Елена БАСМАНОВА и Дмитрий ВЕРЕСОВ
   Мура 1-2

КАРТА ИМПЕРАТРИЦЫ
КОТ ГОСПОЖИ БРЮХОВЕЦ

   Елена БАСМАНОВА и Дмитрий ВЕРЕСОВ
   КАРТА ИМПЕРАТРИЦЫ




   ONLINE БИБЛИОТЕКА tp://www.bestlibrary.ru


Анонс

   Приключения вечно находят Муру в самых неожиданных местах. Вот и  теперь,
едва Мура Муромцева успела познакомиться с художником господином  Закряжным,
как ему прямо на глазах потрясенной  девушки  следователь  Вирхов  предъявил
обвинение в зверском  убийстве.  После  этого  в  Петербурге  произошел  ряд
поджогов, причем покушались на здания, где висели картины работы Закряжного.
Расследуя эти загадочные преступления, Мура спасает жизнь самой императрицы.
Глава 1

   Он казался самому себе Клавдием в Эльсиноре  -  дерзнувшим  ради  власти,
ради беспредельного могущества, пойти на преступление. И что с того,  что  в
достижении желанной цели  главную  роль  играет  не  коронованная  особа,  а
невзрачная бедная девушка, с покрасневшими от  бесконечной  работы  глазами?
Только добравшись до нее, только уверив ее в тайной страсти, овладевшей  им,
только ответив на ее тайный замысел своим тайным замыслом,  он  мог  сказать
себе: "Да, я сделал все, что мог,  для  того,  чтобы  властвовать  над  моим
миром".
   Так  бывает  всегда!  Когда  перед  человеком   деятельным,   безгранично
талантливым,  обладающим  недюжинным   умом   встает   грандиозная   задача,
обязательно находится на пути ее решения что-то мелкое, как соринка в глазу,
и - увы! - грозящее свести на нет все титанические усилия,  предпринятые  во
имя великого дела. Непредвиденные препятствия, мелкие трудности и преграды -
справиться с ними вполне можно либо с помощью хитрости, либо связей,  угроз,
денег... Необязательно обагрять руки кровью... Но иногда выбора нет!  А  все
потому, что эта бледная курица,  эта  провинциальная  златошвейка  оказалась
чересчур любопытной...
   О  времена,  о  нравы!  Петр  Первый  подарил   Екатерингофский   дворец,
заложенный в память его морских побед, своей супруге Екатерине;  во  времена
Елизаветы Петровны летняя резиденция приобрела первобытную пышность; полтора
века чванливая русская аристократия кичливо демонстрировала свои богатство и
великолепие в чудесном парке, на гуляньях избранных... Да они бы все в гробу
перевернулись, узнав, что былая роскошь сменилась запустением,  и  их  столь
дорогие сердцу и тщеславию дорожки да полянки в  конце  девятнадцатого  века
возлюбил   питерский   фабричный   мужичок.   Много   ли   мужичку    нужно?
Травка-муравка, чтоб полежать брюхом вверх на палящей солнечной  угреве,  да
"заведение" с вольным отпуском сиволдая и пивка, да красотки  подоступней...
Наверняка эта унылая Офелия выискивала в Екатерингофском саду  себе  принца,
мечтала каким-то чудом свое счастие составить.  Ну  гуляла  бы,  зыркала  бы
глазками, перемигивалась со смазливыми парнями... Но зачем она потащилась во
дворец?..
   Он остановился на  лестничной  площадке  и  прислушался.  В  доме  царила
полнейшая тишина. Из-за плотно запертых дверей и оконных рам  не  доносилось
ни звука - по  счастью,  глупая  мастерица  устроилась  в  домишке,  который
находится чуть в  стороне  от  оживленных  магистралей:  ни  тебе  нежданных
экипажей здесь не бывает, ни случайные прохожие сюда  не  забредут...  Да  к
тому же ныне все от мала до велика, и богатые  и  нищие,  слушают  церковное
пение в храмах, поклоны кладут, лбы истово крестят...  Лучшего  времени  для
его замысла не сыскать. Но все равно надо поторопиться - он рассчитывал, что
дело займет две-три минуты.
