и прекрасные рыболовные крючки для мужчин,  и  многое  другое,
что понравилось каждому, - пояса с чеканными пряжками, дорожные  фляжки,
зеленые и оранжевые огоньки светлячков Феникса и Саламандры.
   Витри, словно добрый волшебник, раздавал их, пока мешки не  опустели,
а затем долго отвечал на расспросы односельчан.
   Родители Витри устроили праздничный ужин, затянувшийся  за  полночь..
Весь вечер их маленький домик был переполнен людьми и разговорами.
   Ложась в постель, Витри,  взволнованный  встречей,  подумал,  что  не
сомкнет глаз до утра, но, не успев закончить эту мысль, забылся сном.
   Не прошло и двух дней, как Витри устал от  внимания  односельчан.  Он
безвылазно сидел в отцовском доме, но его находили и  там,  приходя  под
каким-нибудь пустяковым предлогом,  и  в  десятый  раз  расспрашивали  о
дорожных событиях и о келадской жизни. Чтобы  избавиться  от  назойливых
гостей, Витри ушел жить в свой новый домик, стоящий на окраине села. Все
внимание лоанцев обратилось на Шемму, который чувствовал себя на  месте,
красочно описывая свои приключения,  с  каждым  повторением  обрастающие
новыми, леденящими кровь подробностями.  Табунщик,  вернувшийся  в  село
богачом и героем, с большим удовольствием принимал всеобщий восторг и не
жалел языка, чтобы поддерживать свое особое положение. Он отвел кобылу к
мельнику, где был принят как желанный гость, и вышел оттуда  сияющим,  а
на другой день по селу разошлась весть о скорой свадьбе  героя  Шеммы  и
Мельниковой дочки.
   Дом  Витри  стоял  заброшенным  и  неухоженным,  нетоптаная  тропинка
выдавала  отсутствие  жильцов.  Дверь  в  сарай  покосилась  и   заросла
бурьяном, на крыльце лежал подтаявший снег. Витри поставил Чару в  сарай
и взялся  за  дела  -  поправил  дверь,  вытер  полугодовой  слой  пыли,
скопившийся в комнате, вымыл пол и посуду, расчистил тропинку, расставил
и разложил по полкам дорожный багаж.
   Когда чистота  и  порядок  были  восстановлены,  он  пошел  на  озеро
проведать оставленную на берегу лодку. Долбленка, затопленная, лежала  в
воде у берега - видимо, сельские мальчишки  стащили  ее  в  воду,  чтобы
поиграть в Кельварна. Витри пробрался к ней сквозь побуревшие от холода,
прихваченные прибрежным ледком заросли исселя, толкнул отсыревшее дерево
ногой. Лодку следовало вытащить и просушить, но лоанец медлил взяться за
осклизлые борта. Он остановился над ней в раздумье,  поправил  на  плече
лук Феникса, с которым не  расставался  по  заимствованной  у  Тревинера
привычке.
   Заметив стайку плавающих у  берега  диких  уток,  он  вскинул  лук  и
выстрелил, а затем длинной палкой выгреб добычу из воды.
   "Повезло", - подумал Витри,  никогда  не  принимавший  всерьез  слова
охотника о верном глазе, и захлюпал промокшими башмаками прочь от озера.
У околицы бегали мальчишки, игравшие, судя по диким воплям,  в  Шемму  и
уттаков.
   Витри задержался посмотреть, но, так и не поняв, кто же из них Шемма,
отвернулся и пошел домой.
   Дома он переоделся и развел огонь, чтобы просушить башмаки и  сварить
утку, а затем улегся на кровать и долго вспоминал  недавнее  путешествие
по Келаде. В его памяти проплывали города и  дороги,  голоса  и  лица  -
сверкающая   улыбка   Тревинера,   аскетический,   отчужденный    взгляд
невообразимо богатого и знатного  Равенора,  выражение  глаз  Альмарена,
сидящего у вечернего костра  ив  задумчивости  накручивающего  на  палец
длинные темные волосы. Незаметно наступила ночь, а  Витри  все  лежал  с
открытыми глазами и спрашивал себя - много ли в  нем  осталось  от  того
паренька, полгода назад уехавшего из  села  на  толстопузой  Мельниковой
кобыле? Под утро он заснул, но вскоре был разбужен  стуком  в  дверь  и,
заранее досадуя, пошел открывать.
   К его облегчению, там оказался не кто-то из любознательных сельчан, а
младший брат Шеммы с приглашением на свадьбу. Витри  поискал  по  полкам
что-нибудь подходящее для свадебного подарка, но вспомнил, что  все  уже
раздал.  Да  и  чем  можно  было  удивить  табунщика,   распорядившегося
полученными в пути благами гораздо лучше своего  товарища!  Тогда  Витри
взял лук и пошел  на  озеро,  чтобы  добыть  дичь  к  свадебному  столу.
