явиться отныне на знакомом пороге, хотя там будет
жить такая же, как и Делина, девочка. Такого же возраста. С такими же
т„плыми лучистыми глазами. С такими же смешными крапинками веснушек на
дерзко взд„рнутом к небу носике. С таким же добрым, овеянным ласковым
ветром, раскрытым навстречу прекрасному лучезарному миру, по-детски живым
и счастливым лицом...
   Меня будет сводить с ума е„ т„мный локон, кокетливо спадающий на
смеющиеся глаза, но я никогда не подойду к ней, не скажу ей ни слова.
Только, проходя через так неожиданно ставшим для меня чужим двор, буду
бросать короткие тоскливые взоры на смытый синими дождями знакомый
прямоугольник широко распахнутого настежь окна, стараясь разглядеть в
т„мной глубине незнакомой комнаты полузнакомый расплывчато-смутный
силуэт...
   Я буду видеть, как она день ото дня хорошеет, взрослея, как наливается
спелыми живительными соками е„ детское тело, как на не„, когда она летяще
вышагивает по улице, восторженно глядят мальчишки-ровесники и парни
постарше...
   И вот один из них, более смелый и дерзкий, вышагивает рядом с ней и,
по-детски робея, крепко держит в своей сильной руке е„ маленькую ладонь.
   Я каждый день буду видеть эту очаровательную девушку, имени которой я
так никогда и не рискну узнать, но перед моими глазами всегда будет
Делина, я буду видеть е„ ежечасно. Я буду представлять себе, глядя на ту
девушку, как изменилась Делина, как она повзрослела, похорошела, за это
разлучившее нас время. Я буду видеть, как на Делину, уже ставшую взрослой
девушкой, оглядываются, восхищ„нные е„ очарованием, стройностью и
красотой, молодые парни; и в конце концов я увижу рядом с ней смущ„нного
парнишку, смуглолицего и черноволосого обитателя солнечного Зурбагана,
сошедшего со страниц романов Александра Грина, чтобы найти вечный приют на
берегах Дал„кого Острова... Этот незнакомый мне парнишка будет бережно
нести тонкую руку Делины в своей широкой ладони, и мне не хватит сил,
чтобы почувствовать себя на его благословенном месте... - как нету у меня
сил сейчас, когда над Городом ид„т прощальный дождь, принять дружеское
приглашение Делины и в последний раз прийти к ней в гости, переждать
нескончаемый дождь, забыть хоть на минуту про колючие иглы, которые,
кажется, летят не за шиворот, а прямо в измученную душу...
   И я понимаю, что когда Делина уедет, в моей душе так и будет идти, ни
на секунду не прекращаясь, холодный дождь разлуки, как безрадостное вечное
напоминание об этом тоскливом, похожим на осеннем, летнем дне, и будет
этот нескончаемый дождь идти только для меня одного во всей Вселенной...
   А на Дал„ком Острове, в сказочном Зурбагане, где будет безбедно жить
моя юная Ассоль, всегда будет сиять жаркое солнце и царить вечное лето.
   И когда Делина вырастет, когда станет взрослой, солнце не выцветет на
ярко-голубом небе, а лето по-прежнему будет радовать бесконечным теплом.
   Потому что туда, в придуманный мною Дал„кий Остров, - где, наверное,
когда-то капитан Грин высаживался на берег, выискивая персонажей своих
чудесных фантастических феерий, никогда не долетают холодные капли
бесконечного грустного дождя. Там не знают, что такое расставание, там
всегда - праздники встречи...
   - Но ты не уйд„шь сейчас, нет? - сквозь шум дождя слабо доносится до
меня тревожные золотисто-переливчатые звуки тихого голоса Делины,
приглушенные шелестом бьющегося об оконные ст„кла дождя. И я вздрагиваю,
когда чувствую на сво„м плече л„гкую, почти невесомую, маленькую ладонь
Делины. Она часто клала на мо„ плечо свою л„гкую, как пушинка, ладонь, и
это был предельно искренний живой порыв, который ш„л из чутких глубин е„
доброго и отзывчивого детского сердца. Обжигающее прикосновение е„
дружелюбной ладони заставляло мо„ мальчишеское сердце трепетать от
