Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
ак в земной атмосфере...
- Зонд проходит через область, где образуются органические молекулы,
- начал Мортон. - Мы наконец отделили передатчик от большинства
статических источников.
Рик внезапно вспомнил анекдот о свадебном госте и старом моряке. Но
гость по сравнению с ним был счастливчиком. Он слышал историю лишь один
раз.
Сейчас пойдет биология, подумал он. Я сейчас услышу о гипотетических
живых шарах с чувствительной к гравитации сенсиллой и передающими и
принимающими электрические сигналы органами, волны которых проникают через
поверхность - дающими им "чувство осязания" и возможность взаимосвязи. Я
согласен, каждому нужно хобби, но...
- ...И возможность обтекаемой жизненной формы для постоянного
вертикального перемещения в поисках подходящей позиции, - говорил Мортон.
- В этом случае точечная симметрия будет более походящей, нежели линейная,
давая мозг, который более похож на мозг осьминога, чем на мозг кита.
Радиальная симметрия могла бы устранить существующее у высших существ на
Земле разделение мозга на левое и правое полушария. Как это могло бы
отразиться на способе мышления, трудно даже представить.
Новый поворот. Он теперь касался все более тонких аспектов биологии.
Видя, что Мортон делает паузу, чтобы набрать воздуха, Рик начал говорить,
давая выход копившемуся месяцами раздражению:
- Здесь нет подобных созданий, а если бы они и были, между нами нет
точек соприкосновения. Они ничего не строят, они ни с чем не
экспериментируют. Здесь не может быть технологии. Вся их культура должна
быть заключена в их сверхъестественном мозгу, поэтому у них не может быть
истории. Если у одного из них появится какая-нибудь великая мысль и никто
из них не оценит ее, она умрет вместе с ним. Они не могут ничего знать о
том, что находится за их небом и немногим больше знают о том, что
находится внизу. Их смерть может быть просто погружением и исчезновением.
У них не может быть жилищ, они могут только передвигаться. Они не могут
ничего делать, кроме как есть, издавать звуки и обдумывать свои
точечно-симметричные думы. Я сомневаюсь, что мы могли бы найти почву для
переговоров, а если бы и нашли, то не знали бы, о чем говорить. К тому же
они, вероятно, были бы глупыми.
Мортон смотрел ошарашенно.
- Я не согласен, - сказал он. - Есть такие вещи, как устная культура
и их взаимосвязи могли бы, например, принять форму скажем, величественной
оратории. Я мог бы сказать, что сейчас невозможно вообразить, что они
думают или чувствуют. Почему это так, нужно исследовать.
Рик покачал головой.
- Морти, это похоже на Лох-Несское чудовище и на снежного человека. Я
не верю, что они существуют.
- А если они есть, это не имеет значения?
- Их здесь нет, - сказал Рик. - Вселенная пустынное место.
Двигаюсь через пищевое поле в поисках наибольшей плотности пищи. Ем,
пою вектор-направления-на-песню. Определяю дальнее пространство, облака.
Звуки шторма, ревущего далеко. Предупреждение о шторме в песнях других,
кормящихся здесь же, прибывших только что, дающих расстояние до шипения.
Боль. Все сильнее и сильнее, поднимающаяся и падающая, расширение,
сжатие, ноты острой, огненной боли...
Рост, юность этого голоса, свободное плавание. В этом голосе нет
рождения, нет оформления. Не выпускать наружу никого, закрыть место
рождения, замкнутость и сухость. Прошло. С годами тело становится жестким,
приходит слабость, песни развеиваются. Долго было так, этот голос.
Просчитаю... Уже скоро, очень скоро наступит время коллапса и погружения,
конец времени песни.
Боль...
Пульсация в Глубине сильнее, сейчас всегда сильнее. Голос Глубины,
медленно и холодно. Зовет, зовет этот голос к отдыху после песен. Падение
к месту вспыхнувших, остановленных голосов. Нет возвращения когда-либо.
Никогда.
Старая песня Голоса Возвращения... Ложная песня очень юных?
Или очень старых? Песня Всплывания, падающих голосов, поднимающихся,
снова поющих об Успокоении, о небесах, полных пищи в месте, где нет ни
спаривания, ни рождения, не смерти, бесспорное и повсеместное
совершенство. Ложная песня? Голос Возвращения?