   Он нисколько не боялся, что его застигнут ненужные  свидетели,  в  случае
неблагоприятного  развития  событий  он  всегда   может   найти   пристойное
объяснение своего появления в квартирке  мастерицы.  Его  здесь  знают  -  и
дворник,  и  госпожа  Бендерецкая,  пышнотелая  похотливая  домовладелица...
Хитрая полячка завлекала его,  бесстыдно  пялясь  и  хихикая,  жеманничая  и
отпуская игривые шуточки... Пришлось ему прикинуться, что он пылает ответной
страстью. Артистизма ему не занимать. Она же свела его с  чахлой,  но  много
мнящей о себе вышивальщицей... И зачем он только подарил дурехе-вышивальщице
кретоновое покрывало? После подарка  Матильда  обиделась,  не  могла  скрыть
ревности к своей жиличке, стала фыркать на него. Но где бы он еще смог найти
такого ценного для него работника, как Аглаша? Беглая  усмешка  тронула  его
губы - возомнили, твари беспородные, что и они Человеки с большой буквы, что
и они звучат гордо!
   Он оглянулся на приоткрытую  дверь  только  что  покинутой  им  квартиры,
помещавшейся в мансарде. Казалось, ему в спину кто-то смотрит, и взгляд этот
тяжел и грозен... Но нет, в проеме двери виднелась лишь часть загроможденной
одеждой прихожей. Тусклая электрическая лампочка была  заключена  в  плафон,
искусно изготовленный из пузатой, давно лишенной дна бутылки.
   Даже сюда, на  лестничную  площадку,  долетал  запах  праздничной  снеди,
укропный и смородиновый дух солений, уксусный аромат  селедочки,  посыпанной
луком,  сладкий  запах  ванили...  "Пир  во  время  чумы,  -   подумал   он,
прислушиваясь к зловещему безмолвию.  -  Излишняя  осведомленность  девушкам
вредит. Однако их болтливость часто спасает положение.  Как  вовремя  глупая
курица дала понять, что видела эту вещь раньше".
   Он торопливо, но осторожно спускался по едва освещенной  газовым  фонарем
лестнице, нащупывая ногами  каждую  стертую  каменную  ступеньку:  он  очень
боялся поскользнуться. Хоть и стоит домишко в центре стольного града Питера,
а  уж  больно  ветхий,  наверняка  скоро  снесут,   построят   какого-нибудь
шестиэтажного красавца с безобразными эркерами  из  стекла  и  железа...  Он
ступал бесшумно, стараясь не касаться плечом несвежей стены и ревниво  следя
за тем, чтобы края его одежды не задели выщербленной деревянной  поверхности
перил, - он знал, что любая ниточка, любое пятнышко может  стать  для  ищеек
той самой уликой, которая способна привести к раскрытию преступления. Да, он
отдавал себе полный отчет в  том,  что  ему  предстоит  совершить  банальное
уголовное  деяние.  Такого  рода  прискорбный  факт  вызывал  в   душе   его
брезгливость - он привык осознавать себя человеком утонченным, чистоплотным.
Он часто менял  перчатки  -  и  это  помогало  ощущать  себя  защищенным  от
жизненной грязи.
   Правая рука его, опущенная в карман, как будто слилась с плоским и острым
предметом - очень кстати он оказался на кухне. На всякий случай, не  доверяя
его прочности, он  прихватил  с  собой  и  гипсовый  слепок  женской  ножки,
красовавшийся на  столешнице  буфета:  пухлая  ножка,  моделью  для  которой
послужили щиколотка и ступня Матильды Бендерецкой, была достаточно увесистой
для того, чтобы нанести ею удар по голове, лучше, конечно, попасть  в  самый
висок...
