не чувствовал никакой опасности, и потому
спокойно пел очередную песню, обхватив головку микрофона обеими руками,
зажмурив в сладкой истоме глаза.
   Вдруг кто-то словно подтолкнул Таню. Она резко вскочила с кресла и,
тщательно лавируя между сидевшими в проходе зрителями, бросилась вперед, к
сцене. На нее никто не обратил внимания, все были поглощены песней. Танино
сердце ухнуло в груди, когда она увидела счастливые лица, обращенные к
омытой ласковым светом "юпитеров" сцене. Они счастливы, потому что ничего
не знают...
   Пройдя примерно половину пути, Таня почувствовала, что кто-то идет
следом за ней. Обернувшись, она заметила высокого парня в кожаной куртке.
   Увидев, что Таня его заметила, он улыбнулся и помахал ей рукой, как
давней знакомой. Тане тоже показалось, что она где-то видела этого парня,
что они даже знакомы, - но, не желая отвлекать себя посторонними
разговорами, прибавила шагу. И вскоре растворилась в толпе пестро одетых
юношей и девушек, которые, обнявшись, медленно кружились у самой сцены в
такт любимой песни. Таня почувствовала зависть к этим счастливым людям,
таким трогательно-милым и беззаботным, не знающим, что принесет им
будущее. Не то далекое и недоступное им будущее, которое наступит через
много лет, когда этих юношей и девушек давно уже не будет на свете, а то
будущее, которое неумолимо надвигается на них сейчас...
   Чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, Таня прислонилась к мягкой
ворсистой портьере, которая занавешивала дверь с зеленой надписью:
   "Запасной выход". Таня вспомнила, что когда раздался роковой выстрел,
кружившиеся в танце около сцены молодые люди слепой толпой ринулись к этой
двери. Давка, истошные крики... И, как следствие, еще большая паника...
   Хорошо еще, что никого не затоптали... Но Таня знала, что не станет
дожидаться выстрела и паники, потому что уйдет отсюда раньше, чем ее
растопчет обезумевшая толпа. И даже раньше, чем кончится песня. Просто от
этой двери был хорошо виден зрительный зал. Правда, сейчас он был целиком
поглощен плотной темнотой, так как на зрителей не были направлены
прожекторы, и потому Тане казалось, что она стоит на краю разверзнутой
инопланетной бездны, из мрачной и тревожной утробы которой струится жаркое
дыхание затаившегося в мертвой пустоте многоглавого голодного чудовища...
   Пронзительно-нежный голос артиста, посылавшего в эту невидимую темноту
лирические откровения усталого и одинокого человека, был у двери почему-то
не очень хорошо слышен. Казалось, он прорывался к Тане откуда-то издалека,
словно обладатель этого доброго голоса находился не в нескольких метрах от
нее, а находился за непроницаемыми бетонными стенами. И оттого, что голос
певца казался очень тихим, Таня внезапно поняла, что в ее растревоженную
ожиданием кровавой развязки душу входит ровное, уверенное в благополучном
исходе спокойствие, и она понимает, что не стоит напрасно беспокоиться,
потому что ничего страшного не произойдет, потому что убийца не пришел на
концерт, и через несколько мгновений, когда смолкнет музыка, наступившую
тишину не разорвет удар выстрела... Ибо зачем стрелять, убивать, когда
вокруг так хорошо когда мягкая дремота невольно наплывает из живой, совсем
не страшной темноты, где затих, внимая словам песни, восхищенный
зрительный зал.
   Но песня смолкла, музыка стихла, и Таня резко мотнула головой,
отбрасывая неуместную дремоту. Не время расслабляться! И в
лазорево-ультрамариновом сиянии постепенно разгоравшейся хрустальной
люстры Таня снова увидела "кожаного" парня, и это показалось ей
подозрительным, хотя она знала, что убийца не он. Парень тоже увидел Таню
и снова улыбнулся ей как давней знакомой. И снова помахал ей рукой. Парень
был едва ли старше Тани, его смугловатое лицо, ярко освещенное
ослепительным светом разгоревшейся в полный накал люстры, действительно
было знакомым. Только Таня никак не могла понять, кто он. И где она могла
его видеть раньше.
