Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
ые тут же из нор повылетали и рысью, как казачья сотня,
туда, где бьют. А самого небоеспособного сторожить оставили.
"Ага", - думает Пиньков.
- Переползаем к дереву, - командует шепотом. - Яша, подползаешь
справа, а ты, Ваня, слева. Боец Голиаф! Вы пока остаетесь на месте, а
подам знак - подходи, как будто банку просить идешь. Ясна задача? На
получетвереньках... вперед!
Все-таки если с гномиками этими подзаняться, товарищ старший
лейтенант (ну там уставами, строевой подготовкой), толк будет! Команду
выполнили - любо-дорого посмотреть! Яша - справа, Ваня - слева, а Пиньков
- с тыла. И все на получетвереньках.
Встал Пиньков за деревом, отмахнул рукой. Подходит Голька к норам и
начинает вежливо покашливать. Из норы - рычание, потом высовывается
пупырчатый. В глазенках - радость: а-а, дескать, вот кого я сейчас вокруг
дерева на руках погоняю... И тут ему рядовой Пиньков сапогом в ухо
ка-ак...
Грубейшее нарушение Устава? Ну, тут можно поспорить, товарищ старший
лейтенант... С одной стороны, вроде бы да, грубейшее... А с другой, если
посчитать овраг за глубокий тыл предполагаемого противника, то приходится
признать, что рядовой Пиньков действовал в данном случае решительно и даже
отважно.
Оглушил, короче. Ну, дальше, как водится, три метра капронового
шнура, в пасть вместо кляпа подушку забили... Откуда подушка? Да оттуда
же, откуда три метра капронового шнура, товарищ старший лейтенант!
Связали, короче, все четыре лапы одним узлом и оттащили в кусты.
Ваню с Яшей оставили на... Да что вы, товарищ старший лейтенант, на
какой на стреме! На подстраховке оставили...
Вот... Оставили, значит, их на подстраховке, а сами с Голькой - в
нору. Ну, я вам доложу, нора! Кафель кругом, полировка чешская... Откуда
взяли? Не могу знать, товарищ старший лейтенант, врать не хочу... Тоже,
надо полагать, на банки выменяли.
А банок... Видимо-невидимо. Любых. И тушенка, и сгущенка, и кофе...
Ну а про гуашь и говорить не приходится... Так точно, гуашь. Зачем? Ну,
интересное дело, товарищ старший лейтенант! А зачем нам литература? Зачем
нам искусство вообще? Жизнь подкрасить... Так и у них.
С этими гуашными деревьями, разрешите доложить, интересная история.
Раньше они среди пупырчатых не котировались, так что заведовали ими
гномики. Ну а потом, когда у пупырчатых при попустительстве колдуна
демографический взрыв произошел, тогда и гуашь в дело пошла. Гномиков
из-под деревьев повышибли, ну и как результат качество у гуаши, конечно,
ухудшилось. Вскроешь банку, а там наполовину воды, наполовину ржавчины.
Покрасишь, скажем, от тоски бурьян, а он еще хуже становится, чем раньше
был...
Все есть, короче, одного только нет: автомата. Так точно, и под
полировкой смотрели... Нету.
Ну нет - значит, нет. Взяли по паре банок... Почему мародерство?
Трофей! Взятый с боем трофей... А пупырчатого так в кустах связанного и
бросили. Свои вернутся - развяжут. А может, и так сожрут, не развязывая...
Вернулись к яме. А там гномики ликуют.
- Вылупился! - кричат. - Вылупился!
Тот, что раньше на яйце сидел, сияет. Остальные - тоже, но уже с
легким таким, знаете, оттенком зависти.
Любопытно стало Пинькову.
- А ну-ка покажите, - говорит, - кто это такой там вылупился.
Расступились гномики. Смотрит Пиньков и глазам своим не верит.
Представляете, сидит среди обломков скорлупы маленький пупырчатый. Ну да,
пупырчатый, а никакой не гномик!
Вот тут-то и прозрел рядовой Пиньков. Он-то думал, что это две разные
расы, а на поверку выходит - одна. И никто не знает толком, кто у кого
вылупится. Может, и пупырчатый у гномика, а может, и гномик у пупырчатого.
Всякое бывает, товарищ старший лейтенант.
