ренные
красными прожилками кровеносных сосудов, дрожали, она закусила верхнюю  губу
и вынимала платок из-за обшлага рукава.
   Мура шмыгнула мимо и пристроилась за столиком так,  чтобы  хорошо  видеть
господина Бричкина и клиентку.
   - Дорогая мадам, - нависая над столом и  с  сочувствием  глядя  на  даму,
проникновенно говорил Бричкин. - Мы понимаем всю  важность  доверенного  нам
дела. Увы,  первичное  обследование  окрестностей  результата  не  принесло,
трудились в поте лица всю ночь и утро, обследовали пядь  за  пядью  крыши  и
чердаки, подвалы и помойки...
   - Он умрет с голоду, -  всхлипнула  клиентка,  -  он  ест  только  парную
печенку, тушенные в  сметане  куриные  крылышки  и  свежий  творог.  Муж  не
переживет, он человек в летах, у него слабое сердце, он  и  сейчас  лежит  в
постели, тоскует.
   - Я самолично посетил квартиры подозреваемых дам. Могу  сказать  со  всей
определенностью, на том участке, где вы проживаете, Василия нет. Не имел  ли
он склонности к дальним прогулкам? Не отлучился ли по амурным делам?
   - Вы намекаете, что  он  прельстился  какой-нибудь  помоечной  Муркой?  -
истерично взвизгнула дама.
   Мария Николаевна вздрогнула и заерзала на  стуле.  Бричкин  покосился  на
нее.
   Голос женщины дрожал, но слезы исчезли. По  всей  видимости,  дрожь  была
вызвана нарастающим негодованием.
   -  Мы  предложили  вам  наивыгоднейшие  условия!  И  имеем  полное  право
рассчитывать на положительный результат.
   - Совершенно согласен, дорогая госпожа Брюховец, совершенно  согласен.  -
Бричкин, умильно улыбаясь, заторопился. -  Все  сделаем  как  нельзя  лучше.
Потерпите. Обещаю вам, вы не пожалеете.
   Дама окинула его суровым взором:
   - Что вы намерены предпринять?
   - Возможно, Василий зашел на чужую  территорию.  Возможно,  ему  пришлось
вступать в боевые действия с другими котами. Возможно, во время драки с  его
шеи слетела цепочка с топазом....
   - Дальше?
   - Цепочку наверняка найдут и сбудут  ювелиру:  она  коротенькая,  не  для
человека. Мы опросим ювелиров, выясним, кто  принес  находку.  Узнаем  место
драки. И всех котов в носочках да с боевыми ранами принесем вам.
   - В моем Василии около пуда! - негодующе возразила клиентка.
   - Гм, да, - крякнул Бричкин. - Он мог одержать  внушительную  победу.  Не
опросить ли дворников, может, находили в своих владениях котов, скончавшихся
от ран?
   - Этот вариант я не  исключаю,  -  с  достоинством  поощрила  собеседника
клиентка. - Но ювелиров и дворников недостаточно.
   - Готов выполнить все ваши указания, госпожа Брюховец.  -  Софрон  принял
бравый вид.
   - Направьте агентов в Физиологическую лабораторию к  извергу  Павлову.  У
вас барышня без дела сидит.
   Мура перестала записывать и исподлобья взглянула на клиентку, направившую
в ее сторону шелковый сложенный зонт чудовищной длины.
   - Народ ныне циничный, без принципов. В голосе  посетительницы  зазвучали
железные нотки. - Господин Павлов платит по тридцать сребреников за животных
для своих опытов.
   - Господин Павлов проводит эксперименты на собаках, - осторожно  возразил
Бричкин, - и я не  уверен,  что  каждую  собаку  можно  уравнивать  с  Сыном
Божьим...
   - Каждую собаку нельзя!  -  с  горячностью  воскликнула  клиентка.  -  Но
Василий такой нервный, такой  чувствительный,  такой  ласковый.  Он  и  спит
только на белых шелках - в постели мужа. Подключить его к электродам  -  все
равно, что человека!
