил   Афанасий,   наморщив   большой
бесполезный лоб.
     - Пиши себя. Меня пиши...
     Афанасий, приотворив рот от удивления, уставился на начальника.
     - Пиши-пиши... Врио завРИО Намазов, зам по снабжению  Шерхебель  и...
Кто же пятый? Четверо гребут, пятый  на  руле...  Ах  да!  Электрик!  Жена
говорила, чтобы обязательно была гитара... Тебе что-нибудь неясно, Афоня?
     - Так ведь...  -  ошарашенно  проговорил  Афанасий.  -  Какой  же  из
Шерхебеля гребец?
     Замдиректора Чертослепов оперся локтями  на  стол  и  положил  хитрый
остренький подбородок на сплетенные пальцы.
     - Афоня, - с нежностью  промолвил  он,  глядя  на  ответственного  за
культмассовую работу. - Ну что же тебе все разжевывать надо,  Афоня?..  Не
будет Шерхебель грести. И никто не будет. Просто шестнадцатого у моей жены
день рождения, дошло? И  Намазова  с  Шерхебелем  я  уже  пригласил...  Ну
снабженец он, Афоня! - с болью в голосе проговорил вдруг  замдиректора.  -
Ну куда ж без него, сам подумай!..
     - А грести? - тупо спросил Афанасий.
     - А грести мы будем официально.
     ...С отчаянным выражением лица покидал Афанасий кабинет замдиректора.
Жизнь была сложна. Очень сложна. Не для Афанасия.



                                    2

     Ох, это слово "официально"!  Стоит  его  произнести  -  и  начинается
какая-то мистика... Короче, в тот самый миг, когда приказ об  освобождении
от работы шестнадцатого  числа  пятерых  работников  НИИ  приобрел  статус
официального документа, в  кабинете  Чертослепова  открылась  дверь,  и  в
помещение ступил крупный мужчина  с  озабоченным,  хотя  и  безукоризненно
выбритым лицом. Затем из плаща цвета беж выпорхнула бабочка  удостоверения
и, раскинув крылышки, замерла на секунду перед озадаченным Чертослеповым.
     - Капитан Седьмых, - сдержанно представился вошедший.
     -  Прошу  вас,  садитесь,  -  запоздало  воссиял   радушной   улыбкой
замдиректора.
     Капитан сел и, помолчав, раскрыл блокнот.
     -  А  где  вы   собираетесь   достать   плавсредство?   -   задумчиво
поинтересовался он.
     Иностранный агент после  такого  вопроса  раскололся  бы  немедленно.
Замдиректора лишь понимающе наклонил лысеющую голову.
     - Этот вопрос мы как раз решаем, - заверил он со всей серьезностью. -
Скорее всего мы арендуем шлюпку у одного из спортивных обществ.  Конкретно
этим займется член экипажа Шерхебель - он наш снабженец...
     Капитан кивнул и записал в блокноте: "Шерхебель - спортивное общество
- шлюпка".
     - Давно тренируетесь?
     Замдиректора стыдливо потупился.
     - Базы нет, - застенчиво признался он. - Урывками, знаете, от  случая
к случаю, на голом энтузиазме...
     Капитан помрачнел. "Энтузиазм! - записал он. - Базы - нет?"
     - И маршрут уже разработан?
     Чертослепов нашелся и здесь.
     - В общих чертах, - сказал он.  -  Мы  думаем  пройти  на  веслах  от
Центральной набережной до пристани Баклужино.
     - То есть вниз по течению? - уточнил капитан.
     - Да, конечно... Вверх было бы несколько затруднительно. Согласитесь,
гребцы мы начинающие...
     - А кто командор?
     Не моргнув глазам, Чертослепов объявил командором  себя.  И  ведь  не
лгал, ибо ситуация была такова, что любая ложь  автоматически  становилась
правдой в момент произнесения.
     - Что вы можете сказать о гребце Намазове?
     - Надежный гребец, - осторожно отозвался Чертослепов.
     - У него в самом деле нет родственников в Иране?
     Замдиректора похолодел.
     - Я... - промямлил он, - могу справиться в отделе кадров...
     - Не надо, - сказал капитан. - Я только  что  оттуда.  -  Он  спрятал
блокнот и поднялся. - Ну что ж. Счастливого вам плавания.
     И замдиректора понял наконец, в какую неприятную историю он угодил.
     - Товарищ капитан, - пролепетал он, устремляясь за уходящим гостем. -
А нельзя узнать, почему... мм... вас так заинтересовало...
     Капитан Седьмых обернулся.
     - Потому что Волга, - негромко произнес, - впадает в Каспийское море.
     Дверь за ним закрылась. Замдиректора добрел до стола  и  хватил  воды
прямо из графина. И замдиректора можно было понять. Ему предстояло созвать
дорогих гостей и объявить для начала,  что  шестнадцатого  числа  придется
вам, товарищи, в некотором смысле грести. И  даже  не  в  некотором,  а  в
прямом.



