Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
ою, поскольку отсутствие частной
собственности не позволяет...
- А Нострадамус считал, что именно на Руси идеи Мора воплотятся в
жизнь, - не выдержал я. - Может быть, помните? "Есть сила в ученье и
замыслах Мора, ее сквозь века понесет Борисфен..." Начнется великая
революция, которая продлится семьдесят лет и три года...
- Чушь! - Сьер Гарсиласио даже подпрыгнул от возмущения. - Ваш
Нострадамус - шарлатан. Все его пророчества либо выдуманы задним числом,
либо просто бессмысленный бред. Ни года, ни даже столетия - поди
проверь! Какой-то Франко сплотит Испанию, какой-то Хитлер попытается
захватить Европу!..
- Верно! - Пан Головатый пристукнул ковшиком по столу. - Особенности
общественного устройства Руси полностью исключают построение здесь
общества без частной собственности...
Спелись, умники!
- Налейте еще! - попросил я.
...У-у-у-у-ух!
- Бред этих фанатиков - Мора, Колокольца, Бэкона - величайшая
опасность для человечества! - тут же подхватил сьер Гарсиласио. -
Знаете, я против произвола, но король Генрих был прав, когда отрубил
голову Мору. Только делать это надо было раньше. Вы со мной согласны,
господин магистр? Всех этих, прости Господи, "утопистов" я бы отправлял
на плаху!..
...Пошел-поехал - по кочкам, по кочкам! Теперь ему уже, выходит,
головы подавай? Растет мальчик!
Третий ковшик я налил себе сам.
...Ы-ы-ы-ы-ых!
Закусить бы! Да на столе - один таракан. Рыжий. Впрочем, и он в щель
спрятался. Почуял!
Сьер римский доктор закончил с плахами и перешел к веревкам. Но я уже
не слушал.
Пусть его!
***
- Пан Адам густо "михайлики" опрокидывает! - усмехнулся пан
канцелярист, переходя на родной русинский. - Сразу видно, каких пан
кровей! То пану профессору Риверо не в пример!
Еще бы! "Пан профессор" только губы в ковшик тычет! Зато болтает!..
- То не налить ли нам пану профессору еще оковитой? Черт возьми!
Первая здравая мысль за весь разговор! "Михайлик" - доверху. Жалкое
сопротивление сьера еретика сломлено.
...Краснеет, синеет, кашляет, задыхается, зеленеет...
Будет знать!
- То Бог с ними, с политиями этими, - вздохнул пан канцелярист, дымя
люлькой и с сожалением поглядывая на мучения сьера Гарсиласио. - Сии
политии мне еще в коллегии Киевской изрядно надоесть успели. Пришел я
сказать, что пана Адама знакомый, прозываемый Павлом Полегеньким,
записан в полк Переяславский. Полковником там Хведор Лобода, пан же
Полегенький вписан сотником Воронкивской сотни. Ныне полк Переяславский
по повелению ясновельможного гетьмана из Чигирина по запад отправлен с
иными полками вместе.
- Спасибо...
Огненная горилка внезапно показалась болотной водой.
Скоро увидимся, пан сотник!
Переяславский полк, Воронкивская сотня...
Скоро!
- А-а! Вот вы где!
Стены содрогнулись, затрещали косяки...
- А вот и я!
Грозный шевалье дю Бартас долго поднимал ногу, пытаясь переступить
через порог. Наконец это ему удалось - с третьей попытки.
- Открою вам секрет, мой дорогой друг! Я изрядно пьян! Не может быть!
- Увы, шевалье, я тоже.
- Не-е-ет! Разве вы пьяны? Это я... А что я? Ах, да! Я - пьян! Это не
горилка. Это - смерть!
От его камзола уцелели одни лохмотья. Рубаха и вовсе сгинула. Сапог,
правда, остался - один.
- Гуаира! Давайте позовем сюда нашего попа! Позовем и... Э-э-э-э...
Поколотим! Нет, нельзя! Ну, тогда напоим до смерти! Знаете, я так
ненавижу этих божьих дудок!
Идея была хороша, но брат Азиний оказался предусмотрителен и вовремя
исчез. В последний раз я видел его, когда входил в шинок, - попик
пребывал в компании с неким бойким юнцом. Не тем ли, что поведал о ста
сорока семи черкасах и непробиваемой девственнице?
