я дружба...
   И потому, когда мы входим через распахнутые настежь железные ворота,
ведущие в "иностранный двор", я говорю тебе:
   - Это не сказка. Я ничего не придумывал. Луэлла жила в нашем городе. И
сама рассказала мне о себе, когда улетала...
   - Когда? - удивленно спрашиваешь ты.
   - В конце октября... И понимаешь, Линка, я не понимаю, почему... У
Луэллы было очень много друзей. Была у нее и лучшая подруга. Но, улетая,
она рассказала о себе только мне одному. Как ты думаешь, почему?
   Ты не сразу находишь ответа. Ты не понимаешь, почему я задаю тебе такой
странный вопрос.
   Ты останавливаешься посреди пустого, как космос над нами, двора. И,
запрокинув голову, смотришь на небо. На бездну, наполненную лучистым
светом ярких звездных огней. Твои губы что-то неслышно шепчут по-испански,
я не могу разобрать тихих слов. Лишь чувствую, что с твоих губ срывается
имя - Марисель... Возможно, это мне только кажется. Потому что я сам
сейчас думаю о ней...
   - Я не знаю, - наконец говоришь ты. - Наверное, Луэлла знала, что ты
любишь читать истории про инопланетян, и захотела установить с тобой
контакт. Кажется, так это называется по-русски? Знаешь, я не люблю
фантастику, но где-то читала, что люди с других планет часто устанавливают
контакт с теми, кто читает фантастику... А знаешь, - ты вдруг касаешься
холодными пальцами моей руки и быстро-быстро, скороговоркой, словно
смутившись первого порыва, говоришь:
   - А знаешь, если бы я была инопланетянкой и улетала с Земли, я бы тоже
рассказала об этом только тебе одному...
   - Почему? - я чувствую, что сейчас покраснею. Хорошо еще, что сейчас
темно, я то я не знал бы, куда девать горящее огнем лицо...
   - Потому что мы друзья с тобой. Ведь правда, друзья?
   ..И снова твоя рука в моей ладони. Холодная от мороза рука...
   И снова, как и много лет назад, ты доверчиво смотришь на меня добрым и
чуть грустным взглядом. Твои глаза похожи на очищенный от грубых примесей
волшебный камень агат. И в бесконечном времени и безграничном пространстве
нет никого, кроме нас. И далеких звезд, которые, лукаво мерцая, смотрят на
нас с высоты, радуясь нашей вечной, как детство, дружбе...
   "Правда, мы друзья?" - летит с высоты эхо отраженного временем голоса.
   И я, услышав знакомые переливы твоего тихого голоса, вновь говорю тебе:
   - Правда...
   И ты, обрадованная, почти окрыленная моим ответом, тихо спрашиваешь:
   - А эта девочка... Луэлла... она на кого была похожа? Скажи, правда,
она была похожа на меня? - и ты по-детски мило, с лукавой искрой
очаровательного кокетства в черных глазах, в которых уже можно, если
внимательно всмотреться, угадать едва уловимые, еще нерешительные, но уже
пробуждающиеся черты будущей взрослой девушки, улыбаешься мне. Я понимаю,
что ты хочешь услышать, моя дорогая шантажистка... Ты хочешь, чтобы я
подчинился магнетизму твоего взгляда и, сбросив с плеч сомнения в
правильности своего поступка, сказал: "На тебя. Она была похожа на
тебя...".
   Но пойми меня, Фиделинка, я не могу, не имею права подчиняться твоему
дружескому взгляду. Я не имею права лгать. Иначе я предам и тебя, и
Марисель, и нашу дружбу... Сказав: "Луэлла была похожа на тебя...", я
совершу маленькое предательство. Два месяца я хранил чужую тайну, потому
что сама Марисель не дала мне однозначного совета, как поступить.
   Предоставила мне самому право решать... И я молчал. Молчал долгие два
месяца... И ждал, когда смогу избавиться от груза тайны. И вот дождался...
   Я должен рассказать тебе обо всем прямо сейчас. Потому что если я
промолчу, то завтра мне будет еще труднее поведать тебе обо всем...
   - Она была похожа на Марисель, - выдыхаю я. Словно бросаюсь в воду с
крутого обрыва...
   - На Марисель? - удивленно спрашиваешь ты и недоверчиво смотришь на
меня.
   В твоих глазах застыла растерянность. А твое лицо почему-то сделалось
особенно приятным и милым. - На Марисель... Да, теперь я понимаю...
