а
Потоцкого. А потом поднялась в поле трава...
   Гренадина  сменяется  малагеньей,   малагенья   -   севильяной.   Его
Высокопреосвященство Франческа Инголи запретил мне брать гитару.  А  мог
бы запретить умываться - или чистить зубы.
   Спляшем, мессер кардинал ?
   Итак, в Киеве знали, чего ждать от года Аппо Вотии 1648-го. Ждали - и
пытались что-то изменить? Может, отсюда спокойствие брата Сфорца?
   Не это ли Тайна? А как же клещи и тараканы брата Паоло
   Брахмана?
   Нет, нет, это только лучик, комната темна, в черных углах
   Что-то шевелится...
   Карнавал, карнавал, карнавал...
 
*** 
 
   - Вы не устали, мой друг?
   - Нет, что вы, шевалье!
   Не правда. Устал  -  словно  и  в  самом  деле  всю  ночь  плясал  на
асунсьонских улицах. Руки налились свинцом, ломит  спину...  А  ведь  не
прошло и часа!
   Часа? Почему здесь сьер еретик? Ведь он должен читать
   Черную Книгу, я дал ему Ключик!..
   - Прекрасно играете, сьер де Гуаира! От похвалы несет ледяным ветром.
Словно душа кардинала Инголи на миг переселилась в этого мальчишку.
   - Поговорим? Карнавал кончился.
 