- А мне они грамоту дали! Нет, не грамоту - универсал! То есть...
Прочитайте сами!
Свеча никак не хотела загораться, глаза - разбирать затейливую вязь.
К счастью, пан старшой канцелярист пришел мне на помощь.
- Это называется "аттештат", пане моцный, - сообщил он. - Тут
сказано, что Августиний Бартасенко, то есть вы, хоть и клятый латинщик,
но лыцарь отважный и всему казачеству запорожскому друг.
Я поспешил перевести.
Вздох - тяжелый, полный тоски.
- Правда? Эти бунтари, эти мятежники!.. Но ведь я сам - мятежник! Как
же быть, Гуаира?
Я покосился на сьера еретика, брезгливо нюхавшего ковшик. Раз нельзя
напоить попа...
...Только когда ученая голова сьера Гарсиласио ткнулась лбом о
деревянный стол, я счел экзекуцию оконченной.
Это ему за Томаса Мора!
Шевалье - добрая душа - был в восторге. Пан Хвилон сочувственно
покачал головой, присовокупив, что в Киевской коллегии "пан профессор"
не проучился бы и семестра.
Слаб пошел ныне еретик!
Прежде чем распрощаться с владельцем окуляров, я задал вопрос, на
который, честно говоря, не ждал ответа. Но пан Хвилон не стал темнить.
Переяславский полк у Золочева, где сарitanо Хмельницкий добивает
отряды коронного гетьмана Калиновского. Но под Золочев мне не успеть.
Войско Его Королевской Милости Яна-Казимира уже в Сокале. Впереди -
Полесье, куда поворачивает полки казацкий сарitanо.
Полесье! Леса, болота, тысячи речек и речушек, древние города,
помнящие еще Владимира Святого...
Ты ждешь встречи, Брахман?
КОММЕНТАРИИ ГАРСИЛАСИО ДЕ ЛА РИВЕРО, РИМСКОГО ДОКТОРА БОГОСЛОВИЯ
Несмотря на все старания, отец Гуаира не может скрыть своей ненависти
к славным запорожским черкасам, посмевшим выступить против всесильного
папского престола и его верных слуг - польских магнатов. Ненависти - и
страха.
Тут добавить нечего.
Однако любовь к истине заставляет меня вернуться к сцене в таверне.
Наш разговор, а точнее - спор проходил совершенно иначе.
Никто не пил и, естественно, не пытался напоить меня. Зато мы впервые
поговорили весьма откровенно. Отец Гуаира пытался доказать преимущества
общества по Мору и Кампанелле. Его аргументы хорошо известны: отсутствие
собственности ведет к равенству и исправлению человеческой натуры, что
позволяет постепенно избавиться от всех органов принуждения, включая
государство.
Мои аргументы не менее очевидны: отсутствие собственности ведет не к
свободе, а к рабству. И тот, кто желает этого, по сути, стремится стать
рабовладельцем.
Следует заметить, что в этом споре отец Гуаира был полностью разбит.
И не только. Синьор Головатый, рассказывая о черкасских порядках,
обрисовал совершенно иную, куда более справедливую картину общественного
устройства, в основе которого заложен древний принцип: права - тем, кто
это общество защищает с оружием в руках. Именно так строилась держава
гетьмана Хмельницкого.
Возразить на это отец Гуаира ничего не мог.
О "пророчествах" мессера Нострадамуса и упоминать не хочу. Прошло уже
полвека - и где обещанная революция на Руси? Не было, нет и, конечно, не
будет!
Этим же вечером произошла омерзительная сцена, о которой автор,
естественно, не упоминает. Дю Бартас, действительно изрядно пьяный,
попытался излить свои чувства бедной синьоре Ружинской. Последствия
этого очевидны. К счастью, наглый пикардиец слишком слабо держался на
ногах, чтобы прибегнуть к насилию.
И, наконец, по поводу дальнейших событий.
Автор об этом ничего не пишет, поэтому ради связности сюжета я
вынужден вкратце о них упомянуть.
На следующий день мы выехали из Сичи и через две недели без всяких
приключений добрались до Чигирина - столицы гетьмана Хмельницкого. Здесь
синьор дю Бартас, брат Азиний и я прожили около месяца. Не могу скрыть,
что все это время дружок отца Гуаиры провел в беспробудном пьянстве.
Отец Гуаира и синьора Ружинска уехали куда-то на север. Насколько я
знаю, Ядвига сумела благополучно вернуться домой.
