по 53 апокалипсису. Т. 4. С. 211.
     
     В штабе было накурено и шумно. Не умолкая трезвонили телефоны. На 
конторском столе помещалась вычислительная машина, почему-то голая, без крышки, 
со всеми платами и проводочками, выставленными напоказ, и совершенно неприличным 
казался Лидке вертящийся маленький вентилятор. Рядом урчал холодильник; к нему 
то и дело подходили люди, доставали, кому что приглянется, и, жуя, расходились 
по рабочим местам. Гора бутылок из-под минеральной воды - стеклянных и 
пластиковых - грозила рассыпаться и погрести под собой разбросанные по полу 
бумаги.
     Ей под локоть подсунули новый исписанный листок. - Окончательные данные по 
Подольскому району... Она пробежала глазами. Ну разумеется. Всепожирающее 
лидерство Верверова. Что и требовалось доказать.
     Она вздохнула. Сегодняшнее утро наконец-то избавит ее от этой добровольной 
болезни, от этого рабства, в которое вверг ее Рысюк, от ошейника, подаренного 
под видом новой цели. Сегодняшнее утро - закономерный провал после стольких 
изнуряющих репетиций.
     Половина букв на клавиатуре западала. По этим клавишам остервенело молотили 
на протяжении многих часов, в том числе и сама Лидка молотила. И вот на экране 
карта, карта страны, и столица отчетливо окрашена синим цветом, то есть цветом 
Верверова, Дмитрия Александровича, соперника, врага и, вероятнее всего, нового 
Президента...
     Лидка заложила руки за голову. Откинулась на спинку кресла, задавая себе 
привычный в последнее время вопрос: что я здесь делаю? Каким ветром меня занесло 
сюда? Какие-то избирательные участки, прокуренные наблюдатели, осоловевшие от 
недосыпа эксперты, я и сама- эксперт... Сложная, изнурительная, не очень 
красивая игра - генерал Стужа, пытающийся выиграть президентские выборы.
     По всем опросам выходило, что генерал отвалится в первом же туре. Тогда 
Лидка так устала, что серьезно намерена была лечь и сдохнуть. И, помнится, 
горько разревелась, узнав, что Стужа пролез во второй тур. Это означало, что 
скотская работа продолжается, в то время как надежды на выигрыш еще меньше, чем 
прежде, потому, что депутат Верверов лидирует по голосам с огромным перевесом, а 
в "Дикую Стужу" никто никогда не поверит, он прошел во второй тур случайно, 
только потому что верверовские противники перецапались между собой...
     Приехали какие-то корреспонденты с камерой. Поставили Рысюка на фоне 
настенной карты, стали задавать какие-то вопросы, Лидка с удивлением увидела, 
что Игорь улыбается. Как будто вести, приходящие из разных концов города, ничуть 
его не огорчают, как будто поражение, извлеченное в полночь из фанерных ящиков, 
нисколько не портит ему настроение.
     - ...Сведения из провинций приходят с некоторым опозданием... Рано делать 
выводы, следует дождаться полной картины...
     Репортеры тоже улыбались. Глаза у них поблескивали нездоровым лихорадочным 
блеском- каждый делает сейчас свою работу, и кое-кто надеется на карьерный рост, 
вот этот парень с микрофоном надеется точно. А где будет завтра Игорь Рысюк, 
такой подтянутый и партикулярный, несмотря на многодневный недосып? На свалке, 
извините, истории?
     Лидка поморщилась. Где-то она слышала этот высокопарный оборот и даже 
представила такую себе историю, самосвалами везущую старые имена и негодные 
учения на помойку.
     Новый Президент многого не простит Рысюку. Не простит мемуаров Клавдии 
Зарудной. Не простит самой игры на имени погибшего депутата; этот козырь 
Верверов намерен был приберечь для себя. И давно намерен был, не зря квартира 
Зарудных возвратилась законным владельцам именно стараниями Дмитрия 
Александровича. И не зря Славка, как зачарованный, пошел на поводу у Верверова. 
Славка умеет помнить добро, и не исключено, что в другом штабе, куда более 
роскошном и представительном, сидит сейчас за вычислюхой бывший Лидкин муж.
     Лидке под локоть подсунули еще один листок. И еще.
     - Да, - говорил Рысюк в трубку. - Да. Готовы.
