выхвачена крупным планом. Повешенный уже обмяк; вокруг его запястий смыкались не 
то ремни, не то железные браслеты, к браслетам крепились цепи, живо напомнившие 
Лидке цепную карусель в парке развлечений. Голова свешивалась на грудь, лица не 
разглядеть было, но плавки показались Лидке знакомыми.
     Нагая жертва - в плавках с якорями?
     Уже почти ничего не видя, Лидка механически перебирала фотографии. Ребят 
снимали, похоже, с лодки. Длиннофокусным объективом. Вот еще несколько снимков; 
строгость ритуала была нарушена, мальчишки возмущенно махали руками, швыряли 
камни, прогоняя непрошеного свидетеля. А парень на скале чуть приподнял голову, 
лишая Лидку возможности верить, Что это другой мальчик спер Андрюшкины плавки, 
собираясь немножко повисеть в них на скале...
     В ушах звенело. Какой позор: профессору Сотовой Шлепнуться в обморок прямо 
с этого унизительного, Клеенчатого стула...
     - Лидия Анатольевна, - пробился сквозь звон голос инспектора, - вам 
валидола?
     - Спасибо, - сказала она сквозь зубы. - Буду благодарна.
     Он что, специально держит здесь аптечку для нерв-йых посетителей? Для мамаш 
малолетних преступников, несовершеннолетних жрецов и жертв?
     У таблетки был отвратительный вкус. Инспектор опять поморщился, как будто 
это ему сунули под язык валидол.
     - Вы узнали кого-нибудь на фотографиях? Лидка молчала.
     - Видите ли, Лидия Анатольевна...
     - Отсюда можно позвонить? - спросила она, еле Двигая языком.
     - Да. - Инспектор пододвинул к ней разбитый телефонный аппарат цвета 
весенней травки. - Звоните...
     Лидка, ошибаясь и не попадая пальцем в отверстия на диске, набрала знакомый 
номер.
     - Алло... Мама? Ты где?
     Лидка медленно, чтобы не видел инспектор, выдохнула. Голос Андрея был 
совершенно безмятежен.
     - У тебя все в порядке?- спросила она, следя за голосом.
     - Да. - Кажется, он удивился. Лидка не так часто позволяла курице, 
хлопотливой толстой курице, прорваться наружу в лишнем звонке, в лишнем вопросе, 
в лишней толике опеки.
     - Я скоро приду, - сказала Лидка и повесила
     трубку.
     Инспектор смотрел на нее. Изучающе. Пристально.
     - Что... им инкриминируется?- спросила Лидка, и голос вышел из-под ее 
контроля. Голос был жалкий, срывающийся, подернутый подступающими слезами.
     - Еще валидола? - участливо спросил инспектор.
     - Нет. -Лидка качнула головой, отчего сиротская комнатка с решетками на 
окнах поплыла перед глазами.
     - Видите ли, Лидия Анатольевна... Пока что они никого не убили и не 
причинили увечья. Это, скорее, театр... Игра. Они по очереди репетируют роль 
жертвы. Ваш сын уже был "жертвой", но, как видите, пришел домой целый и 
невредимый...
     Лидка с ненавистью смотрела в его серые, откровенно насмешливые глаза.
     - ...Пока они не совершили ничего противозаконного. Они смирные, особенно 
на фоне прочих молодежных забав. В их группу входят в основном благополучные 
дети высокопоставленных родителей, лице-гсты и выпускники лицея. Идейным 
вдохновителем считают писателя Беликова, хотя сам Беликов всячески отрицает свою 
причастность... Я хочу предупредить вас, Лидия Анатольевна. Просто предупредить. 
Потому что с теми, кто выходит стенка на стенку, даже с теми, кто насилует в 
подъездах зазевавшихся девиц, с ними все ясно, а вот с этими... Сектанты, 
фанатики. Я не удивлюсь, если они совершат групповое самоубийство или что-то в 
этом роде...
     Лидка глубоко, до самых пяток, втянула спертый воздух кабинета.
     - Лидия Анатольевна... может быть, все-таки возьмете еще таблетку?
     - Нет, - сказала она зубы. - Спасибо. Перебьюсь.
     Беликов писал захватывающе. Взявшись за книжку, Лидка, как правило, сперва 
дочитывала ее до конца и только потом спохватывалась, вспоминая почему-то 
колоритный плеск в чреве великовского молоковоза. Здорово, ярко, талантливо, но 
чепуха-то, немыслимая чепуха...
