же начинаешь жалеть, что "гололобые" решили начать с камчи, а не
с кола.
   - Не хотел бы обсуждать наши личные отношения...
   - Это действительно излишне.
   Странно, мальчишка совсем не изменился!  Такой  же,  как  при  первой
встрече: в глазах - вызов, ноздри раздуваются,  вот-вот  лопнут.  Сейчас
требовать начнет.
   - Не перебивайте, пожалуйста! Как я  понял,  мессер  Порчелли  мертв.
Поэтому я требую... Уже начал!
   - ...чтобы вы выполнили обещание и отправили меня обратно в Италию...
   Я вновь представил, какой из него получился бы инквизитор. Странно, а
ведь мы действительно в чем-то похожи!
   - Кроме того, я требую, чтобы вы написали письмо в  Трибунал  о  том,
что я оказал содействие...
   Я скосил взгляд на Ключик. А что, если и вправду?.. Повернуть  назад,
обойти  Кичкасы,  где  нас  уже  заждались,  свернуть  южнее,  там  тоже
переправа. Этого сопляка  -  на  костер,  шевалье  выписать  пожизненную
индульгенцию...
   - Что вам обещали, сьер Гарсиласио? Жизнь?
   - Конечно! - Разбитые губы возмущенно дрогнули. - Вы же знаете!
   Я? Я-то знаю!..
   - Это старое правило. Подследственному обещают  жизнь,  но  про  себя
добавляют "вечную". Чтобы совесть потом не мучила.
   В темных  глазах  что-то  мелькнуло.  Понял?  Нет,  пока  еще  только
испугался.
   - К тому же вы ничем мне не помогли. Даже на череп своего учителя  не
взглянули. Это раз. А теперь - два. Письмо  могу  написать.  И  ступайте
себе на все четыре стороны! Далеко уйдете?
   Я отодвинул книгу в сторону, подальше от солнца.  Можно  не  спешить,
подождать, пока сьер  римский  доктор  начнет  что-то  соображать.  Если
сейчас  он  уйдет  в  степь,  приговор  будет  выполнен  быстро.  Только
"милосердно и без пролития крови" не получится.
   -  Выходит...  Выходит,  я  и  дальше  буду  вынужден  терпеть   ваше
общество?
   - Рассказать вам о Джордано Ноланце? - улыбнулся  я.  -  Помнится,  в
прошлый  раз  мы  беседовали  о  его  мыслях  по  поводу   политического
равновесия в Европе...
   Как я понял, идеи великого еретика ему не по душе. Может, сьер де  ла
Риверо ждал, что я ему поведаю  о  семидесяти  семи  способах  вызывания
Сатаны? Бруно увлекался и этим - в его возрасте.
   Ладно...
   Ключик, ключик... Почему я не знаю арабского? Сын башмачника ни  разу
не ошибся - и ни разу его предсказание  не  могло  помочь.  Неужели  все
повторилось? Значит, это и есть Тайна? Но это Тайна  лишь  для  меня,  в
Риме все знали - и о киевской миссии, и о предательстве брата  Паоло!  Я
ничего нового не открою, просто нарушу приказ!
   - Эй, Адамка! Ты чего разлегся, хлоп? Открой глаза, к тебе обращаюсь!
   Да, Рубенс был бы доволен! Аллегория Гнева в старых штанах и казацких
постолах. Интересно, в гареме Ор-бека она так же командовала?
   -  То  панна  ясная  пришла  экзекутировать  меня  плетью?   Кажется,
перебрал. В глазах уже не гнев - обида. Ужасно, когда кричишь, кричишь -
а тебя никто не слушает!
   - Ты... Как смеешь? Ты думаешь, если я... Если меня... Я -  шляхтянка
урожденная, что было со мной - не в позор, слышишь, ты, хлоп!
   Она не заплакала - такие не плачут и под камчой. Но я вдруг понял:  у
каждого - своя боль. Когда она бежала из Ор-капе,  то  думала  только  о
свободе - о чем ином некогда было. Теперь же-о  другом  мысли.  Кем  она
вернется в  свой  Гомель?  Бывшей  наложницей  -  опозоренной,  сеченой?
Церковное покаяние, темная накидка на голову до конца дней, может быть -
монастырь...
   - То чем могу помочь зацной панне?
   - Я... Мне надо постираться! Я не умею стирать. Совсем не умею! То  к
кому  мне  обратиться?  Пан  Гарсиласио  хоть   и   хлоп,   но   человек
письменный...
   - То что за беда? - Я встал, сообразив, чтоотдохнул на неделю вперед.
- Я сам постираю для панны.
   - Спасибо...
   Что? Я, кажется, ослышался?
 
