ти. В баре "Красный камень" в результате стычки двух молодежных банд 
погибли двое посторонних людей, женщина тридцати девяти лет и мужчина пятидесяти 
восьми лет... Девятнадцатилетний Константин Е. скончался в больнице от 
многочисленных ножевых ран. Шестеро семнадцатилетних подростков, учащихся 
четыреста восьмой средней школы, в состоянии алкогольного опьянения изнасиловали 
двух своих подружек восемнадцати и девятнадцати лет... Массовые драки произошли 
ночью с субботы на воскресенье неподалеку от станции скоростного трамвая 
"Политехнический институт". За помощью в близлежащие больницы обратились на 
сегодняшний момент двести десять человек...
     Все более широкое распространение среди младшего поколения получают 
разнообразные псевдорелигиозные учения. Так, приверженцы движения "Санитаров" 
проводят свободное время за торжественным сожжением книг, в которых содержатся, 
по их мнению, нежелательные и вредные идеи. С особым удовольствием юные пироманы 
уничтожают книги популярного молодежного автора Виталия Беликова... У того же 
Беликова имеется группа последователей, именующая себя "Кругом Последней 
Жертвы". Дикарские ритуалы, дикарская философия да кулачные стычки с 
"Санитарами" - вот чем известны члены "Круга"...
     Секта так называемых Стражей проповедует любовь к ближнему, однако при 
обыске на квартирах ее основателей был обнаружен и изъят целый арсенал холодного 
и огнестрельного оружия. Официальная церковь предупреждает: сектанты не имеют 
никакого отношения к подлинной вере, это либо лгуны и мистификаторы, либо их 
жертвы. Родители, будьте внимательны! Именно сейчас ваши дети нуждаются в 
наибольшей вашей помощи!"
                   "Вечерний город", 17 мая 20 года.
     
     - Ваша проблема имеет решение,- сказал Маленький Серенький Человечек. - 
Разумеется, с вашей стороны потребуются некоторые, э-э, усилия и уступки.
     - Я понимаю, - сказала Лидка терпеливо.
     - Во-первых, вы должны будете принять на работу нескольких человек... они 
тоже получат место в списке с "бэ"-статусом. Во-вторых... но давайте сперва 
определимся. Есть два пути - предоставление вам лично "а"-статуса с 
автоматическим включением сына... Этот путь практически нереален, "а"-статус 
предполагает должности, которые нам с вами и не снились. Второй путь- 
предоставление сыну "бэ"-статуса, хоть и доступнее, но тоже не имеет законных 
механизмов решения. Это понятно?
     Маленький Серенький Человечек был чьим-то вторым заместителем, и у него 
были имя и отчество, которые Лидка, как ни старалась, никак не могла запомнить. 
Он был Маленьким Сереньким - и снаружи, и изнутри. Такая себе мышь, запросто 
распоряжающаяся хозяйским пирогом.
     - Разумеется, понятно, - сказала Лидка, давя в себе раздражение.
     - Хорошо... Через два-три дня вы получите заявления от этих людей с 
просьбой принять их на работу. Вы придумаете для них должности; разумеется, ни 
один из них не имеет соответствующего образования, так что вам придется 
подумать, - Маленький Серенький усмехнулся.
     - Мне уже приходилось в жизни думать, и не раз, - сказала Лидка терпеливо. 
- Дальше?
     - Дальше вы включите этих людей в список европейской делегации...
     - Хорошо, - сказала Лидка, предупреждая новый поток язвительности. 
Маленький Серенький удовлетворенно закивал:
     - Отлично. Вашего сына вы тоже примете к себе на работу. Уборщиком там или 
что-то подобное, но чтобы он был в штате.
     - В состав делегации его включать не надо? - не удержалась Лидка.
     Человечек захихикал:
     - Пока нет, но кто знает... И вот что еще вам предстоит сделать...
     Через полчаса они распрощались. Лидка поймала такси и просила ехать как 
можно быстрее.
     Бегом взбежала по лестнице к лифту. Едва не сломав ключ, ворвалась в 
квартиру и, всхлипывая, на ходу сдирая с себя одежду, поспешила в ванную, под 
горячий душ.
     Ей казалось, что всю ее облепили клейкой вонючей массой. Окатили мочой, 
унизили, низвели, изнасиловали, уронили на дорогу дымящейся коровьей лепешкой.
     Всему есть свой предел.
