еная  и  не
демаскироваться  просто  невозможно.  Присели  в  бурьяне,  наблюдают   за
ближайшим деревом.
     - Нет! - говорит минут через пять Пиньков. - Не могу  я  этот  бардак
видеть!
     Достал из-за голенища бархотку и придал сапогам надлежащую черноту  с
млечным мерцанием.
     - Значит, так, Голька, - инструктирует. -  Посиди  здесь  немного,  а
потом иди и проси банку. Она тебе положена.
     Поднимается в рост и  твердым  начальственным  шагом  направляется  к
дереву. Пупырчатые из нор вылезли, пасти поотворяли, смотрят.
     - Встать! - рявкает рядовой Пиньков. - Смир-рна!
     Опешили пупырчатые, переглянулись. Ну и как всегда,  товарищ  старший
лейтенант, нашелся один слабонервный - встал. А за ним  уже  и  остальные.
Трудно им с непривычки на задних лапах, но ничего - стоят, терпят.
     - Кто дневальный?! - гремит рядовой Пиньков. - Какую команду положено
подавать, когда подходит старший по званию?!
     ...Как может быть рядовой старшим по званию? Ну это с  какой  стороны
взглянуть, товарищ старший лейтенант! Взять, к примеру, наш  деревянный  -
уж, казалось бы, мельче денег не бывает... А если перевести на карбованцы?
Вот то-то и оно... Так неужели же один наш рядовой не стоит десятка  ихних
пупырчатых?!
     Проходит Пиньков вдоль строя, и никакая мелочь от его глаза  укрыться
не может.
     - Как стоишь?! Носки развернуть по линии  фронта  на  ширину  ступни!
Ноги в коленях выпрямить! Живот подобрать! Подобрать, я сказал, живот!..
     И тычет пупырчатого кулаком в бронированное брюхо. Тот бы и  рад  его
втянуть, да куда его такое втянешь! А у главаря их, у правофлангового, еще
и клок волос торчит на загривке.
     Вознегодовал Пиньков.
     - Эт-то еще что за плацдарм для насекомых? Сбрить!
     - Есть! - с перепугу рявкает пупырчатый.
     Вот что значит дисциплина, товарищ старший лейтенант! Животное  ведь,
носорог носорогом - и то человеческий голос прорезался!..
     А тут и Голиаф подходит - робко, бочком. Пиньков и  на  него  сгоряча
пса спустил - вернул к бурьяну, потребовал подойти и попросить  банку  как
положено.
     Ох как не хотелось пупырчатому  банку-то  отдавать!  Взялся  было  за
искривленную, с ржавым бочком, но покосился  на  Пинькова  и  передумал  -
полновесную сорвал, чистенькую.
     Выждал Пиньков, пока Голька с банкой отойдет подальше, и скомандовал:
     - Вольно! Продолжайте по распорядку.
     Волосатый пупырчатый с облегчением опустился на четвереньки,  перевел
дух и так рыкнул на прочих, что разлетелись все вмиг по норам.
     Догнал Пиньков Голиафа.
     - Ты - колдун, - с трепетом говорит ему гномик.
     - Какой там колдун! - хмурясь отвечает Пиньков. - Жить надо по Уставу
- вот тебе и все колдовство.
     Между прочим, глубокая мысль, товарищ старший лейтенант.



                                    3

     Но в световой день они,  конечно,  не  уложились.  А  ночной  марш  в
условиях оврага  -  это,  разрешите  доложить,  дело  гиблое.  Пупырчатые,
товарищ старший лейтенант, в темноте видят, как кошки, а  вот  у  гномиков
наоборот: чуть сумерки - и сразу куриная слепота.
     Стали думать,  где  ночевать.  Пиньков  предложил  было  нагрянуть  с
проверкой в какую-нибудь нору, нагнать на пупырчатых страху и остаться там
на ночь. Но, во-первых, чем страх нагонять-то? Время позднее,  пуговицы  с
бляхой отсияли и не впечатляют в сумерках. А во-вторых, Голиаф,  пока  ему
Пиньков эту свою мысль излагал, три раза в обморок падал...