Возвращения нет больше, спойте это, остановленные голоса. Истинная
песня? Голос Возвращения?
Жесткость, медленно наполняемое тело, медленно опорожняемое.
Негибкость. Боль, боль повсюду. Скоро. Матрица времени, там... Скоро
вхождение в Глубину, место падения всей пищи и голосов. Конец песен.
Это сейчас. Боль. Прекращение еды.
Окончить песнь здесь? Плыть, наполненной...
Нет.
Наполниться еще раз? Поднимаясь, проходя через плотные облака?
Поднимаясь, с песней к высокому месту, откуда падает пища?
Неопределенность пересечения, угла наклона... Найти его где-нибудь
вверху. Окончить песнь там. Найти это, почувствовать, узнать и упасть.
Взобраться высоко в небо, с песней, танец ветра, танец конца,
прикоснуться. Чувствовать, доверять, звать. Лучше упасть с высоты, чем со
среднего уровня, вероятно зная, рассказывая...
Итак вверх, прежде чем разорвется тело. Узнать источник.
Понять тайну. Затем упасть, далеко, молча и зная, в Глубину, зная.
Прикоснувшись. Зная источник, жизнь. Голос Возвращения? Не имеет значения.
Знать, в самом конце песни.
Сейчас всплываю. Как острые молнии в теле, боль. Открыть.
Зовущий, юный голос: "Не иди. Не иди, Останься. Плыви и пой."
Петь это, во время бури и падения, контрапункт, всплытие.
Проталкиваться, боль как жар. Двигаться. Двигаться. Выше. Ощущать,
петь, чувствуя...
Поднимаюсь, медленно. Двигаюсь. Поднимаюсь. Здравствуй, здравствуй.
Двигаюсь. Прощай, прощай.
Трогаю ткань облака. Мягкая, твердая. Теплая, холодная.
Поднимаюсь здесь в струе теплого воздуха.
Самый легкий путь. Поднимаюсь быстрее. Фонтан тепла. Поднимаюсь с
ним. Выше. Через облака. Вверх.
Светлые трещины, развеваемые ветром облака. Пасущиеся, падение пищи.
Выше...
Парение, расширение. Горячая боль, скрип тела. Быстрее.
Подброшенный и крутящийся.
Приглушенность песни, тучи, ветры, треск. Голоса все тоньше. Здесь
ниже, огненно-пятнистый, испещренный облаками, и промытый ветрами,
проносящийся в падении, маленький - юный голос, слушаю, слушаю.
Выше.
Пой снова, голос. Рассказывай. Рассказывай, о подъеме и плавании. О
восхождении. Ниже, молодость этого голоса, слушание...
Подъем...
...В жар, в постоянный пищевой дождь.
- Голос здесь, голос здесь - песня этого голоса, певцам внизу.
Двигаться, вниз к песне? Слушать какой-то голос, где-то?
Выше?
Вверх...
Пение, более громкое, вместе в увеличением жары. Достижение,
достижение... Расширение, треск. Боль, жара и распространение.
Жара, все...
Удар, удар, удар, удар, удар. Следующий, пульс Глубины.
Подстроиться к пульсу этого голоса. Медленный, неуклонный. Зовущий.
Посылающий песню этого голоса далеко вниз.
- Голос...
Ответа нет.
Снова...
- Голос Возвращения? Разрушение скоро, этого тела, этого голоса. Пой
еще.
Ответа нет. Выше. Выше. Никогда так высоко. Внизу все облака. Вся
облачность. Задохнувшиеся песни юности этого голоса.
Слишком далеко...
Выше, маленький. Что-то, что-то... Поющий, чужой голос, чужая песня,
никогда не слышала этой песни...
Не понимаю.
Выше. Жарче.
- Голос...
Что-то, что-то выше. Далеко. Слишком далеко. Теперь громче, чужая
песня. Подстраиваюсь к нему, этому голосу. Пытаюсь. К нему.
