искали спасения в
соседних странах. Правда, соседи не очень радовались нашествию голодных
беженцев и всеми правдами и неправдами спешили спровадить несчастных людей
назад...
   При такой жизни разве легко написать и отправить письмо? Суметь бы
выжить...
   Поэтому, когда очень долго не было писем, Димка мучился, не находил
себе места. Часто, пытаясь унять в душе толчки сухой тревоги, он
останавливался у географической карты, висевшей над письменным столом.
Карта была очень старая, на ней были обозначены государства, которых давно
уже не существовало. И не были нанесены те, которые образовались совсем
недавно - на месте исчезнувших.
   Димка напряж„нно, до боли в глазах, всматривался в багряные очертания
узкой полосы, протянувшейся вдоль атлантического побережья
Северо-восточного континента. Таким пугающе обреч„нным цветом было
обозначено на карте маленькое государство с красивым испанским названием,
дал„кая родина Димкиных друзей... Димка стоял у карты и смотрел на красную
полосу - просил, умолял Элину и Роберто поскорее ответить на его письмо,
прислать хоть маленькую весточку, сообщить, что они живы и здоровы, что,
что с ними ничего не случилось... как с Алисой, с которой вообще не может
ничего случиться, потому что жив„т она в более гуманном мире...
   Последнее письмо было перед Новым годом...
   И вот - наконец-то! - новая весточка...
   Димка радостно ворвался в свою комнату, небрежно бросил на пол школьный
рюкзачок, уселся в мягкое кресло и аккуратно надорвал конверт.
   Из конверта выпал серый листок не разлинованной бумаги, исписанный
крупными печатными буквами. Это сразу не понравилось Димке. Он напрягся...
   Прогоняя нехорошие предчувствия, он развернул письмо:
   "Здравствуй Дима. Тебе пишет человек которого ты не знаешь. Я есть
учитель. Викор Переис. Учу детей английский и русский язык. Элина и
Роберто были мои ученика. Они много рассказывать мне о тебе. Что ты есть
их друг. И потому я должен сообщить тебе о то что произошло..."
   Сердце тяжело забухало где-то у горла. Димка на секунду оторвал глаза
от письма. Зажмурился... Почувствовал, как подкатывается к горлу осклизлый
комок набегающей ч„рной волной тревоги. Как после просмотра вечерних теле
новостей...
   Неужели случилось то, чего он так боялся?
   Димка ощутил холодную, колючею, словно он неосторожно коснулся острия
иголки, дрожь на кончиках пальцев. Он всегда понимал, что и с Элиной, и с
Роберто может случиться вс„, что угодно... Уж очень неспокойна та страна...
   Стараясь прогнать страшную мысль - мысль недопустимую, нереальную, -
Димка тревожно впился глазами в нарочито ч„ткие буквы письма:
   "Ты уже никогда не смочь видеть их", - выхватил цепкий взгляд прямые,
как шеренга солдат, строки письма.
   Что???
   Неужели????
   Нет!!!!
   На лбу выступила холодная испарина, сердце бешено, рывками,
заколотилось - как неисправный мотор мопеда... Димка, ещ„ не веря, что
случилось что-то ужасное, - то, что ни при каких обстоятельствах не должно
- не должно! - было ни когда случиться, ещ„ раз прочитал те слова... "Ты
уже никогда не смочь видеть их". Нет, это не ошибка... Написано именно
так...
   Неужели...
   "Они погибли. Волк наш город ворвались бандиты. Бандитов было много. Мы
защищались. Но они убили очень много людей. Элину убили. Роберто погиб в
бою".
   Там было ещ„ что-то написано. Но дальше Димка читать не стал.
   Не имело смысла...
 
 
   2
 
 
   Он не мог, не хотел верить...
   Совсем недавно, перед Новым годом, от Элины и Роберто пришла открытка.
   Поздравление с Рождеством...
   И маленькое письмо...
   Писала, как всегда, Элина. Она лучше знала русский язык... Мечтала
стать переводчицей... Элина писала, что у них по-прежнему ид„т война, но
они уже привыкли, хотя и верят, что скоро вс„ закончится - будто бы в ООН
решили направить в их страну миротворцев... Когда вс„ закончится, - писала
Элина, - мы верн„мся в столицу... Хотя наш дом, скорее всего, разбомбили.