   Он остановился  перед  запертой  деревянной  дверцей,  ведущей  в  жалкую
конуру, нелепый закуток, гордо именуемый квартирой и возникший при последней
перепланировке старинного дома.  Его  дыхание  было  ровным.  Он  постарался
придать своему лицу беззаботно-игривое выражение... Аглая  сразу  же  должна
понять по его виду и по соблазнительной скульптурной ножке, оттягивающей его
левую руку, что он не случайно обещал  ей  заглянуть  ночью,  после  отбытия
пасхальной повинности... Должна поверить,  что  он  соблазнился  ее  блеклой
простонародной красотой и готов расплатиться с ней не только деньгами, но  и
желанной мужской лаской. Он глубоко вдохнул, на миг  вынул  правую  руку  из
кармана и поправил галстук, специально  надетый  для  этого  случая.  Дуреха
хвасталась, что на гулянье какой-то  усатый  приказчик,  обративший  на  нее
внимание, красовался в подобном галстуке...  Тьфу,  что  за  дурной  тон!  И
галантный приказчик, как  говорила  эта  девица-перестарок,  стал  человеком
после того, как выучили его в приюте Императрицы Марии Федоровны!  Старается
царица-мать, благодетельница рода человеческого,  отмаливает  свой  страшный
грех! Но и ей от возмездия не уйти.
   Интересно, зачем Аглая шантажировала его  Мегалионом?  Корыстный  расчет?
Надеялась, что он ей даст денег  за  ее  откровения?  Хотела  завоевать  его
доверие? Он ведь и так обещал заплатить  ей  за  работу  кругленькую  сумму.
Разве в  своем  Торжке  она  может  заработать  столько?  Подрядчики  платят
мастерицам гроши, вот и бегут они из своего захолустья в столицу,  чтобы  на
приданое накопить... Надеются,  что  по  случаю  200-летия  Санкт-Петербурга
богачи себе нарядов понашьют со златоткаными вышивками.
   Он чувствовал, что готов действовать. Вынул из внутреннего кармана часы -
подумать только, всего лишь две минуты назад он покинул кухню в мансарде!
   А выйти замуж она явно мечтает. Наверняка встретит  его  принаряженной...
Недаром хвасталась: шерстяное платье купила, новенькие прюнелевые  ботиночки
приготовила. Надоело ходить в кофте на ватине, мечтает о  плюшевом  саке  со
стеклярусными аграмантами. Уж не  думала  ли  она,  что  он  расщедрится  на
очередную  тряпку?  Достаточно  и  вишневого  покрывала,  что  она  у   него
выпросила...
   Он поскребся в хорошо знакомую дверцу на втором этаже, и милая сероглазая
девушка  в  синем  шерстяном  платье  с  белыми  бумазейными  воротничком  и
манжетами, украшенными обильной вышивкой, встретила его  без  удивления.  Он
интуитивно старался  встать  так,  чтобы  не  выглядеть  слишком  массивным,
слишком крупным по сравнению с  ее  тщедушным  тельцем,  чтоб  не  вспугнуть
ненароком, не навести на ненужные подозрения...
   В тот миг, когда можно еще  было  принять  другое  решение,  еще  стоя  в
прихожей, он внезапно поймал себя на мысли, что  не  мешало  бы  облить  эту
конуру керосином и поджечь. Спички были  у  него  в  кармане,  а  керосин  в
квартирке златошвейки наверняка есть. Конечно, неплохо  было  бы  уничтожить
все следы: полиция с радостью ухватится за версию о  небрежном  обращении  с
огнем, спишет на самопроизвольное возгорание... Но на поиски керосина  уйдет
драгоценное время, а у него каждая минута на вес золота.  Ладно,  он  найдет
способ пустить ищеек по ложному следу, и не поджигая квартирку... Даже  если
потребуется потом спалить весь Петербург, даже  если  потребуются  отвага  и
натиск, присущие самому Александру Македонскому...
