В противном
случае  выигрышный  балл снимается.  Индивидуальных  зачетов не  будет.  Все
выигранные баллы - в копилку класса.
     Новизна  состязания  и коллективная ответственность за его результат  -
это очень сильные стимулы. Две  недели шуршат страницы учебников, две недели
ребята консультируют и  контролируют друг друга, радуются  удачным находкам,
готовят вопросы-ловушки, живут в  напряженном ожидании предстоящего поединка
и  с   удивлением   начинают  замечать,  как   с   непринужденной  легкостью
воспроизводят формулировки правил, определений и математических законов даже
самые  безучастные  молчуны.  Выводы  формул,  доказательства  теоретических
положений и мелкие, казалось бы,  уже  давно  позабытые следствия становятся
день ото дня все более привычными и понятными.
     Описывать сам  ход игры, видимо, нет смысла, так  как в дальнейшем  она
трансформировалась в опрос по  листам группового контроля, но результаты  ее
казались  тогда  каким-то чудом: даже самые  слабые ученики  отлично помнили
весь  теоретический материал  и  бойко  отвечали на  разнообразные  вопросы.
Сегодня  этим  уже никого не удивишь. Учащиеся экспериментальных  классов за
один учебный год изучают программу по математике IV и V классов, без запинки
отвечая на сотни вопросов. Проходит еще один учебный год,  и ребята с тем же
успехом  осваивают учебные программы  VI  и VII классов, не забывая при этом
ничего из всего изученного за предыдущий учебный год.
     Такая  интенсификация  учебного  процесса  достигается  благодаря новой
методической  системе  обучения, создаваемой и  совершенствуемой  вот  уже в
течение  30  лет.  Новая методика позволила учить не только  быстрее,  но  и
лучше. И это "лучше" касалось не только глубины и прочности знаний,  но и их
качества,  а самое  главное  - мотивации  учения,  отношения  детей к  самой
учебной деятельности как к увлекательному труду, доставляющему  удовольствие
и радость развития ума, всех внутренних сил.

 ПРОТИВОСТОЯНИЕ

     Давайте зададимся таким вопросом: зависят ли результаты  работы школы -
учебные и  воспитательные - от места  ее  расположения,  от того, какой  вид
открывается из ее окон?  А  ведь это та самая  окружающая среда, которая или
облагораживает, или незаметно,  изо дня в день подавляет, угнетает человека,
особенно ребенка. Вот, например, донецкие школы No 2, 3, 13, 15, 22, 33, 53,
95 и ряд других выходят  фасадами на  самые  оживленные  магистрали  города.
Сотни тысяч машин, трамваев и троллейбусов проносятся  мимо окон этих  школ,
загрязняя воздух пылью и выхлопными газами, терзая слух раздражающим гулом и
дребезжанием  стекол. Самое поразительное, что все классные комнаты обращены
к дорогам,  а рекреации, где ребята проводят  короткие  шумные  перемены,- к
скверам и  жилым  кварталам.  Кто  спроектировал  такую вне  здравого смысла
педагогическую  абракадабру?  А ведь подобное бездумье типично не только для
Донецка. Скажут: зачем здесь об этом?
     Речь-то  вроде  бы  о методике...  Да,  о  методике.  Но  методика  эта
зачиналась в стенах средней школы No 6, расположенной на перекрестке бывшего
Николаевского проспекта и 9-й линии.
     Хмурое, казарменного типа здание,  сооруженное на пожертвования горожан
еще до революции и  известное как Братская школа,  возвышалось своими  тремя
этажами над окружающими  халупами, из которых в основном  и состояла  бывшая
Юзовка. Булыжный, уходящий под уклон к  реке Кальмиусу Николаевский проспект
был  одной  из самых  шумных  магистралей города и одновременно  дорогой  на
городское кладбище. А в дополнение ко всему окна большинства классных комнат
выходили  на 9-ю  линию, по  которой курсировали  семь  маршрутов городского
трамвая.  Под  аккомпанемент  громыхающих  телег,  ревущего  автотранспорта,
звонящих трамваев и похоронной музыки и работала средняя школа No 6, которая
только-только была  реорганизована  из  мужской,  наводившей страх  на  весь
микрорайон, в смешанную. Так было  ликвидировано нелепейшее  решение старого
минпроса о раздельном обучении.