*** 
 
   Сьер римский доктор подбросил сушняка в костер, пододвинул  рукопись.
Негромко хрустнула пересохшая кожа.
   - А вы никогда не  хотели  стать  музыкантом,  сьер  де  Гуаира?  Или
актером?
   - Что? - не понял я. - А, это вы в том смысле, зачем я пошел в попы?
   По тонким губам змеей скользнула улыбка.
   - Вроде того. Знаете, надо же когда-нибудь приносить пользу людям!
   - А разве  ваш  Кальвин  не  запретил  театр  вместе  с  музыкальными
инструментами?
   Бац-хряс! Ты мне в ухо, я те в глаз!
   Поговорили!
   Он, кажется, остался доволен. Во всяком случае, соизволил  перейти  к
делу.
   -  Итак,  получается  вот  что...  -  Обложка  затрещала,  с   трудом
поддалась. - Мессер Порчелли анализировал некий период времени,  который
он называл "кадар"...
   - Кадар? - удивился я. - Это астрологический термин?
   -  Нет.  -  Мальчишка  вновь   усмехнулся,   на   этот   раз   весьма
снисходительно.  -  Это  не  астрологический  термин.  Мессера  Порчелли
интересовало целое столетие, но в нем он  выделил  семь  лет.  Это  годы
интенсивного влияния Сатурна, а  также  сближения  Сатурна  с  Юпитером.
Кажется, он был уверен,  что  данный  период,  "кадар",  имеет  решающее
значение для Республики и сопредельных территорий...
   - Критический год, - кивнул я. - Сорок восьмой!
   -  Не  перебивайте!  -   Сьер   еретик   поморщился.   -   Да,   семь
"сатурнических" лет, и один  год  -  особый.  Его  "критичность"  мессер
Порчелли видит в том, что год этот - високосный. Кроме того,  начиная  с
января наблюдается вхождение Марса в градус Овна. Но  транзит  Марса  не
обязательно  имеет   негативные   последствия.   Он   лишь   провоцирует
импульсивность, в некоторых случаях - безрассудство и раздражительность.
Правда,  мессер  Порчелли  добавляет  Темную  поправку,  которая   якобы
усиливает  негативную  реакцию   людей,   но   это,   извините,   весьма
сомнительно. Даже если неизвестная нам  планета  существует,  совсем  не
обязательно, что в директной фазе она столь  пагубна.  Знаете,  сьер  де
Гуаира, по-моему, покойный мало разбирался в астрологии!..
   Я даже  обиделся  за  беднягу  профессора.  Его  собственный  студент
изволит поднимать копыто! Еще чернила в конспектах не просохли!
   - У меня такое впечатление, что он просто хотел доказать свой  посыл.
Причем весьма бездарно.
   Я не стал спорить с самоуверенным юнцом. Может быть, брат Алессо и не
смог доказать свой "посыл". Зато это успешно  сделали  другие.  Сарitanо
Хмельницкий, например.
   Пусть даже сьер еретик прав. Он был плохим астрологом, сын башмачника
из Флоренции. Но до него никто не  пытался  понять,  как  прядется  нить
Парок. Не предсказать - вычислить.  Математика  и  астрономия  -  слабое
оружие в исчислении Путей Господних. Он делал что мог.
   - Кроме того, мессер Порчелли пытался найти, так сказать,  противовес
воздействию транзита "Infortuna minor",  то  есть  Марса.  С  его  точки
зрения, это три звезды - Бетельгейзе, Ригель и Капелла. Он  считал,  что
если эти звезды сохранят свое  влияние,  год  пройдет  спокойно  и  весь
период - "кадар" - закончится без особых потрясений.
   - Погодите! - вздохнул я. - Что значит "сохранят влияние"?  Они  что,
могут погаснуть?
   - Понятия не имею, - сообщил сьер Гарсиласио  не  без  злорадства.  -
Очевидно, это какая-то особенная иезуитская астрология. Вот, смотрите!
   Зашелестели страницы. Грязный, испачканный  палец  ткнул  в  одну  из
строчек.
   - Извольте!
   ...Сфера, вокруг нее - небрежно нарисованные эллипсы.  Цифры,  цифры,
цифры. Ага, вот!
   "Бетельгейзе - принц Краков, Ригель - принц Молдова, Капелла -  регус
Ваза. Основа равновесия".
   - Убедились?
   Я кивнул - убедился. И прежде всего в том, что мальчишка ошибся.  Это
не просто звезды.
   - Надеюсь, ваше любопытство удовлетворено, сьер де Гуаира?
   Он был доволен. То ли глумлением над покойным учителем,  то  ли  тем,
что озадачил меня.
   - Вполне, - согласился я. - Только еще одно - слово "кадар".
   - Ах, это!
   Страницы снова зашелестели. Он  листал  их  легко,  небрежно,  словно
заранее предвкушая эффект.
   - В арабский текст не заглядывали? А напрасно!
   Я без звука проглотил его тон. Арабский? Он что, Коран  в  подлиннике
читает?
   - Всегда полезно смотреть первую страницу!  Первую?  Но  ведь  первых
страниц нет, они пропали, сгнили, превратились в серые лохмотья...
   - Арабы, да будет известно сьеру иезуиту, пишут справа налево...
   Бац! На этот раз - прямым в челюсть. Я на земле, из носа идет  кровь,
а нахал-еретик приплясывает на моих костях.
   Справа - налево! Значит, текст начинается не с первой страницы,  а...
с последней! То есть последняя становится первой...
   Есть! .
   Над узорной вязью, над ничего не говорящими гайками и кафами...
   "Краткое изложение трактата фусус ал-хикам" сочинения Мухии Ибн Араба
ад-дин Абу Абдаллаха, известного также под именем Аш-Шейх Аль-Акбар, что
означает Великий Учитель, и Ибн Афлатун, то есть Сын Платона. Родился  в
городе Мусия 1165 А. В., умер в городе Дамаске е 1240 А. В.
   Учение об Аль-Барзах,  сиречь  Промежуточном  Мире,  а  также  о  Дне
Предопределения, именуемом Ва-ль-Кадар, и о том, как и на какой срок сей
День определяет судьбы мира, равно как державы или человека".
   ...Я думал, что попал в темную комнату, но очутился  в  Промежуточном
Мире. Ва-ль-Кадар, День, определяющий судьбы. Нострадамус  из  Флоренции
увидел День, который решил судьбу державы.
   Увидел - но не смог предотвратить.
 
