Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
ал об этой истории с Пашкой, а то бы позвонил в лицей, чтобы выгоняли!
Специально, чтобы подчеркнуть отсутствие всех и всяческих...
Задребезжал входной звонок. И еще раз, длинно, требовательно. Мама
вздрогнула.
- Кто еще?
В передней послышался сперва звук открываемой двери, потом густой мужской
голос:
- Добрый день, райотдел милиции, проверка документов. Пожалуйста,
паспорта...
Минут пять прокуренный дядька в форме сличал лица мамы. Сани, Лидки с их
фотографиями на документах. Потребовал свидетельства о рождении Яны и Паши,
сверил данные о месте учебы, спросил, где находятся прописанные здесь же папа и
Тимур. Удовлетворенно кивнул, извинился, попрощался.
- Задолбали, - сказала Яночка. - С этими проверками... у нас одна девка
билетик в трамвае не взяла, так ее засекли контролеры, отвели в отделение, и она
потом целый день тротуары подметала. Еще телегу в лицей накатали...
- Серьезно? - спросила Лидка. Яночка вздернула нос:
- Это вы, тетя Лидка, в своем фонде сидите и от жизни отстали. А вот
попробуйте в автобус сесть без билета!
- И правильно, - неожиданно агрессивно заявила Саня. - Закрутили гайки, и
слава Богу! В прошлый цикл в это время уже нельзя было в темноте по улицам
ходить... А теперь хоть всю ночь гуляй, был бы паспорт при себе.
- Да, всю ночь,- саркастически пробормотал Паша. - Вовку с первого этажа на
улице засекли в пять минут одиннадцатого, он со дня рождения шел! Всю ночь
просидел в отделении. Еще родителей вызвали... Нельзя, вишь, пацанам после
десяти! Даже на пять минут нельзя!
- И правильно, - все так же агрессивно отозвалась Саня. - Потому и порядок.
- Ой, - сказала мама, глядя на Пашу. - А ты позавчера в половине
одиннадцатого пришел от Лены...
- Да, - самодовольно сообщил Лидкин брат. - И в патруль попал! Только я их
издали увидел, а тут тетечка шла, я и говорю: скажите, что я с вами... Она мне
свой кулек дала, так те, из патруля, даже не спросили! Я тетечке потом шоколадку
подарил...
- Ой, Павлик, - сумрачно сказала мама. - Не надо, пожалуйста. Хватит с
меня.
"И с меня хватит",-подумала Лидка.
- Ну, я пойду. - Она посмотрела на часы и поднялась. - Позвоню вечером, да,
ма?
- Ты так редко заходишь, - сказала мама, глядя в сторону. - И сразу
бежишь... Лидка развела руками:
- Ну что делать... В субботу приду обязательно. Ну, пока?
Паша вышел провожать ее на лестницу. Она взяла его за воротник, притянула к
себе.
- Это очень серьезно. Если что, не пытайтесь отмазаться моим именем, потому
что выйдет наоборот. Показательно, специально наоборот, чтобы доказать, что
привилегий нет ни для кого... Если Саня попрется с моим именем в жилкомитет,
переполовинят страховку. Если снова влипнешь ты... могут и на учет поставить,
напоказ. Чтоб неповадно было. Ты меня понял?
Паша поджал губы. Мрачно кивнул.
Она не стала ловить такси и поехала домой общественным транспортом. И,
войдя в автобус, первым делом прокомпостировала билет.
"...накануне великих потрясений. Преступность, обычная для кризисного
времени, из цикла в цикл мучившая и развращавшая народ, преодолена на
восемьдесят процентов. Проведены крупнейшие операции по выявлению и ликвидации
торговли наркотиками, спекуляции всех видов, проституции. Наше будущее, которое
приближал своими работами Андрей Зарудный, с каждым днем все ближе. Мы смело
смотрим в лицо грядущему апокалипсису, нам есть что противопоставить слепой
стихии, нас ведет сплоченное, боеспособное, профессиональное ГО, каждый войдет в
Ворота и войдет в порядке, с гордо поднятой головой!"
Из Президентской речи на III Зарудновских чтениях, 3 марта 17 года 54
цикла.