     И вот  в эту  школу после четырех лет преподавания  в неполных  средних
пришел учитель, которому было поручено вести физику, математику и астрономию
во всех классах - от пятого до десятого.
     Как  же и  чем жила школа в то время? Надо сказать,  что она отличалась
редким  подбором прекрасных  учителей.  Нельзя не вспомнить математика Лидию
Владимировну  Тимошенко, позже удостоенную звания заслуженного учителя УССР,
словесника Екатерину Михайловну Берчанскую, историка Ольгу Ивановну Павлову,
преподавателя  украинского языка Юрия Ефимовича Корытного и "физкультурника"
Виктора Ивановича Каретникова. О каждом из них можно писать повесть.
     Это были последние годы учительской вольницы, когда в классных журналах
стояло  столько  двоек  и  единиц,  сколько  их сегодня  и  представить себе
невозможно: ежегодно в V-VII классах оставляли на второй год по 5-7 человек,
что считалось  вполне нормальным. Бывало и больше,  но это  уже  осуждалось.
Успеваемость  же в  процентном  исчислении находилась на отметке 82-83%.  Не
касаясь общего состояния  дел в школе тех лет,  отмечу только, что тогда уже
обнаруживалось сползание к процентомании,  разгул которой начался после 1960
г. Важность этой детали станет понятной из последующего рассказа.
     Первые  же месяцы работы в СШ  No  6 выявили  угнетающую картину: треть
учеников в каждом классе никак не реагировала на двойки, смирившись с уделом
будущих  второгодников. Какими усилиями можно  было расшевелить эту инертную
массу? Ужесточением  требований? Бессмысленно. О том, чтобы оставить все как
есть, не возникало и мысли.  Выход был только один -  не щадить себя, искать
способ вытянуть ребят из  трясины бездумья  и равнодушия. И вот уже в начале
первой  четверти  (сентябрь -  октябрь) девятиклассникам было объявлено, что
они имеют право  прийти в кабинет  физики во внеурочное время  в  любой день
ответить по  тем пройденным разделам, за  которые  полущены двойки. Итоговая
отметка  за  четверть  будет  выставлена  с  учетом  результатов  ответов  в
физкабинете.
     Сказать, что кабинет физики наводнился отстающими, нельзя,  но сюда все
чаще стали  приходить  самые  слабые  ученики. В  классе  отвечать  им  было
неудобно, а в доверительной, неофициальной обстановке - проще, спокойнее.
     Каждый  готовил 1-3 параграфа, но параграфы-то  были  у каждого свои! И
это оказалось принципиально важным: сдавая "свои" параграфы,  эти ученики по
несколько  раз прослушивали  ответы  товарищей, которые шли следом  за ними.
Удивительное это  состояние  - слушать то, что  уже ответил и  что вроде  бы
неплохо знаешь. Это ведь возвращение к пройденному,  но на ином качественном
уровне осмысления. Это похоже  на то,  что  испытывает  учитель, многократно
прослушивая ответы учащихся.
     И  наконец произошло  долгожданное: лед апатии тронулся, в классе стали
чувствоваться перемены в распределении сил. Традиционные молчуны  и записные
двоечники вдруг  преобразились. Поднимают  руки, с  готовностью  формулируют
любой закон,  предлагают для  решения  задач необходимые  формулы и  даже(!)
дополняют ответы отличников.
     Сколько в  это было вложено  труда, сейчас  и  вспомнить страшно, но за
первым  шагом  последовал  второй:  была  изменена  система  оценивания.   В
специальных ведомостях фиксировались  три верных ответа у доски. Один из них
был  обязательно   связан  с  решением  задачи.  Три  отметки  в  ведомостях
трансформировались в одну общую, записываемую в классный журнал. Но при этом
двойка выставлялась  и  в дневник  и  в классный журнал  сразу. Если  ученик
получал  кряду  три двойки, то он  теперь  был обязан ответить во внеурочное
время по  всей теме, в которой обнаружился  пробел, а это  5-10  параграфов.
Отказ отвечать во внеурочное время  исключался:  после трех  двоек  ученик в
классе к доске не вызывался. Параграфы же накапливались.