     Она профессор... да что там! Она просто порядочный человек. Была. Пока не 
встала перед ней эта задача, которая и имеет решение, и одновременно не имеет.
     Лидка плакала, смывая слезы горячей водой. Ее водостойкая дорогая косметика 
не выдержала, наконец, и пролилась черным дождем, аспидными кругами легла под 
глаза.
     Сможет ли она когда-нибудь забыть эти приемные? Эти двери, коридоры, этих 
секретарш, эти надменные рожи? Сможет ли она забыть разговор с Маленьким 
Сереньким Человечком и десятками ему подобных разноцветных, разнокалиберных 
Человечков, заполонивших лакуны и норы под парадными ковровыми дорожками?
     Никогда в жизни ее так не унижали. Даже Рысюк... Никогда в жизни она сама 
так не унижалась.
     Слезы иссякли. Лидка закрепила раструб душа на стене и села на дно ванны 
так, чтобы вода лилась ей на голову.
     Андрюшка получит место в списке и право на внеочередную эвакуацию.
     Получит.
     Теперь почти точно.
     
     "...Нам ли бояться мрыги? Сбросит замшелую корку Новый апокалипсис, В печи 
багряной ночи Спалит косное, старое И на очищеных землях Встанет наш новый город 
Мы его сами построим..."
     Газета "Молодой вестник", 17 мая 20 года.
     
     - Зарудный ошибался, Виталик. Пройти в Ворота всем- неразрешимая задача... 
Человечество никогда до этого не дорастет. Никогда не станет настолько единым 
и... сознательным. Потому что хама, прущего по чужим головам, еще можно 
остановить или усовестить. Правильно воспитать в детском саду... Не смейся, я 
говорю в принципе... А вот меня, Виталик, меня остановить невозможно. Если мне 
скажут, что спасение моего сына означает гибель нескольких человек, которые 
иначе не погибли бы... я сделаю все, чтобы Андрюшка об этом не узнал. Да. Но я 
не откажусь... от затеи. Вот такая я стерва, Виталик.
     Беликов молчал. Неторопливо мыл грязную посуду, накопившуюся в Лидкиной 
кухне за несколько дней.                   
     - Неужели ты меня не презираешь, Виталик? Беликов обернулся через плечо. 
Кротко посмотрел на Лидку. Вернулся к немытым тарелкам.
     - Потому и Стужа погорел... на этом прежде всего. Потому что все ему сошло 
бы... все эти "изоляты" и тревоги... Удался бы бескровный апокалипсис, и Стужу 
бы канонизировали, ты же понимаешь. Победителей не судят. Но вот он, борец за 
справедливость и девственную чистоту "условленного" списка, не мог не впихнуть 
туда внука. Ну не мог. И покатилось...
     - Есть люди, - не оборачиваясь, сказал Беликов, - которые ради правого 
дела, правого с их точки зрения, могут сына или внука собственноручно, э-э, 
зарезать...
     Лидку передернуло.
     - Может быть. Ты же у нас писатель, знаток человеческих душ. Может быть... 
Только естественный отбор не на их стороне. Особи, способные ради чего-либо 
пожертвовать потомством, скоро прекращаются как вид...
     Беликов закрыл кран, вытер о полотенце красные мокрые руки.
     - А может. Ворота и отбирают по этому признаку? К черту музыку, выживают 
те, ради которых родители способны жертвовать жизнью, честью, убеждениями...
     - Сюжет для нового романа, - брезгливо сказала Лидка.
     Беликов подошел. Пододвинул табуретку, сел рядом.
     - Лидочка... А может быть, обойдется? И ты, и я по два апокалипсиса 
пережили без всяких списков... Может быть...
     - Нет, - Лидка сама ощущала, как воспалены ее глаза и как опухли веки. - 
Нет, Виталик. Была еще моя сестра Яна, были наши соседи и знакомые, из моего 
бывшего класса вон столько ребят... остались...
     Беликов молчал.
     - Виталик, - сказала Лидка изменившимся голосом,- я... у меня сон. 
Повторяющийся. Про то, как Андрюшка... С самого его детства. По-разному снится 
одно и то же.
     - Ты просто боишься его потерять.
     - Все родители боятся!
     - Но ты боишься особенно. И этот дурацкий предрассудок- с искусственным 
оплодотворением... Никак не можешь от него отречься.
     Зависла долгая пауза.
     - Ты же фантаст, Виталик... Значит, должен верить в сны. В мистику.