Она шла по знакомым местам - и не узнавала их. С того солнечного дня, когда
Лидка гуляла здесь под руку с Андреем Игоревичем, прошел почти полный цикл, и
все, что чудом сохранилось с того времени, изменилось до неузнаваемости. Даже
камни.
Директорский домик был разрушен апокалипсисом и восстановлен в другом
месте. Там, где когда-то были копытные, теперь помещались пруды с птицей.
Останки огромного, высохшего и завалившегося дерева не спешили убирать -
растянувшийся вдоль дорожки ствол лежал здесь с декоративной целью. Наполовину
лишенный коры, наполовину поросший мхом, мертвый великан хранил на своих боках
многочисленные автографы подрастающего поколения. От "Катька дура" до "Светка
родит от Вовы" плюс иллюстрации, выполненные перочинным ножом.
Лидка остановилась перед поверженным стволом. Оглянулась на место, где
раньше стоял директорский домик, а теперь располагалась клумба; да, она не
Ошиблась, это то самое место и то самое дерево. По которому бегали белки. Под
которым стояли они с Андреем...
...И Зарудный, казавшийся тогда невообразимо далеким и взрослым, был всего
на несколько лет старше Лидки теперешней. "Моя мама погибла в прошлый
апокалипсис. Ее затоптали перед самыми Воротами".
И он, выжив, принял немножечко детское решение - посвятить жизнь тому,
чтобы во время апокалипсиса никого больше не затоптали. И ради этого углубился в
свою кризисную историю, а потом ради этого по уши влез в ароматную жижу
политики, заглянул за кулисы общественного устройства, увидел выступающие
колесики и пружинки, узнал вкус власти, борьбы и победы, грудью ринулся на
доступное искоренению зло - и поймал свою пулю. Умер в момент наивысшего
напряжения и веры в успех, так и не отдав себе отчета в том, что проиграл. Что
на пороге Ворот топтали и топтать будут, а все его рассуждения о гордо поднятых
человеческих головах останутся в лучшем случае заклинанием...
Другой принцип, сказал голос Рысюка, да так явственно, что Лидка испуганно
оглянулась, будто ее бывший одноклассник мог прятаться за поваленным стволом.
Другой принцип, совсем другой. Проход большой человеческой массы через Ворота,
да так, чтобы не было потерь, по сути дела акробатический трюк. Сложный, но
доступный после долгих тренировок. Как акробат тренирует свои мышцы, связки,
нервы, так общество должно тренировать каждого человека и всех во взаимной
связке. А кто-то, находящийся у власти, должен тренировать это общество, другого
пути просто нет, Лида. Или трупы затоптанных на подступах к Воротам, или
сознательная ежедневная подготовка к неизбежному. С детского сада. Поколение за
поколением. Мы опоздали с нашим Стужей, мы здорово опоздали, я понимаю, что
раньше никак не успеть было, но все равно нервничаю и исхожу желчью. Столько
времени потрачено зря, столько возможностей упущено...
- Предъявите ваши документы.
Лидка вздрогнула. На этот раз голос был совершенно реальным и принадлежал
лысому крепышу в черном плаще. Его напарник, моложавый мужчина с ранней проседью
в волосах, глядел на Лидку пристально и в то же время равнодушно. Наверное, так
смотрит на двадцать пятого за день клиента утомленный работой портной.
Она протянула паспорт.
- А что, собственно, случилось? Лысый мельком взглянул на документ, потом
Лидке в лицо.
- Где вы работаете? - спросил моложавый.
- В Детском культурном фонде при Администрации Президента, - отозвалась она
холодно. Лысый и моложавый переглянулись.
- Разве сейчас не рабочий день?- вкрадчиво спросил моложавый. - Разве
сотрудники Администрации не обязаны подчиняться распорядку? У вас есть документ,
оправдывающий ваше отсутствие на рабочем месте?
Лидка растерялась. Ей уже случалось попадать в подобные ситуации, но далее
волшебных слов "Администрация Президента" дело обычно не шло.
- Я подчиняюсь непосредственно главе Администрации господину Рысюку, -
сказала она прямо-таки ледяным тоном и тут же вспомнила, что из-под официального
патронажа Рысюка ее уже месяц как вывели, и ее теперешний начальник...
Елки-палки, она даже не помнит, как его зовут!
