ал
хрипеть и биться в судорогах. Из него, как из продырявленной  бочки,  во все
стороны  хлестали  потоки зеленой  крови и пены. Квентин решил, что  настала
пора прекратить его мучения. Когда он, крепко сжимая в руке меч, приблизился
к лесному уроду, тот, чувствуя приближение скорого конца, в отчаянии заскреб
когтями, оставляя  черные  царапины вспаханной земли. Его челюсти с длинными
изогнутыми клыками в бессилии открывались и закрывались, напоминая чавкающий
рот беззубого старца. Из глотки вырывались нечленораздельные хриплые звуки.
     - Все равно ты не собираешься сообщить мне ничего хорошего, иначе бы ты
сделал  это пораньше, - сказал Квентин.  - Сейчас я облегчу твои  страдания.
Прости,  если что не так,  я ведь не врач, но надеюсь, в следующей  жизни ты
станешь хорошим человеком. - Квентин высоко поднял отливающий голубым светом
клинок и вонзил его в горло поверженного врага. На этом все было кончено.
     На  востоке разгоралась ярко-красная полоска рассвета,  утренние звезды
блекли  и исчезали. Квентин перевел дух  и  утер пот. Весь поединок занял не
более десяти минут, но время  спрессовалось настолько сильно, что, казалось,
битва продолжалась несколько часов. Впервые в жизни  он вступил в рукопашную
схватку с врагами. И победил!
     Квентин отошел в  сторону, чтобы не  ощущать  смрадного запаха:  голова
монстра, угодившая в костер,  уже подгорела. Он в задумчивости  опустился на
землю возле лесного ручья и обмыл оружие и руки от крови монстров. С великим
удовольствием он  напился холодной ключевой  воды и умылся. Он понимал,  что
спасло  его  не  воинское  искусство,  не  боевое  мастерство,  а  ничем  не
оправданное везение и счастливый случай. Если бы раньше принцу сказали,  что
он  сможет запросто  завалить  двух  гоблинов  или  троллей,  он  просто  бы
посмеялся над безыскусной лестью.
     Но в этой схватке  некто могущественный и сильный помог  ему. И от этой
мысли Квентину стало немного не по себе. Все, хватит, надоело думать об этой
своей избранности и исключительности.
     Эрлиер забился и задрожал на его груди. Квентин распахнул металлическую
крышку.  Внутри вновь возникло молочно-белое сияние,  и  его  сознание мягко
утонуло в  белом  тумане, излучаемом  кристаллом.  Квентину виделось, что он
идет  через  деревню,  мимо каких-то заброшенных строений. Деревня  казалась
безлюдной и пустынной,  но он чувствовал, что  за ним  пристально наблюдают.
Приоткрытые  двери домов, легкое движение за окнами.  Он  медленно  брел  по
улице, намеренно не оборачиваясь, но ясно ощущая спиной толчки настороженных
взглядов. Впереди виднелось высокое остроконечное строение, вздымающееся над
рядами полуразвалившихся избушек. Несомненно, какое-то культовое сооружение.
Он  шел к нему вдоль  деревенской улицы,  утопающей в грязи.  На перекрестке
дорог он почему-то повернул направо, толкнул калитку и вошел во двор второго
на  этой  улице домика. К двери вело низкое крыльцо. Не торопясь он поднялся
по ступенькам, сосчитав их, -- раз, два, три. Входная  дверь была  сработана
из толстых досок и оббита железными полосами. Посреди двери вырезан глазок в
форме сердечка.  Квентин  взялся за металлическое кольцо, потянул дверь, она
со скрипом поддалась, распахнувшись в темноту помещения и... Эрлиер вспыхнул
последней яркой вспышкой и погас. Квентин еще  с  минуту  сидел  неподвижно,
приводя в порядок свои мысли, а затем с досадой захлопнул  крышку медальона.
Вот так всегда, на самом интересном месте.
     Тем временем рассвело, и лес наполнился  голосами птиц,  приветствующих
солнце.  Квентин с трудом проглотил пару кусков: еда в  это утро не лезла  в
горло. Два безобразных трупа ночных чудовищ лежали на пепелище костра.
     Надо  было  двигаться  дальше. Возможно, Эрлиер  попытался указать  ему
направление дальнейшего  пути.  Эх,  если  бы  еще научиться  разбирать  эти
неясные послания.  Квентин набрал полную флягу холодной воды  и двинулся  по
лесной дороге.  Через  час,  когда  солнце  поднялось уже достаточно высоко,
рядом с ним весело запрыгали солнечные зайчики. Часов до двух дня он шел, ни
о чем не думая, тихонько насвистывая и напевая какой-то мотивчик, помогающий
переставлять ноги, и стараясь  особенно  не забивать голову разными  дурными
мыслями.