   Вспомнила Элина и лагерь, где они познакомились. Берег моря, старую
крепость... Напомнила их клятву - никогда никогда не забывать друг друга.
   Обещала в следующем письме прислать свою фотографию - если удастся
сфотографироваться... "Если бы ты увидел меня сейчас, не узнал бы, какая я
стала. А Роберто уже совсем взрослый стал..." И ещ„ она написала, что
очень хочет встретиться с Димкой. И она и Роберто...
   И вот чья-то слепая пуля перечеркнула мечты и надежды...
   Надежды на новую встречу.
   Надежды на продолжение дружбы.
   Потому что друзей больше нет.
   И уже никогда не будет...
   Димка в свои тринадцать с небольшим лет хорошо знал, как неспокойно
сейчас в мире. Иногда ему казалось, что люди сошли с ума - потому что куда
ни кинь взгляд, повсюду ид„т война. Люди убивают друг друга из-за
небольшого клочка земли, из-за того, что принадлежат к разным народам,
из-за того, что по-разному верят в одного Бога, из-за того, что кому-то
хочется просто прийти к власти...
   Каждый вечер в девять часов Димка садился к телевизору, смотрел, затаив
дыхание, выпуски новостей, с тревогой вслушиваясь, когда в сухие, а когда
и в слишком эмоциональные, сводки военных действий. Столько-то убито,
столько-то ранено... Сожж„нные деревни, разрушенные города... Воюют в
дальних странах, воюют в ближних странах - тех, что всего несколько лет
назад были составными частями одного большого - самого большого! -
государства... Кажется, что вся Планета поднялась на дыбы и обезумевшее
человечество, напрочь забыв древнюю заповедь - не убей! - только и занято
уничтожением себе подобных. Стреляет и жж„т, разрушает и убивает... Мир
превратился в какой-то дикий и необузданный кошмар, словно сошедший с
видео экрана кровавый боевик, и люди, невольно став персонажами этого
боевика, смотрят друг на друга только через над„жное перекрестье
оптического прицела...
   Димке неприятно и больно было смотреть на разрушенные дома и м„ртвые
города, и он часто отворачивался от телеэкрана, когда беспристрастная
телекамера показывала убитых людей, снятых крупным планом. И трудно было
поверить, что ещ„ вчера все эти люди жили и смеялись, смотрели на солнце и
зв„зды, смотрели телевизор и ходили друг другу в гости... И вот теперь они
неподвижно лежат на разбитых мостовых, и равнодушный теле глаз
демонстрирует их сидящим в домашнем тепле телезрителям. И трудно
оставаться спокойным, когда видишь застывшие в горьком недоумении -
неужели я и, правда, умер? - безжизненные глаза и потерявшие живые краски
бытия лица. Страшные м„ртвые лица людей. Детей и взрослых...
   И вс„ же Димка старался никогда не принимать близко к сердцу жуткие
картинки дал„ких войн... Именно потому, что войны и связанные с ними
страдания и гибель людей проходили где-то очень далеко, чуть ли не на
другой планете...
   Даже внезапно разразившаяся война в небольшой приморской республике,
где когда-то, очень-очень давно, ещ„ дошкольником, Димка отдыхал вместе с
родителями (тогда эта республика ещ„ входила в состав Единого Союза), и
ослепительно-чистая Оливия, столица этой республики, постоянно переходила
из рук в руки, и в городе почти не осталось ни одного целого здания - даже
эта война почти не внесла смятения в Димкину душу. И это не было
следствием душевной ч„рствости. Просто Димка ещ„ был реб„нком, а детство
устроено так, что гонит от себя страдания. Детство не верит, что жизнь
часто бывает суровой и жестокой, и не всегда в, пронзительно-синем небе
горит ласковым и добрым огн„м золотое солнце, раскинув во все стороны
шустрые пушистые лучики. А когда вдруг налетит холодный ветер, и тревожные
тучи скрывают солнце, и на землю падают первые капли злого осеннего дождя,
и осенняя сырость стирает краски надолго ушедшего лета - даже тогда
детство верит, что солнечный свет скоро пробьется сквозь ч„рный слой
бездонных туч, и яркий лучик нежно косн„тся твоей щеки, и зажгутся
радостным блеском, загрустившие было глаза...