Мм-мм-мм-мм-мм-мм? Голос Возвращения? В глубину, скоро. Родить этот голос,
оформить его, вниз. Вниз в Глубину, голос Возвращения. На место всеобщего
успокоения, небес, полных пищи, без браков, без рождений, без разрушений
тела, без споров и с совершенной песней повсюду. Алло, Алло? Голос
Возвращения? Голос Возвращения. Алло? Мм-мм-мм-мм-мм.
Выше и маленький. Выше и крошечный. Быстро движущийся. Слишком
далеко. Слишком далеко. Не поднимающийся, поющий. Не меняющий песню с
высотой. Нет ответа.
Дрожь, треск, слезы. Жара, жара. Сейчас, сейчас разрушение.
Боль...
Удары, со всех сторон. Закручивание. Коллапс. Небо уменьшается, все.
Падение. Падение. Меньше. Прощай. Падение, падение этого голоса
начинается.
Ниже, крутясь. Быстрее...
Быстрее, чем падение пищи, через облака, назад, холоднее, холоднее,
безмолвно, сморщиваясь. Свет, огни, ветры, песни, мимо. Громко, громко.
Прощай. Пульс Глубины. Привет. Голос Возвращения? Падение...
Спиральный симметричный вектор показывает - Пульсация закончилась...
После обеда Рик, испытывая неясную тревогу, шел в приборный центр.
Его беспокоила мысль о ручных животных, высказанная другим человеком.
Десятиминутного покаяния, решил он, достаточно для того, чтобы успокоить
совесть, и он смог проверить свои инструменты, когда прибыл на место.
Когда он вошел в светлую, прохладную камеру, он увидел, как Мортон
выделывает танцевальные па под странные звуки, идущие из одного из его
мониторов.
- Рик! - воскликнул он, как только увидел его. - Послушай-ка что я
записал!
- Я слушаю.
Звуки предсмертной песни полились из громкоговорителя.
- Звучит так, как будто один из них поднимался на необычную высоту. Я
записывал их на нижнем уровне.
- Это атмосферные шумы, - сказал Рик. - Здесь ничего нет. Ты
становишься психом со всего этого.
Он хотел бы немедленно прикусить себе язык, но не мог не высказать
все, что он чувствовал.
- Мы никогда не записывали ничего атмосферного на этой частоте.
- Ты знаешь, что произошло с художником, который влюбился в свое
творение? Он плохо кончил. То же можно сказать и об ученых.
- Ну послушай. Кто-то делал это. Затем все внезапно оборвалось, как
будто...
- Это меняет дело. Но я не думаю, что что-нибудь могло бы прервать
это в таком тумане.
- Когда-нибудь я смогу поговорить с ними, - настаивал Мортон.
Рик покачал головой, затем заставил себя продолжить разговор.
- Проиграй это еще раз, - предложил он.
Мортон нажал на кнопку и после нескольких мгновений тишины снова
возникли жужжащие, мычащие, свистящие звуки.
- Я думал о том, о чем ты говорил раньше - о коммуникации...
- Да?
- Ты спросил, что мы могли бы сказать друг другу.
- Правильно. Если они есть.
Звуки стали еще выше. Рик начал испытывать неудобство.
Может ли это быть?..
- У них не было бы слов для обозначения конкретных вещей, которые
наполняют нашу жизнь, - сказал Мортон, - ведь даже многие из наших
абстракций, основаны на человеческой анатомии и физиологии. Наши стихи о
горах и долинах, реке и поле, дне и ночи с солнцем и звездами не подошли
бы.
Рик кивнул. Если они существуют, интересно, что у них есть такого,
что бы хотелось бы иметь и нам?
- Вероятно, музыка и математика, наше наиболее абстрактные искусство
и наука, могли бы быть точкой соприкосновения, - продолжал Мортон. -
Помимо этого, действительно можно было бы придумать какой-нибудь метаязык.
- Записи этих песен могли бы иметь коммерческую ценность, -
предположил Рик.
- А потом? - продолжал маленький человек. - Могли бы мы быть змеем в
их Эдеме, искушая их тем, что они никогда не смогли бы испытать
непосредственно, нанеся этим жизненную травму? И есть ли какой-нибудь
другой путь? Что такое они могут чувствовать и знать, о чем мы даже не
догадываемся?