     - Я фантаст, но ведь не сумасшедший, - мягко возразил Беликов. - Лида, 
послушай меня. Даже если у тебя ничего не выйдет...
     - У меня выйдет! - Она подняла на него сухие глаза. - И нечего об этом. Это 
дело решенное.
     "...особенно среди молодежи. Следует ли говорить, как вредны и еретичны по 
сути своей эти измышления? Как может один человек, сколь угодно праведный, взять 
на себя грехи многих поколений? Каким образом человеческая жертва может быть 
угодна Господу? Позиция официальной Церкви тверда и однозначна: сектанты, 
проповедующие о так называемом спасителе, суть еретики и раскольники..."
     Газета "Прихожанин", 18 мая 20 года.
     
     Девочка Саша стала бывать часто. Чаще, чем Лидке того хотелось бы. Девочка 
Саша представлялась Лидке пустым стеклянным шариком, на поверхности которого 
нарисованы леса и океаны, оригинальный ум и глубокие мысли. Первый же дождик 
смоет красивую картинку, первая же царапина или потертость обнажит мутную 
пустоту внутри шарика. Лидке это было ясно как дважды два, и она тихо страдала, 
глядя, как Андрей радостно покупается на броскую Сашину оболочку.
     Ничего. Ничего-ничего, все решится не сейчас, а в первые годы нового цикла. 
Вот тогда это будет серьезно, до того времени или девочка Саша себя выдаст, или 
Андрюшка поумнеет. Новый цикл - новая жизнь...
     Лидка знала, какие слухи ходят о ней в околоакадемической среде. Гнусные 
слухи, восемьдесят процентов которых полностью соответствует действительности, и 
только оставшиеся двадцать - домыслы, дань моде. Выполняя уговор с Маленьким 
Сереньким Человечком, она действительно вела себя по-скотски. И тщательно 
следила, чтобы Андрея слухи не касались; правда, в коробку сына не спрячешь, и 
иногда он приходил домой мрачный и осунувшийся, а иногда и с синяками на лице, с 
ссадинами на кулаках.
     Тогда она ни о чем его не расспрашивала, дабы не умножать вранья.
     И он обманывался ее спокойствием. И потихоньку приходил в себя. "У человека 
на высоком посту всегда будет много недоброжелателей..."
     А потом Лидка с удивлением обнаружила, что под ее крылом у сына давно уже 
образовалась какая-то другая, автономная, неизвестная ей жизнь. И даже девочка 
Саша была к этой жизни всего лишь приложением.
     - Мам, я сегодня ночевать не приду, ладно?
     - А где?..
     - У Витьки. Мы до ночи футбол будем смотреть...
     Он так редко врал ей, что уличить его на этот раз казалось ей неприличным и 
негуманным. Ну не к Витьке он идет, но взрослый же парень, что ей, следить за 
ним?
     Лидка сжала зубы, переживая укол беспокойства. С этой Сашей он и так 
видится каждый день. Что, таковы современные нравы? Чем там они будут заниматься 
целую ночь?!
     Нет, не в Саше дело. И не в любой другой девушке, Лидка бы догадалась. Что 
там у них, ночные посиделки? Карты? Игры?
     Она с превеликим трудом взяла себя в руки. И ответила как можно небрежнее:
     - А, футбол... Ну ладно.
     Спалось ей отвратительно. Во сне мерещился настырный голос Саши; снилось, 
что в доме прорвало канализацию, из фарфорового унитаза хлещет мутная жидкость, 
а Лидка без устали собирает ее тряпкой в ржавую миску...
     Сын вернулся часов в десять утра, когда Лидка уже начала тревожиться. Едва 
взглянув на него, Лидка ухватилась за дверной косяк.
     - Андрюшка! Да что с тобой?
     - Ничего. - Он улыбнулся совершенно спокойно, светло. - Устал.
     Ну ничего себе ночка! Когда наутро человек приходит осунувшийся, будто 
после недельной голодовки, и бледный, как яйцо.
     - Мам, я посплю?
     - Спи...
     И недели две он был самим собой, готовился к экзаменам, читал какие-то 
книжки, встречался с друзьями. Как-то вечером в субботу он вошел в Лидкин 
кабинет, очень сосредоточенный, очень серьезный:
     - Мам, я сегодня на ночь не приду, ладно? Лидка долго смотрела на него, 
ожидая, что он "расколется", но он был все так же сосредоточен.