Не хочу вспоминать о нашем с ней последнем разговоре. Злые наветы
проклятого иезуита дали свои плоды. Мне казалось, что я говорю с ледяной
статуей.
Куда ездил сам отец Гуаира, выяснилось лишь значительно позже.
Вернулся он в Чигирин уже в начале июня, после чего мы вчетвером
поспешили под Тарнополь, где собиралось казачье войско. Но догнать его
смогли только в селе Колодном, а затем вместе со всей армией двинулись к
галицийской границе.
КНИГА ТРЕТЬЯ,
повествующая о великой баталии под Берестечком между войском Его
Королевской Милости Яна-Казимира и ребелиантами сарitanо Хмельницкого,
об одержанной там победе, а также о том, как воссиял в болотах Полесья
свет истинной святости, с приложением краткого жития Святого Адама
Горностая, которую следует назвать
ИЗБРАННИК ГОСПОДЕНЬ
Главы ХII-XIX
Эпитома
В этих главах автор пытается анализировать политику Святого Престола
и Общества Иисуса Сладчайшего по отношению к Руси. При этом он упирает
на то, что после образования в середине 20-х годов Конгрегации
распространения веры Рим перестал поддерживать людоедские планы польских
магнатов по ополячиванию и окатоличиванию русинов и выступил за создание
самостоятельного Русского княжества и отдельного Патриархата, который
объединил бы православных и униатов. Осуществлению этих планов помешала
якобы только смерть папы Урбана и последовавшее за этим возмущение
казаков под предводительством Хмельницкого.
Нелепость этих бредней очевидна. Иезуиты всегда были верными псами на
службе польских королей и магнатов, стремившихся к порабощению Руси.
Далее автор излагает свои взгляды на происхождение и сущность
казачества. Вопреки известным фактам и здравому смыслу он не исключает
возможности происхождения днепровских Черкасов от какого-то древнего
народа, жившего сотни лет назад в низовьях Борисфена. При этом он
приводит совершенно неубедительные доказательства, связанные с
особенностями жизни, быта и обрядов (в особенности похоронных), присущих
запорожцам. Все это, конечно же, чушь, ибо всем известно, что
днепровские черкасы - это беглые крестьяне, спасавшиеся от крепостного
гнета.
Глава XV
О блуждающем Вавилоне, тайнах Промежуточного Мира и о том, как
началась Берестейская баталия
Мудрец: Внимай же, юноша! Посыл мы превращаем в Абсолют, Абсолют же -
снова в Посыл, что дает нам идею теплорода, который есть всемирная
субстанция и эмульсия. Теплород.же делим на атомы, атомы, в свою
очередь, соединяем в Абсолют, который есть сублимированный Посыл, с этим
же мы приходим к математическому исчислению человеческой души, которая
есть тоже Абсолют. Ты все понял?
Илочечонк: Помоги-и-и-ите-е! Спаси-и-ите-е!
Действо об Илочечонке, явление пятнадцатое
Прошу! Эвлия-эфенди вас сейчас примет! Янычар-чауш - молодой, гладко
выбритый, в новеньком цветном каптане - коротко поклонился и распахнул
полог шатра. Пахнуло теплом и чем-то знакомым, терпким. Я улыбнулся -
кофе! Сначала меня угощали греки, затем татары. Настала очередь турок.
Полог с легким шумом опустился. На миг почудилось, что я снова в
Истанбуле. Мягкие подушки, яркие ковры, столик, на котором дымится
кальян. Сейчас за окном послышится гортанный вопль муэдзина, сзывающего
правоверных на молитву...
Но Истанбул остался далеко за морем. По толстой ткани шатра еле
слышно молотил холодный частый дождь.
Полесье. Янычарский лагерь. Зеленое знамя Пророка над огромной мокрой
от дождя поляной.
***
- Калимера! Проходите, проходите, уважаемый! Прошу сюда, на подушки!
Эвлия-эфенди оказался неожиданно молод - и необычайно толст. Из-под
зеленой чалмы пузырились румяные щеки, маленькие глазки тонули в розовых
складках не знавшей бритвы кожи. Несколько тонких волосков на подбородке
тщетно пытались выдать себя за бороду.
- Надеюсь, мой гость пьет кофе?
- Да, спасибо.