волнения и робости, я чувствовал себя л„гким и невесомым, готовым к
вольному поднебесному пол„ту. И, чтобы до пронзительно ясной бесконечности
продлить радостное ощущение близости и доступности счастья, я часто
восторженно накрывал эту чуть вздрагивающую, как пойманная в силки пташка,
от неуютного смятения, дружескую ладошку своей нерешительно-робкой
ладонью...
   "Ты не уйд„шь сейчас, нет?" - спросила у меня Делина в тот неласковый
дождливый день, и е„ тонкая, почти прозрачная в матовых переливах
сероватых жемчужин дождевых капель рука замерла в тревожном ожидании на
мо„м мокром плече, а я никак не решался, как прежде, успокоить е„
нетв„рдым пожатием. Я не мог понять, вглядываясь в спокойно- грустное лицо
Делины, радуется ли она тому, что пришло время вернуться на свой Остров,
либо е„ детскую душу жестоко гложет такая же ч„рная и безысходная, как у
меня, тоска оттого, что мы уже не увидимся никогда? Делине совсем недавно
исполнилось 13 лет, я был старше е„ ровно на год - мы родились в один
день... И мы оба вступали в ту счастливую и грустную пору, когда детство
еще не кончилось, а юность еще не началась, и верное слово "дружба"
   значило для нас гораздо больше, чем новое, несущее неизвестность, слово
"любовь".
   .. И вот я вижу, как мы стоим напротив друг друга, смотрим друг другу в
глаза, я совсем близко вижу сво„ отражение в е„ печальных зрачках. Могучая
крона ветвистого богатыря-дуба заботливо оберегает нас от
настойчиво-грубого любопытства косо летящего дождя. И сквозь мышино-серую
дождевую пыль я вижу, как бегут по бледным щекам Делины прозрачные
хрусталинки слезинок. Почти неотличимые от капель дождя...
   А может быть, это и не слезы вовсе. Просто Город мокнет под
безжалостным дождем, и по нашим лицам, обращ„нным друг к другу, струятся
холодные капли хмурого дождя, перемешанные со слезами скорой разлуки...
   А может, и нет никаких сл„з...
   Просто в Городе ид„т нескончаемый дождь...
   -Ты плачешь? - тихо спросил я. А быть может и не спросил, а только
подумал спросить...
   - Не знаю, - ответила Делина на вопрос, который я так и не решился
задать...
   - Ты улетишь, и я больше не увижу тебя? -спрашиваю я. Беззвучно...
   - Да, - выдыхает Делина. -Улечу... Но только через пять дней... Почти
неделю я буду в Городе. По этому ты приходи ко мне, ладно? Ты ведь
прид„шь, правда?..
   Я отрешенно молчу.
   А Делина напряж„нно жд„т, что я ей отвечу... Е„ побелевшие губы
раздвинулись в л„гкой полуулыбке, угольно-ч„рные зрачки блеснули радостным
лучиком. И мне кажется - ещ„ немного - и прекратится безрадостный дождь, и
тоскливо-хмурое небо очистится от свинцовых туч, и воссияет первородной
голубизной просторный купол необъятного неба, и разоль„тся по мокрой земле
золото солнца, и его мягкие, пушистые лучики оживят скорбно-печальные
глаза Делины, чтобы зажечь неуемный огонь беспечного веселья.
   Словно и не нужно никуда уезжать и расставаться...
   Но желанного чуда не происходит...
   Косые струи водяной пыли гасят едва родившийся луч надежды. И
золотистая чернота грустных глаз Делины наливается, переполняясь через
край, еще большей грустью, похожей на тоску. И словно иссушающая душу
тревога останавливает беспокойный стук ноющего сердца -это воздух
становится т„мно-багровым, тяж„лым и тусклым. Словно кто-то, внезапно
появившийся рядом с нами, опускает плотную фиолетовую пелену вечерних
сумерек...
   - Ты прид„шь? - снова спрашивает Делина. -Мы же друзья с тобой...
   Она говорит тихо, умоляюще глядя мне в лицо, и е„ грустные глаза сейчас
так близко от меня, что я могу невесомо коснуться их губами.
   Если осмелюсь...
   А дождь лил и лил и не думал кончаться...
   - Приходи, очень тебя прошу... - повторила Делина -Я уеду только через
пять дней...
   - Приду, -неслышно отвечаю я.
 
