мый трезубец, поставил дату, написал:
"ВХОД ЗАПРЕЩЕН!" и подписался своими инициалами.
     Роланда очень заинтересовал  этот случай, и впоследствии он переворошил
все  книги, посвященные истории замка  и лабиринту, но  о подземельях в  них
было сказано  на удивление мало. Только лишь очень старый документ, отчет  о
строительстве замка трехсотлетней давности, мог  бы немного  пролить свет на
эту  тайну, но и он содержал в  основном сведения  хорошо известные: чертежи
наземной части и фортификационных сооружений, план подземного хода и систему
знаков - то, что Роланд и так хорошо знал.
     Старый  король Филипп  не был охотником до подземелий, его, как и  слуг
замка,  охватывал необъяснимый страх  перед подвалами и, более того, то, что
полагалось  знать  королям о путях к подземному ходу, старый король не знал.
Сколько ни  спрашивал Роланд отца в свое  время о подземельях, король Филипп
только бурчал что-то о страшных троллях, живущих в пещерах, и что он в жизнь
туда не сунется.
     Роланд  решил  никому  не   рассказывать  о  случае  в  подземелье.  Он
обследовал еще несколько  ответвлений от центрального хода,  не обозначенных
на карте, но все они оказались либо  скалистыми  тупиками, либо были наглухо
засыпаны землей. Второй же раз спуститься в этот помеченный им тоннель он не
решился.  Таким образом, Роланд был  единственным из королей  Монтании,  кто
имел о подвалах наиболее  полное представление. И в тайну  лабиринта  Роланд
никого,  кроме  сына,  не  хотел  посвящать.  Оставалось  только  дожидаться
взросления принца Квентина.
     И теперь ведя девятилетнего Квентина по подземному ходу, он показал ему
трезубец  и  надпись и строго-настрого  запретил  даже  приближаться к этому
проходу, пообещав  рассказать всю  историю чуть  позже, когда Квентин станет
постарше.
     Сейчас  же  их  цель  состояла  в  том, чтобы выйти  к  подземному ходу
кратчайшим  путем,  избегая  ловушек,  подобных  той,  что  была  обозначена
трезубцем.
     - Может, отдохнем, сынок? - спросил Роланд.
     Мальчик уже изрядно устал, но не хотел показаться отцу слабаком.
     - Нет, давай пройдем еще немного.
     Они  двинулись  дальше,  и  Квентин,  держась  за  сильную  руку  отца,
чувствовал себя в безопасности в этом темном и сыром подвале. Он внимательно
смотрел  себе  под  ноги, боясь оступиться,  зацепившись  ногой  за  осколок
какой-нибудь горной породы.
     Когда они подошли к двери подземного хода, Квентин уже изрядно устал от
путешествия  по  изломанному лабиринту.  Роланд  достал  из кожаной сумочки,
притороченной  к  поясному ремню,  тяжелый ключ и передал  его сыну. Квентин
вставил  ключ в  замочную  скважину,  ключ  повернулся  достаточно  легко, и
мальчик  всем телом  навалился на тяжелую железную дверь. Дверь  поддалась с
трудом, но двигалась спокойно, без скрипа, на хорошо смазанных петлях.
     Перед ними открылась большая подземная пещера. Слева  от  входа  гремел
водопад, мельчайшими  брызгами  распыляя в воздухе  свежесть. Вода с шумом и
гулом уносилась вниз, в раскрытую пасть пропасти, и там  разливалась вначале
в озеро, а затем в вытекающую из него реку. Вдоль правой отвесной стены вниз
к  горному озеру вела крутая каменная лестница. Роланд покрепче взял сына за
руку, и  они стали осторожно  спускаться  вниз -  малейшее  неосмотрительное
движение на лестнице, нависающей над пропастью, могло стоить им жизни.
     Вскоре они были у  подножия горы. Здесь уже  был виден солнечный свет в
конце тоннеля, выпускающего горную речку на свободу. На небольшой площадке у
конца лестницы была привязана лодка. В лодке был  фонарь, пара весел, лук со
стрелами и  еще кое-какое снаряжение. Они сели в лодку и  погребли к выходу.
Через  некоторое время  тоннель закончился,  и  солнечные  лучи заставили их
крепко  зажмуриться.  Течение  в этом месте было не  слишком быстрое,  и они
спокойно  достигли  противоположного  берега  реки,  полого  и  зеленого  от
покрывающего его хвойного леса.
