ее, а потом мимо, и двигался все быстрее, 
размазываясь в движении, теряя четкость.
     Совсем рядом оказалось румяное, чуть капризное личико Вики. Она уже теряла 
терпение:
     - Тем, ну мы так и будем стоять здесь сто... Она осеклась, потому что Лидка 
подошла уже достаточно близко, чтобы попасть в поле Викиного внимания.
     - Ну, ребята, как проходит вечер?- спросила Лидка, широко улыбаясь и 
внутренне морщась от отвратительно-казенной фразы.
     -Хорошо,- сказала Вика.- Просто замечательно.
     Максимов молчал. Еще не поздно было передумать. Повернуть назад.
     Сказать что-то вроде "ну развлекайтесь" и удалиться за столы, где Лидкины 
коллеги отдыхают, сплетничают и методично поглощают недоеденные выпускниками 
бутерброды.
     Лидка усмехнулась. Радостно и зло. А что такого она хочет сделать? Ничего 
особенного. Всем можно, а ей нет?
     - Максимов, мы немало крови попортили друг другу. Ты не откажешься 
станцевать со мной?
     Пауза. Удивленный взгляд блондинки Вики - пока еще только удивленный.
     Все они о чем-то таком болтали. "А может, Максимов влюбился в биологичку?", 
"А может, он ей нравится и она ему мстит?", "А может..." - и довольное 
хихиканье, потому что тогда сразу можно предположить, что директриса влюбилась в 
гэошника, а тот, в свою очередь,- в сторожа. Волнующая тема, отчего бы и не 
почесать языки...
     Что удивительного, если на последнем школьном балу ученик станцует с 
учительницей?
     Веселые и удивленные лица надвинулись - и снова размазались в движении. В 
вестибюле топтались, наступая друг другу на ноги, танцующие пары. Самодеятельный 
оркестр уступил место магнитофону; по личному распоряжению районного инспектора 
на всех выпускных вечерах разрешено было проигрывать только романтичную 
танцевальную музыку, это бал, а не прыгалки, пусть молодежь развивает свой 
вкус...
     Вальс отдавал нафталином.
     Они выбрались ближе к центру вестибюля, туда, где было посвободнее. Узнавая 
Лидку, перед ними расступались.
     Одна максимовская рука легла ей на талию. В другой, горячей и мокрой, 
утонула Лидкина ладонь.
     - И- раз-два-три... Да ладно. Просто двигайся в такт.
     Под их каблуками потрескивали, сминаясь, цветные спирали серпантина. 
Налипали на подметки кружочки конфетти. Впрочем, их танцу было далеко до 
настоящего летучего вальса. То было скорее подростковое топтание, не лишенное, 
впрочем, некоторого изящества.
     - Ты сумасшедшая, - сказал он, едва шевеля губами.
     - Ты уже не школьник.
     - А ты...
     - Я бросаю школу. Сегодня. Он так стиснул ее ладонь, что она улыбнулась от 
боли.
     - Да... ну ее к черту!
     Его глаза сделались круглыми и влажными, как залитые дождем фары.
     - Лида...
     - Танцуй. Что ты топчешься, как слоненок. Его рука, лежащая у нее на талии, 
грела сквозь ткань пиджака и блузы. Ей казалось, что строгие учительские тряпки 
вот-вот расползутся, будто под действием кислоты. Что максимовская ладонь 
касается уже голой кожи.
     - Признаюсь честно, если бы вы не написали этого заявления, Лидия 
Анатольевна, мне пришлось бы самой просить вас об этом... Да-да, я подпишу. 
Спасибо.
     У директрисы были желтоватые длинные ногти в островках облупившегося лака. 
Из-за обшлагов стильного делового пиджака выглядывали совершенно немодные 
кружевные манжеты.
     - ...Работа в школе требует особенных моральных качеств... вы не педагог, к 
сожалению. Ни в коей мере. Я не давала хода многочисленным жалобам родителей... 
и даже учеников... так или иначе этот учебный год был бы для вас первым и 
последним... Увы. Кстати, в новом цикле он захочет иметь детей. Вы, насколько я 
понимаю, ничем не сможете ему помочь. У вас ведь бесплодие?
     Фарфоровая подставка для карандашей, помещавшаяся посреди директорского 
стола, представляла собой смеющуюся клоунскую голову. Кое-где эмаль сбилась, 
отчего веселая усмешка сделалась похожей на предсмертный оскал.
     Выдолбленный череп. Вместо мозга- пластмассовые тельца ручек и фломастеров. 
По желтому карандашу ползает муха.