   Староволжск - город, где с рождения жил Димка, где он ходил сначала в
детский сад, а потом пош„л в школу; где он знал каждый уголок, - был тихим
и мирным. Эхо далеких войн не касалось его своими ч„рными крыльями. Тихие
зел„ные переулки извилисто сбегали к Волге, деревянные домики, похожие на
старинные терема, стояли в узорчатой тени вековых тополей и дубов. Здесь
ничего не напоминало о войне - о той дал„кой войне, которая перемалывала
эти улочки более пятидесяти лет назад, оставляя после себя ч„рные руины.
   Димка видел их на Фотографиях, в краеведческом музее, который
располагался в старинном дворце, в котором до революции останавливались
императоры по пути из одной столицы в другую. Дворец тоже был разрушен во
время той войны. От него остались только обугленные стены... Но после
войны дворец - как и весь Староволжск - восстановили.
   Конечно, пятьдесят лет - это больше, чем вечность. Пятьдесят лет назад
даже Димкиной мамы не было на свете, а бабушка была маленькой шестилетней
девочкой... даже трудно представить бабушку такой маленькой... хотя Димка
видел пожелтевшие фотографии тех лет... и мама даже говорила, что Димка в
раннем детстве был очень похож на бабушку...
   Димке трудно было поверить, что и широкие, закованные в душный асфальт
проспекты, проложенные на месте старинных купеческих особнячков, и ещ„
сохранившиеся от прошлого узенькие, заросшие тополями, акацией и чер„мухой
переулки когда-то тоже походили на ч„рные, жутко зияющие пустыми
глазницами окон, улицы Степанакерта, Сараево, Оливии, Грозного... Трудно
было поверить, что не в кино, а на улицах городов одни люди стреляют в
других людей.
   И разве он, тринадцатилетний Димка, задиристый и непослушный, иногда -
дерзкий парен„к мог предположить, что война, разрывы которой громыхают на
другом континенте, могут коснуться и его самого? Что такими могут стать
Староволжск и маленький городок на океанском побережье, - городок,
мудр„ное испанское название которого Димка никогда не мог запомнить, как
ни старался...
   Городок, где на влажную песчаную землю упадут, пробитые тяж„лым
свинцом, Элина и Роберто.
   Друзья...
   "Ты уже никогда не смочь видеть их" - семь слов на неправильном русском
языке. Всего семь слов...
   Всего одна строчка.
   Одна строчка из семи беспощадных, как сама война, слов...
   "Элину убили. Роберто погиб в бою". Краткая констатация смерти. Никаких
эмоций...
   Но ты видишь, как медленно, прячась за широкие стволы тропических
деревьев, медленно движутся ч„рные тени.
   Видишь, как вглядывается во тьму ч„рный зрачок автомата, готовый в
любую секунду изрыгнуть свинцовую смерть. И разве думает тот, у кого в
руках автомат, кто в этот миг чувствует себя равным Богу, в высшей власти
которого казнить или миловать, - разве думает он о том, кому уготована
смерть - взрослому или реб„нку...
   Главное - успеть выстрелить первым.
   Выстрелить точно и метко, повергая врага....
   А враг может и не знать о том, что он враг. Потому что он - слабый
реб„нок. Маленькая девочка. Такая же, как Элина...
   Ничуть не старше...
 
 
   3
 
 
   Элина.
   Маленькая девочка с ч„рными волнистыми волосами и россыпью золотистых
веснушек на смугловатом лице. Лице добром и обаятельном...
   И - пристальным взглядом больших антрацитово-ч„рных глаз, увенчанных
длинными пушистыми ресницами. Глаз, в угольных зрачках которых грустно
отражался окружающий мир.
   Там, в лагере, ей не исполнилось ещ„ и одиннадцати...
   Элина очень любила бегать, играть в догонялки...
   - Догони меня! - звонко кричала она Димке. И легко, упруго, словно к е„
загорелым ногам были прикреплены эластичные пружины, бежала вприпрыжку,
высоко взлетая в лазоревую синь неба, и оранжевая футболка выбивалась из
синих, с двумя золотистыми якорьками по бокам, шорт, открывая шаловливому
ветру смуглый живот с засохшими корочками царапин и ссадин. И Димка
невольно любовался Элиной - такая она в лучах южного солнца была изящная и
грациозная...