     - Вот, сынок,  теперь ты  знаешь  одну из  основных  тайн  де  Монтана,
основателя нашего рода. Храни ее бережно. Все остальное узнаешь чуть  позже,
когда  подрастешь,  -  Роланд  улыбнулся и  потрепал  сына по голове. Они  с
удовольствием развалились на земле, устланной мягкой  опавшей хвоей. Чудесно
было  вдыхать  этот  воздух, настоянный на ароматах свежей воды  и  хвойного
леса.  Августовское  солнце  предзакатной  половины  дня  мягко  ласкало  их
продрогшие в подземелье тела. По небу плыли неторопливые облачка, рядом тихо
плескалась речка, и не было ничего лучшего  в этот час, чем,  забыв обо всех
тяготах  и  заботах,  откинуться  на  спину  и  долго  смотреть  на  облака,
проплывающие в высоком голубом небе.


Глава 3. Древние игрушки

     Однажды в конце февраля, когда  зима исходила последними злыми ветрами,
Квентин решил скоротать  еще один скучный  вечерок  в компании  Джордана. Он
ловко скатился по подвальной лестнице,  перепрыгивая через ступеньку.  Почти
все время Джордан проводил  в лаборатории, и лишь под утро поднимался в свою
комнату  выше этажом,  чтобы  ухватить  несколько  часов сна. Вот  и  сейчас
Джордан колдовал над печью, раздувая огонь с помощью ножных мехов. В глубине
печи, в тигле, готовился какой-то сплав.
     Квентину нравилось  бывать у  Джордана. Здесь  было  так  интересно,  и
столько всего нового! Но монах частенько  выражал свои мысли  столь путано и
парадоксально, что поставленный в тупик Квентин  долго не  мог  добраться до
сути. Когда же внезапная догадка осеняла  принца,  он,  опасаясь  всегдашних
насмешек, долго ее проверял, прежде чем обратиться к Джордану.
     У  Квентина  были  хорошие учителя,  каждый  день  они  вбивали в  него
премудрости математики, натурфилософии, религии и  языки. Но  способ,  каким
они  доводили  познания  до ученика, вызывал  скуку. Другое дело Джордан, он
умел задать вопрос, над которым стоило задуматься, а то и заглянуть в книги,
чтобы ответить. Это было интересно. Джордан и не требовал  ответа, он словно
бы  просто размышлял вслух, озадаченный какой-нибудь  проблемой. Но азартный
Квентин цеплялся за  вопрос, и если не мог ответить на  него самостоятельно,
не успокаивался,  пока не добивался ответа от Джордана. Наградой ему служила
очередная  усмешка  ученого  монаха  и   взгляд,  каким  курица  смотрит  на
глупенького  цыпленка  наконец-то  обнаружившего  в  навозной  куче  золотое
зернышко.
     Квентину  нравилось бывать  у Джордана  еще и  потому, что  здесь,  под
землей,  творилась  тайна. Джордан, человек с  необычной  судьбой и  образом
мышления,  привлекал его. В адской кухне Джордана постоянно что-то варилось,
искрилось, дымилось, порой взрывалось, осыпая искрами и осколками стекла все
вокруг, - все  это было очень интересно. Иногда  Джордан  производил опыты с
животными или, как он сам называл, фокусы. Подопытными служили крысы и мыши,
отловленные  Джорданом в мышеловки, которые  он расставил по всем подвалам и
закоулкам. Пойманных зверьков он держал в клетках у двери.  Рукой,  одетой в
перчатку  из  толстой  кожи, он  лез в  клетку,  доставал очередного зверя и
подносил его к  странному предмету, похожему на большой барабан. Барабан был
сделан  из  блестящего  серебристого металла и стоял в углу  комнаты.  Сбоку
барабана  имелись рычажки, кнопки и круглые вращающиеся ручки. Квентин знал,
что  дело здесь нечисто, и это одна  из тех дьявольских игрушек, за  которые
можно  запросто изжариться  на  костре. Джордан  открывал крышку барабана  и
бросал туда пищащую крысу, а затем нажимал на  одну из кнопок, расположенных
на передней панели. Раздавалось мерное гудение, и когда Джордан через минуту
вновь открывал крышку, крыса исчезала.  Джордан с видом удачливого фокусника
делал торжествующий жест и тотчас приникал к маленькому глазку, вделанному в
барабан, но сколько Квентин ни  просил  его посмотреть в глазок, Джордан  не
разрешал. Самое  интересное состояло в  том, что  иногда крысы возвращались.
