И горы сдвинулись с места, и
разверзлась земля. И разрушились древние города и старинные храмы. И моря
и реки вышли из берегов. И разрушились планеты, и взорвались солнца...
   Девушка опустила глаза, тяжело, не по-детски вздохнула, и прозрачные
хрусталинки слезинок медленно потекли по щекам, оставляя влажные борозды.
   Карлик в клетчатом неожиданно принял облик спортивно сложенного
молодого человека лет двадцати. В нем не было ничего необычного, разве что
слишком длинные волосы, легкая хромота и разноцветные глаза: левый -
матово-черный, холодный, а левый совсем неживой, как бы стеклянный,
наполненный ядовито-зеленой болотной жижей.
   Клетчатый радостно улыбался, прищурив левый глаз, а правый с
любопытством взирал, изучая, на двоих, которые посмели в этом мире, давно
принадлежащим его власти, бросить ему вызов.
   И тьма, еще несколько мгновений назад отброшенная светом, повинуясь
невысказанному приказу, перешла в наступление... Ядовитая чернота
сомкнулась над лучиком света, отсекая его от всех сопредельных миров; и
тяжелый свинцовый кулак завис над золотистой головкой хрупкой
девушки-ангела. Еще мгновенье - и безжалостная тьма растопчет ее...
   Но девушка, казалось, не замечала опасности. Она бережно прижимала к
губам умирающие цветы, пытаясь вдохнуть жизнь в почерневшие бутоны, но
божественный дар уже покинул некогда огненные цветы... и когда девушка это
поняла, то скорбный вздох вырвался из ее юной груди... Она небрежно
смахнула со щек соленую влагу, потускневшим взором обвела пространство...
   Увидела своего избранника, потянулась к нему, словно прося защиты... Но
клетчатый бесцеремонно вклинился между ними. Девушка почувствовала мертвое
давление его взгляда - и медленно пошла к двери - туда, откуда из
последних сил тянулся к ней лучик света... да, несколько мгновений назад
она впервые вместе с лучом света пришла в чужой мир, чтобы наполнить его
добром и светом, и встретить там своего избранника - так было
предначертано Богом. И свет выполнил Его предначертание - разрушил тяжелые
бетонные своды и ушел в другие миры и пространства. И кто знает, быть
может, где-то за тридевять миров и тридесять галактик сейчас кто-то
радуется его доброму и теплому прикосновению. Радуется и не знает, что
свет этот рожден далеко-далеко, совсем в другом мире, и принесла его
девушка-ангел, похожая на маленькую девочку-ребенка. Она истратила свой
свет на помощь далеким мирам, но ей не хватило его здесь... И теперь лучик
света становится все тоньше и тоньше, он медленно гаснет, исчезает,
уступая слепому натиску холодной тьмы... И клетчатый повелитель радостно
потирает ладони...
   Девушка уходила. А рядом с ней шел клетчатый и что-то шептал ей на
ушко. А его рука лежала на ее талии...
   А тот, кто мог стать избранником девушки, печально смотрел на нее и на
своего более удачного соперника, профилем похожего на Айвазовского, не в
силах броситься к ней и спасти своего ангелочка от черной власти
клетчатого повелителя...
   Девушка ушла за дверь. И дверь затворилась. И погас свет. Но перед тем
как умереть, он высветил на холодном полу что-то черное, сухое и
безжизненное.
   То, что осталось от огненно-красных роз...
   Цветы выпали из обессиленных рук девушки, когда она скрылась за дверью.
А остальное довершила тьма. Тьма и холод, что сковали пространство, когда
по безжизненному коридору, обгоняя понуро бредущего куда-то паренька,
пронесся чей-то торжествующий смех, подчиняя вс? пространство своей
нечеловеческой и жестокой силе...
   Но никто ничего не заметил в этой маленькой точке населенного людьми
огромного мира. Вокруг продолжалась обычная жизнь: где-то совсем рядом
ссорились, где-то веселились, где-то объяснялись друг другу в любви,
где-то весело, с размахом, тратили деньги...
   .. И кто-то тихо плакал на другом конце Вселенной...
 
 
   Фрагмент 3. Предчувствие Встречи.
 
 
   Дней блаженных сновиденье - 
   Шла Ты чистою стезею.
 
   О, взойди же предо мною 
   Не в одном воображеньи...
 
   А. Блок.
 