Глаза моложавого сузились, и, глядя в них, Лидка поняла, что весь последний
год он ждал такого момента. Поймать важную птицу на горячем, застать за
каким-нибудь непотребством, вроде пошлейшего прогула, а потом предметно доказать
и себе и ей, что ни-ка-ких привилегий и послаблений не существует ни для кого.
Чем выше ты взлетел, тем больше с тебя ответственность и тем, соответственно,
обширнее лужа, в которую тебя ткнут, как кутенка, повинной мордой.
- Вам придется пройти с нами, гражданка Зарудная. Для выяснения, кто и
когда давал вам отгул или больничный, и по какому поводу, и на каком
основании...
- Пройдемте, - сказала она сквозь зубы. - К ближайшему телефону. Я позвоню
господину Рысюку, и он выдаст вам справки... обоим.
Лысый струсил и готов был отступиться. Моложавый - нет.
"Мы упустили время... Теперь придется форсировать. Нам понадобится умение
слушать и подчиняться. Умение быть частью целого, а не отдельным сумасшедшим
существом. Это воспитывается поколениями, но первых успехов мы добьемся уже в
этом цикле. Ты увидишь, Лида. Ты УВИДИШЬ, число жертв будет ничтожным, и тогда в
следующем цикле у нас уже почти не будет проблем... Ворота для всех. С гордо
поднятой головой. Не об этом ли говорил Зарудный?!"
Она шла между ними, как арестованная. У входа в зоопарк стояла машина, и в
ней уже кто-то сидел. Ага, пара подростков, которым теперь светят бо-оль-шие
неприятности, и угрюмый мужчина в шляпе, с тортом, портфелем и коробкой цветов.
Нашел где свидания назначать, дуралей... Еще и даму твою отловят, и не избежать
огласки, а вдруг ты женат, а вдруг она замужем?!
- Где телефон? - Она огляделась.
- В участке, - сказал моложавый. Лидка сдвинула брови, лысый занервничал.
- Я не поеду с вами в участок, - сказала Лидка мягко.
"Условленное время будет урезано до предела. Только жизненно важные для
нового цикла персоны, только Президент, только Администрация, только страховые и
силовые структуры. При правильной организации на это уйдет минут пятнадцать,
потом начинается эвакуация людей, организованное отступление, а не паническое
бегство. Нам понадобится огромное количество поводырей, командиров, обученных
довести свой отряд до Ворот и уйти в последнюю очередь. Надо продумать целую
систему контроля и поощрений... и наказаний для тех, кто изменит долгу. Это
бездна работы, Лида, утомительной и иногда неприятной, и на каждом шагу придется
убеждать, что она необходима..."
- Дайте мне возможность связаться с моим шефом, и он подтвердит мое право
находиться здесь во время рабочего дня, - сказала Лидка еще мягче. - Ни я не
хочу неприятностей, ни вы их не хотите... правда?
Телефонный автомат стоял тут же, у входа, свеже-покрашеный, сверкающий
красными боками. Лидка давно его приметила, и моложавый приметил тоже.
- Разве я не имею права позвонить?- Лидка наконец-то ощутила подкатывающее
раздражение. Сейчас она будет вести себя, как взбешенная барыня, возможно,
завизжит. Возможно, даст моложавому по морде. Возможно, после этого ее посадят
на трое суток за хулиганство, и Рысюк палец о палец не ударит, чтобы...
- Давайте звоните,- сказал моложавый сквозь зубы.
Кабинка была слишком тесной, чтобы в ней поместились двое. Моложавый
остался снаружи, пристально глядя сквозь мутное стекло на Лидкину руку,
занесенную над диском. Пусть смотрит.
"Нам понадобится армия агитаторов, которые каждый день будут ввинчиваться в
сознание законопослушного гражданина с одной и той же целью: объяснить ему, что
для его же блага он должен находиться в общем строю. Ради жизни его и его детей.
Облекать эту мысль в самые разные формы, подходить к разным людям с разных
сторон, творчески, если хочешь, обрабатывать. Потому что эгоизм и расхлябанность
сегодня обернутся смертями завтра. Понимаешь, Лида?"
Трубка была неприятно холодная. И в ней жил далекий квелый гудок.