 
   3
 
 
   Но я не пришел...
   В Городе ш„л дождь. И улицы медленно гнили под хмурыми потоками прелой
воды.
   И Делина уехала...
   А над Городом висели низкие хмурые тучи, поливая пустые улицы долгим
по-осеннему зябким дожд„м.
   Сейчас мне кажется, что это Город плакал, прощаясь с Делиной. Город,
который она полюбила. Полюбила искренне, как свой дал„кий от меня
Зурбаган. И в ответ Город полюбил Делину, маленькую добрую девочку с
Дал„кого Острова. Он, Город, хотел подарить ей свою Сказку. Сказку,
которая наверняка вернула бы глазам Делины радость и веселье. Потому что
все сказки заканчиваются хорошо...
   Но сказка окончилась, не успев начаться. И Город плакал, провожая в
дальний путь маленькую девочку с Далекого Острова. Он не хотел, чтобы она
улетала на свой Остров...
   Наверное, поэтому всегда, когда кончается июнь, в Городе ид„т дождь.
   Угрюмые ч„рные тучи хищными стервятниками набрасываются на Город,
разомлевшим под тягостным зноем летнего солнца, сдавливают свинцовыми
тисками неудержимо рвущееся в просторную высь голубое небо, и, почти
касаясь клочковатыми щупальцами островерхих крыш Старого Города, уныло
осыпают сизые улочки колючими иглами по-осеннему зябких дождевых капель...
 
   1986, 1992-1994
 
   ©Алекс Бор, 2000 

--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 09.07.2002 17:20




АЛЕКС БОР
 
                               ЧАЙКА
 
            Романтическая фантазия из прошлой жизни 
 
 
 
   Посвящается Анжелике, без которой этот рассказ 
   никогда бы не был написан, с благодарностью и 
   в память о прошлой жизни, которой уже нет 
   и никогда не будет.
 
 
 