   Скользнув взглядом по принесенному им ранее  саквояжу,  который  покоился
здесь, на скромном обшарпанном стуле,  он  прошел  в  тщательно  убранную  к
великому празднику светелку. Куда-то исчезли шелковые,  бархатные,  суконные
ткани, холсты, обычно заполнявшие комнатку.  Придвинутый  к  окну  стол  был
освобожден от привычных вещей: пяльцы, маленькие ножницы, тоненькие  шильца,
иголки,  катушки  с  шелками  и  золотыми  нитями,  мишурой   и   канителью,
переместились на убогую этажерку, а на белой скатерти  красовались  кулич  и
крашеные яйца. Вообще в квартирке вкусно пахло едой, он  знал,  что  хозяйка
отменно готовит.
   Девушка, на худенькие плечики которой  была  накинута  цветистая  красная
шаль, стояла у стола с блуждающей улыбкой, ждала поздравлений, что ли?
   Он улыбнулся и подмигнул ей, ставя гипсовую ножку на стол. Освободившаяся
рука его устремилась к карману... Да, на это он и рассчитывал. Аглая поняла,
что он, как человек дела, прежде всего желает  расплатиться  за  выполненную
работу, а потом уж...
   Она поспешно направилась к алькову, отодвинула ситцевый полог  в  букетах
красных роз с  изумрудно-зелеными  листьями  на  черном  фоне,  взяла  тугой
сверток с постели, накрытой вишневым покрывалом,  повернулась  и  шагнула  к
нему навстречу.
   Она избегала прямо смотреть ему в глаза, и это помогло ему исполнить свой
план, - сделав  шаг  вперед,  он  резко  вытащил  правую  руку  из  кармана,
энергично взмахнул ею и с силой обрушил на  висок  ничего  не  подозревающей
девушки острое, похожее на кухонную сечку орудие.
   От одного-единственного удара она рухнула на пол, не издав ни вздоха,  ни
стона. Тщательно причесанная головка недвижно  застыла  на  цветистой  шали:
обильная кровь сочилась на шерстяную материю, и красная ткань, яркие цветы и
листья на глазах становились бурыми...
   Ему не надо было проверять, жива ли она, он точно знал,  что  эта  девица
уже никогда никому ничего не скажет.  Увы,  у  него  не  оставалось  другого
выхода, как только убить ее. Любопытство девушкам вредит.
   Он бросил уже ненужное ему орудие убийства, поднял  с  полу  выпавший  из
безжизненных рук объемный  сверток.  Тесноватые  замшевые  перчатки,  плотно
обтягивающие его руки, не мешали ему. В прихожей он спрятал свое сокровище в
саквояж.
   У него хватило хладнокровия приоткрыть дверь и прислушаться - нет  ли  на
тускло освещенной лестнице ненужных свидетелей? Послушав разлитую в  воздухе
тишину, он метнулся в комнату, схватил гипсовый слепок Матильдиной ступни и,
бросив его в зев саквояжа, защелкнул замок.
   Он должен был торопиться. Похоже, блестяще разработанный план на этот раз
не дал сбоя. Он огладил на ладонях замшевые перчатки,  купленные  недавно  в
Риме.  Теперь  оставалось  придать  лицу  безмятежное  выражение  и   пройти
несколько десятков шагов, чтобы поздравить себя с полным триумфом.
   Он кинул взгляд на тусклую поверхность убогого зеркальца,  убедился,  что
выглядит  вполне  достойно  и  респектабельно,  -  и  только  тогда  покинул
безмолвную мещанскую квартирку, унося с собой свою добычу и не забыв  плотно
прикрыть дверь.

Глава 2
 
   Христос Воскресе! Воистину Воскресе!
   Многоголосый ликующий хор  заполнял  ясную  апрельскую  ночь  1903  года,
раскинувшую звездный  купол  над  Санкт-Петербургом.  Вдохновенное  пение  с
клироса и тысячеустый хор паствы - музыка воспаривших,  очищенных  от  греха
человеческих душ звучали  обещанием  новой  жизни,  нового  счастья,  нового
мира...