     Хочешь не хочешь, а приходится продолжать движение.  Чернота  кругом,
ногу ставишь - и не видишь куда. Ну и поставили  в  конце  концов.  Хорошо
хоть высота была небольшая - без травм обошлось.
     Вроде  бы  яма.  Довольно  просторная  и,  похоже,  пустая.  Фанеркой
почему-то перегорожена. А пощупали в углу - гномик. Скорчился, трясется...
Почувствовал, что щупают, и - в крик:
     - Я - селекционер! Я - селекционер!..
     - Обязательно вопить надо,  раз  селекционер?  -  сердито  спрашивает
Пиньков.
     Удивился гномик, замолчал, но дрожать - все еще дрожит.
     - Ну и что ты тут, селекционер, селекционируешь?
     Оказалось, деревья. Вот так, товарищ старший лейтенант!  Оказывается,
и тушеночные, и сгущеночные, и разные прочие - все это на поверку выращено
гномиками.  Народец-то,  оказывается,   талантливый,   хоть   и   забитый.
Угнетаемое национальное меньшинство. А может, и большинство - кто  их  там
когда считал!.. И им же, главное, вредительство  шьют:  нарочно,  дескать,
такие деревья вывели, что, стоит под ним нору вырыть, оно тут  же  сохнуть
начинает.
     Чистая дискриминация, товарищ старший лейтенант!
     А этот, которого в углу нащупали, он, значит, как  раз  и  занимается
селекцией: ну там прививает одно к другому, опыляет по-всякому...  За  это
ему банку в неделю выдают аккуратно, и яма у него попросторнее.
     Ну, слово за слово, осмелел селекционер, разговорился, даже, кажется,
расхаживать стал по яме - голос в темноте туда-сюда  мотается.  Пощупал  в
углу Пиньков - точно, нет гномика, одна только вмятина от него.
     - Главная наша беда, - излагает из темноты селекционер,  -  что  мало
банок. Банок должно быть много. И  тогда  всем  будет  хорошо.  Пупырчатые
полюбят гномиков. Гномики полюбят пупырчатых...
     - Это когда ж такое будет? -  раздается  тут  развязный  голос  из-за
фанерной перегородки.
     - Скоро! Очень скоро! -  запальчиво  восклицает  селекционер.  -  Вот
только новое дерево выведу! Банок на нем будет видимо-невидимо!..
     - Нор под ним будет видимо-невидимо, - еще развязнее  отвечает  голос
из-за перегородки.
     Очень странный  голос,  товарищ  старший  лейтенант.  Гномики  обычно
разговаривают тихо, почти шепчут... А пупырчатые человеческой речью, как я
уже докладывал, не владеют. Тот случай в  строю  -  редчайшее  исключение,
чудо, можно сказать...
     - Кто это у тебя там? - спрашивает Пиньков.
     - Да  помощник...  -  смущенно  говорит  селекционер.  -  Талантливый
мальчуган, только испорченный сильно...
     - Понятно, - говорит Пиньков. - Вы мне вот что, ребята,  скажите:  до
колдуна далеко отсюда?
     - А колдуну все до фени, - тут же встревает голос из-за  перегородки.
- Он проверяющему взятку сунул.
     Рядом в темноте - бум! Глухо и мягко, словно тючок с метровой  высоты
упал. Голиаф, конечно.
     - Молчи! - вне себя кричит селекционер. - Я тебя по доброте покрываю!
Ты нарочно в прошлый раз сгущенку к тушенке привил!
     "Ничего себе! - ошеломленно думает Пиньков. - Да что они, с  ума  тут
посходили? Когда это он мне взятку давал?.."
     - Ну и привил! - нахально отвечает испорченный мальчуган. - А что мне
терять? Меня вон сожрать обещали! И сожрут...