Джордан, прежде чем засунуть очередную жертву опытов в барабан, цеплял ей на
лапку металлическое  колечко  с номером,  записывал номер в тетрадку, крутил
переключатели и записывал их  показатели.  Когда крысы возвращались, барабан
начинал гудеть сам собой, на нем начинали мигать зеленые и  красные огоньки,
и раздавался мелодичный  звонок. Джордан,  если  он находился в это время  в
лаборатории,  со всех ног бросался к барабану, открывал  его, и, позабыв  об
осторожности,  доставал  крысу.  Снова  записывал  ее номерок  в  тетрадку и
проставлял дату. Иногда крысы возвращались такими тощими и облезлыми, что на
них было жалко смотреть.  Джордан возвращал доходягу в клетку к сородичам, и
она жадно набрасывалась на оставшуюся от них еду.
     Но  случались  и  более странные  вещи  -  временами  барабан  Джордана
выбрасывал вовсе даже не  крыс. За два месяца у Джордана собралась небольшая
коллекция  вещей,  появившихся  в  барабане. В  большинстве  своем  они  для
Квентина не представляли интереса - он просто  не знал, что  это такое. Чаще
всего  это  были  дьявольские  игрушки,  которые продавались  из-под полы на
рынках городов. Как только барабан выбрасывал очередную дьявольскую игрушку,
Джордан поспешно прятал ее подальше  от посторонних глаз в  большой  сундук,
окованный железом, да так быстро, что даже не давал ее рассмотреть Квентину.
Иногда барабан выбрасывал бумаги, написанные на непонятных языках, и Квентин
ничего не мог понять в них. Все  это было настолько интересно и таинственно,
что Квентин  почти все время проводил  в  компании  Джордана. Учителя  стали
замечать его отставание,  и  только  страстные  уговоры  и  мольбы  Квентина
останавливали их от жалоб королю. Но Квентин отлично знал,  что так не может
продолжаться слишком долго, поэтому он все чаще стал обращаться к Джордану с
просьбами, объяснить ему те или  иные уроки. Джордан только насуплено хмыкал
в  усы и  бурчал что-то насчет  бессмысленности обучения безмозглых принцев,
чье занятие на всю  оставшуюся жизнь  будет состоять из  бесчисленных пиров,
охоты,  рыцарских  поединков,  турниров  и прочих  развращающих занятий.  Но
постепенно  все-таки  сменял  гнев на  милость и в  свойственной ему  манере
начинал  задавать Квентину  вопросы,  на  которые  у последнего, конечно, не
находилось ответов, и отвечать на них приходилось самому Джордану. Незаметно
рассуждения Джордана превращались в увлекательные лекции, интереснее которых
Квентин никогда ни от кого не слышал.
     Король Роланд наряду с мечом, луком и копьем прекрасно владел и  тайным
магическим оружием.  В  свое время  у  него  были прекрасные учителя,  и  он
пытался все свое знание передать сыну. Магические заклинания по силе нередко
не  уступали  самому  мощному  оружию,  а  во  многих  случаях  вообще  были
незаменимы,  особенно  при  стычках  с  существами призрачного мира. Занятия
боевой  магией не поощрялись в Серединном мире,  и поэтому о  них  старались
широко  не распространятся. Существовало  несколько  школ, каждая из которых
культивировала свое искусство. Учителем боевой магии у  Квентина был Торин -
высокий  сухопарый  мужчина  лет  сорока  с  длиной  козлиной  бородкой.  Он
принадлежал к школе "огненного взгляда", хотя взгляд его усталых глаз уже не
излучал  никакого  огня.  Квентин  обычно  рассеяно   слушал  его  невнятное
бормотание  и с трудом  воспринимал непонятные термины,  которыми  тот щедро
сдабривал свои лекции. Когда Торин начинал объяснять то или иное заклинание,
его  мысль быстро уползала  в  такие дебри, в которых,  как полагал Квентин,
Торин  и сам  не  разбирался. Торин мог  долго и путано  распространяться  о
взаимодействии  элементов  и  силах незримого  мира.  Но в  то  же  время он
настолько увлекался предметом, что совершенно впадал в транс и беспамятство.