А родитель - счастли-ивый... Ну как же - жизнь-то у детеныша будет -
во! - полной чашей, не то что у папани! А того не понимает, козел, что
подрастет детеныш-то и в первую очередь самого родителя и слопает!..
- Ну ладно, - говорит Пиньков. - Вы тут давайте празднуйте, а мне
пора. Пойду эту вашу искать... реликвию. Если уж и это не автомат, то я
тогда не знаю что... Голька, пойдешь?
Встрепенулся Голиаф, глаза - радостные, даже лапки сложил молитвенно
- до того ему хочется на реликвию поглядеть. И Ваня с Яшей - тоже.
- И мы... - просят. - И нас...
Нахмурился Пиньков. Толку от гномиков маловато, а вчетвером идти - и
заметнее, и шуму больше... Но не бросать же их, верно? Да и в бою они себя
показали, согласитесь, неплохо...
- А ладно! - говорит Пиньков. - Вчетвером так вчетвером!
Попрощались и пошли. А этот, родитель который, так со своим
пупырчонком вылупившимся и остался. И что с ним потом стало - не могу
знать, товарищ старший лейтенант...
5
Вышли снова к речке и двинулись по берегу в низовое овражье к
ободранной пустоши. Присмирели гномики, притихли: бардак-то нарастает с
каждым шагом... В общем-то, конечно, процесс естественный, товарищ старший
лейтенант, но когда такими темпами - то жутковато... Бурьян вокруг - не
продерешься, дички пошли целыми рощами. То ли неокультуренные еще, то ли
уже выродившиеся... Плоды на них, правда, имеются, но, во-первых,
толстокорые - полтора сантиметра железа, без взрывчатки не вскроешь... А
во-вторых, даже если вскроешь, все равно тушенку эту есть невозможно -
солидолом отдает.
Проломились кое-как через бурелом дикой гуаши, а там посреди полянки
гномик на пеньке сидит и не убегает.
- Привет, - говорит, - проверяющий!
И голос знакомый - развязный, даже слегка нагловатый.
- Погоди-ка, - говорит Пиньков. - А это не ты тогда у селекционера за
фанеркой сидел?
- Я, - говорит.
А зубы у самого длинные, как у зайца, верхняя губа короткая - все
время скалится.
Понравился он Пинькову.
- Ну и как там твой селекционер поживает?
- А он уже не поживает, - цинично отвечает гномик. - Сожрали вчера.
- Как?!
- А так! Колдуну лимфа в голову ударила - приказал выдавать
селекционерам по банке в день. Тут же и сожрали. Теперь там пупырчатый
сидит... селекционирует.
"Эх..." - думает Пиньков.
- Ну, а ты? - спрашивает.
- А что я? - отвечает гномик. - Я как услышал, что банку в день будут
выдавать, сразу же и сбежал. Что я, глупенький, что ли? Ясно же, чем дело
пахнет!
- Да уж... - соглашается со вздохом Пиньков. - Ну а зовут тебя как?
Фомой, говорит. Он, кстати, из всех пиньковских гномиков самым
толковым оказался. Только вот с дисциплиной у него неважно. Ну да это дело
наживное, товарищ старший лейтенант: не можешь - научим, не хочешь -
заставим...
Идут дальше. Трофейная тушенка кончилась, жрать нечего. А места
кругом дикие: пупырчатые - как бронетранспортеры. Те, что помоложе, даже о
колдуне ни разу не слышали, а уж о каком-то там проверяющем - тем более...
Такая вот обстановка.
Боем? Да что вы, товарищ старший лейтенант! С пятью салагами, да без
оружия, да против такой банды?.. Как хотите, а со стороны Пинькова, это
был бы чистейший воды авантюризм...
Но чем-то же кормить рядовой состав надо! "Ладно, - думает Пиньков. -
Попробуем бить врага на его территории и его же оружием".
Присмотрел тушеночное дерево, стал наблюдать. Разошлись пупырчатые на
утреннее мародерство, а одного, как всегда, оставили сторожить. Начистил
Пиньков сапоги, надраил бляху, подворотничок свежий подшил, а дальше на
глазах у изумленных гномиков делает следующее: расстегивает крючок с
верхней пуговицей, сдвигает голенища в гармонику, распускает ремень,
пилотку - на левую бровь и направляется вразвалочку к дереву. Глаза -
надменные, скучающие.