   1
 
 
   На высоком берегу Реки стоял маленький Мальчик. Позади остался
пионерский лагерь с чарующим слух названием "Каравелла", оно вызывало в
памяти легенды о древних мореплавателях, жестоких пиратах и таинственных
кладах... А сам лагерь был над„жно спрятан от посторонних глаз
высокими-высокими соснами, так похожими на мачты бригантины...
   Но лагерь был позади, а впереди открывался необъятный поднебесный
простор и быстро несла свои т„мные воды Река...
   Администрация лагеря строго-настрого запрещала пионерам даже близко
подходить к Реке. Начальник лагеря, маленькая и сухая женщина с глубоко
посаженными злыми болотно-зел„ными глазами, сказала на первой линейке, во
время открытия лагерной смены:
   - Река есть место повышенной опасности! Сегодня вы спокойно плещетесь у
самого берега, а завтра там же вы сможете угодить в подводную яму. И это,
повторяю, у самого берега! Это во первых. А во вторых, водовороты. Два
года назад здесь утонули две маленькие девочки. Пошли без спроса купаться,
и угодили в водоворот! Поэтому, дети, если вы не хотите горя вашим мамам и
папам, не смейте и думать о Реке! Вам понятно? Я предупреждаю вполне
официально: если я не приведи господь узнаю, что кто-то из вас гулял у
Реки, пеняйте на себя! Мигом вылетите из лагеря! Это дома вы можете делать
вс„, что вам заблагорассудится, а здесь не что-нибудь, а пионерский
лагерь, и дисциплина должна быть единой для всех без исключения!..
   А вожатый того отряда, куда попал Мальчик, сказал проще:
   - Увижу кого у Реки - мозги вышибу! Ещ„ отвечай за вас, полудурков!
   С нарушителями лагерной дисциплины действительно не церемонились: на
первый раз оставляли без обеда, заперев на два-три часа в кабинете
начальника лагеря. Наказание ждало всех: несмышл„ного семилетнего
мальчугана, закатившего утром истерику - " Не хочу-у-у на
зарядку-у-у-у!..", и почти взрослого парня, который курил тайком,
спрятавшись за клуб с чудесным названием " Чебурашка" или уходил куда-то
после отбоя в компании таких же больших парней и девушек... Двоих после
такой прогулки начальник лагеря обвинила в ч„м-то не хорошем и отправила
домой. "Это чтоб остальным неповадно было,- объяснила она.- Ещ„ не
хватало, чтобы вверенный мне пионерский лагерь превратился в публичный
дом..." Мальчик не знал, какой дом называют публичным, но понимал, что это
что-то очень плохое, о ч„м не следует говорить вслух при маленьких
детях... А громкоголосая начальник лагеря орала об этом на утренней
линейке, визгливо добавляя: "Пеняйте на себя, если я узнаю, что кто-то
ночью уходил за территорию! Я со всеми разберусь! А если кого увижу у
Реки, пеняйте на себя!..." "Пеняйте на себя" было любимым выражением
начальника лагеря, и е„ так и прозвали - "Пеняйте-На-Себя". "Вот скажу
Пеняйте-На-Себя, она тебе даст...", "Атас! Пеняйте-На-Себя ид„т!.."
   Мальчик тяжело вздохнул: вот и ему придется пенять на себя, если
кто-нибудь расскажет начальнице, что он ходил без спроса к Реке. И тогда
хоть плач, хоть кричи - не поможет... А чего е„ бояться - Реки то?
   Коварной река была в прошлом году, когда Мальчику было семь лет, и он
впервые приехал отдыхать в "Каравеллу". Тогда Река показалась ему
огромной-преогромной. Как море. И водовороты были огромные, страшные... И
в них на самом деле утонули две маленькие девочки...
   Но в этом году где-то в верховьях Реки построили плотину, и она
обмелела.
   Теперь Реку спокойно можно было перейти вброд, воды будет по пояс
взрослому человеку. Так утверждали деревенские мальчишки, которые
приходили в лагерь с того берега Реки, хулиганить. И так считала грозная
Пеняйте-На-Себя, и так говорили все воспитатели и вожатые. И прогоняли
деревенских.
   Но это было несправедливо, потому что хулиганили в лагере большие
мальчишки из соседнего Пос„лка, который был недалеко от лагеря.
   Большие мальчишки в лагерь приходили после отбоя, когда начинало
темнеть, собирались в "Чебурашке", пиои водку, ругались, громко кричали,
дрались.
   Даже ст„кла иногда били... Даже милиция приезжала их забирать...
   А мальчики из-за Реки ничего плохого не делали, они были хорошими и
приходили в лагери играть. Но взрослые ничего не понимали и прогоняли их.
   - Здесь пионерский лагерь, а не проходной двор!- визжала, брызгая
слюной, Пеняйте-На-Себя, едва завидев босоногих загорелых чужаков.- В
лагере не место посторонним! Живо убирайтесь! И если я ещ„ раз увижу вас
здесь, то пеняйте на себя!
   И "деревенские" разбегались врассыпную - только пятки сверкали!..
   Они прятались в густой траве, что росла на речном берегу, и когда
Пеняйте-На-Себя, устав кричать, уходила в свой кабинет или в столовую,
распределять обеды, заречные мальчишки тут же покидали свои зел„нные
укрытия, и приунывший было лагерь снова наполнялся задорным мальчишеским
смехом...
   Мальчик не дружил с деревенскими, он почему-то боялся их. Ему казалось
что они не только не примут его в свою компанию, но и прогонят его. Может
быть, даже побьют. И скажут вслед что-то очень обидное и плохое. И будут
смеяться, когда заплачешь... Как это делают ребята из своего же отряда,
которые с раннего утра и до отбоя не дают проходу, доводят его до сл„з, а
потом кричат: "Плакса-вакса гуталин, на носу вонючий блин..." Обидно... И
вожатым не пожалуешься, потому что сразу станешь ябедником, а за это могут