*** 
 
   Ручей был рядом, маленький, но  чистый.  А  мылом  я  запасся  еще  в
Истанбуле. Мыло - лучшее, что есть у турок, если не считать артиллерии.
   Перед принятием обетов, как и велит Устав, каждый будущий брат обязан
неделю нищенствовать и питаться подаяниями. Мне не пришлось -  сразу  же
отправили в Гуаиру. Я, помнится, даже обиделся...
   Откуда у панны зацной столько вещей? А рубашку уже  не  отстираешь  -
кровь намертво въелась. Черт, хоть бы наш осел не напутал с мазями! Ведь
до мяса разорвали!
   Вода плещется, мыло пенится...
   Зря! Все это - зря! Я ничего нового не открою, никого не спасу,  даже
не накажу злодеев. Надо  добраться  до  Черкас,  а  лучше  до  Чигирина,
отправить всех в разные стороны,  а  самому  -  назад!  И  черную  книгу
смотреть нечего, пусть себе скучает Ключик!
   - Гуаира, чем вы заняты?
   - Догадайтесь, шевалье!
   Коломбина не станет ради меня ехать в Киев. А если и поедет - что  за
беда! Зачем нам встречаться? Разве что за гитару спасибо сказать!
   - Я понял, друг мой! Поистине это  поступок  истинного  рыцаря  -  не
погнушаться... Н-да, не погнушаться  тем,  чем  вы  заняты.  Кажется,  в
легендах о короле Артуре...
   - А вы присоединяйтесь!
   - А-а...Акак?
   И вообще, то, что здесь  происходит,  не  так  и  серьезно.  Крысиная
возня! Мало ли было бунтов, мало ли резали и убивали!  Гуаира!  Вот  что
важно! Я не смогу вернуться, но можно помочь нашему делу и в Риме,  и  в
Париже, и в Амстердаме. Здесь - мертвые хоронят своих мертвецов.  Там  -
заря Грядущего...
   Значит, решено? Я уже все сделал? По домам?
   - Дорогой друг! Гложет меня подозрение, что сей предмет необходимо...
э-э-э... отжать... выжать... выкрутить.
   - Правда, шевалье? Меня тоже.
   Вот и все! Измученная синеглазая  девушка  не  будет  плакать,  сьера
Гарсиласио отправят в  башню  Ноли,  брат  Азиний  разыщет  под  Каневом
столпника, просидевшего сиднем сто двадцать лет...
 
*** 
 
   - Знаете, дорогой дю Бартас, все забываю вам сказать. В  Риме,  перед
отъездом, я купил индульгенцию - на нас двоих. Она позволяет  вернуться,
как только мы увидим воды Борисфена.
   - Но как же Киев? Эта, как ее... Лавра? Мы же с вами давали слово!
   Больше всего хочется извиниться. За все - за подлую выдумку с дуэлью,
за тюремные решетки, за "паломничество". Может, и простит -  ведь  мы  с
ним друзья!
   -  Индульгенция,   шевалье!   Ее   продают   по   благословению   Его
Святейшества. Можете считать, что он лично вам разрешил.
   - Но... Выходит, мы струсили? Паломничество - это  же  обет!  Кто  не
выполнит Божий обет - тот трус!
   Лучше бы он меня ударил!
   Все верно!..
   "Каждый, кто не следует Христу, -  презренный  трус",  -  так  сказал
Святой Игнатий. Я забыл. Нет, не забыл - помнил, потому  и  убеждал  сам
себя, потому и валялся в теньке, не желая открывать глаз!
   Презренный трус!
   Правильно!
   Илочечонк, сын ягуара, слишком долго жил в людской стае. Он заразился
худшей болезнью - постыдным страхом за собственную жизнь.
   Да, я начал забывать Гуаиру. Иначе бы не пускался в философствование,
глядя на поднесенную мне чашу. Какая разница, что в ней? Она - моя!
   - Седлаем коней, шевалье!
   - Но... Да, конечно! Признаться, я уже начал волноваться.  Однако  же
ваша индульгенция...
   - Считайте, что я ее порвал!
 