     - Ну, ребята... - покачав  головой,  говорит  Пиньков.  -  Мое  дело,
конечно, сторона, но пора вам, по-моему, отделяться, на фиг.
     В темноте шорох - Голиаф очнулся и на ноги поднимается.
     - Куда-куда отделяться? - робко переспрашивает хозяин ямы.
     Объяснил Пиньков. И тут же - бум! бум! - селекционер с Голиафом.
     - Что? Уже отделились? - спрашивает наглец  из-за  перегородки,  хотя
прекрасно ведь понимает, что произошло...
     Да  нет,  какой  сепаратизм,  товарищ  старший  лейтенант?  Ну   сами
подумайте: где Россия и где овраг!.. И потом Пиньков же сразу  оговорился:
мое, мол, дело - сторона... Просто дружеский совет, да и не совет даже,  а
так, сочувствие... Обидно же за гномиков-то!..
     Короче, в яме и заночевали. Подъем сыграли чуть свет.  Утро,  товарищ
старший лейтенант, прямо-таки лучезарное. Речка разлилась  -  аж  до  того
берега! Дали кругом расстилаются... Так точно, в овраге... А  почему  нет,
товарищ  старший  лейтенант?  Впереди  -  да,  согласен,   впереди   овраг
смыкается,  а  если  оглянуться,  то   там   он,   напротив,   расходится,
расходится... до бесконечности. Есть такое явление в  природе:  два  луча,
например, из одной точки... Так что если в ту сторону,  то  расстилающиеся
дали там вполне могли быть... И даже были...
     К полудню добрались до колдуна. Бункер не бункер,  но  что-то  вроде.
Одной гранатой развалить можно.  В  предбаннике  пупырчатая  сидит...  Так
точно, не пупырчатый, а пупырчатая... Виноват, товарищ старший  лейтенант,
иногда очень даже хорошенькие попадаются. Пока, конечно, хайло не откроют.
     Ну, Пиньков - парень бравый, видный, подмигнул, потрепал этак  игриво
по холке - та, дура, и растаяла.
     Прошли в бункер. А там еще один пупырчатый, да такой, что и "Смирно!"
ему не скомандуешь. А скомандуешь - все равно толку не будет,  потому  что
потолок в бункере низковат.
     - К колдуну с докладом, - говорит рядовой Пиньков.
     А мордоворот  этот  его  вроде  и  не  слышит  -  смотрит  с  веселым
удивлением на  съежившегося  Голиафа  и  как  бы  прикидывает:  сразу  его
сглотнуть или погодить немного.
     - Э! Э! - говорит Пиньков. - Ты на него так не смотри. Это со мной.
     В желтеньких глазенках у пупырчатого - сожаление. Поглядел еще раз на
Голиафа, вроде даже вздохнул и нехотя отвалил корму от  стенки.  А  там  -
дверца. К колдуну, видать.
     Хотели оба пройти - не тут-то было! Пинькова пупырчатый пропускает, а
на гномика рычит: нет, и все. Что тут будешь делать!
     - Ладно, - говорит Пиньков. - Придется тебе,  Голька,  в  предбаннике
подождать. Если кто обидит... - тут Пиньков  поворачивается  и  пристально
смотрит в глаза пупырчатому. - Скажи мне - голову буду  свертывать  против
резьбы. Чтоб враз и навсегда.
     Вошел. Лежит колдун живехонький на  диванчике  и,  глядя  в  потолок,
умиротворенно чему-то улыбается. Увидел Пинькова - обрадовался.
     - А, служивый! Здорово, здорово...
     - Здоровей видали, -  холодно  отвечает  ему  Пиньков.  -  Ты  что  ж
делаешь, дед?
     - А что такое?
     - Да то самое! В овраге-то, а? Бардак!.. Пупырчатые,  а?  Кровь  пьют
шлангами! Хрящ за мясо не считают!..
     - Быть того не может, - лукаво отвечает колдун. - Мне об  этом  никто
не докладывал...