   Димке даже казалось, что перед ним не обычная иностранная девочка, а
таинственная маленькая фея из волшебной сказки, которая слетела с пера
мудрого и доброго сказочника, когда он коснулся остри„м белого листа
бумаги... Она, эта фея, ожила, пришла в наш реальный мир, потому что
сказочнику очень хотелось вдохнуть в не„ жизнь.
   Или потому что Димка давно хотел познакомиться с такой девочкой?..
   .. Солнце скрылось за л„гким облачком, волшебные чары рассеялись, и
Димке уже не казалось, что он видит сказочную фею... Перед ним стояла
обычная девочка десяти лет, - маленькая, непоседливая, порывистая... Она
остановилась в нескольких метрах от Димки, подпрыгивая на месте от живого
нетерпения, пытаясь вовлечь его в вес„лую игру.
   И Димка неторопливо шагнул к Элине.
   А она порывисто быстро на одной ноге вокруг себя, - ч„рные волосы
длинными волнами по русалочьи обвили тонкие плечи.
   Вскинула к небу опал„нные жарким солнцем тонкие руки - и вдруг,
стремительно сорвавшись с места, побежала по сухой каменистой тропинке...
   Элина бежала, не оглядываясь. Потому, что знала, что Димка во весь дух
бросится за ней...
   И ребята мчались друг за другом, не чуя под собой ног.
   Мчались по высокой, круто обрывающейся в сверкающие под жаркими лучами
южного солнца пенисто-бирюзовые волны, бровке каменистого берега, кое-где
поросшего душистой изумрудной травой, которая приятно щекотала босые ноги.
   Они бежали - Элина впереди, а Димка за ней...
   .. Однажды Элина остановилась на отвесной кромке крутого обрыва, и,
пронзив Димку неунывающим взглядом, плавно оторвалась от каменистого
суглинка, словно хотела, подобно чайке, взлететь в голубую высь неба и,
по-спортивному прогнувшись, высоко вскинула позолоченные мягким загаром
тонкие руки, словно желая, коснутся кончиками пальцев раскаленного шара
дал„кого солнца - вдруг полетела с пятиметровой высоты вниз, в угрюмую
морскую пучину, не боясь, что коварно клокочущие волны разобьют об острые
прибрежные камни...
   А Димка, восхищ„нный не девчоночьей смелостью Элины - ни одна девчонка
из его класса не бросилась бы так отважно в угрюмую пену морских волн! -
остановился на зыбком краю клокочущей бездны, и, затаив дыхание, смотрел,
не отрывая восторженных мальчишеских глаз, как легко, играючи рассекает
хмурые морские волны маленькая хрупкая девочка в красном купальнике...
   И подкрадывалось к груди какое-то странное, непонятное, неосознанное,
т„плое чувство...
   Элина весело махала Димке рукой, что-то кричала ему на сво„м родном
языке, нежно-певучие звуки которого пронзительно летели в чистое, высокое
гулкое небо, нежно обнимающее землю лиловой голубизной.
   Димка не знал языка Элины, но понимал, что она зов„т его к себе. Хочет,
чтобы он, призрев леденящий душу, жуткий страх высоты, смело шагнул в
пенные волны.
   Но осторожный Димка не отважился сломя голову сигать в кипучие волны
игривого моря. Нет, он не был трусом. Просто был осторожным. Наслушавшись
историй о коварстве морских волн, которые, играя, часто уносили на дно
даже опытных пловцов, он с трудно скрываемой неприязнью относился даже к
спокойному морю, наглухо скованному безмолвными цепями штиля... А что
говорить, когда т„мно-синие волны начинают играть, зеленовато-белой пеной,
шумно набрасываясь на отвесную стену берега, подмывая е„, пытаясь
обрушить, раскрошить, утопить!..
   Это Элине не привыкать, она родилась у моря, и знает его коварные
повадки, и сумеет, если будет надо, выбраться на берег... А он, Димка,
лучше найд„т безопасную тропинку и спустится по ней к песчаному пляжу,
когда туда выберется Элина...
   Тропинку найти не составило труда. Высокий берег в одном месте полого
спускался к самой воде, и Димка, подгоняемый колючим ветром, побежал к
пляжу по топтаной тысячью ног каменистой тропинке, извилисто лавирующей
между глыбастыми пластами морщинистого суглинка, поросшего чахлыми
кустиками золотистого дрока.