   Я знаю: ты здесь. Ты близко.
 
   Тебя здесь нет. Ты - там.
 
   А. Блок.
 
 
   .. и кто же плакал на другом конце вселенной?..
   Да, я вспомнил...
   И мысли этого счастливого мига пронеслись сквозь меня сметающим в„
горным лавинным потоком.
   И - прошлое похоронило меня под обломками, и я снова чуть не забыл, кто
я и откуда. Я исчез во времени, я растворился в пространстве, - и помнил
только е„ - девушку, чье имя я только что вспомнил (имя, которое не
забывал никогда...), имя той, что ушла навсегда, а ныне - вернулась, чтобы
отпраздновать новую встречу.
   Я перенесся совсем в другой мир, и в хаотичном кружении восходящего в
небеса лазурного света куда-то исчезло такое мне близкое небо. И земля,
как голова сединою, покрылась серебристой пылью навсегда ушедших времен. И
спокойно текли мудрые реки великой вселенской реки, и ласково пели
церковные колокола, и звучала нежная музыка небесных сфер, и жаркое солнце
улыбалось с далекой вершины, отвергая темень безжалостной ночи...
   А мы стояли у церкви, у древнего храма. И хам этот был не тот, что
остался за покинутым перевалом ушедших времен. То была церковь другая, она
стояла посреди незнакомого села, примостившись у края грохочущей бездны,
над которой струились холодные струи адского водопада.
   Мы стояли рядом у поруганной церкви. И я понимал, что теперь мне
никогда не суждено вернуться в свой мир - я ушел вместе с ней от других
людей, от людей далеких и близких, от знакомых и тех, с кем уже не сойдусь
никогда.
   Я убежал из реального мира в мир иллюзий, в котором давно уже жила Она,
куда страстно влекли меня сладкие грезы о потерянном прошлом. Я убежал к
ней, чтобы остаться здесь, чтобы забыть себя самого. Но трудно забыть
реальный мир - даже рядом с Ней. И мысли о покинутой родине проносятся
сквозь меня стремительным горным потоком, и я тревогой и страхом смотрю
неизвестные мне картины оставленной за перевалом жизни - - я вижу себя над
краем глубокой пропасти, над ревущим дьявольским водопадом - так было,
когда Она ушла от меня в свой далекий мир, скрытый океанами и морями; - и
я вижу вершины недоступных гор, которые прорывают окровавленные облака
острыми пиками вершин, и на землю струятся живые капли гибнущей жизни; - и
кровавые слезы и горькие стоны свинцовые тучи из груди низвергают; - и
острые пальцы безжалостных пиков тянут корявые когти к душе одинокого
странника; - и - что-то неровное, бледное, линейно-однообразное возникает
повсюду, словно кто-то незримый но огромный и страшный дирижирует
застывшим в тревоге пространством.
   И я снова вижу, как видел когда-то - века? Столетья? Миллионолетья?
   - как пенятся, ворчат и гремят холодные горные реки; - как грозный
страх, порождение громогласного голоса мрачной преисподней, гремит из
расщелин, а я стою среди них, одинокий и беззащитный, и перед мои
остановившимся взором возникают - - ледники, пики, камни, реки, тучи и
травы, звери и птицы, развороченные кладбища на руинах в катастрофах
погибших миров, где навсегда опустели дворцы, города и поселки - без не„...
   И миры стремительно проносятся через меня, и я вижу жизнь
нерасчлененной на части, и она проникает мне в самую душу, и встают предо
мною картины вселенского фильма, и я вижу себя падающим с вершины горы в
мертвую пропасть, что распростерла свое гниющее чрево между землею и
небом, между царством бестелесных теней и божественным раем. И вселенная
дрожит, рыдает, терзается, дробится на частицы, испаряясь под натиском
жизни и смерти, и вновь, как во все времена, возрождаясь над бесконечными
мирами с помощью животворящего, всесильного Хаоса, - только он может
вернуть меня и мои мир к жизни...
   И я вижу рождение нового мира, и Она стоит рядом со мной наблюдая за
рождением жизни. И в ее грустных черных глазах безмолвно отражается
прошлое, настоящее и грядущее время, и я погружаюсь в глубину ее лучистых
глаз, пытаясь постигнуть - что изменилось за тысячелетья разлуки? И я вижу
в глубине ее глаз незнакомый горный перевал, за которым, прячась в дымке
слепого тумана, лежит в голубом океана маленький остров. И был этот остров
и далеко и близко, и летала над ним сизокрылая Чайка, маленькая
