ь лет.
     Там, за дверью, в недрах  зачарованной  пещеры,  таилась  Хрустальная
Чаша. Околдованный древней легендой, ради нее он оставил пиры  и  турниры,
ради нее он скитался по диким землям и совершал  подвиги,  которые  некому
было воспеть.
     Что-то больно толкнуло его в сердце. Потом еще раз. Это  звала  Чаша!
Рыцарь выпрямился и, откинув забрало,  негромко,  торжественно,  слово  за
словом, произнес заклинание, вырванное им пять лет назад  из  злобных  уст
умирающего колдуна.
     И дверь, заскрежетав, отворилась.
     Понимая, что прежние подвиги - ребячья забава по сравнению с тем, что
предстоит ему сейчас, он переступил порог и оказался на складе, освещенном
двумя стоваттными лампочками. Запах упаковки натолкнул  его  на  мысль  об
адской сере, и, призвав имя  Господне,  рыцарь  двинулся  вдоль  стены  из
картонных ящиков.
     Проход вывел его к дверному проему, задернутому легкой  тканью.  ТАМ!
Острием  черного  от  запекшейся  крови   меча   он   отбросил   портьеру.
Пластмассовые  кольца  свистнули  по  металлическому  стержню,  и   рыцарь
ворвался в огромное светлое помещение.
     Рабочий день кончился,  и  в  магазине  была  одна  кассирша.  Увидев
рыцаря, этот демон в виде огромной женщины  с  зелеными,  как  у  ящерицы,
веками и золотыми кольцами в ушах  сначала  остолбенел,  а  затем  разинул
окровавленный рот и испустил леденящий сердце визг.
     Рыцарь отважно взмахнул мечом, но  демон  боя  не  принял  -  кинулся
наутек.
     Тогда он обернулся, и  меч  едва  не  выпал  из  внезапно  ослабевшей
десницы. Перед рыцарем высился стеллаж. И на каждой его полке стояли Чаши.
Много Чаш.
     Мысли спутались. Чаша - одна! Чаш не  может  быть  много!  Но  уже  в
следующий миг  он  понял,  что  именно  в  этом  и  заключалось  последнее
испытание - угадать Настоящую.
     - Господи, не покинь! - в отчаянии взмолился он,  и  Господь  его  не
покинул. Тучи над городской окраиной разомкнулись, и тонкий закатный  луч,
пересекши наискосок пустой магазин, словно указующий перст, уперся в  одну
из Чаш.
     ...Вызванная на место происшествия милиция отнеслась  к  делу  скорее
юмористически, нежели серьезно. "А может, разыграли вас,  девушка?  Может,
кто-нибудь  из  знакомых?"  Вспыхнув,  кассирша  отвечала,  что  среди  ее
знакомых придурковатые, конечно, есть, но недомерков не было и  не  будет.
Осмотрели магазин, но  никакого  "алкаша  в  железяках",  естественно,  не
нашли. Не нашли его и на складе.
     А Рыцарь Хрустальной Чаши уже ставил ногу  в  стремя  по  ту  сторону
ржавой волшебной двери.
     Медленным шагом, бросив поводья, в доспехах, облитых  луной,  проехал
он мимо поверженного им дракона, и в руках его мерцало сокровище,  равного
которому нет в мире. Хрустальные грани наливались лунным светом, и  ночной
ветерок шевелил плохо приклеенный к донышку квадратик  тонкого  непрочного
пергамента с таинственными знаками на неведомом рыцарю языке:
     "Уценено до 4 рублей 99 копеек".





                              Любовь ЛУКИНА
                              Евгений ЛУКИН

                               СЕМЬ ТЫСЯЧ Я




     Я сразу же заподозрил неладное,  увидев  в  его  квартире  оседланную
лошадь.
     - Как это ты ее на  седьмой  этаж?  -  оторопело  спросил  я,  обходя
сторонкой большое дышащее животное. - Лифтом?
     Он горько усмехнулся в ответ.
     - Лифтом...  -  повторил  он.  -  Да  разве  такая  зверюга  в  лифте
поместится? В поводу вел. По ступенькам...
     Собственно, я уже тогда имел право арестовать  его.  Лошадь  была  не
просто оседлана - на ней был чалдар...  Что  такое  чалдар?  Это,  знаете,
такая попона из металлических пластинок. Похищена в феврале прошлого  года
из энского исторического музея вместе с мелкокольчатой броней  и  доспехом
типа "зерцало".
     - Удивляешься... - с удовлетворением отметил он. - Понимаю тебя.