     В комнате галдели. Табачный дым плавал сизыми струящимися полотенцами. На 
какое-то время Лидка потеряла связь с действительностью, возможно, она заснула 
сидя и во сне продолжала колотить пальцами по клавиатуре, переносить 
бессмысленные цифры с бумажки на экран и возить мышкой по засмальцованному 
серому коврику. Похоже, они на этом коврике бутерброды разворачивали...
     Она очнулась оттого, что в комнате стало тихо. Подчеркнутая, неестественная 
тишина.
     Она потерла ладони. Тщательно помассировала каждый палец - это ненадолго 
помогало одолеть усталость. Потом протерла глаза. Посмотрела на экран монитора 
перед собой.
     Столица по-прежнему оставалась синей, но по телу страны отчетливо 
проступали зеленые пятна. Кое-где бледно-салатные, а кое-где изумрудные, как 
сытая летняя травка.
     Синих пятен было меньше. И они располагались только возле крупных городов.
     Лидка перевела взгляд на экран телевизора. Там было сразу много людей, 
диктор и дикторша разговаривали с какими-то аналитиками, и все они почему-то 
нервно, натужно и громко смеялись.
     - Дайте мне кто-нибудь сигарету, - хрипло сказала Лидка. К ней протянулись 
сразу несколько пачек; никому в голову не пришло спросить, почему некурящая 
Лидка именно сегодня решила отдать дань пагубной привычке.
     Ничего не понимая в сортах и фильтрах, она выбрала самую красивую коробку. 
Сунула сигарету в рот- на краю сознания кто-то пояснил, что табак следует 
размять в пальцах. Лидка пропустила совет мимо ушей. Сигарета воняла. В ее 
запахе и вкусе не было ничего достойного внимания. Лидка брезгливо подержала дым 
во рту, потом выпустила вместе с сигаретой и, воровато оглядевшись, сплюнула в 
мусорную корзину. Сигарета осталась дымиться на нечистом, невесть откуда 
взявшемся блюдце.
     - Сведения по северным районам.
     - Сведения по востоку и югу... Господи... Господи...
     Карта зеленела. Сквозь ее первозданную белизну лезла, будто сквозь снег, 
упрямая, нежданная, невозможная зелень. Лидка прикрыла воспаленные глаза.
     Карта. Городки и местечки. Села. Поганые дороги. Сельские клубы. Скверные 
гостиницы и гостеприимные дома с теми самыми необъятными перинами, от которых 
поутру так болит позвоночник. Домашняя колбаса. Домашнее вино. Запах травы и 
леса. Запах сивухи и навоза.
     Они исколесили все это пространство, от одного областного центра к другому, 
через поля и лесополосы, по бездорожью, на автобусах и армейских грузовиках, а 
иногда и на маленьких, ревущих, припадочных самолетах. И везде, всюду, со всеми 
говорили по душам. Вернее, говорил Рысюк, а Лидка улыбалась.
     Народа набиралось видимо-невидимо, со всех окрестных сел, потому что 
рекламой у Рысюка занимался один очень толковый майор. Концерт начинали под 
открытым небом и обязательно на краю большого открытого пространства; армейскую 
электростанцию, усилители и прожекторы возили с собой. Агитбригада разогревала 
публику песнями и анекдотами, а потом с неба обрушивался грохот и налетал вихрь, 
и на посадку заходила пара армейских вертолетов.
     Стужа выходил из машины, отечески улыбаясь и на ходу снимая шлем. 
Пятнадцать минут уходило на речь, яркую и экспрессивную, написанную Игорем 
Рысюком. Грозно рычали многочисленные динамики: благоденствие, кредиты, работа и 
процветание шли на затравку, как пища привычная и употребляемая всеми. Под конец 
подносился деликатес, изюминка, фирменное блюдо: а справедливо ли, что лощеные 
сынки чиновников учатся в роскошных лицеях, а ваши дети как пасли свиней, так и 
будут пасти? Кого из ваших детей возьмут потом в университет, а? Разве вам 
безразлично ваше будущее, а, дети?
     Вопрос был риторическим. Сразу же после него генерал вспоминал собственное 
сентиментальное детство, прошедшее в таком вот областном центре, и летние 
каникулы, из года в год проводимые у бабушки в селе.