                                    3

     Электрик Альбастров (первая гитара НИИ) с большим интересом следил за
развитием скандала.
     - Почему грести? - брызжа слюной, кричал Шерхебель. -  Что  значит  -
грести? Я не могу грести - у меня повышенная кислотность!
     Врио завРИО Намазов - чернобровый полнеющий  красавец  -  пребывал  в
остолбенении. Время от времени его правая рука  вздергивалась  на  уровень
бывшей талии и совершала там судорожное хватательное движение.
     - Я достану лодку!  -  кричал  Шерхебель.  -  Я  пароход  с  колесами
достану! И что? И я же и должен грести?
     -  Кто  составлял  список?  -   горлом   проклокотал   Намазов.   Под
ответственным за культмассовую работу Филимошиным  предательски  хрустнули
клееные сочленения стула, и все медленно повернулись к Афанасию.
     - Товарищи! - поспешно  проговорил  замдиректора  и  встал,  опершись
костяшками пальцев  на  край  стола.  -  Я  прошу  вас  отнестись  к  делу
достаточно серьезно. Сверху поступила указка: усилить пропаганду  гребного
спорта. И это не прихоть ни чья,  не  каприз  -  это  начало  долгосрочной
кампании под общим девизом "Выгребаем к здоровью". И там... -  Чертослепов
вознес глаза к потолку, - настаивают, чтобы экипаж на три пятых состоял из
головки НИИ. С этой целью нам  было  предложено  представить  список  трех
наиболее перспективных руководителей. Каковой список мы и представили.
     Он замолчал и  строго  оглядел  присутствующих.  Электрик  Альбастров
цинично улыбался. Шерхебель  с  Намазовым  были  приятно  ошеломлены.  Что
касается Афанасия Филимошина, то он завороженно кивал, с  восторгом  глядя
на Чертослепова. Вот теперь он понимал все.
     - А раньше ты об этом сказать не мог? - укоризненно молвил Намазов.
     - Не мог, - стремительно  садясь,  ответил  Чертослепов  и  опять  не
солгал. Как, интересно, он мог бы сказать  об  этом  раньше,  если  минуту
назад он и сам этого не знал.
     - А что? -  повеселев,  проговорил  Шерхебель.  -  Отчалим  утречком,
выгребем за косу, запустим мотор...
     Замдиректора пришел в ужас.
     - Мотор? Какой мотор?
     Шерхебель удивился.
     - Могу достать японский, - сообщил он. - Такой,  знаете,  водомет:  с
одной стороны дыра, с другой - отверстие. Никто даже и не подумает...
     - Никаких моторов, - процедил замдиректора, глядя снабженцу в  глаза.
Если  уж  гребное  устройство  вызвало  у  капитана  Седьмых  определенные
сомнения, то что говорить об устройстве с мотором!
     - Но отрапортовать  в  письменном  виде!  -  вскричал  Намазов.  -  И
немедля, сейчас!..
     Тут же и отрапортовали. В том  смысле,  что,  мол,  и  впредь  готовы
служить  пропаганде  гребного  спорта.  Чертослепов  не  возражал.  Бумага
представлялась ему совершенно  безвредной.  В  крайнем  случае,  в  верхах
недоуменно пожмут плечами.
     Поэтому, когда машинистка принесла ему перепечатанный рапорт, он  дал
ему ход, не читая. А зря. То ли загляделась на кого-то машинистка,  то  ли
заговорилась, но только, печатая  время  прибытия  гребного  устройства  к
пристани Баклужино, она отбила совершенно нелепую цифру - 1237. Тот  самый
год, когда победоносные тумены Батыя форсировали великую реку Итиль.
     И в этом-то страшном виде, снабженная подписью директора,  печатью  и
порядковым номером, бумага пошла в верха.