   - А как... а где же спит господин Брюховец? - Софрон Ильич приоткрыл  рот
от изумления.
   - Я надеялась,  что  частный  детектив  умнее  полицейской  ищейки,  -  с
достоинством произнесла дама.
   - Немедленно отправляемся к господину Павлову.
   Пристыженный  Бричкин  решительно  встал.  Мура  поняла,  что  он  желает
избавиться от дамы.
   - Нет, - с трудом поднялась и госпожа Брюховец, - к  Павлову  отправитесь
вы. - Острие белого зонта обратилось в сторону  Муры.  -  А  ваша  помощница
должна поехать на Сенную.
   - Но с какой целью?
   - Чтобы не терять понапрасну время,  -  изрекла  клиентка,  оглаживая  на
крупных полных руках перчатки. - В столице полно  сброду.  Любой  босяк  мог
задушить беднягу, а его чудесную шкурку  продать  на  воротник  какой-нибудь
смазливой поденщице.
   - Нет-нет, - запротестовал Бричкин, - я представить себе  не  могу  такой
драмы.
   - А я могу, - жестко отрезала госпожа Брюховец. - И я плачу вам за работу
хорошие деньги.
   - Вы хотите, чтобы мы принесли вам все черные шкуры с Сенной? - залепетал
Бричкин. - А топаз?
   - Топаз что? Мелочь, ветошка.
 
Глава 4 
 
   Доктор Коровкин  оставался  на  месте  трагедии,  пока  не  была  оказана
медицинская помощь последнему пострадавшему. Троих - двух рабочих и служку -
отправили в  Александровскую  больницу  в  подоспевших  санитарных  каретах.
Человек десять, из них две дамы, получили легкие ожоги и  ссадины,  и  после
перевязки их отослали по домам на извозчиках. Останки страстотерпца  Онуфрия
и несчастного юноши под присмотром полиции перевезли в морг.
   Приличная  публика,  потрясенная  драматическим  исходом  многообещающего
увеселительного зрелища, давно разошлась, самых  назойливых  зевак  прогнали
хмурые городовые. В  конце  концов  на  взлетной  площадке  остались  только
служащие Воздухоплавательного парка и доктор Коровкин.
   Техники  военного  ведомства,  к  которому  относилось  все  связанное  с
воздухоплаванием, предполагали,  что  взрыв  произошел  из-за  неисправности
сосуда  со  светильным  газом,  из-за  искры  от  кадила   или   отброшенной
Студенцовым папиросы. Эту версию разделяли  и  городовые:  ничего  странного
вокруг  шара  не  происходило.  Не  соглашался   с   ними   только   мрачный
воздухоплаватель,  к  счастью,  мало  пострадавший:  в   момент   взрыва   в
прорезиненном плаще и дымчатых  очках  он  стоял  за  мешками  с  балластом.
Воздухоплаватель   уверял,   что   перед   взрывом   отец   Онуфрий   открыл
ларчик-портсигар,   переданный   ему   каким-то   зрителем,    и    требовал
расследования. Контуженого воздухоплавателя безуспешно пытались успокоить.
   Клим Кириллович, полный сочувствия к  невысокому  кряжистому  человеку  в
порванной  кожаной  куртке,  поколебавшись,  предложил  позвонить   опытному
следователю Вирхову и сослаться на него, доктора Коровкина. Назвал доктор  и
людей,  с  которыми  прибыл  гостинодворец  на   поле.   Честная   компания,
завсегдатаи "Аквариума", давно скрылась с места происшествия.
   При таком раскладе Клим Кириллович полагал, что  вскоре  и  ему  придется
явиться  на  Литейный,  в  здание  Окружного  суда.  Поездка  на  Карельский
перешеек, на  "Виллу  Сирень",  где  его  дожидалась  не  только  заботливая
тетушка, но и семейство Муромцевых, снова откладывалась.