     - Мы с ребятами к химии готовимся вместе. У Вадика дома.
     У Вадика не было телефона. Да Лидка и не стала бы опускаться до проверки.
     - Хорошо, только... не уставай так!
     Улыбнулся. Кивнул.
     И вернулся на этот раз очень рано, в начале седьмого, на рассвете. Лидка 
услышала шорох ключа в замочной скважине и сразу вынырнула из неспокойного, 
неглубокого сна.
     Снял в прихожей туфли. В носках прошел на кухню; да, мальчик здоров. Если 
первым делом лезет в холодильник, значит, все в порядке...
     Лидка накинула халат. Неслышно вышла следом. Андрюшка стоял перед раскрытым 
холодильником, в одной руке у него был кусок колбасы, в другой- бутылка кефира. 
Он был бледен до синевы, губы потрескались и запеклись, а на запястьях белели 
полоски бинта; увидев Лидку, сильно вздрогнул, как будто перед ним появилась не 
мама в халате, а, по меньшей мере, змея кобра с раздувающимся капюшоном. - Я 
проголодался, - сказал, будто оправдываясь. Лидка смотрела на него, ее 
беспокойство росло, превращалось в густую уверенную тоску.
     Ни о чем его не спрашивая, она ушла к себе в комнату.
     - У меня нет претензий к Андрюше, - сказала классная руководительница, дама 
Лидкиных лет, учительница биологии.
     Лидка кивнула.
     Это был ее лицей, хоть и изменившийся до неузнаваемости, хоть и опустевший, 
потому что старшая и средняя группа уже сдали выпускные экзамены и отправились 
во взрослую жизнь. Вместе с тем атмосфера школы живо напомнила Лидке события 
двадцатилетней давности; она даже вздрогнула, когда перед стендом с правилами 
внутреннего распорядка обнаружился читающий эти правила темноволосый мальчик.
     Правда, уже через секунду выяснилось, что парень всего-навсего украшает 
усами лицо нарисованной на стенде девочки, плакатной тихони и отличницы. Лидка 
вздохнула с облегчением.
     Биологичка сидела в пустом классе, профессор Сотова была встречена тепло, 
но без заискивания.
     - Андрюша более-менее готов к экзаменам... Хотя, вы знаете, младшая группа 
всегда заканчивает с трудом. Эта разболтанность, расхлябанность накануне 
апокалипсиса... Все эти настроения, особенно среди девчонок. Вы знаете, у нас в 
лицее еще ничего, а в обыкновенных школах почти никто не учится. 
Танцы-обниманцы, спиртное, наркотики... Нет, у нас с этим строго. У нас 
специально врач инструктирован, каждый день охранник стоит на входе. В десятом 
"е" двух мальчиков сняли буквально с иглы, в десятом "г" и "ж" девчонки попали в 
нехорошую компанию... Двоих даже исключить пришлось. Но это очень мало по 
сравнению со средними показателями по городу. Андрюша, мне кажется, не 
подвержен, он очень серьезный мальчик, очень...
     - Вы не замечали с ним изменений в последние несколько месяцев? - как можно 
небрежнее спросила Лидка.
     Биологичка задумалась. У нее было много дел. У нее было четверо внуков, 
которые тоже заканчивали школу. У нее лежал в столе наполовину готовый отчет, а 
под стеклом - неутвержденные экзаменационные билеты, а дома терпеливо ждал 
пустой холодильник...
     - Н-ну... Вы вот сказали, и я подумала... Может быть, в последние несколько 
месяцев он... как бы думает о чем-то... как бы погружен в себя... я связывала 
это с первой любовью, юношеским чувством...
     Лидка снова терпеливо кивнула:
     - Да, возможно... А больше ничего?
     - Нет, - удивленно ответила биологичка. И поглядела на Лидку с подозрением: 
- А что еще? Лидка улыбнулась:
     - Видите ли... перед апокалипсисом возможны... разные нервные срывы у 
ребят. Мне показалось, что Андрей чересчур увлекся религиозной литературой, 
мистикой, прочей чепухой...
     Биологичка округлила глаза.
     Через три минуты Лидка извинилась за беспокойство и распрощалась.
     У инспектора было серое от усталости лицо и пухлые растрескавшиеся губы. А 
потому говорил он как бы нехотя, едва разжимая рот:
     - Вы не замечали за сыном странностей в последнее время?