     Ничего примечательного  ему  не  встречалось, все тот  же, уже  ставший
привычным, смешанный лес. Около двух часов дня солнце настолько распалилось,
что  Квентин  решил  сделать   привал.  Он  свернул  на  небольшую  полянку,
окруженную  добродушными  березками,  среди  которых  лениво  журчал  лесной
ручеек. Какое удовольствие - стянуть тесные пыльные сапоги и опустить ноги в
холодную проточную  воду,  а затем  откинуться  на  траву и смотреть  сквозь
смеженные веки на небо. Не хотелось ни думать, ни тревожиться. Неожиданно он
задремал под  ласкающими  лучами  летнего  солнца.  Сон  его  был  спокоен и
безмятежен. Разбудил его примерно  через час шум  ломающихся веток. Он знал,
что уже  должен  стоять, изготовившись  к бою. Но дрема не хотела отпускать,
лаская его в своих объятиях. "Отдохни еще немного, ничего страшного, все это
просто шум беспокойного леса".
     Ему  с  трудом  удалось стряхнуть покрывало сна.  И то,  что он увидел,
потрясло  его.  На освещенную солнцем  поляну  выходили  два единорога.  Они
грациозно несли  изящные тела, продираясь сквозь заросли кустарника. Квентин
не  верил  своим глазам:  единорогов считали  выдумкой, их никто  никогда не
видел. И только  в древних преданиях встречались упоминания об этих чудесных
животных.  Но он  видел их воочию. Осторожно, чтобы не выдать  себя ненужным
шумом,  он приподнялся на земле. Единороги  были в пятнадцати шагах от него.
Шли  рядом,  голова к  голове,  направляясь  на  водопой.  Голову каждого из
животных  украшал  изогнутый   рог.  Одно  из  животных  заметило  Квентина.
Единороги покосились  удивленными карими  глазами  на  невиданное  существо,
объявившееся в их лесу.  Затем один  из  них, видимо,  самец  издал какой-то
странный звук,  легонько подтолкнул  свою подругу, и они поспешно скрылись в
чаще леса. "Это должно быть  к удаче, - подумал Квентин. - Встретить парочку
единорогов, которых давно уже никто не видел. Безусловно, это к удаче, и она
мне еще ой как пригодится".
     До заката было еще далеко, и он, отдохнув  и перекусив, продолжил путь.
Тропинка попрежнему вилась между деревьями. "Должно  же быть  здесь какое-то
жилье людей",  -  думал  Квентин. Ему уже  надоело  идти  по дремучему лесу.
Когда-нибудь ночевка, подобная вчерашней, может стать последней.
     Он в подробностях вспомнил ночной бой. Ему здорово повезло, что они  не
напали на  него во сне. Этот лес такой прекрасный и веселый днем  становился
весьма  опасным  после захода солнца. Если  он  не найдет  в ближайшее время
людей и  не  заручится их поддержкой, то рано или  поздно  чудовищам повезет
больше, чем ему. Он вспомнил смердящую, обгорающую в костре голову монстра и
неприятный озноб пробежал по его телу. Дорога тянулась не одну сотню миль. И
он даже боялся представить, сколько времени займет его путь.
     Неожиданно  тропа пошла в  гору.  Подъем,  поросший высокими  кедрами и
соснам, был довольно  крут, и за  десять минут Квентин не одолел и половины.
Прошло не менее  получаса прежде чем, он,  запыхавшийся  и  усталый,  достиг
вершины. Тропа, перекатившись через вершину горы,  также  круто устремлялась
вниз. Перед  ним открылась  равнина,  опоясанная  с  трех  сторон  лесистыми
горами. Внизу под горой, причудливо изгибаясь  по долине, петляла  неширокая
речка,  через  которую  были  перекинуты  останки  разрушенного и  сгнившего
деревянного  моста.  К  югу  от  моста  Квентин  заметил  развалины каких-то
строений. Видимо, когда-то  давно  здесь была деревня.  Тропинка, постепенно
расширяясь в заброшенную  дорогу,  вела через мост в деревню. Ему предстояло
спуститься в долину и перейти речку по мосту.