     Он  уже   ничего   не   скрывал.   Комнату   перегораживало   длинное
кавалерийское копье, а к столу был прислонен меч, восстановленный  недавно
специалистами по крыжу XII века. Кроме  него  из  экспозиции  пропал  еще,
помнится, полный комплект боевых ножей.
     Я решил не засвечиваться раньше времени и,  изобразив  растерянность,
присел на диван.
     - Значит, летим исправлять историю? -  придав  голосу  легкую  дрожь,
спросил я.
     - Летим, - подтвердил он.
     - Рязань?
     - Калка! - Произнеся это, он выпрямился и сбросил домашний халат.  От
груди и плеч моего подопечного отскочили и брызнули врассыпную по  комнате
светлые блики. Его торс облегала сияющая мелкокольчатая  броня,  усиленная
доспехом типа "зерцало". А вот и пропавшие ножички, все  три:  засапожный,
поясной и подсайдашный...
     Услышав грозное слово "Калка", лошадь испуганно всхрапнула и  вышибла
копытом две паркетные шашки.
     И тут меня осенило, что у него ведь могут быть и сообщники...
     - Сними ты с себя это железо! - искусно  делая  вид,  что  нервничаю,
сказал я. - Тебя ж там первый татарин срубит! Знаешь ведь поговорку:  один
в поле не воин...
     Крючок был заглочен с лету.
     - Один? - прищурившись, переспросил он. - А кто тебе  сказал,  что  я
там буду один? В поле?
     Уверен, что лицо недоумка вышло у меня на славу.
     - А кто второй?
     - Я.
     - Хм... А первый тогда кто?
     - Тоже я, - сказал он, насмешливо меня разглядывая.
     Лошадь переступила с ноги на ногу и мотнула головой, как  бы  отгоняя
мысль о предстоящем кошмаре.
     - Ну хорошо... - смилостивился он. - Сейчас объясню...
     И возложил длань на высокое седло, куда, по всей  видимости,  и  была
вмонтирована портативная машина времени марки "минихрон",  украденная  три
года назад прямо из сейфа энской лаборатории.
     - Итак, я включаю, как ты уже догадался, устройство и  перебрасываюсь
вместе с лошадью во вторник 31 мая 1223 года. Провожу  там  весь  день  до
вечера. К вечеру возвращаюсь. Отдыхаю, сплю, а  назавтра...  -  Он  сделал
паузу, за время которой стал выше и стройнее. - А назавтра я снова включаю
устройство и снова перебрасываюсь во вторник 31 мая 1223  года!  Вместе  с
лошадью! То есть нас теперь там уже - сколько?
     - Ну, четверо, - сказал я. - С лошадьми...
     И осекся. Я понял, куда он клонит.
     - То же самое я делаю и послезавтра, и послепослезавтра! - Глаза  его
сверкали, голос гремел. - Семь тысяч дней  подряд  я  перебрасываюсь  туда
вместе с лошадью и провожу там весь день до вечера. Я  трачу  на  это  без
малого двадцать лет, но зато во вторник 31 мая 1223  года  в  окрестностях
реки Калки возникает войско из семи тысяч всадников! И оно заходит татарам
в тыл!..
     Весь в  металле,  словно  памятник  самому  себе,  он  стоял  посреди
комнаты, чуть выдвинув вперед  правую  ногу,  и  в  гладкой  стали  поножа
отражалось мое опрокинутое лицо.
     "Брать! - тяжко ударила мысль. - Брать немедленно!.."
     Но тут он дернул за свисающий с потолка шнурок, на который  я  как-то
не обратил внимания, и со свистом развернувшаяся сеть из витого капрона во
мгновение ока спеленала меня по рукам и ногам.
     -  Почему  бы  тебе  не  предъявить  свое  удостоверение?   -   мягко
осведомился он. - Ты ведь из Группы Охраны Истории, не так ли?
     "Спокойствие! - скомандовал я  себе.  -  Главное,  не  делать  резких
движений!.. Это витой капрон!"
     - Ты, видимо, хочешь сказать, - вкрадчиво продолжал  он,  -  что  мои
семь тысяч  будут  слишком  уж  уязвимы?  Что  достаточно  устранить  меня
сегодняшнего  -  и  не  будет   уже   ни   меня   завтрашнего,   ни   меня
послезавтрашнего... Достаточно, короче,  прервать  цепочку  -  и  все  мое
войско испарится на глазах у татар. Так?
     - Да, - хрипло сказал я. - Именно так...
     - Так вот, во время дела, - ликующе известил он, - я сегодняшний буду
находиться в  самом  безопасном  месте.  Как  и  я  завтрашний,  как  и  я
послезавтрашний... А вот последние будут первыми. То есть пойдут в  первых
рядах...