     - Еще бы они тебе сами на себя стучали! - говорит Пиньков.  -  Ты  на
гномиков посмотри! Пропадают гномики-то! Ведь до чего дошло:  селекционеры
и те впроголодь живут!..
     - Да-да, -  прикинувшись  озабоченным,  говорит  колдун.  -  Вот  это
действительно безобразие! Я и сам, знаешь, собирался селекционерам  ставки
поднять...
     - Да разве в одних селекционерах дело? - перебивает его Пиньков. -  Я
вон гномика с собой привел, он тебе больше моего расскажет!
     - Ни-ни-ни, - испуганно  говорит  колдун.  -  Ни  в  коем  разе.  Сам
говоришь: порядок должен быть. А по порядку это не ко  мне.  Это  к  моему
заместителю по гномиковым делам.
     - Это какой же заместитель? - спрашивает, ужаснувшись, Пиньков. - Это
тот, что ли, мордоворот за дверцей? Да он же гномиков живьем глотает -  по
нему видно!
     -  Строг,  -  бодро  соглашается  колдун.  -  Что  строг,  то  строг.
Пожаловаться не могу.
     - Ну, дед! - говорит Пиньков. - Ну, дед! Завалил ты службу!
     Сбросил колдун ноги на пол, сел, руки в бока упер.
     - Ну и завалил! - признает с вызовом. -  И  что  мне  за  это  будет?
Бога-то все равно нет!
     Вот так, товарищ старший лейтенант! Верно поэт предупреждал: "Нам  не
дано предугадать, как слово наше отзовется..." Это нам с вами -  что  есть
Бог, что нет его - Устав помним и службу знаем.  А  такие  вот,  как  этот
колдун... Он пока грозу чувствует - вроде бы ничего служит. Но как  только
понял, что начальства над ним нету - все! Рви провода, топчи фазу...
     "Вот это удружил я гномикам!" - думает Пиньков.
     - Ну ладно, - говорит он, вроде бы остывая. - Бог с ним, с  Богом.  Я
ведь к тебе по другому делу-то. Вот когда я в прошлый  раз  здесь  был,  у
меня такая штука, помнишь, за плечом висела. Автомат называется.
     - Ну, - соображая, говорит колдун.
     - Ну так вот оставил я его здесь. А вещь казенная, я за нее  отвечаю.
Ты думаешь, почему я вернулся-то?..
     Обрадовался колдун.
     - Ну вот, - говорит. - Сам на сознательность давишь, а  сам  казенные
вещи бросаешь где попало.
     - Не твоя печаль, - отвечает Пиньков. - Я бросил - я и отвечу. Ты мне
лучше скажи: он не у тебя тут случаем?
     - Кто?
     - Автомат.
     - А что, на месте нету?
     - Да нету, - говорит Пиньков. - Смотрел.
     - Ну, значит, подобрал кто-нибудь, - говорит колдун.
     - А кто?
     - А кто ближе - тот и подобрал.
     "Ага, - размышляет Пиньков. - Значит, скорее  всего,  тот  пупырчатый
из-под ближнего дерева. Зря я тогда с ним до конца не разобрался..."
     - Погоди-ка, - говорит. -  А  вот,  болтают,  еще  реликвия  какая-то
где-то там у гномиков появилась. Может, автомат, как думаешь?
     - А Бог ее знает, - беззаботно отвечает колдун, тонко  давая  понять,
что помнит он, помнит про отсутствие Бога.
     "А! - думает Пиньков. - Была не была! Попробуем взять на пушку".
     - Слышь, дед, - говорит. - А  ведь  я  в  прошлый  раз  нарочно  тебе
соврал. Вижу: развел, понимаешь, показуху! Дай,  думаю,  совру,  что  Бога
нет. Так что погорел ты, дед! Нет Бога кроме Бога, а я - проверяющий его.
     Уставился колдун на Пинькова - и ну хохотать:
     - Ой, не могу... - Одной рукой отмахивается, другой слезы утирает.  -
Ой, распотешил, служивый... Ой, уморил... Да ежели бы Бог был  -  он  меня
давно бы уже громом пришиб!.. Так что ступай, служивый, ступай... Ищи свое
имущество, а то влетит...