Пупырчатый смотрит.
- Чего уставился, шнурок? - лениво и нахально осведомляется рядовой
Пиньков. - Дембеля ни разу не видал?
Растерялся пупырчатый, глазенки забегали. А рядовой Пиньков тем
временем все так же лениво протягивает руку и берется за банку. Только
было пупырчатый зарычать собрался...
- А?! - резко поворачиваясь к нему, спрашивает Пиньков. - Голосок
прорезался? Зубки, блин, на фиг, прорезались? Я те щас в зубках проборчик
сделаю! С-салабон!..
Пупырчатый от ужаса на спину перевернулся, хвост поджал и только
лапами слегка подрыгивает. А брюхо такое розовое, нежное...
Сорвал Пиньков одну банку, вторую, третью. Тянется за четвертой.
Пупырчатый только поскуливает - рычать не смеет. Делает Пиньков паузу и
смотрит ему в глаза.
- Положено дедушке, - негромко, но со всей твердостью старослужащего
говорит он.
Срывает четвертую банку и некоторое время поигрывает ею над
зажмурившимся пупырчатым.
- Сынок, - цедит, - службы не знаешь. Ты давай ее узнавай. Тебе еще -
как медному котелку...
И с четырьмя банками неспешно, вразвалочку удаляется в неизвестном
направлении...
...А по-моему, яркий пример солдатской смекалки. И потом, товарищ
старший лейтенант, сами подумайте: ну какой из Пинькова "дембель"? Пиньков
по общепринятой терминологии "черпак". То есть до "дембеля" ему еще
служить и служить! А этих четырех банок им, между прочим, на два дня
хватило...
Ночевали, конечно, где придется. На лужайке, к примеру, под скалой.
Выставляли караул в количестве одного гномика, смену производили, все как
положено. Утром гномик командует:
- Подразделение... подъем!
Открывает Пиньков глаза и видит на скале следующую надпись: "Нет
Бога, кроме Бога, а рядовой Пиньков - Проверяющий Его".
"Этого еще не хватало!" - думает.
- Смыть, - командует, - в шесть секунд исламскую пропаганду!
Смыли.
- В следующий раз, - предупреждает, - замечу, кто этим занимается...
Сзади - шорох. Обернулся - а там два гномика стоят, потупившись.
Гномики - незнакомые.
- Мы, - говорят, - занимаемся...
- Два наряда вне очереди! - сгоряча объявляет Пиньков.
- Есть, два наряда вне очереди! - просияв, кричат гномики.
Короче, пока дошли до ободранной пустоши, у Пинькова под началом было
уже двенадцать гномиков...
Да нет же, товарищ старший лейтенант! Какие намеки? Просто число
двенадцать - очень удобное число в смысле походного строя. Ведь двенадцать
гномиков, согласитесь, это уже толпа, и не заметить ее просто невозможно.
Так пусть хотя бы строем идут! Можно в колонну по два построить, в колонну
по три, а если ширина дороги позволяет, то и по четыре.
Ну, рядовой Пиньков - вы ж его знаете! - строевик, все уставы -
назубок. Чуть утро - он им сначала теорию, потом - тренаж.
- Повторяю еще раз! Ногу ставить твердо на всю ступню. Руками
производить движения около тела. Пальцы рук полусогнуты... Рук, я
сказал!..
До того дошло, что при встрече одиночные пупырчатые дорогу им
уступать начали. Видимо, принимали строй за единое живое существо.
Собственно, так оно и есть, товарищ старший лейтенант...
Опять же самоподготовкой занялись. Как вечером личное время -
собираются гномики вокруг костерка, и Голька, который все за Пиньковым
записывал, начинает читать:
- "Ибо сказал Проверяющий: даже если идешь один - все равно иди в
ногу..."
Услышал это Пиньков, поморщился. Во-первых, никогда он так не
говорил, во-вторых, в Уставе об этом немного по-другому сказано... А потом
подумал и решил: пусть их. В целом-то мысль правильная...
А собственно, почему нет, товарищ старший лейтенант? Должен же
человек во что-нибудь верить! Пусть не в Бога, но хотя бы в строевую
подготовку...
Ну вот...