   И вдруг Таня поняла, что здесь, в этом чужом для нее времени, у нее не
может быть никаких знакомых! Она непрошеной гостьей пришла сюда час назад,
и уйдет отсюда примерно через такой же промежуток времени, и никто никогда
не узнает, что на концерте Слава Русина присутствовала девушки, которая
будет жить через сто пятьдесят лет... А парень, наверное, действительно
принял ее за свою знакомую, он шел к Тане уверенным шагом, и она уже
хотела было сама двинуться ему навстречу и объяснить, что он обознался -
но увидела то, что сразу заставило забыть ее о "кожаном" парне...
   В дугообразной галерее амфитеатра, где не было зрителей, что-то ярко
блеснуло мимолетным ледяным блеском.
   И Таня поняла, что означает этот стремительный блеск...
   В амфитеатре притаился убийца...
   Сейчас раздастся выстрел, и...
   Парень в кожаной куртке стоял как раз между Таней и сценой. Таня
кинулась к сцене, отталкивая парня. Он, видимо, хотел задержать Таню, но
она уже взлетала на сцену, минуя ступеньки лестницы. Увидела артиста,
который стоял боком к ней, прижимая к груди букет восхитительных
огненно-красных роз. И умиротворенно улыбался...
   Ну что ты стоишь, дубина? Сейчас тебя убьют...
   Неизвестно откуда вынырнувший крепыш в строгом черном костюме преградил
Тане дорогу. Очевидно, это был телохранитель певца, который принял Таню за
одну из тех ненормальных поклонниц, которые всегда готовы броситься на шею
своему кумиру, совсем не думая о том, что столь бурное проявление чувств
могут не всегда доставлять радость предметам их неистовой страсти...
   Коренастый телохранитель расставил в стороне широкие ладони, преграждая
путь Тане.
   Что делать? Остановиться? Попытаться объяснить ситуацию? Нет! Поздно!
   Роковой выстрел может в любой миг вспороть хрупкую тишину зрительного
зала...
   - Слав! Ложись на пол! Ты погибнешь! - что есть силы крикнула Таня. И,
взлетев над дощатым покрытием сцены, в прыжке достала пяткой нижнюю
челюсть крепыша. Тот повалился, как куль с мукой. Ударился головой об
усилительные музыкальные колонки. Таня испуганно оглянулась: вдруг она не
рассчитала силы и случайно убила человека, виновного только в том, что
старался четко выполнять возложенные на него обязанности?
   Остановиться, проверить?
   Нет! Нельзя терять ни секунды...
   Слав услышал крик и шум рухнувшего тяжелого тела. Оглянулся... И
отпрянул, увидев стремительно летящее на него взъерошенное существо.
Инстинктивно вытянул перед собой руки, чтобы защититься...
   Сильный толчок сбил его с ног. Слав упал, уронив цветы. Ударился
коленом о дощатый пол. Скривился от боли. Площадно выругался...
   Таня сумела удержаться на ногах. И это погубило ее...
   .. Яркая вспышка застыла в скованных страхом черных зрачках. Медленно
вращаясь, куда-то поплыл пол. Падая, Таня увидела, как к ней бегут, держа
наизготовку резиновые дубинки, двое полицейских... Услышала пронзительный
женский крик... И почувствовала на себе испуганный взгляд "кожаного"
   парня... теперь она узнала его: Сережа... Одноклассник, давно уже
влюбленный в нее... Значит, он отправился в прошлое следом за мной... Это
хорошо... Очень хорошо... Но как он узнал, что я буду здесь? Ах да, мы
вчера разговаривали на эту тему...
   Сцена была мягкой и теплой, как ласковая морская волна. Падать
оказалось совсем не больно. Даже приятно... словно окунаешься в теплую
морскую воду...
   Морскую? Откуда здесь море? Куда я плыву? Откуда взялись эти
разноцветные фонарики, похожие на звезды? И почему я не могу узнать
знакомых созвездий?.. Куда я лечу?.. И почему мне так плохо?.. И так
больно?..
   Какая нестерпимая боль в груди... И как жжет... Чье это лицо склонилось
надо мной? Так близко... И такое бледное... почти белое... Какой страшный,
неестественный свет...
   - Кровь, - пробился сквозь вязкую пелену чей-то громкий голос.
   "О чем это они?" - пронзила угасающий мозг запоздалая мысль. Пелена
слегка рассеялась, и Таня увидела большое, закрывающее собой звездное
небо, бородатое лицо. Таня не поняла, кому принадлежит это полузнакомое
лицо, так как оно сразу же стало отдаляться и размываться в пространстве.