     Потом, как правило, все грузились по машинам и ехали в особо щедрый, особо 
гостеприимный поселок - продолжать. В рекордно короткие сроки накрывались 
бесконечные столы, бутылки кланялись стаканам и начиналась вторая, вернее, уже 
третья серия:
     Стужа не пьянел. Он опрокидывал емкость за емкостью - за отмену всех и 
всяческих привилегий! Местные выпивохи тушевались перед ним, трезвенники 
раскаивались, а женщины откровенно балдели; тем временем небо рокотало парой 
вертолетов, на которых организовано было катание, и желающих было так много, что 
в очереди вспыхивали порой и драки.
     И когда генерал наконец возвращался в свою кабину и крылатые машины 
поднимали ураган, от которого падала ниц трава и взлетали женские юбки, тогда 
все селение провожало взглядом уходящие за горизонт две хищные вертолетовы тени. 
Провожало и цокало языками.
     И все начиналось сначала. Разговор по душам, областной центр, толпы народу, 
агитбригада. И только дважды случилось досадное отступление от сценария. Первый 
раз вертолетчики перепутали названия поселков и промахнулись километров на 
десять. Герой с неба так и не спустился, и Рысюку пришлось импровизировать, 
спасая мероприятие. Но тогда все обошлось более-менее гладко, зато от второго 
раза у Лидки осталось прескверное воспоминание.
     Не то генералу изменила его обычная стойкость по отношению к спиртному, не 
то он превысил все-таки свою лошадиную дозу, но опьянел герой отвратительно, 
непотребно, справил малую нужду на розовый куст перед зданием сельского клуба и 
полез лапать всех, до кого смог дотянуться. А какому-то возмущенному мужу заехал 
в челюсть.
     Самоотверженному Рысюку не удалось замять скандал. Он и сам схлопотал от 
пьяного генерала по морде; правда, уже через неделю агитационная кампания 
возобновилась как ни в чем не бывало...
     Вот они на карте, эти до боли знакомые названия. Танцы, выпивка, армейский 
вертолет. И вот они, графики, высоченные зеленые столбцы рядом с коротенькими 
синими недомерками.
     Чья-то ладонь легла Лидке на плечо. Не оборачиваясь, она накрыла эту руку 
своей.
     Легко представить, что творится сейчас в штабе у Верверова. Или наоборот, 
чрезвычайно трудно представить. Когда аутсайдер, всю дистанцию трусивший ни 
шатко ни валко, перед самым финишем вдруг разгоняется, как реактивная ракета, и 
выравнивается с лидером грудь в грудь...
     - Завтра они оспорят результаты выборов, - спокойно сказал Рысюк. - Ну а на 
это у нас припасено еще кое-что...
     Затрезвонил до того молчавший красный телефон, стоявший подчеркнуто в 
стороне, на углу Рысюковского стола.
     - Да, Петр Максимович, - сказал Игорь без намека на улыбку.- Да... Давайте 
подождем окончательного результата, ладно? Тем более что ждать-то осталось...
     Трубка гудела и гундосила. Рысюк непроизвольно поморщился. Попрощался. 
Опустил трубку на рычаг. Пьяный, поняла Лидка. Опять пьяный. В такой момент... А 
если ему завтра к корреспондентам выходить?!
     Рысюк подозвал парня-референта, усадил за вычислительную машину:
     - Подмени Лиду. Она уже выполнила свою роль талисмана... Теперь, Сотова, 
тебе надо чуть-чуть отдохнуть.
     За окном серело. А возможно, серо было у Лидки в глазах.
     "Уважаемая редакция! Пишут вам жители поселка Новая Коменка Хальковской 
области.
     Наш поселок новый. Нас отселили после последнего апокалипсиса, потому что 
старый поселок наш Коменка сильно пострадал от цунами и стал непригоден для 
жилья. Нас отселили вглубь континента, дали подъемные и помогли отстроиться, но 
прижиться мы так и не прижились.
     Воды почти нет, воду развозят в бочках, и часто за воду надо платить 
дополнительно, хоть по закону она нам положена бесплатно. Летом засуха и 
страшная жара, на солнце плавится резина и горит асфальт. Ничего не растет. 
Зимой морозы такие, что невозможно дышать - обжигает легкие. Детей пришлось 
отдавать в интернаты, потому что здесь нет для них никаких условий... Мы 
обратились с коллективным письмом в областную администрацию, чтобы нас отселить 
обратно на побережье. Лучше жить рядом с дальфинами, чем так мучиться двадцать 
лет. Государство же должно о нас заботиться. Администрация не прореагировала 
никак. Мы написали письмо Президенту, но уверены, что он не получит его, потому 
что вокруг него собралась толпа советчиков и кровососов... Через несколько лет 
апокалипсис, говорят, здесь будут страшные землетрясения еще до того, как 
откроются Ворота. Уважаемая редакция, опубликуйте наше письмо, может быть, это 
поможет нам решить..."