*** 
 
   "Фигура" - огромная, черная, вся в блестящей  смоле,  выросла  словно
из-под земли. Мы как раз  выезжали  из  небольшой  рощи,  и  дю  Бартас,
обогнавший меня на несколько шагов, не успел даже остановиться.
   - Ха! Пане паланковый, так до нас гости!
   Пятеро - длинноусые, чубатые,  с  пистолями,  заткнутыми  за  красные
кушаки. Правда, медвежьих шкур, дырявых сорочек и босых  пяток  на  этот
раз не было. Усачи щеголяли в шароварах, татарских сапожках и долгополых
безрукавках-черкесках. Кровные кони, привязанные к подножию  смолянистой
вышки, лениво жевали траву.
   - То добридень, панове! Ба-а! А  это  кто  такой  важный?  Никак  поп
латинский? Прячься, хлопцы, сейчас кадилом навернет!
   ...Брат Азиний как раз этим утром  скинул  татарский  халат  и  надел
сутану. Что и говорить, вовремя!
   - Ой, любим мы ксендзов, ой,  любим!  А  это  кто  еще?  Ухмыляющиеся
усатые физиономии уставились на невозмутимую панну Ружинску.
   - То цапля, - уверенно заявил один. - Убей меня Бог, цапля!
   - Да какая то цапля, дурень! - возмутился другой. - То качка!
   Лицо панны зацной начало наливаться  густой  кровью.  Увы,  это  было
только начало.
   - Дрофа!
   - Свербигузка!
   - Пане паланковый, рассудите!
   - Тихо! - Высокий  плечистый  здоровяк  неторопливо  поправил  кушак,
огладил усы. - То хомяк, хлопцы! В ответ ударил дружный гогот.
   - Хомяк! Хомяк пожаловал! Да еще в жупане! Да постолы надел!..
   - Ах, хлопы, пся крев!
   Синие  глаза  вспыхнули  гневом.  Испуганно  заржал  конь.  Маленькая
королева, лаской спрыгнув с седла, бросилась на обидчиков.
   - Тикай, хлопцы, задерет!
   Но не тут-то было. Двое  успели  подпрыгнуть  и  уцепиться  за  доски
"фигуры", еще двое отскочили в сторону, но один, тот самый, что  помянул
цаплю, все-таки попался.
   - Хлоп! Хлоп! - Маленькие твердые  кулачки  ударили  в  подставленную
спину. - Подлый хлоп! Мугырь загоновый!..
   - Рятуйте! Рятуйте! Панотца зовите, помираю! - вопил  избиваемый,  но
"хлопцы" лишь посмеивались в густые усы.
   Мы с шевалье переглянулись. Он покосился на эфес верной шпаги,  но  я
покачал головой. Кажется, панночка и сама разберется.
   - Вот тебе, вот тебе, сиволапый! - Кулачки яростно молотили в могучую
спину. Наконец силы иссякли, и панна Ружинска, тяжело дыша, отступила на
шаг.
   - То, может, пышна пани еще почешет? - вежлив? осведомился усач. -  А
то год в бане не мылся!..
   Все стало ясно. Я подождал, пока "пышна пани",  синяя  от  бешенства,
вернется к нашему маленькому отряду, приподнял шляпу, кивнул:
   - Добридень, панове! То хороша служба, сидячая да лежачая?
 