   А Элина - мокрая, с прилипшими к лицу матовыми прядями блестящих на
солнце растр„панных тяж„лых волос, уже сидела, поджидая Димку, на омытом
прозрачными волнами ярко-золотистом песке. Пляж острым клинком врубался в
сиреневую морскую даль, плотно слитую с лазоревой линией дал„кого
горизонта.
   А Элина сидела на песке, радостно улыбаясь...
   И как только Димка подбежал к ней, она быстро вскочила на ноги, снова
что-то крикнула на сво„м певучем языке и опять побежала от Димки. Она
бежала по мокрому песку, высоко поднимая тонкие, как стебли одуванчика -
того гляди переломятся! - загорелые ноги. Она размашисто, уверенно лупила
пятками по лениво выползшей на берег прозрачной волне, и летели во все
стороны разноцветные жемчужины, искрясь серебром под туго натянутыми
стрелами солнечных лучей, Димка бежал следом за Элиной, и из-под его босых
ног тоже летели во все стороны шаловливые стайки хрустальных капелек
брызг. И когда едкая морская соль остро обжигала разгоряч„нное
стремительным бегом лицо, Димка подставлял его тугим струям сухого ветра,
летевшего с гор, и он слизывал соль горячим шершавым языком. Димке было
приятно, хотя и щекотно. И он смеялся... И Элина смеялась вместе с ним...
   Им, двум друзьям, которые случайно встретились на этом добром морском
берегу, было по детски хорошо и приятно вместе. Они были счастливы, потому
что не думали в этот солнечный день у моря о том, что есть места на
Планете, где такой же ясный солнечный день омрач„н тревожным набатом
сирены, возвещающей о начале бомбардировки; где морские волны багровы от
крови, и где гибнут сейчас под бомбами и снарядами такие же, как Элина и
Димка, мальчики и девочки, которым уже никогда не суждено подружиться...
   Но Элина и Димка не думали о грустном. Зачем застраивать душу чужими
страданиями, если можно, беззаботно смеясь, играть в догонялки, и верить,
что в синем небе всегда будет сиять такое же жаркое солнце, и так же вечно
будут плескаться прозрачно-аквамариновые., с проседью белых барашков,
морские волны...
   .. Набегавшись вволю, крепко сцепив мокрые ладошки, друзья побежали к
лагерю. Извилистые тропинки, заросшие незнакомыми Димке душистыми южными
травами и цветами, петляли между зеленых холмов. На самом высоком холме,
рядом с лагерем, высилась приземистая стена древней крепости. Димка
прочитал в книге, взятой в лагерной библиотеке, что когда-то эта крепость
нависала над самым морем и представляла собой мощную цитадель, которая
оберегала побережье от врагов-завоевателей и морских пиратов. Теперь же,
столетия спустя, о неприступных бастионах, выдержавших не одну осаду,
напоминала только серая стена, поросшая мхом, да квадратная башня, куда,
пропуская мимо ушей запреты воспитателей и вожатых, - ещ„ сорв„тесь,
дураки, шеи себе посворачиваете, а нам отвечать! - любили лазить
непоседливые мальчишки.
   И Димка тоже любил.
   Вместе с Роберто...
 
 
   4
 
 
   Роберто был старшим братом Элины, е„ ревностным защитником и
покровителем.
   Будучи старше Элины на два с половиной года, он заботливо оберегал
сестру от всех неприятностей, которые, по его мнению, могли подстерегать
Элину даже в мирном детско-подросковом лагере. Угрюмый и нелюдимый, скорый
на драку, Роберто первое время никого не подпускал к сестре - ни девочек,
ни тем более мальчишек. Элину, видимо, совсем не тяготила подобная опека,
и она спокойно сносила сво„ одиночество. И быть может, так бы и уехала
домой, так ни с кем толком не познакомившись, если бы не случай, который
можно назвать счастливым.
   Димка, вихрастый светловолосый мальчуган, в столовой всегда садился за
один стол с Элиной и Роберто. Они ни о ч„м не разговаривали, только
здоровались. И вот Димка как-то предложил им сходить вместе искупаться в
море. Димка не знал, что его д„рнуло тогда за язык - Роберто, вечно
мрачный, насупленный, как сыч, ему не нравился, а Элина производила
впечатление шуганной дурочки. Конечно, Димка понимал, чем это вызвано -
неизвестно, как бы он сам пов„л себя на их месте, если бы жил в стране,
где ид„т война! О войне он знал только по книгам, филь