Добрались они, значит, до ободранной пустоши. Жуткое место, товарищ
старший лейтенант. Голый камень кругом, как после ядерного удара. Дерн-то
весь ободрали, когда колдун еще проверки боялся... Так точно, за пять лет
должно было снова зарасти. Но вот не растет почему-то...
Но пейзаж, конечно, угрюмый. Справа - скала, слева - скала, терновник
и груды песка... Стихи? Какие стихи? Виноват, товарищ старший лейтенант,
кто ж в стихах докладывает? Это вам показалось...
И только это подошли они к скалам, за которыми даже и ободранная
пустошь кончается, слышит Пиньков: что-то неладное у них в тылу
делается...
- Стой! - командует.
Вслушались. А над зарослями низового овражья, товарищ старший
лейтенант, тихий такой вой стоит. Тихий - потому что далекий. Но можно
себе представить, что там, вверх по течению, творится... Возьмите нашу
полковую сирену и помножьте на число пупырчатых!
И что уж совсем неприятно: вой помаленьку приближается, становится
все громче и громче...
- Ну, - говорит рядовой Пиньков, - такого я здесь еще не слышал...
- Я слышал... - дрожа отвечает один из гномиков. - Только давно очень
- когда еще вылупился...
- А что ж это такое? - недоумевает Пиньков.
И оказывается, что страшная штука, товарищ старший лейтенант. Раз в
несколько лет пупырчатые как бы сходят с ума и вместо того, чтобы
грызться, как положено, друг с другом, набрасываются всем миром на
гномиков. И скорее всего - с ведома того же колдуна... Так точно, на этот
раз намек, товарищ старший лейтенант. Да хоть бы и на нас! Ну и на них
тоже... "Охота за ведьмами" - слышали? Ну вот...
- Бегом... марш! - командует Пиньков и бежит к скалам.
- Товарищ проверяющий! - визжит сзади Голиаф. - Нельзя туда!
Притормозил Пиньков - и вовремя. Скалы вдруг шевельнулись да как
сдвинутся с грохотом! В Древней Греции, говорят, было подобное явление...
"Надо будет Гольке благодарность объявить перед строем..." -
машинально думает Пиньков и отступает на шаг. Скалы, видя такое дело,
задрожали-задрожали да и разъехались по местам.
А вой сзади все ближе, громче...
Делает рядовой Пиньков шаг вперед, и скалы тут же - бабах! - перед
самым его носом. Да как! Гранит брызжет, товарищ старший лейтенант...
- А обойти их нельзя? - спрашивает Пиньков.
- Это надо назад возвращаться... - нервно отвечает Фома.
"Попали..." - думает Пиньков.
И в страшную эту минуту перед внутренним взором его возникает вдруг
первый пункт первой главы Дисциплинарного устава:
"1. Воинская дисциплина есть строгое и точное соблюдение всеми
военнослужащими порядка и правил..."
Отбегает Пиньков подальше и командует:
- Отделение - ко мне! В две шеренги - становись! Нале-во! Строевым...
шагом... марш!
И ведет гномиков прямо в проход между скалами.
- Резче шаг! Не чую запаха паленой резины! Ы-раз! Ы-раз! Ы-раз!
Д(ы)ва! Т(ы)ри! "Не плачь девчонку" - запе...вай!
И грянули гномики "Не плачь девчонку".
...И вы не поверите, товарищ старший лейтенант, пока проходили -
скалы стояли как вкопанные! Но, правда, и шли тогда гномики! Ах как шли!..
Чувствовали, видать: чуть с ноги собьешься - расплющит за милую душу!..
Да в общем-то все естественно, товарищ старший лейтенант. Самые
замедленные процессы - какие? Геологические. Всякие там изменения в земной
коре, скажем... Ну вот! В овраге давно бардак, а скалы все еще живут по
Уставу.
В общем, прошли.
- Бегом... марш!
Побежали. А сзади уже - рев, давка. Явно настигают пупырчатые. И
вдруг - грохот! Скалы сдвинулись! Визг - до небес! Мимо пупырчатый,
вереща, как ошпаренный пролетел. Вместо хвоста - веревочка, как у крысы, в
скалах защемило, стало быть...
Вот и я говорю, товарищ старший лейтенант: забвение Устава до добра
не доводит...
А наши - бегут. Пещера вдали маячит. Весь вопрос: кто первый успеет.