   Понимаю, почему... Скажи, Марисель это и есть Луэлла?
   - Да, - отвечаю я, погружаясь в мутный поток. - Как ты догадалась?
   - Я не знаю, - растерянно говоришь ты. - Но понимаешь, когда Марисель
уехала, я вдруг почувствовала, что мы больше никогда не увидимся. Она
уехала и долго не писала мне. Я даже плакала... Значит, она не на Кубе...
   и она рассказала только тебе...
   Я чувствую в твоих словах слабый укор. Будто ты упрекаешь меня...
Словно я в чем-то виноват перед тобой...
   Но в чем моя вина, если Марисель, улетая, сама все мне рассказала? Я же
не тянул ее за длинный язык...
   Она сама все решила и пригласила меня, словно на свидание, на берег
Волги, к Старому мосту...
   А если права ты, Фиделина, и я действительно виноват перед тобой? Если
я был не прав, когда решил, что не должен тебе ничего говорить о Луэлле,
раз она сама просила меня об этом? Если я в тот же день должен был подойти
к тебе и сказать, что Марисель никогда не напишет никому из нас, что ты
никогда не увидишься с ней? Да, мои слова прозвучали бы очень жестоко,
быть может. Они бы даже больно ранили тебя... но время - лучший лекарь, и
когда-нибудь ты смирилась бы с потерей подруги и не тосковала бы по ней.
   Или тоска стала бы не столько глухой и тяжелой...
   Словно прочитав мои мысли, ты тяжело вздохнула. Плотно сжала тонкие,
почти прозрачные губы. И я снова понял, какая ты маленькая и беззащитная...
   Точь-в-точь как два месяца назад, когда, простившись с Луэллой, я
пришел в школу и увидел тебя стоящей у окна. А сейчас ты остановилась под
сенью гигантского, в несколько обхватов, тополя, который гордо возвышается
посреди двора, раскинув в стороны руки-ветви... Знаешь, Фиделинка, того
тополя давно уже нет. Его срубили пять или шесть лет назад, и я чуть
по-детски не разревелся, когда, проходя через двор, не увидел знакомого
великана... От него остался корявый безжизненный пень... А спустя
несколько дней не стало и пня... Мне показалось тогда, что срубили не
просто старое дерево - порвали последнюю тонкую ниточку, которая соединяла
нас... Ты помнишь, под сенью тополя стояла скамейка, у которой часто
собирались обитатели "иностранного двора"? Марисель травила анекдоты или
рассказывала разные смешные истории - она знала их множество. Танька
Громова читала свой бесконечный роман... Две подруги, кубинки Лисета и
Дамарис, разыгрывали смешные представления в лицах... А помнишь,
Фиделинка, как ты забиралась по шершавым упругим ветвям в зеленую глубину
шелестящей листвы и, радостная, сидела в ветвях, беззаботно качая
ногами... А потом, когда о тебе забывали, ты с ликующим криком индейца,
обнаружившего отряд бледнолицых на подходе к вигваму краснокожих,
бесстрашно летела к земле...
   И вот сейчас ты остановилась под ветвями уснувшего на зиму великана.
   Опустила глаза и что-то рассматриваешь у себя под ногами, трогая носком
сапога звенящий от мороза снег.
   Слабая и беззащитная кубинская девочка, тоскующая по далекой подруге...
   - Ты до сих пор помнишь Мари? - спрашиваю я.
   - Конечно, - отвечаешь ты, - я ни когда не забуду ее... Но знаешь, о
чем я сейчас подумала? Я подумала... - твой голос звеняще вздрогнул,
сломался, и мне показалось, что ты готова заплакать. - Я всегда думала,
что когда приеду на Кубу, сразу поеду в гости к Марисель. От моего
Камагуэя до Гаваны ближе, чем от твоего города до Москвы. А теперь...
Скажи мне правду, Андрей, Мари больше не приедет? То есть не прилетит к
нам?
   - Она сказала, что мы больше никогда не увидимся, - говорю я.
   Знала бы ты, Фиделинка, как мне тяжело выдавить из себя безжизненное и
жестокое слово - "никогда"...
   - А знаешь, -снова говоришь ты, - мне почему-то кажется, что мы еще
увидимся...
   - Не надо. Не надо, Фиделинка, - прошу я, умоляюще сложив руки на груди.
   Чья-то жестокая шершавая лапа больно скребет по сердцу. - Не надо...