*** 
 
   В  степном  океане  много  дорог.  Много  -  и  ни  одной.   Ты   сам
прокладываешь себе путь через зеленые волны.
   На север? На запад? На юг?
   Мы могли свернуть на северо-запад, на Чигорин или Черкасы. Так  ближе
к Киеву.
   Могли направиться еще западнее, прямо на Умань и Ладыжин. Это путь на
Краков.
   Я приказал ехать точно на запад. Слева - днепровские плавни,  впереди
- река Томаковка и Красный лиман, за ними - Микитин Рог.
   Степные корсары первыми нанесли нам визит. Я решил быть вежливым -  и
самому завернуть к ним в гости. Микитин  Рог,  речка  Пидпильна,  густые
плавни вокруг...
   Сичь - казацкий Порт-Ройял.
 
*** 
 
   Проклятый зной!.. Ругаясь по привычке, Взметая башмаками пыль  дорог,
Идем, идем... Ни выстрела, ни стычки. Я б отдал пять пистолей за глоток!
   Шевалье декламировал, не слезая с седла. Теперь  ему  не  требовалось
каждый раз доставать томик без обложки. Кажется,  он  умудрился  выучить
сонеты наизусть.
   Торчат ограды выжженных  селений  -  Картина,  надоевшая  давно.  Кто
написал здесь: "Шатильон - изменник?"  Давай  исправим:  "Генрих  Гиз  -
...дурак!"
   Хоть бы колодец! Чертова жара... Сюда б Ронсара: сочинил бы оду -  Не
про божественный нектар, про воду! А мне сейчас, клянусь, не до пера:
   Пишу пока свинцом. Чернила - порох. Да временами - мелом на заборах!
   Дю  Бартас  величественно  махнул  рукой  и  обернулся,  явно  ожидая
одобрения. Увы, лишь  я  поспешил  воскликнуть:  "Браво!"  Сьер  римский
доктор ехал чуть в стороне,  делая  вид,  что  ничего  не  слышит,  брат
Азиний... Да что с него взять? А панна
   Ружинска...
   -  Гей,  Адамка,  то  не  вирши  ли  рецитуе  пан   мечник?   Неужели
догадалась?
   - Так, панна зацная. Моцный и пышный пан дю Бартас рецитуе  вирш  про
гугенотскую ребелию  в  Королевстве  Французском.  Той  пиита  ребелиант
архикнязя Гиза сугубо лает та  скаржится  надекохт,  то  есть  неимение,
воды...
   Фу! На каком это я языке?
   Ответом был удивленный взгляд. Плечи под казацким жупаном (опять-таки
из числа наших трофеев) недоуменно дернулись.
   - То неужели пан зацный дю Бартас ересь гугенотскую  гратулюе?  Лучше
спроси, Адамка, пана мечника про то, куда мы едем?
   - К Микитиному Рогу, панна ясная.
   - Я сказала - спроси!
   В ее голосе - знакомый гнев, в синих глазах - огонь. Хороша! Я  вдруг
представил себе панну ясную под венцом, а после - на ложе супружеском...
   ...И впервые возрадовался, вспомнив, что на мне - чин ангельский.
   - Дорогой шевалье!  А  не  скажете  ли  вы  синьоре  Ружинской,  куда
движется наша маленькая армия? Бедняга моргнул - раз, еще раз...
   - Но, дорогой Гуаира! Да ко всем чертям с ангелами, да кровь Христова
и  крест  лурдский  животворящий.  Пресвятой  Богородицы  гроб  да  всем
воинствам небесным аминь - откуда мне знать-то?
   Я постарался перевести слово в слово.
 