   Под ритмичное цоканье гнедой лошадки, в пролетке, увозившей его прочь  от
места трагедии, доктор Коровкин думал о Муре. Соответствует ли царский  знак
благодарности, патент на открытие частного бюро,  способностям  и  призванию
Муры? Доктор очень сомневался. Предотвращенное ею покушение на  Вдовствующую
Императрицу вовсе не говорило о дедуктивных способностях  девушки,  сыскного
азарта в ней не было. Скорее всего, сыграла роль женская интуиция. Но  разве
интуиции достаточно, чтобы воображать себя Шерлоком Холмсом в юбке?
   Он сомневался, что в бюро "Господин Икс" повалят клиенты с интересными  и
серьезными делами. Были в городе  знаменитые  частные  детективы,  например,
Карл Альбертович  Фрейберг,  прозванный  газетчиками  королем  петербургских
сыщиков, он брал  солидный  гонорар.  Бюро  "Господин  Икс",  скорее  всего,
привлечет  малосостоятельную  публику,  обеспокоенную   мелкими   житейскими
делишками. Доктор усмехнулся - он представил себе Муру, крадущуюся по следам
смазливой мещанки, заподозренной влюбленным приказчиком в  неверности.  Или,
наоборот, Муру, следующую за слесарем, изменившим бедной мещаночке.
   Воображаемая мещаночка имела  вполне  определенный  облик.  Третьего  дня
доктор ужинал в доме тайного советника Шебеко.
   Внимание гостей и хозяев было  сосредоточено  на  худощавом  господине  с
тревожными глазами, с щегольской эспаньолкой, ровеснике доктора:  переводчик
и дипломат Константин Дмитриевич Набоков  рассказывал  о  далекой  островной
Японии. И польщенный вниманием  гостей,  позабавил  их  рассказами  о  своем
чудесном племяннике. Четырехлетний малыш испытывал непреодолимое влечение  к
краскам, бабочкам и белым носочкам. По  мнению  дипломата,  эти  пристрастия
свидетельствовали о необычных, может быть, гениальных задатках ребенка.
   Клим Кириллович, пораженный этой диагностикой, едва  сумел  переброситься
незначительными  фразами  с  милой  внучкой  Шебеко,  Екатериной  Борисовной
Багреевой: девушку беспокоила невидимая  над  Петербургом  комета  Боррелли,
предвещающая несчастья.
   Возвращался доктор в призрачном  сумеречном  свете  белой  ночи.  Десятки
женщин, большей частью пьяных,  в  ярких  нарядах,  перебегали  мостовые,  с
хохотом кружились, поднимая платья, курили и матерно  бранились...  Высокий,
худой мужик с растрепанной бородой  тащил  в  подворотню  упирающуюся  козу;
круглолицая молодица наклонилась над  объемной  корзиной:  из-под  сползшей,
прикрывающей корзину тряпицы рвался громадный котище; облезлый пес  скользил
вдоль фасадов, останавливаясь и задирая заднюю  лапу  у  каждой  водосточной
трубы и приворотной тумбы.
   На  одном  из   перекрестков   дорогу   пролетке   перегородило   сборище
разгулявшихся донжуанов и лаур. В компании выделялся крутолобый, похожий  на
гренадера, красавец с тонкими черными  усиками,  сбегающими  по  носо-губным
складкам к раздвоенному подбородку, в лихо  заломленном  черном  котелке,  с
тростью. На нем висли дамы из питейных заведений третьего разряда.  Извозчик
сбавил ход, боясь ненароком задавить кого-нибудь из гуляк, и  доктор  хорошо
разглядел хмельную компанию. Видел  он,  как  из  подворотни  к  "гренадеру"
бросилась закутанная в шаль девица и, упав ему в ноги, запричитала:  "Сердце
мое, пойдем отсюда..." Красавец отпихнул ее ногой, обнял смеющихся  кабацких
гулен и пошел прочь с приплясывающими дружками.