Прошу тебя... Зачем понапрасну тревожить себя пустыми надеждами? От Земли
до Ауэи свет летит почти 45 лет. Это очень много, Фиделинка... Марисель не
прилетит. И лучше не думать о ней. Может быть, она давно уже забыла нас...
   Я говорю эти жестокие, звучащие как глухие удары, слова, которые не
должны оставить в твоей душе ни капли надежды - но понимаю, что никогда не
смогу тебя убедить. Как и себя...
   Да и не хочу я ни в чем никого убеждать, потому что сам не верю тому,
что говорю! Мне хочется убедить самого себя, что все давно кончилось.
   Кончилось в тот грустный октябрьский день, когда Луэлла улетела на свою
планету. И уже можно, задавив тоску в груди, поставить точку во всей этой
истории. Потому что продолжения дружбы не будет. И не стоит ждать чуда...
   Чудеса бывают только в сказках. А сейчас даже дети не верят в сказки со
счастливым концом...
   Но ты, Фиделинка, кубинская девочка 11 с небольшим лет, которая всегда
понимала меня и как могла, поддерживала в трудные минуты, и на сей раз
осталась верна нашей дружбе. Ты стояла, запрокинув голову, и смотрела на
звезды. Туда, где, скрытые ветвями тополя-великана, лучились мерцающие
огоньки далеких звездных миров...
   - Ты думаешь, она забыла о нас? - переспрашиваешь ты, не отводя взгляда
от звезд. - Нет, она не могла нас забыть... Ну скажи, Андрей, почему так
бывает, почему друзья уезжают навсегда, и с ними уже никогда нельзя больше
встретиться?
   "Почему друзья уезжают навсегда, и с ними уже никогда нельзя больше
встретиться?" - спросила ты у меня. И сама уехала навсегда в далеком 1984
году...
   Последний раз я разговаривал с тобой 27 июня, и навсегда запомнил этот
дождливый день. Ты помнишь, Фиделинка, этот день? День, когда в городе шел
дождь?
   Ты помнишь, я шел через "иностранный двор" с троллейбусной остановки.
   А ты стояла у окна и смотрела на дождь.
   И когда я проходил мимо твоих окон, ты вскочила на широкий подоконник и
крикнула мне в открытую форточку: "Погоди, я сейчас...".
   И выскочила во двор, набросив на обнаженные плечи синюю курточку с
двумя красными полосками по бокам. Ты всегда в ней ходила, помнишь?
   Ты бежала ко мне прямо по лужам, и брызги разлетались во все стороны.
   Твои ноги, едва закрытые до колен белой юбочкой, обляпались.
   А юбка из белой сделалась неопределенного грязного цвета.
   Ты подбежала ко мне и сказала:
   "А знаешь, я скоро уеду..."
   Твои слова поразили меня сильнее удара грома, хотя я знал, что ты
последний год живешь в России и этим летом должна уехать.
   Но я не думал, что дождливое лето разлуки наступит так скоро...
   И я больше никогда не смогу увидеть твоих вечно печальных глаз, твоих
лукавых веснушек, никогда не смогу молча постоять рядом с тобой и
подержать твою невесомую руку в своих ладонях...
   Потому что ты будешь очень далеко от меня, на Кубе. В стране, которая
хоть и находится на одной планете с Россией, но все же расположена отнюдь
не ближе фантастической планеты Ауэи, куда я когда-то поселил придуманную
- а может быть, и реальную - девочку Луэллу...
   Так почему друзья часто уезжают навсегда, и с ними больше нельзя
встретиться? Почему жизнь так жестока и беспощадна к лучшим друзьям? К
тем, кто еще вчера был рядом с тобой, и тебе казалось, что так будет
всегда.
   Но вечного ничего не бывает. И друзья уезжают. Уезжают навсегда. И в
твоей душе поселяется пустота. И, глотая соленые слезы разлуки, ты
пытаешься вспомнить полузабытые лица друзей, ставших отныне далекими и
недоступными...
   И ты начинаешь корить себя за те горькие и обидные слова, которые порой
говорил своим друзьям, не помышляя о том, что наступит день, когда ты
станешь жалеть о каждом сказанном тобой слове, потому что поймешь, что
прошлое ушло навсегда. Что нет машины времени, которая поможет тебе
вернуться в детство, чтобы ты мог попросить прощения у своих друзей за все
те обиды, которые ненароком нанес им, и за все те неосторожно брошенные
слова, которые служили причиной ссор и обид...