Пупырчатые-то в обход рванули, вокруг скал. Вот уже выворачивают из-за
бурелома: глаза - угольками, пасти - как у экскаваторов... Так бы и
полоснул по ним длинной очередью - было б только из чего полоснуть!..
Почему отставить? Лучше короткими?.. Да хоть бы и короткими, товарищ
старший лейтенант, - все равно ведь не из чего!..
Все же опередили их наши. Пропустил Пиньков всех гномиков в пещеру,
хотел было сам за ними нырнуть, а тут первый пупырчатый подлетает. А
Пиньков его саперной лопаткой по морде - хрясь!.. Где взял? А в этой... в
норе, когда автомат искали! Там, товарищ старший лейтенант, если пошарить,
еще и не такое найдется...
И потом - разве пупырчатого саперной лопаткой уделаешь? Лезвие только
покорежил - пропеллером пошло...
Залетает, короче, смотрит: длинная такая извилистая пещера. На стенах
- надписи политического характера. Ну там типа: "Колдуну все до фени" или
"Проверяющий вернется..."
А у входа пупырчатые беснуются. Пролезть не могут - узко, а раскопать
тоже не получается - камень.
- Другого выхода нет? - спрашивает Пиньков гномиков.
- Нет, - говорят.
"Так, - думает Пиньков, - тогда вся надежда на автомат..."
- Ну и где она тут, эта ваша реликвия?
Разбежались гномики по пещере - ищут.
- Здесь! - радостно кричит Голька. - Здесь!
Пиньков - туда. Поворачивает за угол, а там - тупичок. Свечи
теплятся... Кто зажег? Да Голька, наверное, и зажег - кому ж еще, товарищ
старший лейтенант! Шустрый...
А в самом тупичке, в нише, стоит деревянное изображение гномика в
натуральную величину. Вот тебе и вся реликвия...
У Пинькова аж руки опустились.
"Эх..." - думает.
Мысль, конечно, неуставная, но и ситуация, согласитесь, безвыходная.
Смотрит Пиньков на статую и понимает, что изображает она не совсем
гномика. Сапоги, френч, пилотка, ремень с бляхой... Так точно, товарищ
старший лейтенант, это они рядового Пинькова из дерева выточили.
Ну уж этого он никак не мог перенести - взорвался.
- Раздолбаи! - кричит. - Только и можете что хреновины всякие
вырезать! Проку от вас...
Хватает он статую и со всего маху - об пол! Гномики ахнули, в стенки
вжались от ужаса... Реликвия - в щепки! И вдруг что-то металлическое о
камень - бряк!
Ну, тишина, конечно, полнейшая. Слышно только, как пупырчатые у входа
воют и землю скребут.
Нагнулся Пиньков, поднял то, что из статуи выпало, и говорит:
- Эх вы, шнурки!.. Ни черта-то вы, шнурки, не знаете, как положено с
реликвиями обращаться...
И, звучно передернув затвор, рядовой Пиньков твердым шагом направился
к выходу из пещеры.
Вот и вся история, товарищ старший лейтенант... Разрешите доложить, в
овраге теперь - полный порядок. Пупырчатые - и те строем ходят, а уж про
гномиков и говорить не приходится. Такая пошла в овраге замечательная
жизнь, товарищ старший лейтенант, что никто без приказа и дыхнуть не
смеет... Кто командует? Да колдун же и командует - кому ж еще? Не
глупенький ведь - в шесть секунд все понял: нет Бога, кроме Бога, а
рядовой Пиньков - Проверяющий его... Так что докладывать командиру части
об этих ста двадцати автоматных патронах, по-моему, не стоит... Так я ж к
тому и веду, товарищ старший лейтенант: списать их - и все дела! Тем
более, что потрачены они на восстановление социальной справедливости...
Любовь ЛУКИНА
Евгений ЛУКИН
РЫЦАРЬ ХРУСТАЛЬНОЙ ЧАШИ
Широкий стальной клинок еще дымился от крови дракона, когда человек в
доспехах привязал всхрапывающего от ярости и страха коня к низкому
уродливому дереву и, тяжело ступая, сошел в расселину.
Солнце садилось. В расселине было темно, и все же ржавую железную
дверь он увидел издали, сразу.
Он искал ее без малого десят