     Мальчишки, когда-то осаждавшие знаменитого писателя, стали теперь юношами; 
их обожание от этого не уменьшилось. Глубоко спрятанное великовское тщеславие 
получало регулярную сладкую пищу, тем удивительнее было, что от Лидки знаменитый 
писатель терпел некоторую снисходительность. Не явную, конечно, но и не особенно 
замаскированную. Лидка не принимала великовские писания всерьез, и он прощал ей 
- по умолчанию.
     "Последнюю жертву" Лидка прочитала раз пять. Но совсем не потому, что ей 
очень нравилась эта книга.
     - Андрюшка... Может, сходим сегодня в парк? Сын сразу заподозрил неладное. 
В его планах на сегодня были задачи по алгебре и билеты по физике, и Лидка это 
прекрасно знала.
     - А... дома мы поговорить не можем?
     У него были виноватые, как у собачонки, глаза.
     Лидка вздохнула. Присела на край стола.
     - Видишь ли...
     - Мама, - сказал он быстро, - я не пробовал никаких наркотиков. Я даже не 
курю, ты знаешь.
     Лидка слезла со стола, пододвинула табуретку, села, закинув ногу на ногу.
     - Когда мне было пятнадцать лет, в одной передаче по телевизору, в прямом 
эфире, какой-то парень облился бензином и поджег себя.
     Андрей помедлил. Отодвинул учебник физики.
     - И все на это смотрели? Как он обливался бензином?
     - Он очень быстро все сделал, - терпеливо пояснила Лидка. - Никто не 
ожидал. А потом, когда он загорелся, в студии случилась паника...
     - Он погиб?
     -Да.
     - Зачем ты мне это рассказываешь? Лидка глубоко вздохнула.
     - Тогда, в конце позапрошлого цикла, очень известна была одна секта. Они 
уверяли, что Ворота на этот раз не раскроются. Цитировали древние предсказания. 
Оклеили листовками весь город... Нам тогда казалось, что действительно пришел 
конец света. Что мир летит к чертовой матери. Было очень страшно, пока 
Зарудный...
     Лидка на секунду запнулась. Кажется, она уже рассказывала об этом сыну. Не 
так подробно, но рассказывала, и, самое обидное, она уже не помнит, о чем 
говорила Андрею, а о чем нет.
     Андрей молча ждал, пока она соберется с мыслями, но Лидка, вместо того 
чтобы продолжать, положила на стол "Последнюю жертву" Беликова, когда-то 
глянцевый, а теперь изрядно потрепанный том.
     Андрей перевел взгляд с Лидкиного лица на книгу и обратно. Нахмурился.
     - Дрюшка, - сказала Лидка как можно безмятежнее,- Виталик НЕ ПИСАЛ того, 
что прочитали потом эти... ребята. Это всего лишь фантастика, выдумка, Виталик 
был уверен, что к ней и отнесутся, как к художественному вымыслу... Как к 
метафоре. Ну нельзя на полном серьезе...
     Она запнулась. Андрей смотрел в сторону.
     - Расскажи, - попросила она тихо. Длинную паузу заполнили муха, жужжащая в 
окне, и шум машин на далеком проспекте. Наконец Андрей поднял глаза:
     - Мам... Я ведь тебя не расспрашиваю... про твои академические дела. Что ты 
там делаешь, да с кем, да зачем...
     Лидка переждала, пока стихнет неслышный звон размашистой пощечины. 
Сообщила, потирая след воображаемого удара:
     - В академии я не делаю ничего такого, о чем не могла бы рассказать тебе.
     - Правда? - удивился Андрей.
     Лидка вспылила. Больше всего на свете ей хотелось взять его за шиворот и 
ткнуть носом в стол, в проклятую книгу проклятого Беликова, и еще, и еще...
     Кажется, он испугался. Наверное, было от чего.
     - Мама...
     - Молчи.
     - Мама... человек должен иметь право... это не трагично, наоборот...
     Лидка развернулась и ушла.
     - Значит, так, - сказал Беликов. - Ни о каких твоих делах он не знает и 
никаких намеков в его словах не было. Он просто требует права на собственную 
жизнь: я, мол, в твои дела не лезу, но и ты тоже... Понятно?
     За окном лил дождь. Лидка стояла под раскрытой форточкой, и редкие холодные 
брызги клевали ее, будто клювами.
     - Лида... Осталось совсем немного. Возьми себя в руки.