     - У меня нет никакого бесплодия, Раиса Дмитриевна. В следующий раз требуйте 
от ваших информаторов соответствующую докторскую справку.
     Директриса улыбнулась - от щеки к щеке растеклись напомаженные губы.
     Лидка вышла из кабинета, глядя прямо перед собой.
     Вошла в туалет, огляделась, не видит ли кто; извлекла из сумки упаковку 
слабенького транквилизатора. По дну сознания пошла мысль: если сожрать сразу 
все, то и проблем никаких не будет...
     Лидка умылась холодной водой. Усмехнулась своему отражению в надтреснутом 
зеркале. Сперва жалобно усмехнулась, потом спокойно, потом уверенно. Спрятала 
упаковку, так и не надорвав. Много чести, Раиса Дмитриевна. Чихать на вас с 
высокой колокольни.
     Она ждала Максимова к семи, но звонок в дверь прозвучал в полседьмого. Она 
как раз выходила из душа; плотнее запахнув халат и распустив стянутые на макушке 
волосы, она прошлепала к двери. И так торопилась открыть, что не спросила даже 
"кто там".
     - Ты сегодня ра...
     Прохладный ветер подъезда пробрался под полы халата и тронул Лидкины голые 
ноги. Она осеклась.
     - Мне можно войти?- кротко поинтересовался глава Администрации Президента 
Игорь Георгиевич Рысюк.
     Лидка отшатнулась вглубь квартирки. Тесной, как шкатулка. Ободранной, 
неухоженной, бедной.
     Не дожидаясь иного приглашения, Игорь Георгиевич переступил порог. От него 
исходили запахи дорогого одеколона, новой натуральной кожи и, кажется, коньяка. 
Крепкого, не вполне устоявшегося перегара.
     - Игорь, ты пьян, - сказала Лидка, как будто эти слова могли защитить ее.
     Некто из-за плеча Рысюка внимательным глазом окинул Лидкино жилище (включая 
неприбранное белье на диване, максимовский халат на сцинке стула и беспорядок на 
письменном столе). Бесшумно убрался в коридор, прикрыл за собой дверь, но 
захлопывать не стал.
     - Я пьян, - устало подтвердил Рысюк. - Я трагически пьян. Трезвым бы я к 
тебе не приперся.
     Он уселся на стул. Лидкины мысли пребывали в панике, руки же все запахивали 
полы халата, хотя плотнее завернуться было уже попросту невозможно.
     - Почему... вы... ты... не предупредил?-пробормотала Лидка, прекрасно 
понимая, что к ее словам лучше всего применимо сейчас определение "лепет".
     - Телеграммой?- желчно поинтересовался Рысюк. - У тебя же нет телефона!
     Лидка сгребла все, что лежало на диване, скомкала, сунула в приоткрытую 
пасть постельной тумбы. Рысюк сидел, покачиваясь взад-вперед; он почти не 
изменился внешне, но был до крайности, маниакально сосредоточен. На галстуке, 
чуть ниже узелка, имелось свежее пятнышко жира.
     Он поймал ее взгляд.
     - Я выпил бутылку коньяка, - сообщил отрывисто, будто отвечая на незаданный 
вопрос.
     - Я вижу, - сказала она тихо.
     - Сядь.
     Она села на диван. Потом поднялась:
     - Я в своем доме. Не командуй, пожалуйста.
     - В твоих интересах, - он прищурился, - выработать однозначную реакцию на 
любые команды. Подчинение. Тогда у тебя есть шанс.
     Старый будильник, служивший еще Лидкиным родителям, отсчитывал минуты до 
появления Максимова. Минут оставалось всего двадцать четыре. Хотя Максимов, 
конечно, может и опоздать...
     Но ненамного.
     Рысюк снова поймал ее взгляд. Усмехнулся:
     - Я нарушаю твои планы?
     - Да, - сказала она еще тише.
     Рысюк встал, и она целую секунду надеялась, что он повернется и выйдет. 
Вместо этого он подошел к письменному столу, смахнул на пол бумаги - конспекты 
по биологии Максимова-абитуриента - и некоторое время разглядывал улыбающееся 
лицо Андрея Зарудного.
     - Так я и думал.
     - Что ты думал? - спросила она сухо.
     - Не важно.- Он сунул руки в карманы пиджака. - Свари мне кофе, Лида. У 
меня в голове муть какая-то, ничего не разобрать.
     Оно против воли посмотрела на будильник.
     -Успеешь!- рявкнул Рысюк.- Все успеешь, в крайнем случае пошлешь его мыться 
в душе ила делать уроки... пока мы с тобой поговорим.   