     - Между прочим, дом окружен, - угрюмо соврал я.
     Он тонко улыбнулся в ответ.
     - И окрестности Калки тоже?
     Мне нечего было на это сказать.
     На моих глазах он препоясался мечом и взял копье. Затем выпрямился  и
с княжеским высокомерием вздернул  русую  недавно  отпущенную  бородку.  Я
понял,  что  сейчас  он  изречет  что-нибудь   на   прощанье.   Что-нибудь
историческое.
     - Татарское иго, - изрек он, - позорная страница русской  истории.  Я
вырву эту страницу.
     Причем ударение сделал, авантюрист, не на слове "вырву", а  на  слове
"я". Потом запустил руку под седло и, на что-то там нажав, исчез. Вместе с
лошадью.


     - Семь тысяч? - Руки шефа взметнулись над столом -  то  ли  он  хотел
воздеть их к потолку, то ли схватиться за голову. -  Семь  тысяч...  А  ты
сказал ему, что у него прабабка - татарка?
     - Н-нет... - ответил я. - А что? В самом деле?
     - Откуда я знаю? - огрызнулся шеф. - Надо было сказать!..
     Его заместитель по XIII веку давно уже бегал из угла  в  угол.  Возле
стенда "Сохраним наше прошлое!" резко обернулся.
     - Почему ты не хочешь оставить засаду на его квартире?
     - Потому что он туда больше носа не  покажет,  -  ворчливо  отозвался
шеф. - Будь уверен, ночлег он себе подготовил на все семь тысяч дней.  Как
и стойло для лошади. А вот где его теперь искать, это стойло?.. Нет, брать
его, конечно, надо там - в тринадцатом веке...
     - Как?
     - В том-то и дело - как?..
     Шеф поставил локти на стол и уронил тяжелую  голову  в  растопыренные
пальцы.
     - Семь тысяч, семь тысяч... - забормотал он. - Ведь это же  надо  что
придумал, босяк!..
     - Но, может быть, нам... - осторожно начал заместитель, -  в  порядке
исключения... разрешат...
     - Снять блокаду? - Шеф безнадежно усмехнулся. Я тоже.
     Дело в том, что прошлое по решению мирового сообщества блокировано  с
текущего момента и по пятнадцатый  век  включительно  -  на  большее  пока
мощностей не хватает... А ловко было бы: вырубить на  минутку  генераторы,
потом - шасть в позавчера - и в наручники авантюриста...
     - А у тебя какие-нибудь соображения есть? -  Вопрос  был  обращен  ко
мне.
     - Есть, - сказал я и встал.
     Это произвело сильное впечатление. Шеф и его заместитель по XIII веку
ошарашенно переглянулись.
     - Ну-ка, ну-ка, изложи...
     Я изложил.
     Вообще-то я редко когда высказываю начальству свои мысли, но если  уж
выскажу... Молчание длилось минуты три. Заместитель опомнился первым.
     - А, собственно, почему бы и нет? - с  опаской  поглядывая  на  шефа,
промолвил он, и сердце мое радостно встрепенулось.
     Шеф затряс головой.
     -  Ты  что,  хочешь,  чтобы  я  отпустил  его   в   тринадцатый   век
о_д_н_о_г_о_?
     - Да почему же одного? -  поспешил  вмешаться  я,  очень  боясь,  что
предложение мое сейчас зарубят. - Меня же тоже будет семь тысяч!
     Шеф вздрогнул.
     - Ты вот что, сынок... - сказал он, почему-то пряча глаза. - Ты пойди
погуляй пока, а мы тут посоветуемся... Только далеко не уходи...
     Я вышел в коридор и, умышленно  прикрыв  дверь  не  до  конца,  встал
рядом. Профессиональная привычка. Кроме того, там,  в  кабинете,  решалась
моя судьба: расквитаюсь я с моим подопечным за сетку из витого капрона или
же дело передадут другому? Запросто могли передать. Что ни говори, а  были
у меня промахи в работе, случались...
     Я прислушался. Начальство вело ожесточенный спор, погасив  голоса  до
минимума. В коридор выпархивали лишь случайные обрывки фраз.
     ШЕФ: ...не представляешь... дубина... таких дел натворит, что... (Это
он, надо полагать, о моем подопечном.)
     ЗАМЕСТИТЕЛЬ: ...клин клином... ручаюсь, не  уступит...  (А  это  уже,
кажется, обо мне.)
     ШЕФ: ...семь тысяч! Тут одного-то его  не  знаешь,  куда...  хотя  бы
руководителя ему... (Вот-вот! Это как раз то, чего я боялся!)