*** 
 
   Это была сторожа - последняя перед Сичью. До Микитина Рога  оставался
пустяк - миля по узкой избитой копытами дороге.  Я  поинтересовался,  не
требуется ли особый пропуск, но старшой - пан паланковый - заверил меня,
что на то и вольности запорожские, дабы  всех  на  Сичь  пускать.  Кроме
"пышной пани", понятно. Ей дальше ворот хода не будет,  иначе  "товарищи
войсковые" сильно испугаются.
   Об этом я и сам слыхал.  Днепровские  черкасы  играли  в  мальтийских
кавалеров. Порт-Ройял носил монашеский клобук.
   Вначале я удивился. Затем растерялся. Потом - снова удивился.
   Бог весть,  что  я  ожидал  увидеть  -  то  ли  многобашенный  замок,
ощетинившийся стволами гармат, то ли пристань, полную черных парусов,  а
может быть, табор, кишащий одетыми в золото корсарами.
   Запорожская Сичь! Даже в Кастильских Индиях о ней  слыхали.  Еще  бы!
Кто еще в Европе  осмеливался  скрестить  клинок  с  турецким  ятаганом!
Сожженные Варна и Синоп, пограбленные предместья  Истанбула,  разоренный
Крым. А теперь еще и разметанная по степи и  болотам  польская  гусария,
гетьманы, связанные, словно бараны, и прикованные к  пушкам,  осажденный
Львов и захваченный с лихого налета Бар.
   Богатыри, степные лыцари - они  же  кровожадные  чудища  с  тигриными
клыками.
   Чингисханы!
   И что я увидел?
   Речка, маленькая, курица  вброд  перейдет,  через  нее  -  старенький
мостик. Слева - поросший камышом затон, в нем несколько лодок. А впереди
- скопление мазанок и сараев.
   И все?!
   Нет, не вес. Чуть дальше - вал, на  валу  невысокая  стена,  даже  не
стена - загородка, сапогом прошибить можно. А за ней - соломенные  крыши
да деревянный крест невысокой церквушки.
   Пусто, тихо, скучно.
   Первой нам дорогу перебежала курица (та, что  речку  вброд  перешла).
Затем из-за тына несмело подала голос какая-то шавка. Из открытых дверей
сарая вывалил полуголый детина с большой глиняной кружкой в руке. За ним
другой - в сорочке, но без сапог. Голые  пятки  четко  отпечатывались  в
пыли.
   И это - Сичь?
   Впрочем, скоро все стало понятнее. Мазанки да сараи оказались посадом
- поселком перед самой крепостью.  За  мазанками  тянулся  выгон,  через
который вела дорога, упиравшаяся в ворота.
   Наконец я увидел пушку - одну, возле самого въезда;
   Ворота оказались открытыми - настежь.
 
*** 
 
   - Vieux diable! - Шевалье дю Бартас окинул взором открывающийся вид и
с сомнением покачал головой. - Похоже на засаду, друг мой! Не иначе  эти
разбойники притаились за стенами. Мессер де  Боплан  особо  отмечает  их
привычку к внезапным нападениям.
   - Тем славнее будет наш подвиг! - с пафосом воскликнул я.  Пикардиец,
нахмурив брови, погладил эфес шпаги.
   Но атаковать было рано. Следовало позаботиться об обозе.
   Первый сарай, в который мы постучали, оказался заперт. Второй - тоже.
В  третьем  нас   встретил   старикашка   армянин,   сносно   говоривший
по-гречески.
   Тут все и выяснилось. Я не ошибся  -  перед  крепостью  действительно
находился посад, где квартировали заезжие торговцы. Обычно жизнь  в  нем
кипела,  но  сейчас   намечалась   сиеста.   Лыцари-запорожцы   ушли   в
многомесячный поход,  а  посему  скупать  добычу,  равно  как  продавать
горилку, было не ко времени.
   Потому и пусто. Потому и ворота настежь.
   Впрочем,  как  объяснил  мне  говорливый  торговец,  ворота  в   Сичи
запирались редко. Лыцари не боялись  и  не  собирались  отсиживаться  за
стенами из старых досок  и  гнилого  камыша.  Да  и  желающих  атаковать
степной Порт-Ройял находилось мало. То есть их попросту не было.
   Оставалось отдать боевой приказ: кому в сарае оставаться,  кому  Сичь
приступом брать. Последнее оставил на свою долю,  но  бравый  дю  Бартас
уперся скалой, желая разделить и труды, и славу.
   Поп да фрондер - против всего Войска Запорожского Низового.
   Вперед!
   - Пан Адам бросает нас среди этих ребелиантов? Пан Адам? Давно ли?
   - То что за радость, пан Гуаира, себя за мугыря  загонового  держать?
Или пан бардзо шутки любит? Выдали! Интересно, кто?
   - Зацная панна Ружинска не должна беспокойство  иметь.  Завтра  панна
поедет домой и забудет нас, как страшный сон.
   - Вы - плохой сон, пан Адам!
 