Он говорил по-гречески, и я облегченно вздохнул. Повезло! Не в каждом
янычарском орте найдется образованный мулла. Впрочем, титул "эфенди"
говорил о многом.
(Орт-рота.)
***
- Простите, как вас следует называть?
- Меня? - По толстым губам плавала радушная усмешка. - Позвольте!..
Вы ведь... священник?
Он улыбался, а мне стало не по себе. Острый глаз у толстяка в зеленой
чалме!
- Брат Адам, клирик римско-католической церкви.
- Тогда я - брат Эвлия. - Мулла поудобнее облокотился на подушки,
пухлые ладошки бабочками взлетели вверх. - Да славится имя Аллаха,
великого и милосердного! Мы все братья и все служим Ему... несмотря на
некоторые несущественные расхождения во взглядах. А вообще-то я муфтий,
служу в главной соборной мечети Силистрии. Итак, кофе?
Муфтий? Кажется, я угодил на аудиенцию к епископу!
- Не хотелось вас отрывать надолго от дел...
- Помилуйте! - Ладошки вновь взлетели на воздух. - Не спешите ли вы,
брат мой, обратиться и принять религию Пророка - единственно истинную в
мире этом и во всех иных мирах?
Он шутил, но мне было не до шуток. Янычарские орты в пяти переходах
от Львова! Эвлия-эфенди пьет кофе среди полесских болот.
- Но если нет, то и торопиться нечего!
Горбатый слуга, чем-то неуловимо напоминающий брата библиотекаря из
Среднего Крыла, расставил маленькие чашечки, в которых дымился густой
черный напиток. Почему-то вспомнилось, что незваным гостям в кофе
подмешивают алмазный порошок.
Во рту стало горько. И не только йеменское питье было тому виной.
Я ошибся.
Думал, что окажусь в толпе новых крестоносцев, фанатиков, готовых
умереть за схизму и своих бородатых попов. За те Недели, которые я
провел среди своих земляков, довелось наслушаться всякого. От Чигирина
до Киева стоял неумолчный тысячеголосый крик: свобода и греческая вера!
Звон колоколов, охрипшие попы на пыльных майданах, косноязычные
универсалы Хмельницкого на каждом столбе. Мне казалось, что среди этих
болот собирается новый Иерусалим.
...А довелось попасть прямиком в Вавилон. В страшный многоязыкий
Вавилон, растянувшийся на сотню миль по грязным, залитым дождями дорогам
Полесья. Татары на лохматых низкорослых конях, московские стрельцы в
красных каптанах с тяжелыми бердышами, чернобородые донские казаки с
серебряными серьгами в ушах. И турки - семь сотен янычар под бунчуком
силистрийского паши.
Два месяца назад мне виделись турецкие войска у Чигорина. Я ошибся и
тут - янычары уже подступали к кордонам Короны Польской. Их пока мало,
только авангард, но силистрийский паша торит путь остальным.
Вавилон двигался на Запад. Татары, турки, московиты, дончаки - все
собрались под золотой булавой сарitanо Хмельницкого. А с ними шла Русь -
бесконечные толпища в жупанах, кожухах, свитках и просто драных рубахах.
Пики, сабли, мушкеты, бердыши, келепы, косы...
Смертные враги помирились. Православный крест и Полумесяц бросали
вызов Европе.
- Вижу, вы чем-то удивлены?
Проще всего было отшутиться. Но слишком в точку попал вопрос.
- Признаться, да, Эвлия-эфенди. Я ожидал увидеть здесь
взбунтовавшихся казаков и посполитых...
- А увидели нас? - Улыбка стала шире, маленькие глазки задорно
блеснули - - Чего же удивляться, брат Адам? Вы думаете, это война
гетьмана Богдашки? Нет! Это наша война! Гетьман Богдашка бил челом Его
Величеству Падишаху, и тот милостиво соизволил взять его под свою
высокую руку и даровать власть над Роксоланией. Мы здесь для того, чтобы
поддержать нашего данника. Это уже Турция, брат Адам!..
Да, самое страшное случилось. Две сотни лет казаки держали кордоны,
не пуская османов на север. Двести лет! И вот...
Теперь я начал понимать своих земляков. В Крыму и таврийской степи
татары казались обычными людьми. Заунывные песни, плов из казана,
веселые белозубые усмешки. Люди как люди. Но для тех, с кем пришлось
говорить в Каневе и Стародубе, это была сама Смерть - Смерть на злых
лохматых конях.