   Женщина завыла, закрыв лицо руками, и повалилась набок.
   Доктор крикнул извозчику остановиться  и  соскочил  на  землю.  Он  помог
несчастной, оказавшейся на сносях, подняться, поинтересовался, нужна  ли  ей
медицинская помощь.  Женщина  воззрилась  на  него  отсутствующим  взглядом.
Обеими руками она непроизвольно вцепилась в его рукав.
   - Я боюсь, - прошептала она, едва размыкая губы.
   - Что у вас болит?
   Клим Кириллович старался понять по дыханию несчастной, пьяна ли она.
   - Все... Я боюсь...
   - Где вы живете?
   - На Петербургской, у Николо-Труниловской церкви.
   Потерпевшая расширенными от  ужаса  глазами  уставилась  на  неожиданного
доброжелателя.
   Доктор Коровкин не мог бросить беззащитную беременную женщину одну ночью,
помог ей подняться в коляску и отвез на Петербургскую сторону,  хотя  это  и
было в изрядном отдалении от его дома.
   На  Петербургской  он  высадил  пассажирку  у   деревянного   домишки   с
палисадником. У калитки женщина, поблагодарив его, тихонько простонала, что,
кажется, она рожает.
   Пришлось доктору Коровкину принимать роды. Они были легкими,  и  младенец
появился на свет крепким и горластым. Роженица при свете приближающегося дня
выглядела утомленно-умиротворенной, сонный  лик  ее  напоминал  рафаэлевскую
мадонну...
   Теперь  с  Воздухоплавательного  поля  Клим  Кириллович   направлялся   к
случайной пациентке, Ульяне  Сохаткиной.  Он  раздумывал,  не  поместить  ли
заблудшую женщину в одно  из  учреждений  Императрицы  Марии  Федоровны?  Не
предложить ли ей вспомоществование - с целью обучения какому-нибудь  ремеслу
и налаживанию нормальной жизни?
   Петербургская  сторона  всегда  казалась   доктору   Коровкину   лишенной
столичного лоска: обширные сады,  старинные  усадьбы,  дачи,  одноэтажные  и
двухэтажные деревянные домишки с мезонинами, прячущиеся за высокими заборами
или изгородями из акации и боярышника, немногочисленные еще каменные здания.
Впрочем, еще до открытия Троицкого моста,  покосившиеся  домики  безжалостно
сносят, вырубают сады  и  палисадники  -  на  их  месте  собираются  строить
новомодные громады из гранита и кирпича, с неумеренным использованием стекла
и металла. Через год-два сонная, буколическая окраина окончательно исчезнет.
   Возле знакомого забора он отпустил извозчика и  открыл  калитку.  В  тени
резного козырька, нависающего над крыльцом, сидел сам хозяин  дома,  мещанин
Фрол Сохаткин, сухопарый, с впалыми щеками, черной с проседью бороденкой.
   -  Милости  просим  нашего  спасителя.  -  Он  приподнялся  со   щербатой
ступеньки.
   - Мир вашему дому. Здорова ли Ульяна Фроловна?
   - Что ей, кошке драной, сделается, - махнул  рукой  хозяин.  -  Встала  и
пошла, как с гуся вода.
   - Как пошла? Куда?
   Сохаткин злобно сплюнул.
   - Знамо куда, по мужикам. Мать ее слаба по этой части была - кочергой  от
блуда отваживал,  и  дочки  в  нее.  Старшая  вовсе  отбилась,  шлындает  по
вокзальным чайным да пакгаузам. И младшая туда же...
   - А ребенок? Ребенок как же? - расстроился доктор.
   - Ребенка в приют отнес, от греха подальше, Божья помощь надежнее. - Фрол
Сохаткин переступил с ноги на ногу. - В дом изволите зайти?