     Эго была не просто жесткая,  но жестокая система, и  от этой жестокости
больше  всех  страдал сам учитель: ведь  он должен был  безвыходно с утра до
вечера  находиться  в физическом кабинете. Когда никого не  было,  мастерил,
делал стенды,  готовил лабораторное оборудование. Работы  всегда хватало. Но
все, кто  получил три двойки,  знали:  в кабинет можно  было прийти в  любое
время, их ждет учитель,  который выслушает спокойно, без упреков и подвохов,
а  если надо, еще раз объяснит  непонятое. И теперь не на кого было злиться,
кроме  как  на  свою   лень  и   нерадивость,  если  двойка  оказывалась  не
исправленной  к концу  четверти. Поэтому услугами бесплатного  репетитора не
пользовались  только уж отдельные уникумы. В слове репетитор не  вижу ничего
предосудительного,  ибо repeter  (фр.)  означает "повторять".  Такая позиция
давала  независимость, позволяла  требовать понимания  и уважения к  себе  и
своему  труду  и от родителей  учеников,  и  от  администрации  школы,  и от
классных  руководителей,  тем  более   когда  в  классах  находились  "живые
результаты" такой работы  -  не успевавшие по другим предметам имели хорошие
оценки   и   по  физике  и   по  математике.   В   чем   же  можно  обвинить
учителя-экспериментатора, отдающего свое время и самого себя каждому, у кого
есть хоть малейшее желание  учиться успешно? И все же уязвимое место нашли в
системе выставления  оценок. Она в корне отличалась от традиционной, но, как
ни странно, сами ребята на нее не роптали. В ней было что-то от игры - число
учащихся, получавших  оценки на уроке,  увеличилось в  2-3 раза и доходило в
отдельные  дни до 12-15 человек. Правда,  и ответы несколько сокращались  по
объему,  но  в  совокупности  одна  оценка   в  классном  журнале   отражала
значительно больший  материал, чем при обычном опросе. Вот эта-то парциально
уменьшенная  норма  одного  ответа  и  создавала иллюзию  легкости получения
высокой отметки, а то, что теперь ребятам приходилось серьезно готовиться  к
каждому  уроку,  воспринималось как  само собой разумеющееся:  так и  должно
быть,  как  же  иначе? Хотя  это "иначе" было сплошь  и рядом на практике, а
должное лишь в теории.
     Нетрудно  представить,  во  что бы  вылился  обвинительный  процесс  на
педагогическом  совете. Но до педсовета дело так  и не  дошло,  и тому  была
причина.  Всякому,  кто приходил  во внеурочное время  и не  мог ответить на
какой-нибудь  вопрос,  учитель   непременно  подробнейшим  образом  объяснял
материал, а объяснение сопровождал небольшими набросками, чертежами, набором
ключевых  слов,  используя  при этом цветные карандаши. Листочки эти  ребята
уносили с собой, а в следующий раз перед  ответом воспроизводили их на доске
или   на   чистых  листах  бумаги.  Отдаленно  это  напоминало  традиционное
конспектирование,  но  было  значительно  более  лаконичным   и  изобиловало
множеством  ярких  образных  выражений  и  символов,  опираясь  на которые с
необычайной    легкостью    восстанавливалась     логика    рассуждений    и
последовательность  объяснения. Не случайно поэтому такие листы были названы
опорными  конспектами.  Они  ходили  по рукам,  их переписывали  в отдельные
тетради, они оказались незаменимыми при подготовке к экзаменам.
     Можно было бы привести множество примеров, раскрывающих роль и значение
деталей опорных конспектов для осмысления не просто больших, а очень больших
и сложных разделов. Вот лишь один из них.
     1957 год. Средняя  школа No 6. На опорные конспекты уже  переведен весь
курс физики. Десятиклассники  сдают экзамен. В физкабинете у трех стен стоят
три  большие  доски,  у   каждой  работает  ученик,  готовясь  к  ответу  по
экзаменационному билету.
     Вот Коган, спокойный,  старательный,  хорошо успевающий ученик, положил
мелок и повернулся лицом к комиссии. Вся доска исписана. Но что это?..
     - Какой у тебя номер билета?
     - Двадцать третий.
     - Прочитай, пожалуйста, вопрос.
     - Самоиндукция.
     - А у тебя?