     Спуск  не  был  таким  крутым, как подъем,  и  Квентин  с удовольствием
спустился  под  уклон  по  тропе, устланной  мягким  хвоей. Спустившись,  он
обнаружил под ногами остатки вымощенной красным камнем дороги. Мост держался
на  четырех  квадратных сваях,  сделанных из  белого камня. Они, несмотря на
прошедшие десятки, а то и сотни лет оставались невредимыми, чего нельзя было
сказать о деревянном настиле моста. Когда-то толстые доски и массивные балки
полностью истлели и выщербленным скелетом нависали над текущей водой.
     Квентин вряд ли бы переплыл холодную быструю речку, и поэтому оставался
только один  путь  -  через мост.  Он ступил на первую доску,  и она  опасно
заскрипела  и  затрещала  под  тяжестью  его  тела.  Он  решил,   что  лучше
передвигаться ближе к  краям моста, доски там выглядели понадежнее. Медленно
и осторожно он продвигался вперед, прижимаясь спиной к  ограждению моста. Он
шел  по несущей левой балке, которая, опираясь на  каменные сваи, держала на
себе  всю  конструкцию. Деревянный настил  прогнил и зиял  огромными  дырами
провалов, сквозь  которые был виден  быстрый поток  воды. Несколько раз  под
ногами  Квентина доски, стоило только ступить на них, с треском обламывались
и черными трухлявыми кусками падали в воду. Сама  балка  скрипела при каждом
его шаге, но держалась.  Когда  он добрался  до  середины  моста,  что-то  с
треском  сломалось  у него за спиной,  и  он  с  трудом  устоял  на ногах  -
ограждение  моста, на которое он опирался,  рухнуло  в воду. Теперь  он шел,
балансируя,  как  эквилибрист,  по  продольной   балке.  Приходилось  только
надеяться,  что она  продержится в течение тех  десяти-пятнадцати шагов, что
остались  до   берега.  Квентин  ускорил  шаг,  и  балка  тотчас  отозвалась
недовольным  потрескиванием, как бы  упрашивая  путника не покидать  ее  так
скоро.
     Берег был совсем рядом, и если бы не приличная  высота моста, он мог бы
просто  сигануть  в  воду. Еще несколько шагов,  и  сзади раздался  треск  и
скрежет раздираемого дерева.  Балка  стала  уходить из-под  ног. Раздумывать
времени не было, и он бегом рванулся вперед. Балка с треском  рухнула, когда
он уже был  над берегом.  Опора ушла из-под ног,  он полетел вниз,  а следом
посыпались обломки и ветхие куски, оставшиеся от настила.
     Квентин упал  на крутую каменистую  насыпь и кувырком скатился в  воду.
Остатки левой половины моста рухнули рядом с ним, окатив его фонтаном брызг.
Он тут же выскочил из холодной воды, как ошпаренный и, в запале, цепляясь за
корневища и редкие кустики, проросшие на крутом берегу, вскарабкался наверх.
     И  в  этот  момент он  почувствовал  острую боль в левой ноге и упал на
землю. "Если это перелом, дело плохо". Квентин уселся  на берегу  и с трудом
стянул сапог полный  воды.  Закатал  штанину  и увидел, как лодыжка прямо на
глазах краснеет и отекает. Сквозь боль,  крепко стиснув зубы, Квентин ощупал
ногу. Как не мял  он  ее, нащупать перелом не удалось. Через некоторое время
боль немного  стихла, и он  попытался подняться на  ноги. Но  преступить  на
левую ногу не мог, любая попытка тотчас же отзывалась пронзительной болью.
     До развалин  ближайшего  домика было недалеко. И  он  подобрав  обломок
доски  и  опираясь  на  него,  поскакал на одной ноге по  дороге, занесенной
слоями песка и глины и поросшей травой. От большинства домов остались только
осыпавшиеся развалины красного кирпича, но  некоторые выглядели молодцами  и
сохранили свои стены, лишившись только окон и крыш.
     Он  добрался  до  более-менее  сохранившегося   двухэтажного  домика  с
кокетливо выложенными  кирпичом глазницами  окон и  одиноко торчащей над его
остовом  печной  трубой.  Стены  дома  сохранились хорошо,  но  ограда  была
разрушена, и двор  полностью зарос высокой травой и был усеян битым кирпичом
и другим мусором всеобщего распада и разложения.
     Квентин продрался сквозь цепляющиеся кусты и с трудом преодолел высокий
порог дома - деревянное крыльцо было разрушено.  Его  встретил мрачный остов
когда-то зажиточного дома. Крыша была сорвана, и ее остатки валялись на полу
первого этажа.