девушка-чайка...
   И не мог я понять, что могло это значить? Было ли это наваждение, или
вернулась память о прошлом?
   Наваждение.
   Память о прошлом...
   И все горы куда-то исчезли, и я стоял на пустынной равнине, у
разрушенной церкви, от которой когда-то я начал свой путь к далекой
вершине, чтобы вновь оказаться низвергнутым в пучину воспоминаний о
прошлом.
   И я видел; - в бледной дымке туманной возвышается смутно-незримая
колокольня, которая когда-то возвышалась над церковью, а потом...
   - но я снова не понял, что случилось потом, потому что сова изменилась
картинка...
   И я снова стоял рядом с Ней и смотрел ей в глаза, и видел, что они
поблекли за тысячелетья разлуки, и я видел в ее глазах отраженья реальных
миров - - как рушатся древние храмы и тысячелетние города превращаются в
серую пыль- но на дальнем острове, путь на который мне не суждено никогда
отыскать, потому что он хорошо спрятан во времени и пространстве и скрыт
океаном, течет нормальная жизнь, там неведомы разлуки и страхи потерь, там
не знают кошмаров, и не слышно скорбных рыданий жен, матерей и детей... и
я понимаю, почему не дано мне достичь этого благословенного острова - я не
был рожден в том тихом мире, и потому должен уйти, без надежды вернуться...
   - и я возвращаюсь в тот серый. Грубый и грязный, наполненный завистью
мир, откуда уходят, навсегда оставляя друзей и любимых, и где уже никогда
не воскреснуть душе, не воспрянуть в даль поднебесья, ощутив за спиною
сильные крылья, не познать радость полета. В этом мире можно только
исчезнуть. Умереть, распасться на части.
   - и разбиться о стену непонимания, углубляя глухое ущелье над гранями
грозных громад бессердечного мира, который закрыл тебе путь в твою прошлую
жизнь...
   - и отныне тебе остается только пытаться уловить сладкие звуки оттуда,
и с тоскою смотреть на тусклые, мертвые окна, и с нетерпением ждать, что
когда-то зажжется в них свет, и твоя жизнь обретет старый смысл, потому
что горящие окна означают - то вернулась Она, и не изменили ее годы и
тысячелетья разлуки, потому что снова Она посмотрит на тебя тем самым
дружеским взглядом. Ласковым взглядом темных и грустных очей, до краев
наполненных жизнью. Посмотрит, и озарят ее юные губы улыбка, и изменит
сво„ предначертанье грядущее, и ты снова сможешь вернуться туда, годы и
время расторгнув. Вернуться чтобы остаться там - навсегда...
   И в душе твоей тут же что-то воспрянет, и ты распрямишь легкие крылья и
рванешь в высоту поднебесья, откуда повеет чем-то до боли знакомым -
прелестным и милым, что нельзя забыть никогда, даже если ты очень
захочешь...
   Так начнется все снова - как в той, навсегда утраченной жизни?
   Я стою вместе с Ней у края грохочущей бездны...
   ..на морском иль речном берегу...
   .. в чистом поле...
   .. посреди водопада...
   - а где-то вдали, за горами, лежит маленький остров, скрытый сизой
дымкой тумана - как мне доплыть до него? Над островом реет сизокрылая
Чайка, мудрая птица, что всегда пребывает в печали. Я спрошу у нее - как
мне достичь счастливого острова? Что мне ответит она? Что мне снова закрыт
путь на остров? Или я сам должен искать его, стоя у поруганной церкви?
   Вместе с Ней - Той, Что Вернулась?
   Та, Что Вернулась - так теперь Е„ имя, так Е„ отныне зовут.
   И я верю - как верить может ребенок в бессмертье - что Она теперь
никуда не уйдет, не исчезнет. А если уйдет - то непременно вернется и
развеются скорбные страхи, и расплавятся ржавые тучи, и растает душевная
тяжесть, и мир станет краше, добрее и чище - потому что вернется Она.
Потому что утро настанет...
   А сейчас царит ночь. Глубокая, тихая ночь. И земля мирно спит, и небеса
только готовятся к выходу солнца.
   А я и Она - напротив друг друга.
   И никто не мешает нам праздновать встречу.
   И счастливые мысли бегут сквозь меня горным лавинным потоком, сладко
тревожа беспокойное сердце яростью снежной лавины.
   И настоящее меркнет в добром и ласковом сне, и, расторгнув течение
времени, возвращается прошлое, и туда можно снова вернуться - зная, что
все повторится - - и разлуки, и встречи...
   И снова мы будем вместе - на этот раз - навсегда!..
 