     Лидка сделала медленный вдох. И такой же неторопливый выдох.
     - Не скучаешь по нормальной жизни? - спросил Рысюк тоном ниже.
     - Какую жизнь ты называешь нормальной? Рысюк сморщил нос. Демонстративно 
огляделся; упал на диван, закинул ногу на ногу.
     - Хочешь новый анекдот? Руководители ГО устроили конкурс для энтузиастов, 
чья система тренировок прогрессивнее. Приехали строитель, пожарник и врач. 
Строитель говорит: я ввел для своих подчиненных курс тренировочного падения, 
поэтапно, до пятнадцати метров без страховки. Пожарник говорит: я ввел для своих 
подчиненных курс тренировочного пожара, поэтапно, до пятнадцати минут пребывания 
в открытом пламени. Врач говорит: а я ввел для своих пациентов курс 
тренировочной смерти, поэтапно, до пятнадцати часов пребывания в заколоченном 
гробу... Не смешно?
     Лидка молчала.
     - Так ты будешь кофе варить или нет? - спросил он вкрадчиво.
     Лидка молчала.
     - Ты не желаешь меня видеть? Фанатика и мерзавца, насильника во всех 
отношениях?
     Лидка напряглась. Когда-то - теперь ей казалось, что очень давно - она, 
кажется, сказала Рысюку нечто подобное. Какие-то похожие обидные слова. 
Интересно, что она забыла, а глава Администрации помнит.
     - Зачем ты пришел? Разве у тебя нет других дел - государственной важности?
     Рысюк тяжело поднялся с дивана. Подошел к столу. Посмотрел в улыбающееся 
лицо Зарудного - мрачно, почти с ненавистью.
     - Тебе, наверное, так приятно. Под ЕГО взглядом... Начала ты с ЕГО сына, 
потом, наверное, воображала ЕГО на моем месте, теперь у вас любовь втроем.
     - Уходи, - сказала Лидка тихо.
     - Сейчас. - Он кивнул. - Сейчас-сейчас... А ты помнишь Стужиного внука? 
Такого противного пацана, помнишь?
     - С ним что-то случилось? - спросила она после паузы.
     - Ничего, - глухо сказал Рысюк. - Ты телевизор смотришь?
     - Нет, - призналась она честно. Он хрипло рассмеялся:
     - Смотрю на тебя... Лидка. Лидка... Помнишь? Вертолеты?
     Она желчно, совсем по-учительски поджала губы.
     - Вертолеты... - Рысюк снова обрушился на диван, запрокинул голову, явив 
Лидке тощий кадык. - Ты была... мы были. Лидка, мы пропали. Мы почти совсем 
пропали... Мне страшно. Свари мне кофе.
     Некоторое время она смотрела на него, не зная, что с ним делать.
     - Игорь...
     - Я прошу тебя. - Он поднял на нее влажные, лихорадочно блестящие глаза. - 
Я не спал две ночи... Свари. Потом я уйду.
     Под его взглядом она прошла на кухню. До прихода Максимова оставалось 
десять минут; она молола кофе и пыталась убедить себя, что ничего ужасного не 
происходит. Ну, напился глава Администрации, ну, встретятся они с Артемом. 
Ничего. Ничего страшного. Помешать союзу Лидки с Максимовым не сможет ни 
Президент, ни его Администрация, ни все ГО, вместе взятые...
     Когда она вернулась в комнату, Рысюк стоял перед открытым окном и задумчиво 
ковырялся в вазоне с кактусом. И бросал вниз мелкие камушки, щепотки земли и 
песка.
     - А-а... Вон он идет.
     Лидка глянула через его плечо. По двору шел, помахивая сумкой, Максимов. 
Шел не таясь, как давно привык ходить; за деревьями урчали машины, где-то 
грохотал трамвай, и больше никаких звуков не было посреди этого июля, но все 
равно казалось, что каждый максимовский шаг ложится на ритм неслышного марша.
     Лидка невольно улыбнулась. Даже сейчас ей было приятно смотреть, как он 
идет; напряжение, вызванное визитом Рысюка, потихоньку стаивало, уходило, 
исчезало.
     - На моего пацана похож, - сказал Рысюк. - Интересно, что бы я сказал, если 
бы мой пацан сошелся с учителкой...
     Последнее слово-уродец явно совмещало в себе "учительницу" и "телку". Лидка 
усмехнулась:
     - Ты бы не узнал, папаша. Сомневаюсь, чтобы твой пацан поверял тебе 
секреты. Когда ты его видел в последний раз?