Глаза   его  закатывались,   а   губы  бормотали   абсолютно   непонятные  и
невразумительные вещи.  Учитель в этот момент начинал настолько оживленно  и
сильно  жестикулировать,  что  Квентин  опасался,  как бы  ему  случайно  не
прилетело хороших тумаков.
     В начале урока  Торин скороговоркой произносил какую-нибудь формулу,  и
Квентин,  когда  успевал,  а когда и нет, записать  ее. Затем  очень быстро,
видимо, подпадая под какой-то побочный эффект  от произнесенного заклинания,
Торин  уже  впадал  в транс. В результате,  для практической магии на уроках
совсем не оставалось  времени,  и после такого обучения,  сколько не пытался
Квентин использовать магические заклинания, у него ничего не получалось.
     Роланд  же,  напротив,  придавал магическому  искусству  очень  большое
значение: магия не раз спасала ему жизнь в трудных ситуациях, и он ревностно
относился  к  успехам  сына  в  этой  области.  Но  Квентину  было  неудобно
жаловаться на учителя. Этот смешной и безобидный  чудак Торин ему  нравился,
тем более, что он никогда и ни в чем не упрекал принца.
     "Он настолько увлечен своими, только ему понятными, мыслями и  научными
изысканиями, -- думал Квентин про Торина, - что забывает обо всем на свете".
И тем большим было восхищение Квентина  отцовским искусством  боевой  магии.
Однажды  он  попросил отца показать ему какой-нибудь  магический приемчик, и
тотчас  получил  хороший щелчок по лбу. После этого он  стал с  еще  большим
уважением  относится к отцу. У самого же  Квентина  ничего  не выходило. Его
магические формулы  выходили какими-то размазанными  и  смытыми,  и  ничего,
кроме легкого шелестения силы, вызвать не могли.
     Роланд часто брал сына на прогулки. Они скакали верхом, тренировались в
фехтовании, а затем Роланд не прочь был продемонстрировать и свое магическое
искусство.
     Квентин  помнил один  из  таких дней,  они, разгоряченные пикировкой на
мечах, остановились на лесной поляне, ярко освещенной летним солнцем, отчего
каждый  листик на деревьях, казалось,  светился  изнутри изумрудным  светом.
Роланд внезапно застыл  неподвижно, словно бы  пытаясь что-то припомнить. Он
набрал  полные  легкие воздуха,  а когда  выдохнул, раздался  такой  громкий
хлопок,  как будто бы рядом с ними прозвучал раскат грома. Квентин удивленно
посмотрел на отца, а тот лишь улыбнулся, сграбастал сына в медвежьи объятия,
и они, заливаясь смехом, покатились по сочной траве.
     Джордан относился  к магии  по-иному:  магия  была для  него лишь малой
частью общей системы явлений, чем-то вроде забавной игрушки, аттракциона или
фокуса, которыми забавляются на ярмарках. Как только Квентин, желая  удивить
Джордана  своими  достижениями,  начинал  творить  какое-нибудь  заклинание,
тщательно,  по  канонам,  выстраивая формулу,  Джордан,  передразнивая  его,
смешно  надувал щеки,  выпучивал глаза и, бормоча совершенную околесицу, тут
же производил ожидаемый эффект. Затем он  секунду-другую притворно изумленно
пучил  глаза,  любуясь произведенным эффектом, и откидывался в своем кресле,
не  в силах  удержаться от  смеха. Квентин  ничего  не  понимал.  Вся  магия
строилась на тщательно подобранных формулах, выверенных не одним  поколением
магов,  скрупулезно отражающих  те  или  иные  вибрации. Джордан же разрушал
догмы прямо у него на глазах и  явно наслаждался этим. Он бормотал глупости,
и у него все получалось. Квентин же, как ни старался, так  и не мог овладеть
силой.
     "Они все - отец, Торин, Джордан используют одну и ту же силу, но каждый
по-своему, -  думал Квентин, -  Они  смогли овладеть ей,  а я нет". Отчаяние
охватывало его при этих мыслях. Конечно, можно было прожить  и без магии, но
ведь он наследник древнего королевского рода и должен быть готов к подвигам.