*** 
 
   От близкой воды несло  знакомой  сыростью,  пламя  костра  все  время
норовило прижаться к белым углям, и даже плащ грел плохо.
   Чертомлык совсем близко. Веселое имечко! Самое подходящее  место  для
моей затеи!
   Говорят, возле плахи страх проходит. Он уже позади, за плечами. Страх
проходит, любопытство остается.
   Связку камыша - в огонь. Плащ - на траву. Черную книгу-из сумки.
   - Дорогой шевалье! Если сейчас кто-то будет мне  мешать,  пристрелите
его, будьте добры!
   - А-а! Вы, как всегда, шутите, Гуаира1
   ...На этот раз - едва ли.
   ...И помоги рабу Твоему грешному Адаму, решившему идти  путем  Твоим,
ибо бремя мое тяжко и не удержать мне его одному без руки Твоей.
   Амен!
   Обложка  распадается  под  рукой,  первые  страницы  ссохлись,  пошли
трещинами. Как ключик Синей Бороды, там тоже была трещинка,  из  которой
сочилась кровь...
   Арабский!
   ...Справа налево, переплетаясь, изгибаясь,  словно  лианы  в  сельве.
Почему я не выучил все это?  Что  может  быть  проще?  Легким  движением
калама наносим на тростниковый лист  изящные  изгибы  извода  джери  или
закорючки истанбульского письма рика...
   ...Страница  третья,  пятая,  двадцатая.  Жаль,  что  не  сохранилось
начало! Там могла быть пометка, дата, имя...
   ...Двадцать пятая, двадцать восьмая... Так и тянет заглянуть в конец,
перевернуть десяток листов сразу. Или сорок...
   А почему бы и нет?
   О, Господи!
   Вместо арабских букв - дуги, окружности, треугольники. И цифры - тоже
арабские.
   Он что - еще и геометр? "Но некий Черный Херувим вступился... А ты не
знал, что я геометр тоже?"
   Цифры, цифры, цифры, круги - один в  одном,  снова  цифры.  А  вот  и
слова. "Gradus", "transit", снова "transit".  Латынь?  Странная  латынь!
"Infortuna minor", "Infortuna major"! О, Господи! А что-нибудь повеселее
есть? "Fortuna major"... Ну, слава богу!
   "Директная фаза"... "Попятный ход"... Итальянский?
   Супруге Синей Бороды было проще. За дверью - - комнатка, в комнатке -
трупы. Все ясно и понятно, бухайся  на  колени,  готовься  к  смерти.  И
никаких изводов джери вкупе с пифагоровыми штанами!
   ...Цифры, цифры... А это что? Кружок, в нем точка?
   ...Я прикрыл глаза и понял, что пора кидать  в  костер  новую  порцию
сухого камыша. Зрение начало шутить. Точка в круге - это уже не  отсюда.
Она из иной, очень знакомой  книги.  Фома  Кампанелла,  "Город  Солнца":
"Верховный правитель у них - священник,  именующийся  на  их  языке...".
Когда я впервые это прочитал, то весьма удивился, отчего  это  правитель
именуется точкой в круге. И лишь потом я узнал, что это  астрономический
знак, обозначающий...
   ...Солнце!
   Господи, да он же астролог! "Тransit" - прохождение  планеты!  А  вот
они: Меркурий - внизу крестик, вверху рожки, Венера - тоже с  крестиком,
но без рожек, а это Марс - кружок со стрелочкой. Позвольте,  но  Марс  и
есть "малое несчастье"! А "большое" - это уже Сатурн.  А  вот  и  значки
созвездий - Овен, Дева, Скорпион...
   Итак,  планеты,  звезды,  орбиты  -  и  очень  много  цифр.  Я  искал
Нострадамуса,  а   нашел   Птолемея.   Птолемея,   который   изъясняется
по-арабски.
   - Дорогой де Гуаира! Не поделитесь  ли  вы  со  мной  причиной  столь
бурного веселья? Признаться, мне что-то взгрустнулось.
   - Охотно, дорогой шевалье! Но сначала тащите сюда мальчишку!
   - Простите?
   - Ах, да! Пригласите, пожалуйста, высокоученого сьера  Гарсиласио  де
ла Риверо.
 