     - Ну ладно, дед! - в сердцах говорит  Пиньков.  -  Ну  ладно!  Только
имей, дед, в виду: отыщу автомат - тебя первого в расход выведу!
     - И большой расход? - с хитрецой спрашивает колдун. (Темный,  видать,
неграмотный.)
     - А вот найду - узнаешь! - отрезал рядовой Пиньков и  вышел,  хлопнув
дверцей.



                                    4

     Вышли из бункера.
     - Ну что? - слабеньким голосом спрашивает Голиаф. - Накажет?
     - Кто?
     - Колдун.
     - Кого?
     - Пупырчатых.
     Оглянулся Пиньков на бункер, насупился.
     - Ага,  -  говорит.  -  Накажет.  Со  временем...  Давай-ка,  Голька,
подтянись. Чтобы морда была бодрая - от колдуна идем...
     Все по Уставу, товарищ старший лейтенант.  Присутствие  духа  солдату
терять не положено ни в каком случае. Пересекли стриженую зону  с  бодрыми
мордами, ну а в бурьяне уже призадумались.  Согласитесь,  товарищ  старший
лейтенант, было над чем призадуматься.
     И вдруг где-то совсем рядом - шум, гам, визг!..
     - Ложись!
     Залегли.
     - Жди здесь, - тихо  командует  рядовой  Пиньков  и  ползет  на  шум.
Выглянул из-за куста, а там... Чистое побоище, товарищ старший  лейтенант!
Гномиков нет - одни  пупырчатые.  Ну  разборка  разборкой.  Шерсть  летит,
хвосты хрустят, ухо лежит выплюнутое...
     Подивился Пиньков на такое дело и пополз обратно.
     - Ничего себе! - говорит. - Выходит, они у вас и друг друга тоже?..
     - Еще как! - вздрагивая, отвечает Голиаф. - Дня не проходит, чтобы не
погрызлись...
     - А им-то чего делить? - недоумевает Пиньков.
     - Да деревья...
     И выясняется еще одна тонкость: оказывается, пупырчатые гномиков даже
и за врагов не считают. Да они и понятно, товарищ  старший  лейтенант!  Ну
сами подумайте, ну какой из гномика враг, если он даже укусить никого  как
следует не может!.. Так что главный враг  пупырчатых  -  сами  пупырчатые.
Отъелись, размножились, а деревьев-то не прибавляется!  Вот  и  рвут  друг
друга  почем  зря...  Ну  а  гномикам  в  такой  ситуации  главное  -   не
подворачиваться. Подвернешься - перекусят...
     "Ладно, - думает Пиньков. - Это мы учтем".
     Дали здоровенный крюк и обошли драку сторонкой. Потом еще одну. Потом
еще... Верите ли: четыре драки обходить пришлось. Видно,  в  прошлый  раз,
когда к колдуну направлялись, просто день тихий выдался...
     Ну и подзадержались, конечно. К Голькиной яме вышли аж  на  следующее
утро. И то ли выходной у них в овраге, то ли  что,  но  только  полна  яма
гномиков. Один столбиком, как суслик сидит в уголочке, и в глазах  у  него
что-то такое теплится. Не то  мечта,  не  то  надежда.  Два  других  кусок
фанерки не поделили: стоят нос к носу на четвереньках, одно  плечико  выше
другого, и трусливо друг на друга рычат. Там рычание - смех один! Горлышки
трепещут - лягушачья трель получается...
     "И здесь бардак!" - с горечью думает Пиньков.
     Спрыгнул он в яму, поставил драчунов по стойке "смирно" и назначил во
внутренний наряд.
     - Яму - прибрать! - командует. - Чтобы все, как у кота, блестело!  За
ведром, за шваброй бегом... марш!..
     И поворачивается к тому, что столбиком сидит в уголочке.