В последний момент Лидка подумала, что можно позвонить и отцу, занимающему
сейчас совсем не маленькую должность в системе страхования. Что можно позвонить
рысюковскому заместителю дяде Диме, его телефон Лидка тоже помнит наизусть. И
что обоим придется объяснять, краснея, в чем, собственно, дело, и оба звонка
окажутся совершенно бесполезными...
А где она должна быть во время рабочего дня? Где? В своем фонде? Да,
наверное. Сидеть за необъятным столом и перекладывать пустопорожние бумаги. За
это ей деньги платят, а она выперлась среди дня в зоопарк, согрешила, нарушила
один из тех законов, неуклонное исполнение которых обеспечит, с рысюковской
точки зрения, апокалипсис без жертв.
Моложавый надсмотрщик ждал. Лидка готова была положить трубку на рычаг и
сказать ему с царственной улыбкой: "Ах, я передумала. Вы совершенно правы, я
провинилась и готова отвечать по закону..."
У него был красивый разрез глаз. И высокие скулы. Интересный мужчина, вот
только жесткий и нарочито холодный взгляд портит дело. Интересно, на свою
женщину он тоже так смотрит? Или, придя домой и сняв маску уличного инквизитора,
превращается просто в хорошего парня, любящего мужа и отца?
"Вряд ли это возможно, - подумала Лидка. - Такие маски имеют свойство
прирастать. Да и не на всякую рожу ляжет такая маска..."
Он увидел, как изменился ее взгляд, и занервничал:
- Ну? Долго ждать?
Она вздохнула и сунула палец в прорезь диска. Пластмассовое обручальное
кольцо.
Она не разговаривала с Рысюком вот уже полтора месяца. Не обменялась ни
словом. Идея звонка была блефом, она надеялась, что моложавый струсит, но в
последнее время все эти общественные контролеры совсем потеряли страх - бояться
должны все прочие. Вот как те подростки, что сидят сейчас в машине: впредь не
будут прогуливать. И тот бедолага с тортом, что составил им компанию, его теперь
долго не потянет на сладкое...
А ведь вполне реально, что этот "сигнал" будет иметь для Лидки самые
неприятные последствия. Ее "уйдут" из фонда, тихо и незаметно, она давно всем
надоела, намозолила глаза, а для Рысюка такой поворот дела - новый козырь в
колоду принципиальности... Что дальше? В контролеры она не пойдет. Стало быть,
ждет Лидку обыкновенный учительский стул в школьном кабинете истории (или на
худой конец биологии), тот самый учительский стул, на который так часто
подкладываются кнопки... Впрочем, теперь уже нет. Теперь на горизонте постоянно
маячат детская комната милиции, спецшколы и специнтернаты, а ввиду такой
перспективы сильно меркнет удовольствие от подложенного под учительский зад
сюрприза.
А вот любила ли она Игоря хоть три дня из всей их долгой совместной жизни?
По всему выходит, что-таки да, любила, причем одно время даже нежно и
страстно...
И разрыв обошелся ей тяжелее, чем она. думала. Много тяжелее.
'
Прикрывая диск локтем, она набрала рысюковский прямой телефон.
"Арестантская" машина бибикнула, поторапливая. Трубка заныла длинными
губками.
"Я ничего не боюсь, - подумала Лидка раздраженно.- Если хотят, пусть их,
пусть везут в участок, пусть пишут на работу, в фонд, к черту, к дьяволу, в
тюрьму ведь не посадят... наверное".
Червячок паники дернулся - и затих. "Да что это я,- раздраженно подумала
Лидка.- Какая тюрьма, за что?!"
Трубка ныла.
"И меня запугали,- подумала Лидка зло.- Даже меня. На работу, с работы, по
субботам- в кино. В автобусе билетик, на водку талончик, хотя в гробу я видела
эту водку, я ее сроду не пила... Надо выжить в апокалипсис! В будущее
воскресенье объявят учебную тревогу - и побегу тренироваться, как миленькая
побегу, даже если у меня болят ноги и ломит спина, даже если я хочу почитать
хорошую книжку, даже если у меня назначено свидание... Дрессировать меня, как
крысу, потому что я своей выгоды не понимаю. Лень мне тренироваться в преддверии
мрыги, лень лазить по крышам и бегать кроссы по пересеченной местности, неохота
часами стоять под дождем перед фанерным муляжом Ворот и под команды гэошника
отрабатывать "плотный строй в четыре линии"..."