     ЗАМЕСТИТЕЛЬ: ...ну кто еще, кроме...  семь  тысяч  -  почти  двадцать
лет... а там и на пенсию...
     Последнего обрывка насчет пенсии я, честно говоря, не понял. При  чем
тут пенсия?.. Вскоре меня пригласили в кабинет.
     - В общем так, сынок... - хмурясь, сказал шеф. -  Мы  решили  принять
твое предложение. Если кто-то и способен остановить этого  придурка  -  то
только ты...


     Утро 31 мая 1223 года выдалось погожим.
     Опершись на алебарду, я растерянно оглядел окрестности. Как-то я  все
не так это себе представлял... Ну вот,  например:  я  иду  перед  стройной
шеренгой воинов, каждый из которых - я сам. Останавливаюсь,  поворачиваюсь
лицом к строю и на повышенных тонах объясняю ситуацию: вон там, за смутной
линией горизонта - река Калка. А за теми холмами - войско  из  семи  тысяч
авантюристов. Или даже точнее - авантюриста. Что от нас  требуется,  орлы?
От нас требуется умелым маневром блокировать им дорогу и не дать вмешаться
в естественное развитие событий...
     И вот теперь я стоял, опершись на алебарду, и что-то ничего  пока  не
мог сообразить. Остальные-то где? Кажется, я прибыл слишком рано...
     Тут я вспомнил, что пехотинец-одиночка для тяжеловооруженного конника
- не противник, и в поисках укрытия двинулся  к  виднеющемуся  за  кустами
овражку.
     - Эй, с алебардой! - негромко окликнули меня из кустов.
     Я обернулся на голос, лязгнув доспехами. В листве поблескивал металл.
Там прятались вооруженные люди. Лошадей не видно, вроде свои.
     - Быстрей давай! - скомандовали из кустов. - Демаскируешь!
     Я пролез сквозь чащу веток и остановился. Передо мной стояло  человек
десять воинов. И еще  с  десяток  прохаживалось  на  дне  овражка.  Из-под
светлых шлемов-ерихонок на меня отовсюду смотрело одно и то же  лицо.  Мое
лицо. Разве что чуть постарше.
     - Который год служишь?
     Тон вопроса мне не понравился.
     - Да что ты его спрашиваешь - и  так  видно,  что  салага,  -  хрипло
сказал воин с забинтованным горлом. -  Гляди-ка,  панцирь  у  него...  Ишь
вырядился! Прям "старик"... А ну прими алебарду как положено!
     Вот уж чего я никогда не  знал  -  так  это  как  положено  принимать
алебарду.
     -  Вконец  "сынки"  распустились!  -  Хриплый  забинтованный  недобро
прищурился. - Кто давал приказ алебарду брать?
     - А что надо было брать?
     - Топор! - негромко, щадя простуженное горло, рявкнул он.  -  Лопату!
Шанцевый инструмент!.. Если через голову не доходит - через  ноги  дойдет!
Не можешь - научим, не хочешь -  заставим!  С  какого  года  службы,  тебя
спрашивают?
     - Да я, в общем-то... - окончательно смешавшись, пробормотал я,  -  в
первый раз здесь...
     Ко мне обернулись с интересом.
     - Как? Вообще в первый?
     - Вообще, - сказал я.
     - А-а... - Хриплый оглядел меня с ног до головы. - Ох, и дурак был...
Панцирь прямо на трико напялил?
     - На трико, - удрученно подтвердил я.
     - К концу дня плечи сотрешь, - пообещал он. - И алебарду ты тоже зря.
Алебарда, брат инструмент тонкий... И, между нами говоря,  запрещенный.  В
тринадцатом веке их  на  Руси  еще  не  было...  Ну-ка,  покажи  ему,  как
правильно держать, - повернулся он к другому мне -  помоложе.  Тот  принял
стойку "смирно" - глаза навыкате, алебарда у плеча.
     - Вот, - удовлетворенно  сказал  хриплый.  -  Так  примерно  выглядит
первая позиция. А теперь пару приемов. Делай... р-раз!
     Всплеснуло широкое лезвие. Мне показалось, что взмах у воина вышел не
совсем уверенный. Видимо, хриплому тоже так показалось,  потому  что  лицо
его мгновенно сделалось совершенно зверским.
     - Который год службы? Третий? Три года воюешь - приемы не разучил?
     Ситуация нравилась мне все меньше и меньше.
     - Пятый год службы - ко мне! Есть кто с пятого  года  службы?  Ну-ка,
собери молодых и погоняй как следует. До сих пор не знают, с какого  конца
за алебарду браться!