И когда лицо исчезло, Таня снова увидело звездное небо. Незнакомое
звездное небо... И перед угасающим разумом пронеслись неясные, покрытые
сизой дымкой, которая мешала не только видеть, но и дышать, узкие улицы
незнакомого старинного города, старая крепость, нависшая над морем... А
когда город исчез, и навстречу вдруг понеслись громадные осколки
разрушенных неизвестным вселенским катаклизмом звезд, и Таня поняла, что
сейчас сгорит в этом метущемся ревущем пламени...
   Почувствовав в своей обессиленной ладони чью-то уверенную руку, Таня
попыталась опереться на нее, чтобы та увела ее от этих жарких, сжигающих
кожу раскаленных осколков, летящих в жуткой космической пустоте... И
почувствовала, как в сердце впиваются миллионы маленьких и злых
металлических ос... Звезды поблекли, пустота космоса окрасилась алым... И
звезды сделались тревожно-багровыми, как капли крови. И сквозь эти
пунцовые потеки на теле космоса на Таню смотрели испуганные глаза цвета
васильков. И Таня узнала, чьи это глаза...
   - Слав, - беззвучно прокричала она, - Слав!
   И почувствовала, как сильные пальцы артиста сжимают ее безвольную
ладонь.
   Таня хотела поблагодарить своего спасителя, но губы не слушались. Не
было никаких сил...
   Бородатое лицо начало размываться, исчезать в кроваво-красном
межзвездном пространстве, и Таня рухнула в незримую пустоту, откуда не
было возврата...
 
 
   2.
 
 
   Очнувшись, Таня увидела над собой яркие пунцовые огни. Они дружно
подмигивали ей, неся успокоение. Белая полусфера, зависшая над
хроноскопом, тихо жужжала, ее зеркальная поверхность отражала яркие
солнечные лучи, бросая блики на лицо Тани. Словно и не было утомительного
путешествия в созданное компьютером прошлое, о котором напоминала только
ноющая боль в простреленной груди. Правда, уже можно было терпеть. Таня
расстегнула пуговицы летней кофточки, опасаясь, что как только она обнажит
тело, неудержимо брызнет кровь... Однако опасения оказались напрасны.
Крови не было. Не было и шрама, который непременно должен был бы остаться
как свидетельство испытанных приключений. И хотя Таня не первый раз
пользовалась хроноскопом и уже привыкла к связанным с этим эффектам, она
недоверчиво провела пальцем по мягкой и податливой выпуклости на теле,
куда вонзила свое жгучее жало свинцовая пуля. Правильно, нет никаких
следов... а ты чего хотела? Ведь это была всего лишь иллюзия,
виртуальность...
   Тогда почему до сих пор болит?
   - Танька! - раздался за спиной знакомый голос. Таня оглянулась и
увидела Сергея, который по-прежнему был в кожаной куртке, по моде конца
двадцатого века. Радостно улыбнулась ему...
   И тут же, почувствовав на себе осторожный, но немного любопытный
мальчишеский взгляд, спешно запахнула расстегнутую кофточку. Непослушными
руками застегнула ставшие вдруг неудобными пуговицы...
   - Ладно, не смотрю, - стушевался Сергей, отворачиваясь.
   Таня почему-то улыбнулась, зачем придирчиво оглядела себя в зеркале,
висевшем в кабине. И, отодвинув стеклянную дверцу, вышла из хроноскопа.
   - Как дела? - спросил Сергей.
   - Нормально, - ответила Таня.
   - Очень болит? - пальцы Сергея остановились, немного не доходя до
маленького холмика Таниной груди. Повисли в воздухе, не решаясь двинуться
дальше.
   - Немного, - ответила Таня. Хотя уже совсем не болело, - будто на самом
деле пуля попала...
   - Эффект присутствия, - глубокомысленно заметил Сергей. Таня улыбнулась:
   вообще-то он парень ничего, тоже мечтает стать путешественником во
времени и разгадывать тайны веков. - Знаешь, как я испугался, - признался
Сергей, - когда увидел кровь... Решил, что тебя на самом деле убили...
Знаешь, я уже много раз пользовался хроноскопом, но никак не могу
привыкнуть... А знаешь, когда тебя увезли в больницу, тот певец...