 
   20 декабря 1989, февраль-март 1990, август 1991, июнь 1992, июль 1993.
   © Алекс Бор, 2000

--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 09.07.2002 17:44




АЛЕКС БОР
 
 
                            УТРО У МОРЯ
 
                              Рассказ 
 
   Нежно-золотистый лучик мягкого утреннего солнца неслышно пробрался в
комнату через узкую щель в неплотно сдвинутых занавесках, придирчиво
оглядел сво„ косматое отражение в круглом зеркале, висевшем напротив окна
в стариной ж„лтой раме, и, видимо, удовлетвор„нный скорым осмотром,
стремительно метнулся навстречу самому себе, словно желая разбиться на
тысячи огненных осколков.
   Беззвучно ударившись о прозрачное зеркальное стекло, он действительно
раскололся на части и разлетелся по комнате, распавшись на мириады тонких
стрел-лучиков, - и они озорными солнечными зайчиками - мягкими,
бархатистыми, шелковистыми - бросились в рассыпную, словно непоседливая
стайка мальчишек, выскочившая на улицу после окончания длинных уроков...
   И в неуловимо-короткий миг небольшое пространство комнаты наполнило то
светлое и чистое, почти прозрачное дыхание первородной утренней свежести,
которое можно ощутить, если просн„шься вместе с восходом солнца и
застанешь пробуждение жизни после долгого ночного сна, когда вот такие
озорные лучики утреннего солнца пронзают уже размытые, потерявшие чугунную
ночную густоту и телесную плотность рваные, как клочья бумаги, куски
бесцветной предрассветной тьмы, и она трусливо прячется в тесные неуютные
щели...
   Один солнечный зайчик, более шустрый и непоседливый, чем его товарищи,
а оттого снедаемый любопытством, стремглав прон„сся по высокому потолку,
изрезанному густой сетью ч„рных старческих морщин, похожих на марсианские
каналы, если их рассматривать в телескоп. И, задорно усевшись на игравшем
разноцветьем радуг отраж„нными от зеркала солнечными бликами
светло-зел„ном плафоне, бросил вниз искрящийся детским озорством взгляд.
   Маленькая, но уютная комната уже дышала ласковым и нежным дыханием
наступающего утра. По гладко отполированному письменному столу,
беспорядочно заваленному раскрытыми книгами и тетрадками, наперегонки
носились, играя в невидимые салки, десятки золотистых солнечных зайчиков.
   Вылинявшие под горячими лучами южного солнца голубоватые обои искрились
переливчатым разноцветьем радужных бликов.
   А на другом конце комнаты, куда пока ещ„ не доставали
розовато-шелковистые лучи проснувшегося солнце, на высокой кровати грузно
покоившейся на высоких резных ножках, поставленных в незапамятные времена
на стальные кол„сики, спала девушка. Спала крепко и безмятежно, по-детски
свернувшись калачиком, крепко прижавшись розовой щекой к пухлой подушке.
Растр„панные волосы ч„рными струями кудрявых волн стекались по румяному
смуглому личику, сомкнутые в сладкой др„ме иссиня-ч„рные ресницы слегка
вздрагивали, пухловатые губы, чуть приоткрывшись, словно в ожидании
сладкого поцелуя, застыли в счастливой полуулыбке.
   Солнечный зайчик, которому надоело неподвижно сидеть на потолке,
сиганул вниз. Упав на пол, он проворно поднялся по ножкам кровати и слегка
коснулся невидимыми т„плыми лапками гладкой кожи девушки. И тут же шустро
побежал по одеялу. Добравшись до согретой сладким дыханием чуть примятой
подушки, он неуверенно дотронулся до маленького носика девушки.
   Почувствовав незримое прикосновение - мягкое и т„плое, словно пушистая
ш„рстка игривого мурлыки-кот„нка, - и ощущая неизбежную близость
пробуждения, но, ещ„ не желая расставаться со сказочным миром, рожд„нным
сладким утренним сном, она недовольно сморщила свой маленький носик, весь
усыпанный желтоватыми крапинками золотистых веснушек, придававших е„
детскому лицу лукавое очарование, и, сладко улыбнувшись, перевернулась на
спину, прикрыв глаза худой загорелой рукой. Другая рука, такая же тонкая,
почти бесплотная в утреннем свете, покрытая слабым загаром, была
безмятежно отброшена и легла на прогретую солнцем подушку. Маленькая кисть
с красивыми длинными пальцами, увенчанными аккуратно подрезанными
ненакрашеными ноготками, отреш„нно свесилась с никелированной спинки
колченогой кровати.
   Солнце уже высоко поднялось над горизонтом, а девушка никак не хотела
просыпаться. Е„ умиротвор„нный, никем и ничем не потревоженный сладкий сон
был безмятежно крепок, и если бы в этот тихий, озаренный лучистым сиянием
южного солнца миг случилось чудо, и сбылись бы все сказочные сны, и эту
девушку бы увидел высокий, но страшно стеснительный черноволосый парен„к
со светло шершавым пушком у верхней губы, по детски оттопыренной, словно
он был на кого-то смертельно обижен, - то он, этот парен„к, часто
посещавший девушку во снах, поразился бы, наверное, тому счастливому
умиротворению, которое застыло на обласканном южными ветрами и солнечными
лучами смуглом лице. И он, возможно, понял бы, что перед ним - самая
счастливая девушка во Вселенной, раз у не„ такой крепкий и ровный сон,
прервать который не может ни пронзительное южное солнце, ни нескончаемый
гул лежащего в нескольких шагах моря, ни радостно-переливчатые соловьиные
трели, ни грустные крики чаек, ни деловитое погромыхивание кастрюлями за
окном, ни звонкие голоса розовощ„кой ребятни, затеявшей с утра в морских
пиратов на изрезанном извилистыми бухтами песчаном берегу по дороге в
школу...
   Понял и позавидовал этому уверенному в себе счастью...
 