     - А ты, сачок, чего размечтался? Встать!
     - Нельзя ему... - умоляюще шепчет из-за плеча Голиаф.
     Ну, гномик растерялся, встал. А под ним - можете себе представить?  -
яйцо. Большое  такое,  круглое.  Гномики-то,  товарищ  старший  лейтенант,
оказывается, яйцекладущие! И пупырчатые, кстати, тоже...
     - Виноват, -  смущенно  говорит  Пиньков.  -  Вольно,  браток,  давай
высиживай дальше...
     Тут вернулись дневальные с ведром и со шваброй... Откуда там ведро  и
швабра? А как же без них, товарищ старший лейтенант?.. Вернулись,  значит,
дневальные... Они, кстати, братьями оказались. Одного Иоанн зовут, другого
- Иаков. Приборочку провели, все блестит, как у кота. Банку ту  забытую  в
уголке откопали, Пиньков сам паек разделил на всех по-честному, гномики на
него уже чуть ли не молятся... Никак нет, товарищ старший лейтенант, ни на
что не намекаю. Вполне нормальные уставные отношения. А что зовут их так -
да мало ли как кого зовут!.. Вон во второй роте ефрейтор Дракула - так что
ж его теперь, осиновым колом, что ли?..
     Словом, во второй половине дня вывел их Пиньков в разведку. В  смысле
- Голиафа вывел и двух братьев этих, а тот, что на яйце, тот,  понятно,  в
яме остался.
     Ну, залегли, наблюдают. До дерева  -  метров  двадцать,  все  как  на
ладони. Три норы у самых  корней.  А  на  поверку  -  одна  нора  с  тремя
выходами. Вроде как на случай облавы...
     А под деревом вовсю бартер идет. Разгул теневой  экономики  в  чистом
виде. Приходит, скажем, пупырчатый с десятью  банками  сгущенки...  В  чем
несет? А в этом, как его... То есть отставить,  они  ж  сумчатые,  товарищ
старший  лейтенант!  Так  точно,  яйцекладущие,  но  сумчатые...   Набьет,
мародер, сумку банками и  идет,  брюхо  по  земле  волочит.  Ни  вида,  ни
выправки... Тьфу!
     Как торгуются? А как гномики в яме: станут нос к носу и давай рычать,
визжать,  зубами  клацать...  Ну,  думаешь,  сейчас  друг  другу  в  горло
вцепятся! Нет, ничего... Иногда только, если чужак зарываться  начнет,  из
норы еще двое  пупырчатых  вылезают  и  неодобрительно  на  него  смотрят,
хвостами подергивают... Ну, тот, ясно, сразу идет на уступки.
     Цены? Да какие там цены, товарищ старший  лейтенант!  Что  хотят,  то
творят! Одному мордовороту, например, за четыре  сгущенки  четыре  тушенки
отдали, чтобы не связываться. А пришел другой - похлипче, - так они ему за
пять сгущенок всего две тушенки  со  скрипом  отчислили,  да  еще  догнать
хотели  -  обратно  одну  отобрать...  Закон  джунглей,  товарищ   старший
лейтенант! Куда ж там гномикам соваться с пустыми руками!..
     Пронаблюдали до сумерек и вернулись в яму, так ничего и  не  выяснив.
Автомат (если его, конечно, пупырчатые подобрали) - он либо  где-нибудь  в
норе припрятан как особо редкий предмет, либо они его  уже  на  что-нибудь
променяли. Будь это на стриженой территории,  где  порядка  больше,  можно
было бы проверку учинить, а здесь, в глубинке, это, конечно, не пройдет...
     Наутро опять залегли. Поначалу все было как вчера, а потом  прибегает
пупырчатый со свежеперебитым хвостом. "Наших бьют!" - визжит...
     Так точно, не владеют. Так он же не  по-человечески  визжит,  товарищ
старший лейтенант, он по-своему. Просто по характеру  визга  понятно,  что
где-то их уже бьют.
     Ну, пупырчат