     - Ты знаешь, Древние совсем не уделяли  внимания магии, - сказал как-то
Джордан.   --  Всю  основу  их  цивилизации   составляли  знания  физических
закономерностей   грубого  мира.   На   их  основе   они  создали  множество
удивительных машин. Машины воевали,  строили дома  и дороги, лечили людей. И
только впоследствии, когда цивилизация  Древних  пришла  в упадок,  появился
какой-то  пробой  между плотным  и неплотным мирами,  и как результат  этого
стало освоение магических методов. Люди всегда старались обезопасить себя от
возможных врагов и довольно быстро находили оружие  против  любой опасности,
встающей у них на пути. Так было и на этот  раз. В качестве оружия выступила
магия, но право на ее использование присвоила себе церковь. Рано  или поздно
магия, как одна из  форм  служения  Высшим Силам, должна  была появиться  на
Земле. Множество других миров используют Высшие Силы, и только лишь на Земле
потребовалось   разрушение  цивилизации   Древних,  чтобы  люди   прекратили
пренебрегать этими знаниями. Другое дело что из этого вышло...
     -  Я  никак не могу овладеть  даже  простейшими  формулами, - посетовал
Квентин.
     Джордан продолжал:
     -  Чтобы  овладеть  магическими  силами  даже  в  самой  незначительной
степени,  нужно  почувствовать их энергию.  Твой учитель  в  принципе  прав,
сопоставляя словесные формулы  вибрациям силы  и  тем самым  оказывая на них
воздействие. Но это путь  низкой магии.  Высокое магическое  искусство  само
создает эти силы, вычленяя их из единого.
     -  Что для этого  надо делать?  -- Квентин  не  совсем понял  мудренные
разъяснения Джордана.
     -  Чтобы овладеть силой, ты должен стать частью  ее, слиться с ней, как
ты  сливаешься  в ритме галопа со своим  скакуном. Только тогда  ты  сможешь
почувствовать  в себе силу и  обрести  достаточно умения, чтобы совладать  с
ней. Направляй  силу через себя, заставь  ее захотеть  сделать то, что  тебе
нужно, и ты обретешь свободу в использовании силы.
     Квентину очень хотелось сделать так, как говорил Джордан, но сколько он
не пыжился, у него  не получалось  даже зажечь спичку или  высечь из воздуха
маленький фонтанчик искр.
     Джордан  надел перчатку и уже  собирался бросить  в серебряный  барабан
очередную крысу, как вдруг повернулся к Квентину:
     - Хочешь заглянуть в замочную скважину?
     Квентин сперва  не  понял  вопроса, но когда  Джордан  опустил  крысу в
барабан и закрыл крышку, до него дошло, что тот имеет в виду. Он подскочил к
барабану. Джордан  устанавливал  рычажки на  панели  в  какое-то  только ему
ведомое положение. Барабан довольно заурчал, принимая в свое чрево очередную
мученицу науки.
     - Смотри! - Квентин приник к стеклянному глазку на барабане.
     Сначала он ничего не видел: за стеклом окуляра царила кромешная тьма, и
только  вибрирующая теплая  поверхность прибора  касалась  его  щеки.  Затем
вибрация барабана чуть усилилась, и темноту прорезали острые иголочки света.
Это было похоже  на звездное небо. Окуляр заволокла мглистая пелена, которая
становилась все ярче. Наконец мгла просветлела, и он мог различить предметы.
     Первое  что он  увидел,  были серые  горы  на  горизонте, они смыкались
кругом,  образуя в  центре  глубокий  каньон.  Небо  над  горами было  цвета
глиняной  пыли. Кое-где торчали длинные трубки каких-то растений.  Грунт  из
красной глины был весь в разводах трещин.  И вдруг  Квентин увидел их родную
крысу, она появилась откуда-то сбоку и уже пихала свою острую мордочку прямо
к нему. И в этот момент Джордан, не утерпев,  отстранил его  и  сам приник к
окуляру.
     - Что это, Джордан? -- спросил Квентин.
     -  Это  доказательство  для тех тупоумных  сеньоров,  которые не  хотят
ничего видеть вокруг себя и обладают достаточной властью, чтобы не позволять
этого делать другим.
     Джордан снова уступил место у окуляра принцу. Теперь крысы уже не было,
а пейзаж представлял собой все то же убогое зрелище.
     - Я ничего не понимаю, Джордан.
     - Ответ может быть только один.  Есть великое множество миров, Квентин,
и люди давным-давно научились путешествовать по ним.
     - Как эти крысы?
     - Крыса -  это всего  лишь  маленькая посылка,  и этот барабан  - ничто
иное, как машина для отправления почты.
     - Где же крыса, Джордан?
     - Не знаю. Может, на Земл