Настреляв уток, он понес их к Шемме.
   У Шеммы вовсю готовились к свадьбе. Вкусные запахи  наполняли  улицу,
люди суетились, бегали с посудой, тряпками и  котлами,  тащили  во  двор
столы и стулья, взятые взаймы у соседей.  Виновник  торжества  вышел  из
кухни, где снимал пробы с угощений и давал советы стряпухам, и  радостно
встретил Витри, а еще радостнее - дичь - редкое лакомство  для  лоанцев,
среди которых не было охотников. Витри  поздравил  его  и  пошел  домой,
довольный, что сумел угодить товарищу.
   Кипучая суета, царящая у Шеммы, распространялась только до ближайшего
поворота, а там сменялась неспешной жизнью лоанского поселка. Витри  шел
по тихим, словно погрузившимся в  вечный  сон  улицам,  раскланиваясь  с
сельчанами и ловко избегая попыток продолжить беседу. Внезапно он увидел
девушку, вывернувшуюся из боковой улицы, и споткнулся,  мгновенно  узнав
эту  быструю  походку,  эти  светлые  кудряшки,  окружающие  хорошенькое
круглое личико с аккуратным, чуть вздернутым носиком. Лайя тоже заметила
его и пошла навстречу, пышная Е юбочка так и порхала вокруг ее ног.
   - Привет, Витри! - прощебетала она, подойдя. На ее улыбающемся личике
не было ни малейшего намека на прежнюю размолвку.
   - Здравствуй, Лайя. - Витри остановился, понимая,  что  разговора  не
избежать.
   - Что-то ты не заходишь в гости, - кокетливо пропела Лайя, подходя  к
нему гораздо ближе, чем требовал разговор. - Или загордился?
   - Чем тут гордиться? -  пробормотал  Витри,  отводя  глаза.  -  Дела,
понимаешь...
   - Неужели ты все еще сердишься? -  спросила  его  Лайя,  не  принимая
отговорки.
   - Разве? - переспросил Витри скорее себя, чем ее.  -  Я  и  тогда  не
сердился. Это ты сердилась. Тебе не нравилось, что я не герой.
   - Ну нельзя же все принимать всерьез! - Лайя пренебрежительно  повела
плечиком. - Ты на целых полгода оставил меня одну! Если я и прощу  тебя,
то только потому, что ты сделал это из-за меня.
   - Из-за тебя, - согласился Витри.
   Смысл ответа  польстил  бы  девушке,  если  бы  в  его  интонации  не
проскользнуло нечто, заставившее ее насторожиться.
   - Теперь ты - герой. - Она обеспокоенно  заглянула  в  лицо  прежнему
другу. - Я же сказала тебе тогда, что выйду замуж за героя.
   - Какой из меня герой, Лайя? -  Витри  вспомнил,  что  и  до  отъезда
замечал все ее претензии на исключительность, все  эти  мелочные  ужимки
признанной сельской красавицы, и удивился тому,  что  они  казались  ему
забавными и трогательными. - Я делал то, что нужно, только и всего.  Это
вон Шемма - герой.
   - Вечно ты скромничаешь! - В голосе  Лайи  послышались  раздраженные,
требовательные нотки. - Между прочим, Поти, сын сапожника Ваппы, уже два
раза звал меня замуж. Так что стоит мне захотеть... понял?
   - Понял, - сказал Витри. - Я от души желаю счастья вам обоим - тебе и
Поти.
   - Но... - изумилась Лайя.
   - До свидания.
   Витри зашагал прочь, оставив ее стоять посреди улицы. С каждым  шагом
в  нем  росло  чувство  свободы  и  облегчения,   сменяющее   неловкость
разговора.
   Он вбежал на  крыльцо  своего  домика,  первого  от  околицы,  рывком
распахнул дверь и полез шарить по полкам и ящикам. Его руки сами  знали,
что делать, - встряхивали  дорожные  мешки,  разыскивали  миску,  ложку,
котелок, походное одеяло, смену одежды и прочие, нужные в дороге мелочи.
   Свадьба Шеммы удалась на славу, говорили, что не припомнить такого же
пышного праздника. Все село гуляло  до  поздней  ночи  и  проснулось  за
полдень.
   Утро осветило нетронутый ночной снег, припорошивший лоанские улицы, и
только на тропе, ведущей из села, отпечатались  одинокие  следы  конских
копыт.