     - Я в руках. - Лидка обернулась. - Ты говорил  с ним... об этой гадости, на 
берегу?   Беликов кивнул:
     - Ничего особенного. Это своего рода испытание, все мальчишки проходят 
через... ну, проверить, на что ты годен, доказать всем, что годен на многое...
     Лидка молчала. За последние дни вкус валидола сделался для нее обыденным, 
привычным.
     - Они клянутся, что способны принести себя в жертву человечеству, если 
понадобится. И тренируются; добровольца подвешивают на скале. В одних плавках. 
То есть по серьезу надо бы нагишом, но они стесняются...
     Беликов улыбнулся, и Лидка вдруг почувствовала, как ее захлестывает 
раздражение. Ненависть к этому... к этому кривляке, несколько лет назад 
написавшему идиотскую книжку.
     - Заткнись! Ну что ты скалишь зубы! Беликов осекся. Улыбка сползла с его 
лица, и в округлившихся глазах Лидка увидела свое отражение - сумасшедшая баба с 
перекошенным ненавистью лицом.
     - Виталик... извини. Извини, пожалуйста. Прости. Я не хотела. Я 
сорвалась... Прости.
     - Ну ты даешь! - сказал Беликов шепотом. - Лида... может, я пока домой 
пойду?
     - Нет, - сказала она поспешно. - Я больше не буду. Обещаю тебе. Я уже взяла 
себя в руки. Продолжай.
     Некоторое время Беликов молчал, и Лидка ждала, что он все-таки уйдет, 
извинившись и пообещав вечером перезвонить.
     Беликов помолчал еще. Поколебался. Поднял на Лидку серьезный взгляд:
     - Ты думаешь, это я во всем виноват? Книжка? Она вздрогнула - и тем самым 
выдала себя.
     - Нет, что за глупости. При чем тут ты. Слова уже не имели смысла.
     - Я и сам иногда... - Беликов странно усмехнулся. - Впрочем... глупости, ты 
права. Не будь моей книжки - они нашли бы другую... Итак, от заката и до первого 
рассветного луча доброволец висит на скале, причем по первой же его просьбе 
товарищи готовы освободить его. Все они сидят тут же, говорят о человеческой 
природе, о тайне любви и смерти, о том, есть ли Бог и если есть, то какой - 
короче, болтают о том же, о чем вся "просвещенная" молодежь болтает сейчас за 
столом или в походах с ночевкой. Таким образом они развлекают "жертву" и самих 
себя убеждают в правильности избранного пути... Из десяти парней испытание 
выдержали пока что четверо, в том числе Андрей...
     Беликов открыл рот, собираясь что-то добавить, но вспомнил недавнюю Лидкину 
вспышку и замолчал.
     - Это все?- спросила Лидка глухо.
     - Да... В основном. Ничего серьезного. Детские игры.
     Лидка вспомнила лицо Андрея, каким он вернулся после испытания. Вспомнила 
бинты на запястьях; теперь он носит спортивные напульсники, говорит, что так 
модно. И Лидка ни разу не пыталась снять с него эти напульсники и посмотреть, 
что там под ними...
     Детские игры.
     - Виталик, а ты вот так бы провисел? Всю ночь? На цепях?
     - Я бы не стал и пробовать, - честно признался Беликов. - У меня для этого 
недостаточно... И запнулся снова.
     - Чего у тебя недостаточно? - вкрадчиво спросила Лидка. - Фанатизма?
     - Веры, - тихо сказал Беликов. - Если искренне верить, что твои страдания 
смогут кому-то помочь, кого-то спасти...
     Ливень за окном потихоньку утихал. Лидка прикрыла форточку; очень громко 
тикали настенные часы в виде красного блестящего чайника. Оглушительно громко.
     - На днях я получу место в списке для Андрея, - сказала Лидка сквозь зубы. 
- И тогда... пусть скорее приходит мрыга. Пусть скорее все это закончится.
     - Не закончится, - еле слышно отозвался Беликов.
     Лидка подняла брови:
     - Ты что-то сказал?
     - Нет-нет. - Беликов помотал головой. - Нет.
     На шкафу жались друг к другу покрытые пылью игрушки. Достопримечательность. 
Ностальгическое воспоминание. Если повезет и Лидка доживет до внуков, всех этих 
зайцев и мышей ждет вторая жизнь...
     На Андрюшкином письменном столе горкой лежали книги. В основном учебники - 
по химии, биологии, анатомии и почему-то брошюра по оказанию первой помощи.