   Проснувшись, девушка не спешила вылезать из-под тонкого одеяла.
Вставать не хотелось... Она всегда, с раннего, но уже порядком подзабытого
детства, любила эти первые минуты после пробуждения, и всегда по долгу
лежала в постели, подставив лицо т„плым лучам солнца, которые, казалось.
Наполняли каждую клеточку тела неиссякаемой энергией.
   В дверь тихонько поскреблись - словно мышка маленькой лапкой.
   - Да-да! - девушка упруго вскочила с кровати, набросила халат на узкие
плечи.
   Дверь отворилась и на пороге появилась сухонькая старушка, в цветастом
платке.
   - Вс„ спишь, доченька? - осведомилась она. - Тебе ж скоро уходить надо,
милая. А то ить опоздаешь ненароком, ругаться доктора-профессора будуть...
   - Не опоздаю, Глукерья Перфильевна, - весело отозвалась девушка. - Я
уже почти бегу...
   - Ну, давай, давай, Танечка, самовар-то давно ить иж поспел, -
проговорила старушка. И отчего-то тяжело вздохнув - видать, вспомнила свои
дал„кие молодые годы - затворила дверь. Послышались глухие шаркающие шаги.
 
   Старушка со старинным именем Глукерья Перфильевна была квартирной
хозяйкой Тани, которая в этом году приехала в Красногорск поступать в
университет.
   По неписаным законам общежитие первокурсникам не полагалось, и поэтому
Таня была вынуждена снимать комнату. Впрочем, комнаты в этом южном
Красногорске славились дикой дороговизной - вероятно, в первую очередь
потому, что этот город давно уже облюбовали нувориши, которые приезжали
отдыхать сюда в любое время года - летом нежиться на пляже, зимой -
кататься на горных лыжах. Красногорск считался морскими воротами страны,
через которые нищающая день ото дня Федерация получала не только
экзотические бананы и ананасы, но и одежду, обувь, бытовую технику,
производимые в соседних странах. Местные жители, знавшие рыночные законы
ещ„ со врем„н всеобщего равенства, - в Красногорск приезжали отдыхать со
всей страны, поэтому гостинец хватало не всем, "дикари" снимали углы, не
скупясь на "квартплату", - развернулись во всю. А поскольку все пять
промышленных гиганта Красногорс