                                    4

     Впоследствии электрик Альбастров будет клясться и целовать  крест  на
том, что видел капитана Седьмых в толпе машущих платочками, но никто  ему,
конечно, не поверит.
     Истово, хотя и  вразброд  шлепали  весла.  В  осенней  волжской  воде
шуршали и брякали льдышки, именуемые шугой.
     - Раз-два, взяли!.. - вполголоса, интимно приговаривал  Шерхебель.  -
Выгребем за косу, а там нас возьмут на буксир из рыбнадзора, я уже с  ними
договорился...
     Командор Чертослепов уронил мотнувшиеся в уключинах весла и схватился
за сердце.
     - Вы с ума сошли! - зашипел  на  него  Намазов.  -  Гребите,  на  нас
смотрят!..
     С превеликим трудом они перегребли стрежень и, заслоненные от  города
песчаной косой, в изнеможении бросили весла.
     - Черт с тобой... - слабым  голосом  проговорил  одумавшийся  к  тому
времени Чертослепов. - Где он, этот твой буксир?
     - Йех! - изумленно пробасил Афанасий, единственный  не  задохнувшийся
член экипажа. - Впереди-то что делается!
     Все оглянулись. Навстречу лодке и навстречу течению по левому  рукаву
великой реки вздымался, громоздился и наплывал знаменитый волжский  туман.
Берега подернуло мутью, впереди клубилось сплошное молоко.
     - Кранты вашему буксиру! - бестактный, как и все электрики, подытожил
Альбастров. - В такую погоду не то что рыбнадзор - браконьера на  стрежень
не выгонишь!
     - Так а я могу грести! - обрадованно предложил Афанасий.
     Он в самом деле  взялся  за  весла  и  десятком  богатырских  гребков
окончательно загнал лодку в туман.
     - Афоня, прекрати! - закричал Чертослепов. - Не дай бог перевернемся!
     Вдоль бортов шуршала шуга,  вокруг  беззвучно  вздувались  и  опадали
белые  полупрозрачные  холмы.  Слева  туман  напоминал  кисею,  справа   -
простыню.
     - Как бы нам Баклужино не  просмотреть...  -  озабоченно  пробормотал
Шерхебель. - Унесет в Каспий...
     Командор Чертослепов издал странный звук -  словно  его  ударили  под
дых. В многослойной марле тумана ему померещилось нежное бежевое пятно,  и
воображение командора мгновенно дорисовало страшную картину: по воде,  аки
посуху, пристально поглядывая на гребное устройство, шествует с  блокнотом
наготове капитан Седьмых... Но такого, конечно, быть  никак  не  могло,  и
дальнейшие события покажут это со всей очевидностью.
     - Хватит рассиживаться, товарищи! - нервно  приказал  Чертослепов.  -
Выгребаем к берегу!
     - К какому берегу? Где вы видите берег?
     - А вот выгребем - тогда и увидим!
     Кисея слева становилась  все  прозрачнее,  и  вскоре  там  проглянула
полоска земли.
     - Странно, - всматриваясь, сказал Намазов. - Конная милиция.  Откуда?
Вроде бы не сезон...
     - Кого-то ловят, наверное, - предположил Шерхебель.
     - Да прекратите вы ваши шуточки! - взвизгнул Чертослепов - и  осекся.
Кисея взметнулась, явив с исключительной резкостью берег и  остановившихся
при виде лодки  всадников.  Кривые  сабли,  кожаные  панцири,  хворостяные
щиты... Темные, косо подпертые крепкими скулами глаза с интересом смотрели
на приближающееся гребное устройство.