   - Да нет, зачем же?
   - Бедны мы, - повинился Фрол, - куда нам ребенка подымать? И девок-то  не
пристроить. И не уроды. К Ульянке-то и слесарь  Пашка  Шурыгин  сватался,  и
плотник Сенька Осипов, дельный парнишка, на Каменноостровском дома строит, в
артель взяли. Золотые руки. Всех Васька отвадил, кот этакий, обрюхатил девку
и бросил.
   - Как же не уследили вы за дочерью? - не удержался от укора доктор.
   - Рази что на привязи не держал, - возразил  Фрол,  -  да  Васька  сквозь
стены пройдет.
   Доктор достал портмоне и вынул ассигнацию. Фрол Сохаткин угрюмо молчал.
   - Деньги эти  вы  по  своему  усмотрению  употребите.  Вижу,  вы  человек
достойный. Дочери скажите, что Василий ей не нужен. Если  захочет  сойти  со
скользкой дорожки, я помогу.
   - Вы? - В голосе хозяина звучало подозрение.
   - Не в том смысле, в котором вы подумали, - смутился доктор.
   - А в каком?
   - Воспитанием и образованием Ульяны займется Ведомство Марии Федоровны, и
это ничего не будет стоить ни вам, ни вашей дочери.
   - Я скажу ей, - мрачно вздохнул Сохаткин, весь вид его  свидетельствовал,
что он не верит ни единому слову посетителя.
   Доктор Коровкин вышел за калитку,  миновал  красного  кирпича  церковь  с
трехъярусной колокольней и по  узенькому,  недавно  замощенному  пудогоскими
плитками  тротуару  направился  к  Каменноостровскому.  Кружевная  тень   от
молоденьких рябин причудливыми узорами лежала на сероватых квадратах.
   Поплутав по Посадским, он свернул на Каменноостровский,  к  лидвалевскому
новострою, и замер. По проезжей части  проспекта  шествовали...  слоны.  Они
неспешно  переставляли  толстенные  ноги,  покачивали   головами,   поводили
хоботами. Их сопровождали конные  наряды  полиции,  на  тротуарах  толпились
зеваки.
   Черноволосая дама  с  блеклыми  губами  пояснила,  что  слонов  ведут  от
Николаевского вокзала в увеселительный сад на Новодеревенской набережной.
   Пожалуй,  только  один  человек  оставался  равнодушным  к  экзотическому
зрелищу: русоголовый плотник в картузе,  стоя  в  проеме  высоченного  окна,
устанавливал внутреннюю раму на третьем этаже. Напрасно  собратья-артельщики
призывали Сеньку Осипова полюбоваться заморским чудом. На подоконнике  рядом
с мастеровым замер черный котище - вытянув шею,  он  таращился  на  слоновье
движение внизу: спина его выгнулась крутой дугой, шерсть встала дыбом, хвост
распушился.
   Замыкающий шествие слон двигался лениво и размеренно, будто спал на ходу.
Погонщик в чалме, покачиваясь под легким балдахином,  управлял  своим  живым
кораблем  с  помощью  длинной  бамбуковой  палки,  которая,  казалось,  лишь
щекотала толстокожую махину. Но и эта щекотка, видимо, досаждала  гиганту  -
неожиданно слон резко взмахнул головой, вскинул хобот и затрубил.
   Трубный глас индийского гостя,  направленный  к  лидвалевскому  строению,
рассмешил зевак. Тем более что в ответ ему раздался дикий кошачий вопль, - и
в мгновение ока ополоумевший кот метнулся в ноги плотнику.
   Жуткий крик, треск дощатого настила и глухой удар - таковым был  незримый
финал забавной  сценки,  которая,  как  подумал  доктор,  привела  к  гибели
плотника и кота.