     На  доске  - выкладки  для ответа об  электромагнитной индукции. Прошла
минута,  другая. Прошло еще 5 минут. Коган стоит у  доски, опустив плечи,  в
полной  растерянности  -  провал  памяти.  И  не  удивительно.   Полчаса  он
старательно  исписывал доску,  мысленно  проговаривая  предстоящий  ответ, и
вдруг... На его месте и взрослый бы человек растерялся. И тогда:
     - Коган, гвоздик.
     Лицо юноши осветилось радостью. В минуту была вымыта доска, а еще через
20 минут на ней был готов ответ на вопрос билета. Единственное слово помогло
восстановить в памяти  во  всех  логических связях  один  из самых каверзных
вопросов курса физики.
     0 том,  насколько  проще усваивать  учебный  материал с помощью опорных
конспектов  (позже  они  приобрели  еще  более  компактную   форму  и  стали
называться опорными сигналами  - ориентирами  на дороге к цели), говорится в
нескольких  тысячах  анкетных откликов учащихся  школ, техникумов, студентов
высших учебных заведений, курсантов военных училищ и, конечно, учителей. Это
стало  понятно  всем,  кто  стал  использовать  опорные  конспекты  в  своей
практике.
     "Удивительная штука - человеческая память! Два-три  слова  -  и,  будто
высвеченные  лучом  прожектора,  с  поразительной яркостью  возникают  лица,
события"2.  Эти  слова  принадлежат человеку,  который  много лет
провел  в  сталинских  лагерях  по ложному обвинению  и, не имея карандаша и
бумаги,  пользовался  узелковым  письмом  -  завязывал  маленькие узелки  на
суровых  нитках.  Нитки эти у него не отбирали,  и после реабилитации  он по
этим узелкам восстановил в памяти события страшных лет.
     Можно с уверенностью сказать, что опорные конспекты  и сигналы, если бы
их стали  широко  использовать  в  школах,  спасли  бы  от  второгодничества
миллионы учащихся, но тогда никто  не увидел в опорных конспектах  реального
способа  искоренения  этого  зла.   А   может  быть,  и  не  хотел  увидеть?
Десятилетиями  школа выдавала  стандартные  80%  успеваемости, и это  вполне
устраивало и  учителей, и  наробразовское руководство. А дети? Что дети!  Их
можно  было  обвинить  в нерадивости, тупости, генетической  неспособности к
учению, в других  пороках.  А ведь еще М. Горький сказал,  что если человеку
всю жизнь говорить, что он свинья, то он в  конце концов  может и захрюкать.
Нелишне в связи с этим вспомнить и Сен-Симона, который  требовал, чтобы  его
по утрам будили словами: "Вставайте, граф, вас ждут великие дела!"
     Итак, новая методика обучения припозднилась, но не опоздала. Стоило  бы
только начать эксперимент не в 1956 г., а на несколько лет позже, как он был
бы  уничтожен в  административном порядке.  Рассудим: нетрадиционная система
учета знаний допускала (и даже  требовала) в первые полгода - год работы  на
новой  методической  основе  обязательного  выставления неудовлетворительных
оценок. Но уже  в начале 70-х годов  учителя  были фактически  лишены такого
права:  в  школы  ворвался процентный вал, и  каждая  выставленная  в  конце
учебного года двойка оборачивалась для учителя неисчислимыми бедами. Поэтому
стало торжествовать пресловутое "3 пишем, 2  - в  уме".  О творчестве в этих
условиях  не  могло  быть  и  речи.  Из   школ   изживались  требовательные,
бескомпромиссно честные педагоги, а  им на смену приходили все новые и новые
выпуски молодых учителей,  безропотно  обеспечивающих 100% успеваемости  при
"всевозрастающем уровне качества знаний". И это продолжалось не год и не два
-  десятилетия!  Теперь  эти годы  принято называть  застойными. Но школа не
просто  остановилась,  она  все  глубже  и  глубже   погружалась  в  трясину
угодничества, лжи и приспособленчества.