                                    5

     Туман  над  великой  рекой  Итиль  истаял.   Не   знающий   поражений
полководец,  несколько  скособочась   (последствия   давнего   ранения   в
позвоночник), сидел в  высоком  седле  и  одним  глазом  следил  за  ходом
переправы. Другого у него не было - вытек лет двадцать назад от сабельного
удара. Правая рука полководца с перерубленным еще в юности сухожилием была
скрючена и не разгибалась.
     Прибежал толмач и доложил, что захватили какую-то  странную  ладью  с
какими-то странными гребцами. Привести? Не  знающий  поражений  полководец
утвердительно наклонил неоднократно пробитую в боях голову.
     Пленников заставили проползти до полководца на коленях. Руки у членов
экипажа были связаны за спиной сыромятными ремнями, а рты заткнуты  их  же
собственными головными уборами.
     Полководец шевельнул обрубком мизинца,  и  толмач,  поколебавшись,  с
кого начать, выдернул кляп изо рта Намазова.
     - Мин татарча! Мин татарча! - отчаянно закричал  врио  завРИО,  резко
подаваясь головой к копытам отпрянувшего иноходца.
     Татары удивленно уставились на пленника, потом - вопросительно  -  на
предводителя.
     - Помощником толмача, - определил тот,  презрительно  скривив  рваную
сызмальства пасть.
     Дрожащего Намазова развязали,  подняли  на  ноги  и  в  знак  милости
набросили ему на плечи совсем худой халатишко.
     Затем решили выслушать Чертослепова.
     - Граждане каскадеры! - в бешенстве завопил замдиректора,  безуспешно
пытаясь подняться с колен. - Имейте в виду, даром вам это не  пройдет!  Вы
все на этом погорите!
     Озадаченный толмач снова заправил кляп в рот Чертослепова и почесал в
затылке. Услышанное сильно напоминало непереводимую игру слов. Он все-таки
попробовал  перевести  и,  видимо,  сделал  это  не  лучшим  образом,  ибо
единственный глаз полководца свирепо вытаращился, а сабельный шрам поперек
лица налился кровью.
     - Кто? Я погорю?  -  прохрипел  полководец,  оскалив  остатки  зубов,
оставшиеся после прямого попадания из пращи. - Это вы у меня в  два  счета
погорите, морды славянские!
     Воины спешились и побежали за хворостом.  Лодку  бросили  в  хворост,
пленников - в  лодку.  Галопом  прискакал  татарин  с  факелом,  и  костер
задымил. Однако дрова были сырые, разгорались плохо.
     - Выньте у них кляпы,  и  пусть  раздувают  огонь  сами!  -  приказал
полководец.
     Но садистское это распоряжение так и не было выполнено, потому что со
дна гребного устройства поднялся вдруг представительный хмурый  мужчина  в
бежевом плаще. Татары, издав вопль изумления и  ужаса,  попятились.  Перед
тем, как бросить лодку в хворост, они обшарили ее  тщательнейшим  образом.
Спрятаться там было негде.
     - Я, собственно... - ни  на  кого  не  глядя,  недовольно  проговорил
мужчина,  -  оказался  здесь  по  чистой  случайности...  Прилег,  знаете,
вздремнуть под скамьей, ну и не заметил, как лодка отчалила...
     Он перенес  ногу  через  борт,  и  татары,  суеверно  перешептываясь,
расступились. Отойдя подальше, капитан Седьмых (ибо это был он)  оглянулся
и, отыскав в толпе Намазова, уже успевшего  нахлобучить  рваную  татарскую
шапчонку, неодобрительно покачал головой.




                      ЧАСТЬ ВТОРАЯ. БЫСТЬ НЕКАЯ ЗИМА


                                    1

     Нагрянул  декабрь.  Батый  осадил  Рязань.  Помилованных  до  особого
распоряжения пленников возили за  войском  на  большом  сером  верблюде  в
четырех связанных попарно корзинах. Подобно большинству изувеченных жизнью
людей не знающий поражений полководец  любил  всевозможные  отклонения  от
нормы.
     Над  татарским  лагерем  пушил   декабрьский   снежок.   Замдиректора
Чертослепов - обросший,  оборванный  -  сидел  на  корточках  и  отогревал
связанными руками посиневшую лысину.
     - Хорошо хоть руки спереди связывать стали, - без радости заметил он.
     Ему не ответили. Было очень холодно.
     - Смотрите, Намазов идет, - сказал Шерхебель и,  вынув  что-то  из-за
пазухи, сунул в снег.
     Судя по всему, помощник толмача вышел на прогулку.  На  нем  уже  был
крепкий, хотя и залатанный местами полосатый халат, под растоптанными,  но
вполне справными сапогами весело поскрипывал снежок.
     - Товарищ Намазов!  -  вполголоса  окликнул  замдиректора.  -  Будьте
добры, подойдите на минутку!
     Помощник  толмача  опасливо   покосился   на   узников   и,   сердито
пробормотав: "Моя твоя  не  понимай...",  -  поспешил  повернуться  к  ним
спиной.
     - Мерзавец! - процедил Альбастров.
     С ним согласились.
     - Честно вам скажу, - уныло проговорил Чертослепов, - никогда мне  не
нравился этот Намазов. Правду говорят: яблочко от яблони...
     - А что это вы всех под одну гребенку? - ощетинился вдруг электрик.
     Чертослепов  с  Шерхебелем  удивленно  взглянули  на  Альбастрова,  и
наконец-то бросилась им в глаза черная клочковатая  бородка,  а  заодно  и
висячие усики, и легкая, едва намеченная скуластость.
     Первым опомнился Шерхебель.
     - Мать? - понимающе спросил он.
     - Бабка, - буркнул Альбастров.
     - Господи  Иисусе  Христе!..  -  не  то  вздохнул,  не  то  простонал
Чертослепов.
     Положение его было ужасно. Один  из  членов  вверенного  ему  экипажа
оказался ренегатом, другой...
     - Товарищи! - в отчая