Ядвига попала к ним в руки два года назад. Только раз она решилась
рассказать, что было с ней, когда ее, привязанную к хвосту коня, волокли
к Перекопу. Как только выжила? Не сошла с ума, не наложила на себя руки?
Хмельницкий пустил Смерть в самое сердце Руси. Туркам даже не нужно
посылать превеликое воинство. Зачем? Гетьман Богдашка сам положит
Роксоланию к истанбульскому порогу.
- ...Хотя, надо сказать, в Силистрии климат несколько лучше! Он
улыбался, он был доволен, самодовольный толстяк, неторопливо цедящий
кофе. Уж не ему ли поручено возвести первую мечеть в Варшаве или
Кракове?
- Напрасно Казимирка, круль Лехистана, так легкомысленно отнесся к
предложениям Высокой Порты! Наши требования были более чем умеренны,
но... Но, дорогой брат Адам, к чему такие скучные материи?
Было заметно, что муфтию приятно подбирать мудреные греческие слова.
Казалось, он смакует халву.
- В такой сумрачный вечер как-то не хочется беседовать о погоде...
Кажется мне предлагали переходить к делу. Я облегченно вздохнул.
- Вы правы... брат Эвлия. В такой дождливый вечер приятнее всего
поразмышлять на богословские темы.
Хихикнул. Подмигнул. Снова хихикнул и наконец - захохотал.
- Брат Адам! Брат Адам! Что за приятного собеседника послал мне
Аллах!
Я вздохнул. Век бы с этим смешливым не видеться, но сегодня, увидев
белые янычарские шатры, я вдруг понял, что судьба дарит мне редкий шанс.
Черная Книга в распадающейся под руками обложке далеко. Но мне она
пока не нужна.
- Не могли бы вы, эфенди, просветить меня по поводу некоего Ибн
Араби, известного также как Сын Платона?
Послышался странный звук. Кажется, мой собеседник подавился смехом.
- Что?! Брат Адам, но... Извините, вы не шутите?
- Увы, нет.
Щеки опали, зато глаза явно начали вылезать из орбит. Я чуть не
попятился.
- О, Аллах! О великий и милосердный, чьи три тысячи имен запечатлены
в сердцах всех правоверных! Десять лет в медресе! Десять лет с каламом в
руках, среди пыли, среди выживших из ума старцев! Помилуйте, друг мой! О
чем угодно! О ценах на соль, о лучших способах кастрации, о
преимуществах латинского паруса перед прямым!.. Помилуйте!
Я ждал. Конечно, толстяк мог попросту выставить меня за полог - прямо
под разыгравшийся с вечера дождь. Но я был гость, а эта земля - уже
Турция.
...К тому же он наверняка принял меня за польского лазутчика. Оно и к
лучшему!..
- Хорошо! О, Аллах! Мои рубцы на плечах вновь начинают чесаться!
Кстати, вы где учились, брат Адам?
- Римский коллегиум Общества Иисуса Сладчайшего, - улыбнулся я.
- Вот как!.. Я напишу великому муфтию Аквавиве, чтобы он распорядился
преподавать в коллегиуме не только Аристотеля и Фому Аквината. Что вас
интересует?
Что? Очень многое! Но для начала...
- Промежуточный Мир и ва-ль-Кадар.
- Ва-ль-Кадар или аль-Када?
Левый глаз смотрел прямо, а в правом плясали бесенята. Кажется, меня
решили объегорить.
- Да все вместе, - вздохнул я.
- Хорошо! Да поможет нам обоим Аллах, великий и милосердный, вместе с
праведным халифом Али, а также с Абу-Бек-ром и Османом, мир с ними со
всеми!
Он привстал, подобрался, втянул живот, хитрые глазки блеснули.
- Содрогнитесь, о брат Адам, как когда-то содрогался я, ибо сейчас
нам предстоит досконально обсудить вопросы аллегорического толкования
Корана, поговорить об учении "ар-Рахма", что означает "Божественная
милость", о первопричинах творения, о "макамат" и "ахвал", сиречь о
"стоянках" и "состояниях" Божественного, а также о проблеме "аулийа", то
есть иерархии святых подвижников.
Последнее мне что-то напомнило. Уж не брата ли Азиния?
- Промежуточный Мир и ва-ль-Кадар, - повторил я ка