- У меня есть несколько идей, как разобрать эти вещи математически,
чтобы понять, действительно ли во всем этом есть логика, - внезапно сказал
Рик. - Я думаю, что я вижу некоторые лингвистические формулы, которые
можно применить.
- Лингвистика? Это же не твоя область.
- Я знаю, но мне нравится любая математическая теория, неважно,
откуда она взята.
- Интересно. Что, если их математика столь сложна, что человеческий
мозг просто не сможет понять ее?
- Я скоро сойду с ума от всего этого, - ответил Рик. - Это может
пленить мою душу. - Затем он засмеялся. - Но здесь ничего нет, Морти. Мы
совсем закрутились... Несмотря на это, у нас есть образчик. Теперь мы
воспользуемся им.
Мортон усмехнулся.
- Есть. Я в этом уверен.
Этой ночью сон Рика прерывался со странной периодичностью.
Ритмы песни звучали в его голове. Ему снилось, что песня и язык были
одним и тем же с таким математическим видением, которое недоступно
двусторонне симметричному мозгу. Ему снилось, что он кончает свои дни в
депрессии, глядя, как мощный компьютер решает задачу, а он даже не в силах
оценить красоту решения.
Утром он все забыл. Он обнаружил формулы для Мортона и
запрограммировал их для решения, мурлыкая неритмичный мотив, чего раньше с
ним никогда не случалось.
Позднее он подошел к иллюминатору и долгое время смотрел на
гигантский опоясанный мир. Через некоторое время это встревожило его, так
как он не мог решить, смотрит ли он вверх или вниз.
Роджер ЖЕЛЯЗНЫ
КОНЕЦ ПОИСКОВ
Дело было сделано. И сделано хорошо, я мог бы добавить.
Принцесса лежала мертвой на полу моей пещеры, среди разбросанных
костей героев, кудесников, принцев, принцесс, гномов и эльфов, и обломков
девяти мечей, предназначенных для защиты царства добра и радости, которое
я разрушил до того, как его почки смогли бы распуститься.
Я потрогал языком клыки и ощутил жгучий вкус.
Последний герой, изогнувшись немыслимым образом, лежал в углу. Его
магический клинок был изломан. Это был десятый и последний из числа
выкованных столетия назад Силами Света для того, чтобы сразиться с моим
хозяином и теми, кто как и я, служит ему. Какое наслаждение! Кольцо,
которое я стерегу, лежит в драгоценной шкатулке в нише за моей спиной.
Останки их верных товарищей - гномов - также разбросаны повсюду. Я
могу видеть маленькую руку, которая все еще держит топор. Неужели он
действительно думал, что может подойти ко мне или причинить вред своим
жалким оружием?
Только старый кудесник еще с трудом дышит. Но я сломал его посох и
рассеял его мощь на путях темноты. Я подарил ему несколько мгновений жизни
с тем, чтобы посмеяться над ним и увидеть, как он проклинает силы, которым
служил.
- Ты слышишь меня, Лортан? - спросил я.
- Да, Бактор, - ответил он оттуда, где упал слева от меня.
Он сидел, прислонившись к стене, неестественно вывернув ноги.
- Почему я еще жив?
- Для последней забавы, Облеченный Светом. Если ты проклянешь все
хорошее и прекрасное, правдивое и благородное, я подарю тебе быструю
смерть.
- Не надо, - ответил он.
- Почему нет? Ты проиграл, так же как и те девять перед то бой. Ты -
последний. Все кончено. Хорошие парни потеряны, все как один.
Он не ответил, и я стал дразнить его дальше. - И ваш герой - Эрик
Бредшо, или как там вы его называете - даже не коснулся меня своим
оружием. Последний из вас, наконец, нанес мне хороший удар по плечу перед
тем, как я уничтожил его.
- Мы были худшими из всех, с кем ты столкнулся? - спросил он.
- О, я бы так не сказал. Скорее, вы были среди лучших.
- Сделай одолжение старому побежденному человеку и ответь мне. Кто
был лучшим?
Я хохотнул.