 * ЖИВАЯ РЕЧЬ НА УРОКЕ *

     Урок  во  всем  его многообразии и во всех разновидностях  - необычайно
сложное  педагогическое  явление.  О сложности  его  можно судить хотя бы по
тому,  что  за   последние  100   лет  одна   только  продолжительность  его
варьировалась  от  80  до 30  минут!  Как получить  от  каждой минуты  урока
максимальную   отдачу?  Над  этим   вопросом  постоянно   бьется  научная  и
учительская  мысль.  Вполне естественно,  что единой  модели  для всех,  без
исключения,  уроков  нет и быть не может. На уроках  математики, где решение
упражнений чередуется с поисковой деятельностью при выполнении разноплановых
самостоятельных  заданий, случается так,  что на  протяжении  двух  и  более
недель учащиеся  не  получают  нового  учебного  материала -  идет отработка
операционных навыков и осмысление связей между ранее изученными разделами. А
вот  учителям  истории  почти  на  каждом  уроке  приходится  сообщать новые
сведения, факты,  имена,  даты и т. д. Но  для всех уроков характерна  общая
педагогическая проблема, точнее, беда.

 Давайте посчитаем

     Раннее  утро. Родители отправляют своих детей  в школу, где им надлежит
провести долгих 6 уроков. Почти на каждом из них значительная  часть времени
выделяется для устных  ответов учащихся.  По своей педагогической значимости
это едва ли  не  самые  важные  минуты: время,  когда  отрабатываются навыки
активной,  доказательной  речи,  мысль  оформляется   в  слово,  развивается
языковая  культура.  Причем не  только  у  тех, кто  отвечает,  участвует  в
диалогах,  беседах, но и у тех, кто слушает,  готовится внести  коррективы в
ответы товарищей, мысленно уточняет и обобщает отдельные высказывания, т. е.
овладевает внутренней  речью. Еще никому и никогда  не удавалось размышлять,
не облекая свои мысли в слова  и фразы.  Мышление  внутренняя  речь - единый
процесс. Не потому ли наши дискуссии и  споры неплодотворны, что мы не умеем
слушать?
     Но  вот  закончен  опрос,  и  учитель  приступил   к  изложению  нового
материала.  Педагог-мастер  всегда  переведет  лекционный  рассказ  в  русло
эвристической беседы,  отличительная особенность  которой -  лаконичность  и
четкость   высказываний,  а   сверх  того   -   быстрота  реакции  на  мысль
собеседников, т. е. во время объяснения нового дети тоже учатся говорить. На
последних минутах урока,  когда  закрепляется новый материал, ученики  снова
участвуют в его  обсуждении. Вычленим этапы урока,  на которых дети получают
возможность в разных формах развивать свою речь:
     Ответы у доски.
     Дополнения и ответы с мест.
     Анализы ответов товарищей.
     Эвристические беседы при изложении нового материала.
     Закрепление нового материала.
     Казалось бы, все  хорошо и  оснований  для  тревоги нет. Пожалуйста, не
читайте  дальше! Подумайте и  запишите,  сколько  минут, по вашему мнению, в
действительности говорит  каждый ученик  в течение рабочего  дня.  Записали?
Отлично.
     Попытку  ответить на этот вопрос уже сделали в лекционных  залах  более
100 000  человек, из которых абсолютное большинство - учителя, преподаватели
техникумов и  вузов, работники народного  образования.  60%  из них  назвали
время в пределах от 5 до 15  минут.  Еще  30%  -до 30 минут.  Остальные -  в
пределах  часа. На каждые 500 человек приходится 1-2 пессимиста, полагающих,
что каждый ученик говорит в течение 6 уроков менее  3 минут (психологический
парадокс: 4 минуты не назвал никто).
     Прежде всего отметим необычайно большой разброс в ответах: от минут  до
часа!  Вывод  напрашивается  малоприятный,   но  неизбежный:  среднее  время
разговорной  речи  каждого  ученика  на  уроке  осталось   вне  поля  зрения
педагогов.  А  ведь  его   можно  вычислить  с  высокой  степенью  точности.
Произведем эти расчеты.
     Из  6  уроков  один,  как   правило,  "немой"  (физкультура,  диктанты,
самостоятельные, практические,  контрольные и лабораторные работы, киноуроки
и пр.). Остается 5 уроков. Согласно инструкции,  ограничивающей время опроса
на  уроке  15  минутами  (а  она  никем пока  не отменена!),  это  75  минут
разговорной речи.  Наблюдения показали, что во время устных ответов учащихся
одну треть времени говорит учитель (вопросы, уточ