*** 
 
   Первый раз нас обидели  в  воротах.  Чего  можно  ждать  в  крепости?
Пропуск, пароль, расспросы, обыск в конце концов. У  ворот  же  попросту
никого  не  оказалось,  даже  пушка  стояла   без   присмотра.   Шевалье
нахмурился,  предположив,  что  засада  ожидается  еще  более  хитрая  и
коварная.
   За воротами были сараи - камышовые и слепленные из  досок.  Несколько
усачей лениво грелись на солнышке,  не  озаботившись  даже  окинуть  нас
взглядом. И мы снова обиделись.
   Огромная  площадь,  больше  похожая  на  выгон,  дощатая  церковь   с
деревянным крестом, еще несколько сараев - но чуть побольше.
   И это - Порт-Ройял?
   Получалось, что именно так. Еще  пара  усачей  сидела  на  бревнышке,
колотя по черной коре картами, двое мальчишек  тащили  куда-то  огромный
котел с водой, на краю выгона скучало огромное медное било,  привязанное
веревкой к столбу.
   Дю Бартас внимательно огляделся, после чего резонно рассудил, что  мы
наверняка пропали. Много засад он встречал на своем веку, в некоторых  и
сам сиживал, но такой ловушки видеть еще не приходилось.
   Хоть бы окликнули! Хоть бы мушкетом погрозили!
   Оставалось заорать: "Э-э-э-й!", но в последний миг я  передумал.  Еще
разбегутся, ищи их потом в плавнях!
   - То паны зацные в зернь не желают?
   Я оглянулся. Худой небритый парень в сорочке навыпуск  подкидывал  на
ладони игральные кости, один вид которых говорил о том, что с первого же
броска они выкинут "13". Или даже больше.
   - Старшого! - вздохнул я. - Кто тут у вас старшой?
   - Так нема, - грустно сообщил любитель зерни. - И  кошевого  нема,  и
старшины. И куренных тоже нема. И паланковых...  То,  може,  пан  зацный
кинет разок?
   Я поглядел внимательнее на то,  что  лежало  на  его  ладони.  Парень
потупился.
   - Когда в следующий раз будешь кость подпиливать, разрез делай поуже,
а то свинец больно виден! Так кто тут еще из старших имеется?
   - То спасибо пану, - ничуть не смутился он.  -  А  из  старшины  нема
никого. Судьи нема, товмача нема, обозного нема, и писаря войскового,  и
осавула, и довбыша, и булавничого, и хорунжего. Да что им тут делать-то?
А коли надо чего, то пусть паны зацные  до  пана  старшого  канцеляриста
зайдут. Вон в том курини он!
   Я проследил за тем, куда  указал  его  шкодливый  перст.  "Куринь"  -
обычный сарай, только деревянный, - стоял в дальнем конца выгона.
   - То, може, паны зацные в карты желают?
   Не  без  труда  удалось  уговорить  шевалье  пустить  меня  одного  в
разбойничье логово. Славный дю Бартас был совершенно уверен, что все это
затеяно с единственной целью - разделить наш маленький отряд, после чего
атаковать поодиночке и вырезать. А  может,  и  того  хуже  -  съесть.  К
счастью, я вовремя напомнил ему о необходимости прикрывать тыл атакующей
колонны.
   Пикардиец расставил пошире ноги, положил руку на эфес и занял  боевую
позицию у крыльца. Я толкнул дверь.
   Сарай оказался сараем и изнутри. Только пол скрипел неровным настилом
да возле окна возвышался сбитый из толстых плах стол, заваленный  кипами
бумаг. То, что не поместилось там, лежало прямо  на  полу  вперемешку  с
книгами.
   - Гратулюю, пан добродий!