и "темную" в спальне устроить... Не так больно, сколько обидно... А если
мама на выходной приедет, как ей объяснить, откуда взялся синяк под
глазом? "Какой ужас! Тебя побили! Ах, я всегда говорила, что в лагере одни
хулиганы!.."
   Мальчик снова вздохнул и оглянулся на лагерь, скрытый корабельными
соснами. Яркое солнце ослепило глаза, и Мальчик зажмурился. Да, трудно
жить, когда вокруг тебя так много плохих людей. Когда их очень много, а ты
только один. Конечно когда можно было вызвать обидчика на честный бой,
один на один, тогда, может быть, он бы и справился... И мама бы ничего не
узнала, если бы после драки у него не осталось синяков и шишек... А когда
один против всех и все против одного, и всегда стараются напасть
впятером... Тут уж, конечно, убежишь, куда глаза глядят, только бы
оставили в покое, не приставали... И когда эта долгая смена кончится?
   Скорей бы домой, к маме...
   Какое-то небольшое, почти прозрачное облачко незаметно подкралось к
солнцу. Дунул озорной ветерок, и высокая, по пояс, трава колыхнулась,
слегка коснувшись ссадины на разбитой коленке. Было немножко щекотно... И
приятно... Казалось, что зел„ные травинки, тоненькие, почти прозрачные,
так что видны линии прожилок, не просто щекочут его, повинуясь порыву
доброго ветерка, а жалеют его, гладят по коже, словно говоря: "Не грусти,
маленький Мальчик... Скоро вс„ будет хорошо..." И ветерок так приятно
перебирает волосы на голове, словно это не ветер, а добрая мамина рука
приголубила, провела мягкой ладонью по волосам... И сразу стало как-то
очень легко на душе, исчез куда-то вязкий страх перед врагами, и ты уже
совсем не боишься ни злой Пеняйте-На-Себя, ни вредных ребят из твоего
отряда.
   Ничего-ничего не боишься....
   Мальчик улыбнулся. Толкнул носком сандалии камешек, притаившийся в
травяных джунглях. Он нехотя вылетел из своего убежища, и, описав
небольшую дугу упал. Но Мальчик не услышал всплеска. Обмелев, Река
отступила от берега, и вдоль обрыва протянулась широкая песчаная полоса. В
песке часто попадались ракушки и красивые камешки. Ребята из лагеря искали
их вместе с деревенскими мальчишками.
   Тайком от вожатых, конечно...
   А сейчас берег был пустынен. Ничего не нарушало знойного безмолвия
полуденной дремоты. Даже на том берегу Реки, где с высокого холма
спускалась к воде маленькая деревушка с полуразрушенной церковью, не видно
ни души. И если бы не чайки, парящие над водой, можно было подумать, что
ты остался один в этом большом мире...
   Чаек было очень много, не сосчитать. Они беспорядочно носились над
водой, то взмывая в голубое поднебесье, то камнем бросаясь вниз, к воде. И
только одна чайка, - очень маленькая, с розовой грудкой,- низко-низко
летала над самой Рекой, почти касаясь воды ч„рными крыльями. Летала и
плакала. Так, во всяком случае, показалось Мальчику. " Наверное, ее тоже
обидели... "
   -решил он. Хотя и не знал, обижают ли друг друга птицы, или только люди
бывают такими...
   Чайка плакала так жалобно и протяжно, словно звала кого-то. А другие
чайки, что летали вокруг, не обращали на не„ никакого внимания. Ни одна не
подлетела к ней, не спросила на сво„м птичьем языке: "Что случилось,
подруга? Отчего ты так горько рыдаешь? Может быть тебе нужна помощь?".
   Быстрокрылые птицы стремительно проносились мимо своей подруги, не
обращая на нее никакого внимания ...
   Мальчику стало жалко несчастную птицу. Он протянул к ней тонкие
загорелые руки, и громко крикнул, чтобы услышала его грустная птица:
   - Не плачь, чайка! Ну прошу тебя, не плачь! - и гулкое эхо понесло его
крик в поднебесье. - Не плачь! Мне тоже очень и очень грустно, но я же не
плачу!
   А у самого по щекам текли капельки слезинок, оставляя предательские
сол„ные борозды...
   А чайка по прежнему с плачем носилась над тихой водой, и не было дела
другим птицам до этого плача.
   Чайка, наверное не слышала добрых слов Мальчика. А если и слышала, то
не поняла - разве ведом птицам язык человеческой речи? И по прежнему
металась над серой водой, выкликая жалобные звуки, и Мальчику показалось
на миг, что слышит он человеческие слова в надрывном птичьем крике - "Где
ты? Где ты? Где ты?" - кричала птица...
   Кричала, словно звала кого-то кто был сейчас очень и очень далеко...
   "Ну зачем ты плачешь, чайка? - шептал Мальчик, глотая ненавистные
сл„зы. - Ну прошу тебя, не плачь..."
   Но чайка не слышала Мальчика. И плакала...
   И вдруг - как неожиданный, а оттого пугающий удар грома - чей-то
громкий голос раздался за спиной:
   - Что ты здесь делаешь?
   Мальчик вздрогнул всем телом, почувствовал как по спине побежали
предательские мурашки.
   Затравленно обернулся, ожидая самого худшего...
   Так и есть!
   Вожатый! Из шестого отряда...
   И как тихо подкрался...
   Вот если бы раньше его заметить, тогда можно было бы спрятаться в
густой траве. Трава высокая, как в джунглях. Пройд„шь совсем рядом - и не
заметишь, что кто-то прячется...
   - Э, да я вижу, у тебя глаза на мокром месте, - протянул вожатый. - Что
случилось? Тебя обидели?
   Мальчик часто зашмыгал носом.
   -Ну, а это, по моему, вообще не серь„зно, - разв„л руками вожатый. - А
ну-ка, давай быстро суши влагу! - повелительно, но с доброй улыбкой на
молодом лице сказал он.
   Мальчик послушно размазал кулаком с