     - Вы сдаете медподготовку?- спросила Лидка, листая желтые страницы с 
устрашающими рисунками.
     - Нет... Это я в библиотеке взял. Вадька с камня свалился, руку распорол, 
так я даже перевязать не мог как следует...
     - Вадька? - механически переспросила Лидка. - С какого-такого камня? Андрей 
молчал.
     - Я знаю, - сказала Лидка глухо. - Твои плавки с якорями... Они еще целы? 
Или к лету надо новью покупать?
     Андрей отодвинул толстую тетрадь, где в красных рамках, как в гробах, 
покоились химические формулы.
     - Мама... ты прости. Лидка молчала.
     - Ты прости, мы думали... хотели. Мы хотели что-то придумать. Мы 
поверили... Но это оказалось просто детство.
     Андрей усмехнулся, и Лидка с удивлением увидела, что он похож на Беликова, 
во всяком случае улыбка у него точно такая же.
     Он смотрел на нее, будто ожидая ответа, а она не отвечала. Не сводила 
испытующего взгляда.
     - Понимаешь... мы одно время так уперлись в эту мистику... как будто 
никогда не учились в школе. Мистическая природа Ворот - это просто, не надо 
ломать голову, откуда они взялись на самом деле...
     Он замолчал. Лидка смотрела.
     - ...А если Ворота повинуются каким-то законам природы... то им плевать на 
человеческие ритуалы. Тогда мы ничем не отличаемся от дикарей, которые молятся 
огню или грому...
     Лидка смотрела не мигая.
     - Ну, мама... А если Ворота поставлены Богом... тогда все эти разговоры тем 
более смешны. Бог ведь не станет требовать человеческой жертвы? Грешно даже 
думать так...
     - Смотря какой Бог, - сказала Лидка, еле разжимая губы. Андрей нахмурился:
     - Нет... Настоящий Бог- не станет. Мы с Витькой... разошлись во мнениях, 
короче. Поцапались... не можем убедить. Один другого. Витька власти хочет. Троих 
новых парней привел, чужих. Хочет группу создать, со своими правилами, ритуалом 
посвящения... И прочие забавы.
     - Забавы?!
     - Забавы, мам, по серьезу никого не убьют и не покалечат,- Андрей запнулся, 
видимо, полной уверенности у него все-таки не было. - Если им нравится, пусть 
себе... А я туда больше не пойду. И Сашку отговорю, она теперь меня слушается.
     Он снова улыбнулся. Лидке показалось, что слово "теперь" имеет в устах 
Андрея какой-то дополнительный смысл.
     - ТЕПЕРЬ?
     Некоторое время они внимательно смотрели друг на друга. Саша. Девочка Саша. 
Что произошло между ними, если эта агрессивная Саша его слушается, ТЕПЕРЬ 
слушается?
     - Андрей... Вы с Сашей... В каких вы отношениях? Его глаза сделались сперва 
непонимающими, потом укоризненными.
     - Я не то хотела сказать, - быстро поправилась Лидка.
     И еще несколько минут прошло в молчании, прежде чем она поняла, что 
означает это "теперь".
     - Покажи руки.
     Андрей поколебался.
     Потом расстегнул замочек правого напульсника, снял кожаный браслет, и Лидка 
увидела широкий розовый шрам, уже почти заживший, затянувшийся новой кожей.
     - Мамочка... Совсем не больно.
     - На левой руке то же самое?
     - Да... Ничего страшного, ну честное слово!
     - На камне? От заката до рассвета?
     -Да...
     Лидка отвела глаза.
     - Тебе еще много уроков?
     - Да нет... Но я сам повторяю биологию. Я хочу... В общем, я уже узнал, 
когда экзамены в мединститут.
     - Что?!
     - Я решил не идти на исторический... Я лучше буду врачом. Ты ничего не 
имеешь против?
     По желтым страницам учебника ползла, презирая формулы, оранжевая божья 
коровка.
     
     ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
     В конце мая резко похолодало, потом так же резко потеплело. Лидкина голова 
раскалывалась от боли; перед самым Новым годом, приходившемся в этом цикле на 
второе июня, на город обрушилась жара.
     В лицее прозвенел последний звонок. Вообще последний. Последний в этом 
цикле. Событие радостное и печальное одновременно; нынешние выпускники и 
выпускники прежних лет, их родители, братья и сестры говорили прочувственные 
слова в адрес учителей, которым теперь снова придется переквалифицироваться. 