     Веселый доброволец пятого года  службы  сбежал  в  овражек  и  звонко
приказал строиться. Кое-кто из молодых пытался уклониться, но был изъят из
кустов и построен в две шеренги.
     - Делай... р-раз!
     Нестройно всплеснули алебарды.
     - А ты давай приглядывайся, -  посоветовал  мне  хриплый.  -  И  дома
начинай тренироваться. Как утром встал - сразу за алебарду.  Раз  двадцать
каждый удар повторил - и под душ. Днем-то у  тебя  здесь  времени  уже  не
будет...
     Вдалеке затрещали кусты, и вскоре на той стороне  овражка  показались
еще человек пятнадцать воинов - крепкие мужчины средних лет. Несколько лиц
(моих опять-таки) были обрамлены бородами разной длины.  А  самый  старший
воин - гладко выбрит. На плечах вновь пришедших покоились уже не алебарды,
а тяжелые семиметровые копья.
     - Делай... три! - донеслось из овражка.
     - Это еще что такое? - удивился  бритый.  Он  шагнул  к  обрывчику  и
заглянул вниз.
     - До сих пор алебардами не владеют, салаги! - пояснил хриплый. -  Вот
решили немножко погонять...
     - Отставить! - рявкнул бритый. -  Какой  еще  к  черту,  тренаж?  Нам
сейчас  марш  предстоит  -  в  пять  километров!  Давай   командуй   общее
построение!
     Хриплый  скомандовал,  и  воины,  бренча  и  погромыхивая  доспехами,
полезли из овражка.  Поскольку  все  были  одного  роста,  выстроились  по
возрасту. Я уже начинал помаленьку разбираться  в  их  (то  есть  в  моей)
иерархии.  На  правом  фланге  -  "деды":  загорелые   обветренные   лица,
надраенные до блеска старенькие брони и шлемы. Собственно, это были одна и
та же броня и один и тот же шлем - из нашего запасника. Пятый  год  службы
играл роль сержантского  состава.  Он  занимал  центральную  часть  строя.
Дальше располагались  "молодые"  и,  наконец,  на  левом  фланге  -  самая
салажня: в крупнокольчатых байданах, в шлемах-мисюрках, не спасающих  даже
от подзатыльника, и с шанцевым инструментом в руках.
     - А кто это  там  влез  на  левый  фланг  в  панцире?  -  осведомился
захвативший командование бритый ветеран. - Штрафник, что ли?
     Ему объяснили, что я новичок и в панцирь влез по незнанию.
     - Ага... - сказал командир. - Значит, для тех, кто в этот  отряд  еще
не попадал или попадал,  но  давно:  задача  наша  чисто  вспомогательная.
Конница противника будет прорываться по равнине, там их встретят первая  и
вторая баталии. Ну это вы и так знаете...  А  нам,  орлы,  нужно  заткнуть
брешь между оврагами и рощей. Значит, что?  Значит,  в  основном  земляные
работы, частокол и все такое прочее...
     Не снимая кольчужной  рукавицы,  он  взял  в  горсть  висящую  поверх
панциря ладанку и поднес к губам.
     - Докладывает двадцать третий. К маршу готовы.
     - Начинайте движение, - буркнула ладанка  моим  голосом,  и  командир
снова повернулся к строю.
     - Нале... уо!
     Строй грозно лязгнул железом.


     Как и предсказывал хриплый, плечи я стер еще во время марша. К  концу
пути я  уже  готов  был  малодушно  нажать  кнопку  моего  "минихрона"  и,
вернувшись, доложить шефу, что переоценил свои возможности. Однако мысль о
сетке из витого капрона, в которой я  оказался  сегодня  утром,  заставила
меня стиснуть зубы и продолжать марш.
     - Стой!
     Колонна остановилась. Справа - заросли, слева - овраги.
     - Перекур семь минут...
     Строй смешался. Человек пятнадцать отошли в  сторонку  и,  достав  из
шлемов сигареты, закурили. Я обратил внимание, что среди  них  были  воины
самого разного возраста. Из этого следовало, что годика  через  три  я  от
такой жизни закурю, потом брошу, потом опять закурю. И так несколько раз.
     Броню мне разрешили  снять.  Пока  я  от  нее  освобождался,  перекур
кончился. Стало шумно. В рощице застучали топоры, полетели комья  земли  с
лопат. Меня как новичка не трогали, но  остальные  работали  все.  Задача,
насколько я понял, была - сделать  гиблое  для  конницы  место  еще  более
гиблым.  Темп  в  основном  задавали  воины  пятого  года   службы.   Сияя
жизнерадостными оскалами, они вгрызались в грунт как экскаваторы,  успевая
при этом страшно ор