     В углу стоял  диван с  облезшей  обивкой и торчащими  спиралями пружин.
Большой круглый  стол в центре комнаты  выглядел невредимым, но был погребен
под осколками черепицы рухнувшей крыши.  Посудный шкаф с  выбитыми  стеклами
завалился  на  бок.  У  стены  стояли  довольно  крепкий  на  вид  топчан  и
пара-тройка   развалившихся   стульев.  Справа   возвышалась  печь-камин   с
выщербленными квадратиками голубых изразцов.
     Квентин  доковылял  до  топчана  и  сдернул  с  него  истлевшую  тряпку
покрывала,  засыпанную  осколками  черепицы и  стекла. Он осторожно,  ожидая
падения, опустился на некогда  крепкую дубовую вещь. Топчан выдержал. Теперь
можно было перевести дух. Он стал освобождаться от мокрой одежды. Лодыжка на
поврежденной ноге настолько разбухла, что он промучился минут десять, прежде
чем смог  стянуть сапог. Второй  сапог тоже долго  не сдавался. Подобрав  по
углам несколько  подходящих деревяшек, Квентин соорудил нечто  вроде шины на
поврежденную  ногу.  Весь  бандаж  он  туго перевязал полосками  материи  от
покрывала.  Теперь ему  оставалось позаботиться об  одежде,  которая изрядно
намокла  во время его  вынужденного купания. За  хворостом  далеко ходить не
пришлось, предостаточно деревянных обломков валялось в комнате и во дворе.
     Темнота быстро сгущалась.  Он  развел небольшой  костер  прямо  посреди
комнаты, стянул  с себя намокшие тряпки  и развесил их вокруг  костра. Самое
большой  бедой было  то,  что  съестные  припасы  пропали,  превратившись  в
отвратное мессиво. Квентин с отвращением  выскребал мокрые комки из мешка и,
запивая  кипятком,  заталкивал  их  в рот.  Продукты  таяли  с  удивительной
быстротой, а ведь прошло не более трех суток с  того момента, как он вступил
в лес. То ли время здесь текло по-другому,  то ли еще что,  но ему казалось,
что он блуждает по этому лесу уже недели две.
     Ночь была  тихой, сквозь безоблачное небо  ярко, как и  прежде,  горели
звезды. Издалека  доносился шум реки. Его  немного морозило,  и  он  пересел
поближе к огню, укутавшись  в высохшее  одеяло. Боль  в  ноге  стала тупой и
дергающей. "А ночи здесь  тихие",  -  с улыбкой  подумал  Квентин, вспоминая
вчерашнюю схватку с монстрами. Ему  не хотелось думать о будущем, о том, как
он продолжит  путь с больной ногой. Пусть все идет, как идет... За последнее
время  он  уже успел  убедиться в том, что  судьба буквально  тянет  его  за
волосы, как бы он  не  упирался. Поэтому  и  задумываться о  будущем было  в
определенном смысле бессмысленно.
     Темный квадрат провала в полу - вход  в  подвал. Надо с утра проверить,
что  там...  Какое  странное место.  Кула подевались  его жители? Когда  это
произошло? Когда Конах напустил порчу на эти места или во время войны? Мысли
текли, плавно вливаясь в реку сновидений. Через мгновение веки  смежились, и
он забылся глубоким сном.


 * ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПРОНИКНОВЕНИЕ *


Глава 13. Деревушка гоблинов

     Хищные рыбы схватили и волокли его на дно. Он задыхался. Их острые зубы
впились  в больную ногу, и она взвыла нестерпимой болью. Сознание  мгновенно
выпрыгнуло  из сна.  Кто-то, тяжело навалившись сверху, заматывал ему голову
отвратительной гнилой тряпкой,  той, что он сбросил с  топчана. Ни рукой, ни
ногой он пошевелить  не мог,  их крепко держали. Особенно досталось  больной
ноге, ее сжали с такой  силой, что он не выдержал и заорал во все горло, тут
же  задохнувшись  в пыльной  материи.  Некий  затаенный  гуманист, чтобы  не
искушать  Квентина возможностью  дальнейших  криков, чем-то  стукнул  его по
обмотанной покрывалом голове.  И если бы Квентин не потерял  в  ту же минуту
сознание, он бы, наверное, вместе со всеми посмеялся над глухим звуком удара
и облачком  пыли, что  исторгла  его голова.  Затем его, как мешок,  бросили
поперек лошади, и четверо всадников быстро скрылись в ночи.