   Неярко блеснули толстые стеклышки окуляров. Молодой парень в  длинном
сером каптане без рукавов неслышно подошел откуда-то сбоку.
   - Добридень! - Я поспешил снять шляпу. -  То  я  вижу  пана  старшого
канцеляриста?
   Он  коротко  поклонился,  даже  не  поклонился  -   дернул   головой.
Рассматривать владельца окуляров было невежливо, но я  все  же  заметил,
что мой новый знакомый мало похож на виденных уже "панов  молодцев".  Ни
усов, ни бороды, вместо длинного чуба -  короткая  стрижка  "в  скобку".
Школяр - да и только!
   И вообще он кого-то мне напоминал. Кого-то очень знакомого.
   - То прошу пана...
   Я последовал приглашению и присел на колченогий табурет у  окна.  Пан
канцелярист пристроился тут же на скамейке.
   Стеклышки вновь сверкнули. Взгляд стал внимательным, пристальным.
   - Честно говоря, я в затруднении.  Вы  одеты  по-голландски,  но  ваш
загар... Не смею, конечно, любопытствовать... Он  говорил  по-немецки  -
бегло и чисто. Я улыбнулся.
   - Боюсь,  придется  вас  разочаровать.  Я  ваш  земляк  -  только  из
Кастильских Индий. Там меня называли Адам Гуаира.
   - Хвилон Головатый, старший военный чиновник  нашей  канцелярии.  Рад
знакомству!
   Трудно сказать, был ли он действительно рад.  Небольшие  серые  глаза
смотрели  с  интересом,  но  без  всякой  улыбки.  И  вообще,  он  очень
напоминал...
   ...Сьера еретика! Parbleu! - как говаривает шевалье.
   - То чем могу помочь пану добродим из Индеев Каштильских?
   - Можете, пан Головатый, - улыбнулся я, тоже переходя  на  русинский.
"Индеи Каштильские" мне чрезвычайно понравились.
   Я уже хотел спросить его о главном - о том, ради чего я  и  прибыл  в
Микитин Рог. Но внезапно почувствовал: тот,  за  левым  плечом,  дергает
меня за ухо. И пребольно.
   А почему бы и нет?
   - То не разрешит ли пан старшой канцелярист некую загадку? Кто есть в
вашей... в нашей земле принц Краков?
   Бетельгейзе, Ригель, Капелла. Три звезды - три человека. Это я  понял
сам - без всякой подсказки. Звезды, способные остановить мятеж.
   - Пан Адам любит загадки? Принц Краков...  То  позвольте,  позвольте.
Принц, то есть кнеж...
   Если он и удивился, то ненадолго. На губах впервые  мелькнуло  что-то
похожее на улыбку.
   -  Кнеж  Краков...  Кнеж  Краковский...  То  кнежем,  нет,  но  паном
Краковским звали его мосць Станислава Конецпольского, великого гетьмана.
   Я подался вперед,  словно  передо  мной  внезапно  "отворился"  клад.
Гетьман Конецпольский, командующий коронным войском на юге!  Он  умер...
осенью 1646 года!
   - То у пана Гуаиры есть еще загадки?
   - Есть! - выдохнул я. - Принц Молдова. Пан Головатый развел руками.
   -  Ответов  много,  пане  Адам.  Могу   перебрать   весь   молдовский
господарский дом, если пан Адам желает. Васыль Лупул, господарь Молдовы,
брат его Стефан...
   Нет, не то! "Принц Молдова" -  это  кто-то  из  своих.  Звезда  Регул
светила над Республикой.
   - Красно благодарю пана Хвилона! - вздохнул я. - Пан - мастер  решать
загадки. Просьба же моя в  ином  будет.  Требуется  мне  найти  знакомца
давнего, ныне  в  Войске  Запорожском  пребывающего.  Зовется  он  Павло
Полегенький, вписался же в войско весной позапрошлого года.
   ...После того, как