     Лидка улыбнулась устало и снисходительно. Она вполне могла бы не являться в 
эту сиротскую комнату с решетками на окнах. Ее сын никогда не имел никакого 
отношения к инспекции по делам несовершеннолетних. И сам факт того, что ее сюда 
пригласили, есть безусловная ошибка - вот что было написано на ее лице, а если 
инспектор захочет разглядеть ее глубоко припрятанную тревогу, то без бинокля ему 
не обойтись.
     Стул для посетителей был хлипкий, жалобный, обитый клеенкой; Лидка отвыкла 
от таких стульев.
     - Что вы имеете в виду? - поинтересовалась она холодно и отстранение.
     Инспектор дернул уголком рта. Ну надо же, говорили его прищуренные злые 
глаза, явилась по вызову и ведет себя, как с подчиненным в собственном кабинете. 
Инспектор знал, конечно, кто такая профессор Сотова, и потому ее холодность и 
отстраненность особенно задевали его.
     - Как часто ваш сын не ночует дома? Так, подумала Лидка. И царственно 
подняла подбородок:
     - Ему уже семнадцать. Иногда он засиживается допоздна у друзей и остается 
на ночь.
     - Иногда- как часто? Раз в неделю? Два раза? Через день?
     Лидка вскинула брови, как бы удивляясь настойчивости инспектора:
     - Раз в неделю. Иногда реже. Уголки инспекторского рта опустились еще ниже, 
отчего губы стали похожи на опрокинутую круглую скобку.
     - Вы никогда не слышали, Лидия Анатольевна, о так называемом "Круге 
Последней Жертвы"?
     Лидка тщательно проследила, чтобы на лице ее ничего не отразилось. 
"Последняя жертва" - Беликов- плеск молока в цистерне... Нет, молоко тут ни при 
чем.
     - "Круге"?.. Нет, а что я должна была слышать?
     - Это молодежная организация, строящая свою "идеологию", - инспектор 
пожевал тонкими губами,- на идее о необходимости жертвоприношений. Человеческих 
жертвоприношений. Чтобы открыть Ворота.
     Лидка молчала.
     Если бы инспектор прихлопнул бы ее пыльным мешком из-за угла, вряд ли 
эффект был бы большим.
     - Человеческие... жертвоприношения? Инспектор вздохнул. Поглядел на Лидку 
мрачно, с подчеркнутым сочувствием, полез в ящик стола и долго рылся в бумагах- 
казалось, он специально тянет время. Лидка тупо смотрела в его лысеющую макушку. 
Наконец инспектор выпрямился:
     - Вот...
     На стол легла стопка черно-белых фотографий скверного качества.
     - Посмотрите внимательно, Лидия Анатольевна...
     Лидка подавила в себе желание немедленно поднести фотографии к глазам.
     - Что здесь? Какое отношение это имеет к моему сыну?
     - Посмотрите, - сказал инспектор, и нечто в его голосе заставило Лидку 
достать очки, надеть на нос, взять со стола стопку глянцевых карточек.
     На первой же фотографии Лидка увидела ночной костер, который выглядел бы 
невинно и буднично, если бы за ним, на втором плане, не было вертикальной скалы 
и с этой скалы на свисали бы беспомощно чьи-то босые ноги.
     Лидка смотрела на фото, чувствуя, как потихоньку поднимаются на макушке 
покрытые лаком, уложенные в прическу волосы.
     - И что же...
     - Нет, вы смотрите дальше.
     Лидка сняла очки. Тщательно протерла платком. Надела снова.
     Лица людей на фото получились нечетко, тем не менее она сразу же узнала 
девочку Сашу. Саша на корточках сидела у костра - таких фотографий полно в 
альбоме любого туриста, разве что руки к огню Саша тянула уж слишком красивым, 
картинным жестом.
     Лидка облизнула покрытые помадой губы. Стала смотреть дальше.
     Незнакомые Лидке ребята сидели у того же костра. Точка съемки сместилась 
чуть назад, и на тусклом фото можно было различить, что костер горит в камнях у 
моря, что мальчики (а на общем плане Саша тоже казалась мальчиком) расположились 
вокруг огня правильным кругом. И что стоячий камень плоской своей гранью обращен 
к морю и подвешенный на нем человек изгибается дугой, пытаясь опереться о камень 
босыми пятками. ?   У Лидки онемели щеки. /   На следующей фотографии скала была