   И если бы можно было повернуть время назад и сделать так, чтобы друзья
никогда не уезжали!
   Так почему же друзья уезжают навсегда? И почему с ними больше нельзя
встретиться? Ведь все мы - дети одной планеты Земля, только живем в разных
ее частях.
   Мы живем на одной Земле, маленькой песчинке, плывущей в бесконечном
космическом океане, но никак не можем найти старых друзей, живущих на
разных концах планеты, потому что мир разобщен, людей разделяют никому не
нужные границы и государства... вот почему мне так хочется верить веселой
выдумщице и фантазерке Таньке Громовой, о которой когда-нибудь я расскажу
подробнее... Танька говорила нам, что через сто пятьдесят лет не будет ни
государственных границ, ни государств, потому что человечество объединится
в одну семью. И станет счастливо жить на единой Земле. И потребуется
совсем немного времени, чтобы встретиться со своим другом, как бы далеко
он ни жил. Мне очень хочется верить, что в будущем будет именно так. Что
через сто пятьдесят лет никто и не поймет, как это могло быть раньше -
уехать навсегда...
   - Иногда встретиться можно, - неуверенно отвечаю я, и ты с радостью
хватаешься за эту тонкую соломинку.
   - Значит, Мари вернется? - тихо, но с робкой надеждой в голосе,
спрашиваешь ты.
   - Может быть, и вернется, - неуверенно отвечаю я. Мне не хочется сейчас
спорить с тобой. Не хочется лишать тебя надежды. Потому что я знаю: ты
никогда не согласишься с другим ответом. Не согласишься, и твои добрые и
милые глаза загрустят еще сильнее. А я не хочу, чтобы они грустили...
   - Значит, мы еще встретимся, - радостно говоришь ты. - Потому что если
верить во встречу, она обязательно состоится. Ведь правда, Андрей?
   - Правда, Фиделинка...
   Ты оказалась права.
   Через полмесяца мы встретились...
   Но эта долгожданная встреча оказалась не столь радостной, как мы о ней
мечтали...
 
 
 
   XI
 
 
   Прошло еще несколько дней. Начались зимние каникулы - благодатная пора,
когда можно надолго забыть школу, домашние задания и внеклассные
поручения. И заниматься, чем хочешь. А лучше всего ничего не делать -
валяться на диване сутки напролет, читать любимые книги, сидеть у
телевизора, посещать новогодние представления...
   И, конечно же, не забывать наведываться в "иностранный двор". К
Фиделине, с которой меня теперь связывала общая тайна.
   И мы ревностно хранили нашу тайну, не посвящая в нее никого. Даже
вездесущую Таньку Громову, которая стала обижаться на Фиделину, потому что
та совсем про нее забыла и целыми днями общалась только со мной. Хорошо
еще, что Танька не делала никаких далеко идущих выводов... А то ведь были
несознательные придурки, которые дразнили меня и Фиделину... ну, сами
знаете как... Я обижался и готов был броситься на обидчиков с кулаками...
   Но Фиделина успокаивала меня, советовала не обращать внимания на разных
дураков, которые сами не понимают, что говорят, потому что они bobos
imbeciles y estupidos.1. И снова начинала расспрашивать меня про Луэллу. И
я по несколько раз в день пересказывал Фиделине мой последний разговор с
Марисель, всякий раз сдабривая рассказ новыми подробностями. Наверное,
Фиделина замечала некоторые несообразности в моих рассказах, но ничего не
говорила. Может быть, думала, что так лучше, интереснее... Все-таки много
времени прошло. Фиделина давно не видела Марисель, а когда давно не видишь
близкого человека, то постепенно реальные представления о нем заменяет
вымысел. И тебе начинает казаться, что многое из того, что ты придумал
потом, было на самом деле. Поэтому Фиделина принимала за правду те
полуфантазии, которые я рассказывал ей о Марисель-Луэлле. И мне они тоже
казались правдой...
   Так что, быть может, дальнейшее является выдумкой. Моей фантазией и
фантазией Фиделины.
   Да и кто знает, не есть ли вся наша жизнь, которая нам кажется
реальной, лишь чьей-то замысловатой фантазией? И не потому ли мы живем,
что когда-то были кем-то придуманы?
   Кто знает...
   Впрочем, пора вернуться к моей истории...