 
Глава 5 
 
   В середине дня Карл Иванович Вирхов принял в своем кабинете  на  Литейном
подтянутого,  кряжистого  человека.  Сославшись  на   рекомендацию   доктора
Коровкина, воздухоплаватель Лейкин рассказал опытному  следователю  о  своих
подозрениях.
   Посетитель напирал на то,  что  взрыв  произошел  сразу  же,  как  только
ящичек-портсигар,  переданный  щуплым  юнцом,  оказался  у   отца   Онуфрия.
Воздухоплаватель не отрицал, что рядом стояли сосуды  со  светильным  газом,
могла иметь место и утечка. Штабс-капитану не понравился взгляд покойного  -
остекленевший, как у самоубийцы. Или у  сумасшедшего.  Штабс-капитан  Лейкин
исключал, что истинной целью покушения был  он.  Не  скрыл  и  точку  зрения
военных следователей, искавших техническую  неисправность.  Не  тревожа,  по
просьбе Лейкина, военное ведомство, Вирхов счел возможным  допросить  друзей
погибшего. Имена незнакомых Лейкину людей были записаны им со слов  доктора.
Теперь этот бесценный перечень лежал перед следователем.
   Он  послал  своего  помощника,  молоденького  претендента   на   судебные
должности Павла Мироновича Тернова  на  розыск  подозрительных  завсегдатаев
"Аквариума", а сам отправился в Судебную палату.
   Вернулся к себе в кабинет к вечеру. Около  двери  с  табличкой  "Судебный
следователь участка ј2" томились три молодых человека, беспокойно пялясь  на
проносившихся по  просторному  коридору  курьеров  в  форменной  одежде,  на
разномастного вида публику, восседавшую на скамьях. Все трое были в изрядном
подпитии.
   В  кабинете  письмоводитель   Поликарп   Христофорович   сообщил   своему
начальнику, что Петр Родосский, Михаил Фрахтенберг и Густав Оттон обнаружены
в "Аквариуме".
   Вирхов  попросил  пригласить  первым  знаменитого  велосипедиста:  звезда
велодромов заметно нервничал, но, главное, по  возрасту  господин  Родосский
был ближе всех к погибшему купчику, не исключалось, что между ними сложились
дружеские отношения. Велосипедист казался и менее пьяным,  чем  его  старшие
товарищи.
   - Рассказывайте,  господин  Родосский,  -  начал  Вирхов,  когда  молодой
человек угнездился на казенном стуле для посетителей. - Что вам  известно  о
происшествии, имевшем место сегодня в Воздухоплавательном парке при  подъеме
воздушного шара "Генерал Ванновский"?
   - Ничего, - вздохнул Петя. - Степана жалко. Он  был  кроткого  нрава.  Не
обижался, когда мы над ним подтрунивали.
   Лицо преуспевающего велосипедиста,  несмотря  на  неумеренные  возлияния,
сохраняло бело-розовый, по-девичьи нежный цвет,  серые  глаза  под  светлыми
ресницами смотрели доверчиво, золотистые усики оттеняли  яркость  припухлых,
как у ребенка, губ. Нога в светлом замшевом  ботинке,  выпроставшись  из-под
задранной белой брючины, предательски дрожала.
   - Кто был инициатором поездки в парк?
   - Кто? - Петя задумался. - Кажется, Дашка, то есть Дарья  Прынникова.  Ей
очень хотелось посмотреть. А может  быть,  ее  кто-нибудь  подбил,  Платоша,
например. То есть господин Глинский. Он служит в Эрмитаже.
   - А он интересуется воздухоплаванием?
   - Вряд ли, просто любит всякие диковинки. Но я  могу  и  ошибаться.  Одно
скажу точно - я не хотел ехать  на  праздник,  мне  хватает  впечатлений  на
велодроме.
   - Читал, читал в газетах о ваших спортивных подвигах, господин Родосский.
- Вирхов испытующе  смотрел  на  велосипедиста.