     Рысюк резко обернулся. Покачнулся, и Лидка испугалась, что он вывалится из 
окна.
     - Я его видел... Я видел, Лида. Но я его в списки льготников не внес... Не 
внес. Только должности... Условленное время- до минимума... Если бы у тебя были 
дети, Лида... Но ты пойми, если бы у тебя был выбор- пускать своего... 
ученичка... со всеми, в очередь, или в условленное время... Ты бы... как? А?
     Подходя к дому, Максимов привычно поднял глаза. И сбился с шага, быстро 
перевел взгляд на две черные машины у подъезда, на скучающих на лавочке мужчин в 
партикулярных костюмах, снова посмотрел на Лидкино окно.
     Она отодвинула Рысюка вглубь комнаты и приветственно махнула Максимову 
рукой. Поднимайся, мол.
     Парень секунду колебался, а потом выше поднял подбородок и вошел в подъезд. 
Тяжело хлопнула дверь.
     - Лида, - глухо сказал Рысюк, - ты меня не слушаешь. А это очень важно.
     - Важно? - механически переспросила она. На лестнице вот-вот должны были 
обозначиться легкие максимовские шаги.
     - Важно. - Рысюк отхлебнул от чашки. - Кофе дрянной у тебя... Лида, мы 
поздно начали. Слишком поздно. Мало времени... Если бы на несколько циклов... 
растянуть, начинать с малого... без форсажа... возможно, мы успели бы. Я говорю 
ерунду... Невозможно. Апокалипсис не ждет...
     Тренькнул звонок.
     - Извини, - сказала Лидка Рысюку.
     - Извини и ты меня, - откликнулся после паузы глава Администрации. Лидка 
уже шла к двери.
     - Артем, заходи... Это мой бывший одноклассник, Игорь Георгиевич. Зашел по 
старой памяти.
     - Это мы по старой памяти,- сказал Рысюк, поливая кактус остатками кофе. - 
А ваше дело молодое... Танцуй, пока молодой! - Он протянул руку, намереваясь 
взъерошить Максимову волосы. Тот отстранился; Рысюк отдернул руку и внимательно 
посмотрел на ладонь.
     - Что-то короткая у меня линия жизни... Ладно, Лида. Когда понадобится 
устроить твоего хлопца в универ, а его ведь не примут, из-за отца... Когда 
понадобиться устроить - звони мне, а не проректору. Потому что проректор потом 
все равно перезванивает мне... Неудобно получается. Ну, будь здорова.
     Он поцеловал ее в щеку- Лидка не решилась сопротивляться. Махнул рукой, 
ушел, не оглядываясь, плотно и без стука прикрыв за собой дверь.
     "Нас обманывают. Списки на первоочередную эвакуацию давно переделаны. В 
"условленное время уйдут не только чиновники, но и все их родственники. 
Президент Стужа своей рукой вписал в списки "условленных" своего сына, внуков, 
невестку. А наши сыновья и внуки потеряют драгоценное время- их ждут 
землетрясения и глефы, и давка перед Воротами... Президент Стужа предал идеалы, 
на гребне которых ему удалось в свое время прийти к власти..."
     (Листовка).
     Палатка была новая, оранжевая, пахнущая резиной и спорттоварами. 
Никто-никто еще не спал в ней. Ничьей-ничьей любви не помнило прорезиненное 
днище.
     По крыше, покрытой полиэтиленовой пленкой, тихонько постукивал дождь. Они 
лежали, обнявшись, в полнейшей изоляции от остального мира. Если бы за плотно 
зашнурованным пологом случился бы сейчас апокалипсис, они, наверное, так и не 
разжали бы рук.
     Вчера им удалось выбраться из города, минуя заставу ГО. По болоту, через 
овраги, через лес; к концу пути Лидка была измотана хуже, чем после учебной 
тревоги, но при том совершенно счастлива.
     Они выбрали место для ночевки - вернее, Максимов выбрал- на небольшой 
возвышенности, где слабый ветер хоть немного, но сдувал комаров. Максимову не 
нравилось, что палатка яркая. Такую палатку легко обнаружить с вертолета; делать 
им нечего, говорила Лидка, зевая. Делать им нечего, только отлавливать по лесам 
беглецов-туристов. А завтра- завтра мы уйдем еще дальше...
     В полусне ей привиделся вертолет. Рокочущее страшилище, из брюха которого 
свешивается, подобно потроху, Президент Стужа.