   - Не надо, Сережа, - хмуро перебила друга Таня. Она сейчас лютой
ненавистью ненавидела хроноскоп, замечательный прибор, дающий возможность
мысленно переноситься в прошлое, погрузившись в состояние особого
гипносна, который создает особый "эффект присутствия", в результате чего
можно не только побывать в прошлом, но и даже изменить его по своему
усмотрению. За несколько минут можно посетить множество виртуальных миров,
вступить в схватку с врагами, погибнуть, но все равно остаться в живых,
проснувшись в кабине хроноскопа, первые секунды после "возвращения"
   чувствуя себя еще там, в далеком от сегодняшнего дня навсегда ушедшем
мире далекого прошлого...
   - Не надо, Сережа, - повторила Таня, - ты же знаешь, что я очень люблю
песни Слава Русина. И жалею, что его нельзя спасти. А мне так это
хочется...
 
 
   3.
 
 
   ..Как странно: Слав никак не мог вспомнить лица той девушки. Ни когда
отрешенно стоял, провожая остекленевшим взглядом ярко-красную "скорую"; ни
когда устало, изо всех сил стараясь скрыть накопившиеся за день
раздражение и усталость, отвечал на дебильные вопросы вездесущих журналюг,
желающих получить материал для свежей сенсации; ни теперь, когда, сбежав
от телохранителей и полиции, мчался в больницу.
   Слав плохо помнил, что произошло. В воспаленной памяти задержалось
только смутное воспоминание о нелепом чувстве злого раздражения,
многократно помноженного на нечеловеческую усталость после вчерашнего
скандала с менеджером группы - самодовольным, высокомерным и грубым
парнем, которому было чуть больше двадцати, но за спиной которого стояли
очень влиятельные крутые ребята из одной подмосковной группировки...
   А тут еще эта девица, летящая на него подобно бомбе... "А ей-то чего
надо?" - мелькает усталая запоздалая мысль. И обрывающий все мысли
стремительный прыжок... и близкие-близкие антрацитово-черные глаза
девушки... глаза чистые и грустные, это Слав успел заметить... Грустные и
обреченные...
   А потом он лежит на полу, крепко ударившись больным коленом. И следом -
тяжело лопнувший хлопок выстрела... Крик многотысячного зала... Алое пятно
на груди у девушки. И ее беззвучный шепот: "Слав... Слав..." И какой-то
парень в кожаной куртке испуганно кричит: "Таня, Таня, что с тобой?".
   Слав почувствовал предательскую дрожь в руках и остановил машину.
Рванул дверцу, вывалился на траву у обочины и жадно глотал упругую
вечернюю свежесть. Колючая трава приятно щекотало лицо, и оттого не
хотелось шевелиться. И не было никаких сил... как на том плато, в горах
Сьерры, где их миротворческий батальон накрыла артиллерия
легионеров-сепаратистов. И даже противогаз не мог спасти от
выворачивающего наизнанку ядовитого газа... Нужно было уползать в джунгли,
это был единственный шанс остаться в живых, но снаряды со слезоточивым
газом рвались беспрерывно, словно мятежникам удалось захватить вооружение
всей армии страны... Слав не помнил, как он выбрался из этого ада. Как
спаслись еще пятеро... А ведь он навсегда мог остаться лежать там, среди
скользких камней, покрытых бурым мхом... как его школьный друг Коля
Беркутов, который пошел в войска ООН, чтобы служить вместе со Славом. А
Слав даже не знает, где его могила, и есть ли она вообще... Легионеры
Вольной Фронды не церемонились даже с мертвыми ооновцами...
   Интересно, почему он сейчас вспомнил это плато? Тот бой отгремел почти
пять лет назад, минула целая вечность... Раньше он непрошеным гостем
врывался только в кошмарные сны. Да так, что хотелось на стену лезть от
бессилия и злобы...
   А что сейчас? Если бы не та девушка, его пристрелили бы как желторотого
новобранца. И лежал бы он сейчас на столе в прозекторской, вокруг
столпились бы облаченные в белые халаты паталагоанатомы, с любопытством
рассматривая его сизые потроха.
   Слава передернуло от этой мысли. К горлу подкатил скользкий комок.
Слава вырвало в чистоту изумрудно-зеленой травы, которая так приятно,
словно мамины руки в детстве, гладила его горячие щеки.