- Да-а, - сказал в трубку Рысюк. Такое знакомое, протяжное, чуть
насмешливое "да-а".
- Привет, - сказала Лидка после крохотной паузы. И добавила, специально для
моложавого контролера: - Привет, Игорь Георгиевич.
Моложавый подался вперед, чуть не прилипая к мутному стеклу. Лидка ногой
приоткрыла дверь, как бы приглашая поучаствовать в разговоре.
- Привет, - сказал Рысюк без удивления. - Здравствуй, Лида. Что скажешь?
Голос его металлически отдавался в наушнике, и, отслонив трубку от уха,
Лидка предоставляла моложавому возможность слышать отдельные слова.
- Мне очень не нравится вся эта затея, - сказала Лидка устало. - Меня бесит
кампания по всеобщей дрессировке. Меня мутит от этих... общественных
контролеров. Добром дело не кончится, помяни мое слово.
Рысюк помолчал. Лидка боялась, что он повесит трубку.
- Ты из автомата? - спросил он наконец.
-Да.
- Что-то случилось?
- Нет, - сказала она медленно. - Пока ничего не случилось... но еще
немножко, и меня вырвет от такой реализации зарудновских идей.
- Носи с собой картонный пакетик, - серьезно посоветовал Рысюк. - Как на
кораблях во время шторма. Ты что-то еще хотела сказать?
Лидка вздохнула.
- Нет. Я все сказала. Пока.
- Привет.
Она дождалась коротких гудков и повесила трубку. "Арестантская" машина
бибикала уже не переставая.
- Ну поехали, - почти весело сказала Лидка моложавому контролеру. - Давайте
вместе разбираться... в моих многочисленных грехах.
"...Условленное время сократить до пятнадцати минут. Список лиц, подлежащих
эвакуации вне очереди, утверждается лично Президентом. Родственники должностных
лиц, включенных в список, эвакуируются на общих основаниях. Исключений не
допускается. Будучи освобожденным от должности, служащий теряет право на
внеочередную эвакуацию. За соблюдением данного Постановления отвечает
Центральный штаб ГО и лично Глава Обороны..."
Указ Президента "Об изменениях в Условленном времени" от 15 мая 17 года 54
цикла.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
- Здравствуйте, дети. Меня зовут Лидия Анатольевна.
"Дети" стояли каждый у своего места. Здорово их вышколили. В Лидкино время
принято было приветствовать учителя, чуть оторвав зад от стула и иногда - по
желанию - выкрикивая нечленораздельное приветствие. Эти встали, как солдатики, в
ответ на приветствие одновременно кивнули головами и сели только после
соответствующей команды.
Лидка мельком оглядела класс. Несколько тусклых таблиц с рыбьими и
лягушачьими кишками, схематическое изображение четырех стадий развития дальфина,
"Режим дня" с нравоучительными до тошноты картинками, "Внутренний распорядок", с
которым Лидка ознакомилась еще при приеме на работу. Муть собачья, все расписано
- за сколько минут приходить, на какой перемене есть, на какой пить, учебник
класть справа, дневник слева, подол форменного платья должен закрывать колени,
рубашка под форменным пиджаком должна быть однотонная в будни и белая в
праздники, и не дай Бог в клеточку или в полоску. Для учителей имелся свой
"Распорядок", вызвавший у Лидки косую ухмылку, которую, по счастью, удалось
скрыть от директрисы.
Ну что ж, кролики, начнем.
Наверное, у нее был очень красноречивый взгляд в тот момент, во всяком
случае "кролики", завозившиеся было за своими столами, снова притихли и
уставились на новую училку.
Старшая группа, всем по шестнадцать лет. Боже, как скверно ощущать себя
старой. Пока не видишь этих недорослей, пока не сравниваешь себя с ними, как-то
легче поверить в собственную бесконечную юность...
А ей всего-то тридцать три. Но такое ощущение, что шестьдесят. Во всяком
случае сегодня у нее именно такое ощущение.
- Начинается новый учебный год, для вас он будет последним. Вы теперь
выпускники, значит, на вас л