   .. В один из январских вечеров я остался дома один. Родители ушли в
гости к родственникам, куда мне идти не хотелось. Чтобы убить долгое
вечернее время, я решил прочитать - а вернее сказать, перечитать в
четвертый раз - повесть "Сто лет тому вперед", книгу Кира Булычева о
приключениях Алисы Селезневой в двадцатом веке.
   Стояла морозная и снежная зима 1983 года, еще не сняли фильм "Гостья из
будущего", - фильм, который спустя два года смотрел затаив дыхание,
очарованной Алисой Селезневой-Наташей Гусевой, столь ошеломляюще похожей
на Фиделину, что, увидев ее, я с перепугу решил, что это и есть она.
   Конечно, я знал, что Фиделина не снималась ни в каких фильмах, и что
она вот уже восемь месяцев жила на Кубе, откуда пришли от нее два
маленьких письма.
   Но я забывал обо всем, когда на меня смотрели с телеэкрана
задумчиво-грустные глаза Фиделины, когда видел ее добрую улыбку, которой
мне так недоставало, когда она уехала...
   И потому мне казалось, что Алиса в фильме смотрит только на меня и
улыбается только мне одному.
   Герои фильма перемещались во времени, убегали от космических пиратов и
спасали миелофон - ценный прибор для чтения мыслей - но меня совсем не
интересовали замысловатые перипетии приключенческого сюжета, потому что я
видел только Ее. Алису-Наташу-Фиделину, которая смотрела на меня знакомым
взглядом Фиделины и улыбалась ее неземной улыбкой.
   И когда закончился фильм, и Алиса, забрав миелофон, печально посмотрела
мне в глаза и медленно ушла в свое недоступное будущее - я вспомнил тот
дождливый июльский день, когда уехала Фиделина, и мне стало так тоскливо,
словно не фильм закончился, а я снова пережил расставание с Фиделиной.
   И я решил написать письмо Наташе Гусевой, предложить ей дружбу и
рассказать о Фиделине. Сообщить Наташе адрес Фиделины, чтобы она написала
ей. Мне почему-то казалось, что раз Наташа и Фиделина похожи друг на
друга, то они должны обязательно подружиться...
   Только я не знал, куда нужно писать, чтобы письмо дошло...
   Но это было уже потом.
   А в тот январский вечер я сидел дома и читал давно полюбившуюся мне
книгу...
   ...Я был настолько поглощен приключениями бесстрашной Алисы и ее столь
же самоотверженных друзей, что не сразу услышал
пронзительно-требовательный звонок в дверь.
   Отложив книгу, я пошел открывать, мысленно проклиная непрошеного
визитера.
   Ведь это ж надо - прервать на самом интересном месте!
   Но когда я открыл дверь, то сразу забыл и Алису Селезневу, и
космических пиратов Весельчака У и Крыса, которые гонялись за миелофоном,
волшебным прибором для чтения мыслей.
   Потому что на лестничной площадке стояла...
   - Луэлла!
   Да, это была она - Марисель-Луэлла, девочка с далекой Ауэи. В подъезде
было темно, лампочки снова вывинтили, на Луэллу падал бледно-желтый свет
из прихожей, и она, облаченная в нечто белоснежное, напоминавшее модный
импортный комбинезон, казалась выше ростом и походила на светлого
ангелочка, сошедшего с небес.
   - Луэлла! - повторил я, еще не успев прийти в себя от неожиданности. -
Неужели это ты?!
   - Я, - сухо ответила Луэлла, -я прилетела с Ауэи.
   Она сказала эти слова таким будничным тоном, как обычно говорят: " Я
приехала из Москвы". Дескать, ничего особенного... Ну да. Я же забыл, что
каждый вечер на пороге своей квартиры встречаю инопланетный пришельцев.
   Тоже мне, Корнелий Удалов из Великого Гусляра...
   Обалдеть можно!
   - Я только что телепортировалась с орбиты Плутона на Землю, -
продолжила Луэлла. Она говорила сухим, ровным, бесцветным голосом,
совершенно лишенным эмоций, -прямо в подъезд твоего дома. Я могла бы прямо
в квартиру, но подумала, что ты испугаешься.
   Последние слова были произнесены с легкой улыбкой. Ну да. Чего
удивляться?
   Ко мне каждый вечер в квартиру телепортируются инопланетяне.
   С подарками...
   Я еще раз, более внимательно, оглядел Луэллу. Она очень сильно
изменилась.
   Я даже удивился, как смог узнать ее сразу. И не белый комбинезон делал
Луэллу выше и стройнее, как мне показалось вначале. Она сама стала ст