   "Кто бы мог подумать, - пронзила мозг странная мысль, - что я еще вчера
мечтал уснуть и не проснуться. Мечтал как о даре свыше... Хотел умереть,
уйти... А сейчас - помимо воли губы Слава разошлись в глуповато-блаженной
улыбке, - сейчас я чувствую себя счастливым... Почти счастливым..."
   Слав будет самым счастливым человеком, если его спасительница выживет.
   Правда, врач "Скорой" сказал, что положение почти безнадежное, пуля,
кажется, прошла насквозь через сердце, внутреннее кровотечение остановить
невозможно... И Слав, рассвирепев, бросился на врача. Схватил его за
отвороты халата, прорычал: "Она должна жить, ты понял?" Потом, осознав,
что погорячился, и что на него в этот момент смотрели внимательные глаза
журналистов, стушевался, отпустил врача: "Извините, нервы, не
сдержался...". И быстро сел в машину... А папарацци, конечно же, успели
занять всю сцену, и завтра в печати начнет гулять мерзкая байка о
внебрачной связи эстрадной звезды Слава Русина с некой юной особой,
которая чистым девичьим телом закрыла своего состоятельного любовника от
пули наемного убийцы. Да еще добавят, что, возможно, сам Русин подстроил
покушение на свою персону, чтобы привлечь к себе внимание публики.
   Какая мерзость, однако, эти желтые журналюги! Судиться с ними - самого
себя пачкать в вонючем дерьме...
   Впрочем, пусть... Пусть пишут, что хотят. У нас в стране свобода слова.
   Свобода, выстраданная в многолетней борьбе, и никто не вправе
покуситься на завоевания демократии... Только бы та девушка осталась
жива...
   Интересно, сколько ей лет? Пятнадцать? Шестнадцать? Да, наверное, так...
   Только бы она осталась жива... Только бы...
   Слав почувствовал, что успокоил нервы. Поднялся с травы, сел в машину и
осторожно вырулил на автостраду. До больницы, куда увезли девушку, было
совсем недалеко - километров пятнадцать. Несколько минут езды, если ничего
не случится... Слав суеверно перекрестился - вдруг да поможет? Ведь в
горах Сьерры, на том проклятом карибском острове, он выжил только потому,
что ни на секунду не забывал о Создателе. Хотя Бог, если он есть, мог бы
быть и более милосердным...
   Воздух начал синеть, и Слав включил фары. Мощный луч яркого света
острым клинком разрубил вязкие предзакатные сумерки. Серое полотно дороги
тревожно шуршало под мягкими скатами автомобиля. Дорога тихо шептала:
   "Только бы успеть, только бы успеть..."
   И вдруг сквозь тревожный шепот шин донеслось тревожное: "Слав, Слав..."
   Черт возьми! Слав едва не выпустил руль из рук. Заскрежетали тормоза.
   "Нервы никуда не годятся! - со злостью на себя подумал Слав. - Только
аварии мне не хватало для полного комплекта впечатлений..."
   Но где же он уже слышал этот тихий голос. Эти нежные интонации...
"Слав, Слав..."
   Неужели?
   .. Дурацкий телефонный звонок, в пять часов поднявший его с постели.
   Взволнованный девчоночий голосок в телефонной трубке. "Умоляю вас,
Слав, не выходите сегодня на сцену, а то погибнете..." И не понять, что
больше в этом голосе - наигранности или искренности. "Не ходите на
концерт!". Она, эта странная девушка, так непохожая на большинство его
поклонниц, вся какая-то лучезарная, с очаровательными глазами цвета
очищенного от примесей агата - серовато-черными, блестящими, излучающими
неземной свет... Сейчас почти не осталось людей с такими чистыми,
незамутненными глазами, что кажется, что они прячутся от постороннего
взора под приспущенными ресницами, так что не сразу заметишь черные
точечки зрачков, в которых затаилась скрытая грусть. Грусть
труднообъяснимая, неясная, заставляющая сильнее биться сердце, особенно
когда видишь, что этим глазам суждено жить всего несколько мгновений,
потому что их погасила жестокая пуля... Только бы она осталась жива... С
такими глазами... Такие глаза были только у людей, живших в девятнадцатом
веке. Или даже раньше, в веке восемнадцатом, когда даже войны были менее
кровавыми и велись по рыцарским правилам... когда неписаные законы чести
требовали вызвать оскорбившего тебя недруга на честный поединок, ко