*** 
 
   От цифр и окружностей рябило  в  глазах.  Лишь  кое-где  проскакивало
более понятное: "поправка", "следовательно", "учитывая".  Так  и  тянуло
перелистать всю эту абракадабру и пройти в запрещенную  комнату  дальше,
но добросовестность превозмогла. Арабский никто из нас не знает, но  вот
что касается астрономии...
   - Вы хотели меня видеть, синьор де Гуаира?
   - Да. Взгляните, пожалуйста, это по вашей части.
   - Не имею ни малейшей охоты!
   В уголках тонких губ - презрение, в глазах - знакомый вызов.
   -  Пожалуй,  вы  правы.  Для  вас  это  будет  сложновато.  Не   смею
задерживать!
   - Что? - Его лицо дернулось, скривилось. -  Вы  думаете,  что  своими
дешевыми приемами заставите меня... Заставите меня!.. Покажите!
   Чего же тут думать? Уже заставил.
   Он читал долго, водил пальцем  по  строчкам,  шелестел  страницами  -
вперед, назад, снова вперед. Лицо менялось - презрительная мина исчезла,
сменившись недоумением, даже тревогой.
   Я ждал. Спешить было некуда. Невидимый в  темноте  Чертомлык  набухал
серым туманом, вдалеке перекликались ночные птицы...
   - Это, конечно, астрология, сьер де Гуаира. Только очень странная.
   Сьер Гарсиласио откинулся назад, сцепил пальцы на коленях.
   - Предупреждаю сразу: я в астрологию не верю и считаю ее Лженаукой...
   От комментариев я воздержался - дабы не спугнуть.
   - Но это  необычная  астрология.  Прежде  всего  она  исходит  не  из
Птолемея и даже не из Коперника, а из Кеплера.
   -  То  есть?  -  осторожно  переспросил  я.  -  Отрицает  эпициклы  и
предполагает эллиптическое движение планет?
   - Да, первый закон Кеплера. Сомнительная теория, что и говорить!.. Но
это не все. Расчеты ведутся не по двенадцати,  а  по  тринадцати  знакам
зодиака.
   Самое  время  креститься.   Тринадцать   знаков   зодиака,   шестьсот
шестьдесят шесть звезд...
   - Это рукопись мессера Порчелли? Тогда понимаю! Насколько я помню, он
исходил из того, что звезды движутся. Это, конечно, нонсенс...
   ...А я и не знал, что брат Алессо столь близко к сердцу  принял  идеи
мессера Джордано Бруно!
   - В этом случае картина звездного  неба  должна  была  измениться  за
последние несколько тысяч лет.  Отсюда  и  тринадцатый  знак  зодиака  -
Змееносец. Кроме того, здесь учитывается так называемая Темная поправка,
то есть поправка на неизвестные нам планеты...
   ...Привет Бруно Ноланцу!
   - А самое главное, сьер де Гуаира, анализ здесь не  перспективный,  а
ретроспективный...
   Он замолчал, а я вновь не стал торопить. Ретроспективный  анализ?  Не
того, что будет, а того, что было?
   - Такое впечатление, что  мессер  Порчелли  сперва  описал  возможные
последствия влияния планет и  звезд  за  определенный  период,  а  затем
попытался понять причину. Зачем?
   ...Луч! Маленький  лучик  в  темной  комнате,  куда  меня  угораздило
попасть. Понять причину! Ну, конечно! Понять! Причину!
   - Если вы не возражаете, я бы проглядел это все внимательнее...
   - Да, - спохватился я. - Буду вам весьма признателен. Только скажите,
какой именно период интересовал мессера Порчелли?
   Сьер римский доктор вновь придвинул к себе Черную  Книгу,  зашелестел
страницами.
   - Кажется... Да, семь лет, с 1646-го по  1653-й.  Критический  год  -
1648-й. Странно, ведь сейчас только 1651-й!..
   Я встал, стараясь не шуметь, и осторожно  отошел  в  сторону,  словно
охотник, не желающий  спугнуть  дичь.  Ягуар  умеет  охотиться  -  и  на
индюка-гокко, и на жакатунги, пугливого фазана с разноцветным хвостом.
   ...Маленький лучик света  в  темной  комнате.  Еле  заметный  след  в
траве...
 