     Когда он очнулся, сразу же застонал от боли. Его спеленали как куколку,
руки  затекли неимоверно, но  хуже всего пришлось больной ноге, которую,  не
пощадив, обмотали веревками.  Хорошо хоть с головы убрали  грязную тряпку, и
он мог осмотреться, где находится.
     Ранние  лучи солнца  рисовали  на полу и стенах  причудливый  полосатый
рисунок, пробиваясь сквозь щели в дощатых стенах  сарая. Он  лежал  на грубо
сколоченном деревянном щите, лежащем на полу. Выступающие бруски щита больно
упирались  в  бока  и  спину.  Чтобы   он  не  мог  пошевелиться,  его   еще
дополнительно  прикрутили веревками к этому ложу. В полумраке  Квентин  смог
разглядеть  обычные  предметы  домашней  утвари  находящиеся  здесь:  бочки,
деревянные лари, глиняную  посуду, какие-то ящики.  Людей было не видно,  не
слышно,  но  по  утреннему пению  петухов, он определил, что его  привезли в
деревню.
     "Хорошо, хоть здесь люди, - подумал  он. --  А  то мог бы попасть к тем
уродам".  Он посмотрел по  сторонам: его оружие и мешок с припасами исчезли,
той одежды, что он повесил сушиться на костре тоже не было видно. Он лежал в
одном нижнем белье на  пропитанном сыростью деревянном подносе,  как молодой
барашек, приготовленный к закланию. От этих мыслей ему стало не очень уютно.
Но за последнее время ему так надоело страшиться неопределенности, что он не
вынес положенного ожидания и закричал во все горло. Сначала никакого эффекта
не последовало. И ему пришлось  крикнуть еще  и еще раз, прежде чем  снаружи
послышались возня и шаркающие  шаги. Дверь испуганно заскрипела на петлях, и
в пыльное помещение ворвался  столб света, на мгновение ослепив  Квентина. В
освещенном проеме стояла  низкорослая сгорбленная фигура  с головой, ушедшей
глубоко в плечи.
     Теперь уже Квентин по-настоящему закричал от страха. Господи, только не
это!  Он  был беззащитен  и безоружен, и они  могли  сделать  с ним все, что
хотели.  Быть может, все это  время они выслеживали его, чтобы отомстить  за
смерть своих собратьев.
     - Чего  орешь?!  --  Фигура в дверях  прошла  немного вперед,  чтобы на
Квентина  пришлось  больше  света.  --   Хочешь   пораньше  исполнить   роль
матушки-гусыни?
     Слава  богу,  худшие  мысли Квентина  не  оправдались, но и то, что  он
услышал, не слишком  его утешило.  Это были  люди, но как же они походили на
тех монстров, что встретились ему в лесу!
     -- Кто вы такие? -- спросил Квентин.
     Незнакомец подошел  к нему вплотную  и наклонился так, что Квентин смог
его разглядеть. Все же это был человек.  Но его  сгорбленная спина и длинные
крепкие руки больше бы  подошли  горилле. Лицо его почти  полностью  заросло
шерстью,  оставив  на поверхности только расплющенный  красный  нос  и  пару
маленьких и  черных,  как бусинки,  глаз.  Он еще  ближе  склонился  к  лицу
Квентина и произнес:
     -  Гостю подобает  представляться первому.  -  Суровая смесь  перегара,
давно сгнивших зубов и табака едва не отправила Квентина в нокаут.
     -  Видно, в  ваших  краях  позабыли  правила хорошего  тона,  - Квентин
попытался  пошевелиться,  чтобы  хоть  немного  ослабить  путы,  стягивающие
больную ногу. -- В гости обычно приглашают, а не крадут путников на дороге.
     - Ха-ха-ха! -- захохотал уродец, гукая  утробным смехом. - Индейка учит
повара,  каким образом  ее приготовить. Давненько нам  не  попадалось ничего
такого свеженького.
     - Развяжите меня, у меня болит нога, возможно, перелом.
     Уродец склонился к Квентину так  низко, что его  борода коснулась  лица
Квентина.
     - Я, конечно, точно не знаю, но говорят, -  он перешел на шепот. - Мясо
от  страха  и боли становится еще вкуснее...  - Последняя шутка  сильно  его
рассмешила,  и  он  зашелся  булькающим смехом,  одаривая  Квентина  волнами
ароматов и брызгами слюны из своего гнилого рта.
     -  Проснется  Ёрк, и, может,  мы  тебя  развяжем.  Не  есть  же тебя  с
веревками,  - он снова зашелся  в  смехе, находя  на  редкость удачными свои
г