Кто-то устроится преподавателем в институт или техникум, а кто-то будет коротать 
годы репетиторством и надомной работой, чтобы уже в новом цикле, в новой жизни 
устроиться воспитателем в детский комбинат...
     О надвигающемся апокалипсисе говорили мало, предполагалось, что всех без 
исключения выпускников ждет благополучная взрослая жизнь. Лидка стояла в общей 
толпе, слушала речи и разглядывала лица.
     Обрезанные рукава школьных платьев. Подолы, укороченные ножницами до самой 
рискованной, непрактичной длины. Белые банты на коротеньких стрижках выпускниц; 
на всю младшую группу не отыщется и десятка неостриженых, с длинными волосами 
девочек. Говорят, так модно...
     Наиболее отчаянные мальчишки превратили школьные брюки в шорты и лихо 
светят коленками перед лицом педагогов и директора. Им прощают, ведь такая жара, 
и звучит самый последний звонок, последний в этом цикле...
     Брюки Андрея остались длинными. Даже летнюю тенниску он надевать отказался, 
наоборот, выбрал рубашку с самыми длинными рукавами, с манжетами, закрывающими 
не только запястья, но и половину ладони. В общем строю сверстников он явно 
выделялся, и не только одеждой.
     - Андрюша-то какой красивый, - сказала Вадикина мама. И пустила слезу - не 
из-за Андрюши, а просто так. Из-за общей трогательности момента.
     Лидка молчала.
     Место ей было скорее среди бабушек, нежели среди мам. Большая часть 
растроганных мамаш годилась ей в дочери; солнечный день не терпел поддавков и 
являл миру седые корни Лидкиных крашенных волос, замазанные кремом морщины, 
набрякшие веки и круги под глазами. Ее узнавали. С ней приветливо здоровались. 
Еще некоторое время назад она была весьма популярной в школе личностью, ее 
приглашали на открытые уроки музыки и даже назвали ее именем школьный 
ансамбль...
     С тех пор как Лидкин отдел переместился под крышу ГО, шумиха вокруг 
"музыкальных способностей" перестала получать пищу. Наоборот, всякие упоминания 
о якобы преимуществе музыкально одаренных детей перед неодаренными сверстниками 
сделались нежелательными и даже дискриминирующими. Интерес к музыке спадал, и 
спадал интерес к Лидии Сотовой как к пророку музыкальной педагогики.
     Она стояла в общей толпе - и смотрела.
     На ВСЕХ ребят, выстроившихся сейчас на лицейском дворе, в Лидкином отделе 
заведено было специальное досье. ВСЕ были в свое время протестированы на наличие 
врожденных способностей к музыке. И кое-кому не суждено пережить апокалипсис - 
никто пока не знает, кому именно. Все одинаково улыбаются. Все надеются долго 
жить.
     И Андрей. Он тоже.
     А тем временем Маленький Серенький Человечек тянет, оттягивает, водит Лидку 
за нос. Апокалипсис может грянуть через полгода, через год, через месяц, а 
Андрей до сих не внесен в "условленные" списки.
     Лидка щурилась, прикрываясь от солнца ладонью. Ей ^ыло трудно долго 
оставаться на ногах; отекали ступни в узких праздничных туфлях, болели колени, 
надо бы сесть.
     - Право последнего звонка предоставляется отличникам учебы, гордости нашего 
лицея, ученице десятого "Ж" класса Шепитько Александре и ученику десятого "Б" 
класса Сотову Андрею!
     Лидка вздрогнула. Андрюшка ни о чем таком не предупреждал.
     А, зашептались мамы одноклассников за Лидкиной спиной. Так вот почему он 
так официально оделся...
     Андрей уже шел к крыльцу, и с другой стороны строя спешила Саша, нелепая в 
своем коротеньком школьном платье и с разлапистым бантом в мальчишечьей 
прическе.
     Колокольчик был громадный, медный, с бантом на деревянной ручке- все как 
полагается. Защелкали фотоаппараты. Парочка отличников шла, потрясая 
колокольчиком, разнося по округе истошный медный звон; окружающие пожимали 
Лидкин локоть, и это означало поздравления. Ах, какой сын!
     Андрей улыбался. Широко и умиротворенно; рядом с ним даже дурнушка Саша 
казалась симпатичнее, чем была на самом деле. Хотя обычно случается наоборот: 
рядом с красивым человеком виднее уродство другого...
     Колокольчик звякнул с последний раз и затих, толпа разразил