     (Открытое письмо в газету "Человек и страна", 12 мая 15 года 54 цикла).
     Бесшумно покачивалась палуба. Лидка лежала, широко раскрыв глаза, и сама 
себе казалась частью полосатого шезлонга, парусиновой тряпочкой, расслабленной и 
бездумной. Прямо над ее головой уходила в небо голая мачта, тоненький черный 
палец, добродушно грозящий небу, покачивающийся вправо-влево, и, если проследить 
за его движением, непременно закружится голова.
     - Хочешь спать?- спросил Игорь.
     Он сидел на палубе, скрестив ноги, на нем были бирюзовые импортные плавки, 
партикулярная белая рубашка и строгий галстук с ослабленным узлом, - элегантная 
черная петля, небрежно сбившаяся на бок.
     - Не хочу, - сказала Лидка. Рысюк поморщился:
     - У тебя такой недовольный вид... Тебе здесь не нравится?
     - Нравится, - сказала Лидка.
     - Так почему ты киснешь?
     Лидка вздохнула.
     Почти месяц прошел с того дня, как, покорная составленному Игорем плану, 
она выступила основательницей "Детского культурного фонда". Под фонд заранее 
отгрохали здание - трехэтажное царство белого мрамора, натурального дерева и 
тонированного стекла. И она, Лидка, это здание открывала.
     На мероприятие привели особо одаренных детей в особо крупных количествах; 
среди них была, разумеется, и Лидкина племянница Яночка, тринадцатилетняя дылда 
с подведенными тушью ресницами, давно уже принятая в лицей, придавленная грузом 
собственных троек, но не особо удрученная этим обстоятельством. Яночка читала 
стихи собственного изготовления - о Родине, доброй к своим детям. Лидка слушала 
ее и с огорчением понимала, что ни брат Тимур, ни кто-либо из Лидкиных 
родственников не оставил Яночке ни одного доминантного гена. И лицом, и голосом, 
и манерой держаться девочка походила на Са-ню и только на Саню. Лидка ничего не 
имела против невестки, тем не менее Яночкин дебют поверг ее в раздражение 
пополам с тоской.
     Они искала среди подростков своего маленького брата Пашу- и не находила. 
Чуть позже оказалось, что двенадцатилетний Павел объявил себя недостаточно 
одаренным для столь пышного мероприятия и удрал с пацанами на рыбалку.
     Она награждала каких-то отличников какими-то медалями. Она дарила каким-то 
сиротам книжки, ручки и конфетные наборы, она, по множеству отзывов, выглядела 
вполне пристойно. Моложавая энергичная женщина, озабоченная будущим страны и 
оттого готовая усыновить всех детишек, до которых удастся дотянуться. 
Общественная деятельница, наследница Андрея Зарудного (во время развода со 
Славкой сохранение звонкой фамилии было основным Лидкиным условием). 
Гранд-дама...
     Во рту у нее стоял тухлый привкус. Ни дезодоранты, ни зубные пасты, ни 
душистые конфеты не могли перебить его.
     Потом начался пробег по школам; актовый зал наполнялся одинаковыми 
головами, самодеятельный микрофон сипел, Лидка говорила свои слова, улыбалась. 
Брала из рук помощника очередную книжку или конфетный набор, улыбалась, совала 
подарок в руки подоспевшему подростку. Улыбалась. Брала новый подарок, совала в 
руки. Улыбалась. Слушала аплодисменты. Кивала. Шла к машине. И так изо дня в 
день.
     Две недели назад она сказала Рысюку, что с нее хватит. И тот, покивав, 
согласился отсрочить поездку по провинциям. "А, еще поездка по провинциям, - 
думала Лидка, - все то же самое, только придется еще и обещать в будущем году 
открыть в каждом селе по лицею..."
     Рысюк вытянул бледные, незагорелые ноги. Расстегнул рубашку, лениво сбросил 
ее, оставшись в плавках и в галстуке.
     - Зачем вздыхаешь?
     Она молчала.
     Рысюк хотел что-то сказать, но обернулся, и она автоматически проследила за 
его взглядом. От берега шел, покачиваясь, средних размеров траулер.