- Легче легкого. Глорин, из второго королевства. Он был так близок к
тому, чтобы убить меня, что просто прелесть. Его меч падал, как молния с
небес. Мускулы на его руках ходили, как морской прилив. Он лоснился от
пота, вызванного напряжением. Он ругал меня так чудесно, что это звучало
как стихи. Я был пригвожден к месту. Едва-едва я остановил его и для этого
потребовалось скорее все мое волшебство, нежели сила моего тела. Воистину,
именно Глорин и его меч Даммерунг были величайшими.
- Итак, бедный Эрик не смог сделать подобного.
- Да, и ни один из тех, с кем я сталкивался. И теперь царствование
моего господина Глойма никогда не окончится, так как Тьма победила Свет.
Больше некому выступить против нас.
- Среди тех мечей, что я вижу на полу, покажи мне, который Даммерунг
и где лежат кости Глорина, чтобы я мог увидеть где погибла наша величайшая
надежда.
- Ты слишком много говоришь, старина. Пора кончать разговоры.
- Но я вижу только девять рукояток среди обломков.
Я протянул свои лапы и поднялся, чтобы поразить его. Но он удержал
меня, не магией, а простым словом:
- Ты еще не победил.
- Как ты можешь говорить это, когда ты последний?
- Ты лжешь, - продолжал он, - когда говоришь, что царствование твоего
господина никогда не кончится, потому что Тьма победила Свет. Ты не видишь
своей собственной слабости.
- У меня нет слабости, кудесник.
Сквозь сумрак я разглядел его улыбку.
- Хорошо, - сказал я. - Тебе не нужно проклинать великодушие, истину,
красоту и благородство, чтобы заслужить быструю смерть. Скажи только, что
за слабость ты видишь.
- Я всегда рассматривал преимущества быстрой смерти в числе стоящих
на последнем месте, - ответил он.
- Расскажи мне, как я могу защититься. - Дерзкий старик имеет
наглость рассмеяться. Я решил, что его смерть будет долгой и мучительной.
- Я скажу тебе, и ты уже не сможешь защититься от этого. Я теперь
вижу, что ты умрешь, когда узнаешь любовь.
Я топнул ногой и взревел.
- Любовь? Любовь? Твой ум так же поврежден, как и твое тело, чтобы
обвинить меня в подобных непристойностях! Любовь!
Мой хохот огласил пещеру, когда я обезглавил его и покатил его голову
назад к проходу. Мои бока болели от смеха.
Через некоторое время я взял чью-то ногу и начал жевать ее. Хотя бы и
так. Должно быть, героя.
Мой господин Глойм, нынешний и будущий повелитель мира, вошел
вечером, одетый в забрызганные Светом одежды, чтобы похвалить мою работу и
поздравить с хорошо проведенными столетиями. В награду за мою честную
службу он дал мне искусно обработанный слиток золота с моим именем,
выгравированным на нем.
- Мой милый Бактор, - спросил он через некоторое время. - Как могло
так случиться, что я вижу остатки оружия только девяти рыцарей Света, хотя
все десять погибли?
Я хохотнул. - Здесь только девять. Десятый вон там в коридоре. Этот
герой шел иначе, нежели остальные и я остановил его там. Он был очень
искусным.
- Я желаю увидеть это сам.
- Конечно, господин. Следуйте за мной.
Я показал ему путь. Я слышал, как он издал вздох, когда я остановился
перед нишей.
- Он цел! - прошипел он. - Мужчина не убит и клинок не сломан!
Я снова засмеялся. - Но он безвреден, господин. Отныне и навеки. Его
одного я остановил скорее волшебством, нежели мощью своего тела. При
случае я прихожу сюда, чтобы любоваться на него. Он был лучшим. Он был
очень близок к тому, чтобы победить меня.
- Дурак! - воскликнул он. - Заклинание может быть снято! И я вижу,
что это Глорин со своим Даммерунгом! Мы должны покончить с ними сейчас,
чтобы увериться в своей победе!
Он потянулся за волшебной палочкой в сумке на поясе.
Я снова повернулся и увидел острие этого клинка, который я остановил
в дюйме от своей груди, когда мое заклинание заморозило все движение и
оставило их в положении навсегда отложенного правосудия и наказания.
Лезвие Даммерунга было тоньше листа, его острие было рядом с