*** 
 
   - Шевалье! У меня появилось непреоборимое  желание  поиздеваться  над
гитарой...
   - О-о-о-о!
   - Только отойдем с сторонку, и тихо, тихо...
   Костер исчез, скрытый травянистым холмом. И сразу же подступил  туман
- густой, зябкий. Ничего, как раз под настроение!..
   Я  поудобнее  пристроил  гитару   на   коленях,   провел   рукой   по
перламутру...
   А я ведь даже не сказал спасибо синьорине Франческе!
   Из темноты неслышно вынырнула грозная панна Ружинска, присела  рядом,
отвернулась.
   Ясновельможная пришла слушать, а не смотреть на хлопа! Ну и ладно!
   Пальцы коснулись струн...
   Хота!
   Наваррская хота.Безумная, горячая, как ночи в карнавальном Асунсьоне.
Под огромными недвижными звездами, под сенью Южного Креста. Где-то рядом
- сухой треск кастаньет, хриплый голос пейдаро...
   Хота!
   Я исчез. Кто-то другой терзал  струны,  кто-то  другой  отбивал  ритм
костяшками пальцев...
   ...Маленький лучик света  в  темной  комнате.  Еле  заметный  след  в
траве...
   Нострадамусу не нужно вычислять Грядущее по звездам.  Он  его  видит.
Как, почему - ведает лишь Бог.  Брат  Алессо  Порчелли  видел  сожженную
Германию и Японию под властной рукой Токугавы. Видел - но ничего не  мог
изменить. Ни он, ни кардинал Инголи, ни Святейшая Курия...
   ...Пальцы пляшут по струнам, пляшут босые девчонки в  пестрых  юбках,
парни в тяжелых черных башмаках отбивают такт по булыжнику узких улиц...
   Хота!
   Критический год - 1648 А. О.! Год сарitanо Хмельницкого и его  удалых
Черкасов, пустивших по ветру все, что строили мы в Республике целый век.
Коллегии,  типографии,  театр,  сотни  молодых  русинов  в   европейских
университетах, Уния, наконец-то преодолевшая вековой разлад.  В  горький
дым, в черную гарь! Брат Алессо увидел - заранее, за много лет!
   Хота сменяется гренадиной, танцы только начались,  гудит  праздничный
Асунсьон. Его Преосвященство Карденас  заперся  в  епископских  палатах,
боясь показаться на улице в эту пьянящую ночь. Он всего  боится,  подлый
францисканец, а всего более - веселья, музыки и, конечно, того,  что  мы
строим в Гуаире. Прячься, крыса!
   Пальцы на струнах, Южный Крест над головой...
 
*** 
 
   ...Он увидел, но на этот раз не спешил докладывать мессеру Инголи. Он
был умен, сын башмачника, и  поэтому  попытался  понять.  Любой  итог  -
следствие тысяч и тысяч причин. Армия разбита, потому что в  кузнице  не
было гвоздя. Но поди найди этот гвоздь перед битвой!
   Брат Алессо обратился к звездам. Почему бы и нет? Во  всяком  случае,
он решил попытаться. Ретроспективный анализ!  Нострадамус  из  Флоренции
попытался увидеть корни будущего - будущего, которое еще не наступило!
   Но  ведь  ничего  не  вышло?  Сарпапо  Хмельницкий  разбил   гетьман