     Яхта дернулась на волне. Тонкая мачта судорожно черкнула по небу. На палубе 
траулера стоял, упираясь ногой в борт, Президент - Петр Максимович Стужа в 
тельняшке и камуфляжных штанах.
     - Гей, Игореха! Поехали. Тут охота намечается, давай-ка прыгай... И ты, 
Лидок, не сиди. Второй такой раз когда будет? Здоровая стая, пришли откуда-то с 
юга, их в это время здесь редко бывает... Ну?
     Генерал говорил как бы вполголоса, но все морские шумы не умели заглушить 
непроизвольный приказ, который постоянно жил в каждом его слове, даже когда 
Стужа поднимал тост за здоровье или желал спокойной ночи. Игорь легко встал, 
протянул Лидке руку; еще не вполне понимая зачем, она поднялась тоже.
     - Штаны надень, - сказал генерал. - Там ветер... Или нет, иди сюда как 
есть, а тут мы тебе дадим че-нить. Брезентовую какую-нить робу. Тут у Вовки 
есть... Ты, Лидка, тоже. И тебе дадим. Давай!
     С борта на борт перекинули швартовы, но щель оставалась метра полтора. 
Игорь бесстрашно перепрыгнул, протянул Лидке руку:
     - Прыгай!
     Она замешкалась, спрашивая себя, а почему, собственно, она должна покидать 
шезлонг и куда-то плыть?
     - Ну! - рявкнул генерал, сочтя ее замешательство бабским страхом перед 
прыжком.
     Она прыгнула. Рысюк поймал ее, но она все равно сильно ушибла большой палец 
на ноге. Зашипела, высвобождаясь из рук Рысюка. Траулер провонял рыбой и дымом, 
упоминание о хваленой морской чистоте казалось здесь по меньше мере насмешкой.
     Под стенкой рубки сидел на автомобильной покрышке "наследный принц" - 
двенадцатилетний Стужин внук. Его, по-видимому, давно и основательно укачало.
     - Куда мы хоть едем-то? - спросила Лидка сварливо.
     Наследный принц не ответил.
     Траулер пер носом в открытое море. Ветер становился все злее; преклонных 
лет рыболов вытащил откуда-то из подсобки гору подозрительных шмоток. Рысюк 
выловил в этой горе необъятных размеров засмальцованную робу и бестрепетно 
натянул на себя, причем галстук так и болтался у него на шее, придавая главе 
Администрации комичный и трогательный вид. Лидке дали плащ. Она поблагодарила 
кивком.
     Стужа стоял на носу, картинно расставив ноги, не отрывая от глаз бинокль. 
Ну прямо морской волк, кисло подумала Лидка. Будто услышав ее мысли, Стужа 
опустил бинокль, огляделся, поманил пальцем Игоря.
     - Слушай, Рысюк, вот туда смотри, прямо по курсу, как увидишь спины- 
свистать всех наверх, ясно?
     Рысюк кивнул. Перенял позу Президента, уставился на горизонт.
     Стужа враскорячку прошел вдоль борта. Потрепал внука по коротко стриженной 
голове.
     - Ну что, мужик, стрелять будем?
     Наследный принц изобразил на лице крайнюю усталость.
     Стужа вернулся с тяжелым брезентовым свертком. Остановился на палубе, 
развернул брезент, негромко урча, принялся осматривать извлеченные на свет 
винтовки. Две штуки - весьма внушительное с виду, лоснящееся от смазки, сытое, 
ухоженное оружие.
     - Валерик, - это внуку, - глянь, какие красавцы... Ну, возьмешь один?
     Наследный принц втянул голову в плечи. Ему хотелось на твердую землю, в 
кресло перед телевизором, и чтобы все отстали.
     - Ну, Валер, что ты раскис, как баба... - с неожиданной нежностью 
пророкотал Стужа. - Пацанам потом расскажешь - умрут ведь от зависти. А?
     Мальчишка мотнул головой.
     - Есть! - крикнул Игорь со своего наблюдательного пункта. - Действительно, 
стая здоровая...
     Стужа обернулся на его крик и улыбнулся. Лидка сидела, привалившись спиной 
к борту; так случилось, что именно в этот момент лицо Стужи попало в поле ее 
зрения.
     Стужа улыбнулся, а Лидку передернуло. Вспомнился институтский курс бытовой 
медицины. И единственный в жизни визи