     А потом в палатку на четвереньках вошел Максимов, и Лидкин сон улетучился 
сам собой.
     Прикосновения. Расстегнутая спортивная курточка, трикотажная футболка 
где-то в районе подбородка. Голая максимовская спина, широкая и гладкая, как 
стол. Его подбородок в неожиданно мягкой щетине, его губы, его щекочущее 
дыхание. Лидка изо всей силы дрыгнула ногой, чтобы окончательно стряхнуть 
спортивные штаны и все, что на ней было надето; в приоткрывшийся полог влетел 
комар и радостно зазвенел, обнаружив так много горячей, прямо-таки кипящей 
крови.
     Его прихлопнули мимоходом.
     Потом там, снаружи, пошел дождь. Максимов заботливо укутал Лидку спальником 
и одеялом; удобно устроив голову на его плече, она подумала, что не сможет его 
потерять. Что, потеряв, немедленно сведет счеты с жизнью. Мысль оказалась такой 
невыносимой, что Лидка сочла возможным спросить:
     - Тем, а ты уверен, что не бросишь меня ради какой-нибудь молоденькой...
     И осеклась. Максимовские руки стиснулись сильнее.
     - Не говори глупостей... Не гневи Бога.
     Они еще долго лежали, слушая дождь и дыхание друг друга.
     Еще два дня назад для них было очень важно, поступит Максимов в университет 
или не поступит. Поскольку документы у него, с легкой руки Рысюка, все-таки 
приняли, и профилирующий экзамен- кризисную биологию - он сдал на отлично.
     А на сочинении его завалили.
     Позавчера утром стали известны оценки; Лидка долго стояла перед бумажной 
простыней, на которой в длинном списке фамилий имелась короткая запись:
     "Максимов - 2". Нельзя сказать, чтобы она была так уж ошарашена - уже 
тогда, когда Максимов перечислил ей предложенные абитуриентам темы, в Лидкину 
душу закралось нехорошее подозрение...
     И вот подозрение оправдалось.
     Она вышла из университета; кто-то с ней даже поздоровался, какая-то женщина 
ее же лет, Лидка ответила на приветствие, но так и не сообразила, кто же это 
был. Очутившись на улице, в тени пыльных тополей и лип, она испытала вдруг 
облегчение- ну их всех к черту! Свобода. Полная свобода! Экзамены отменяются, 
отменяется изнурительная подготовка, теперь дело за малым- собрать рюкзаки и 
двинуть из города...
     Нет, идея с рюкзаками пришла в голову уже Максимову - часом спустя.
     Лидка собрала остатки своих сбережений. Вместе они пошли в спорттовары и 
купили палатку. Пара рюкзаков нашлись у Максимова дома. Матери он сказал, что 
идет с ребятами в поход; оставшиеся полдня ушли на лихорадочные сборы.
     Радио бормотало о новой технологии учений- специалистами с такого-то завода 
изготовлены надувные муляжи Ворот, которые легко переносятся с места на место с 
помощью вертолетов. Таким образом учения приобретают стопроцентную достоверность 
- как и во время настоящей эвакуации, никто не знает, где окажутся Ворота, и 
только информация из штаба ГО открывает эту тайну...
     Лидка не умела как следует укладывать рюкзак. Ей никогда не доводилось 
путешествовать пешком. Максимов имел кое-какой туристский опыт; где-то к 
полуночи сборы были закончены, зато Лидкина квартирка выглядела, как после 
мрыги...
     Лидка проснулась оттого, что в палатке сделалось душно. Она вздохнула 
глубже- и сразу зашевелился Максимов. Очевидно, он давно уже лежал без сна.
     - Рука затекла?
     - Нет...
     - Который час?
     - Не знаю...
     - Дождя вроде нет... Тем, я выгляну посмотрю. Она расшнуровала полог. 
Свежий воздух показался сладким на вкус и совсем не холодным; Лидка осторожно 
выглянула наружу.
     Ночь была светла, хотя небо оставалось затянутым тучами. Рассвет, подумала 
Лидка - и ошиблась.
     Она посмотрела вверх и замерла с открытым ртом. По небу плыли цветные дымы. 
Яркие, фосфоресцирующие. Там, где за горизонтом остался город, стояло теперь 
зарево.
     - Артемка... Это пожар?!
     Максимов уже стоял рядом. Цветные тучи отражались в широко раскрытых 
глазах.
     - Это... тише, Лид. Ничего. Это, наверное, большие учения.                  
              
     Она проглотила слюну. Да, что-то такое бормотало радио. Большие всеобщие 
учения, пять видов сигналов, полная