   Перед глазами Муры Муромцевой, восемнадцатилетней  дочери  петербургского
профессора химии, все еще  стояла  слепящая  картина  внутреннего  убранства
только что покинутого Исаакиевского собора: уходящие ввысь, одетые в малахит
и лазурит, порфир и разноцветный мрамор стены и колонны, на  которых  играли
отблески многотысячных огней от лампад и свечей; нестерпимое сияние бронзы и
позолоты; причудливые блики света, выхватывающие фрагменты мозаик, росписей,
скульптур. И исполинской величины фигуры  ангелов,  пророков  и  патриархов,
сурово  взирающие  с  купола,  с  сорокасаженной  высоты  на  просветленные,
трепетные лица православных.
   Вместе с нарядной толпой верующих, надышавшихся сладостным духом ладана и
горящих свеч, ощущая рядом с собой сосредоточенно-торжественных спутников  -
старшую сестру Брунгильду и доктора Клима Кирилловича Коровкина, а также  не
теряя из виду следовавшего чуть  поодаль  мистера  Чарльза  Стрейсноу,  Мура
выбралась через массивные двери и теперь медленно обходила храм.
   Как она любила  эти  минуты!  Три  пушечных  выстрела  с  Петропавловской
крепости в течение часа... Последний из  них,  двенадцатичасовой,  сразу  же
подхватывался звучным ударом громаднейшего колокола Исаакиевского собора,  и
ему начинали вторить колокола церквей. Столица моментально освещалась огнями
торжественной иллюминации, и тут же зажигались  мириады  восковых  свечей  у
храмов, газовые щиты - по улицам, и электрические фонари на высоких  столбах
Невского, Большой Морской. Вспыхивали  факелы  в  руках  гигантских  ангелов
Исаакия, высящихся на крыше.
   Вместе с отступающей зимой уходили из мира и из сердца  пасмурная  тишина
будней, тягостные размышления и сожаления... Крестный ход соединял  в  своих
рядах бедного и богатого, юного  и  дряхлого,  мудрого  и  неопытного  -  на
широких  ступенях  собора  каждый  глубоко  вдыхал  полной  грудью   влажный
апрельский воздух и думал, что вот теперь-то все будет  по-другому,  чувство
всеобщего раскаяния откроет дорогу братской  любви  и  пониманию...  Смертью
смерть поправ... Воистину Воскресе!
   Крестный ход тянулся  вдоль  собора,  но  возглавлявшее  его,  сверкающее
светлыми ризами высшее духовенство, окруженное церковным причтом, держащим в
руках хоругви, дикирии и трикирии, остановилось у  запертых  ворот  храма  и
обернулось к собравшейся на улице толпе -  не  все  смогли  попасть  в  храм
вечером, но услышать слово пастыря в эту волнующую минуту желал каждый.
   - Христос Воскресе! - торжественно  возвестил  уже  полуохрипшим  голосом
согнувшийся под тяжестью серебряных одежд настоятель храма.
   - Воистину Воскресе! - грянул в гудящем  от  колокольного  звона  воздухе
нестройный, радостный ответ паствы.
   Мария Николаевна Муромцева  перекрестилась  и,  склонив  голову,  глянула
искоса на  сестру.  В  белых  кружевах  вокруг  золотистых  волос,  в  белом
шерстяном платье и светлой пелерине,  Брунгильда,  преображенная  внутренним
волнением, была  сейчас  особенно  хороша.  Ее  глаза  загадочно  мерцали  в
отблесках свечи, которую она держала, ограждая потрескивающее пламя ладонью,
обтянутой лайковой перчаткой.
   - Христос Воскресе! - повторил пастырь.
   - Воистину Воскресе! -  откликнулась  толпа,  вскинувшая  троеперстие  ко
лбам, и замерла в ожидании благой вести.
   - Мура, - обеспокоенный голос наклонившейся старшей сестры вывел  девушку
из благостного состояния, - ты не видишь мистера Стрейсноу?
   Мура, услышав в третий  раз  вздох  окружающей  ее  толпы,  автоматически
прошептала "Воистину  Воскресе",  поспешно  перекрестилась  и  привстала  на
цыпочки, стараясь разглядеть  в  многолюдье  долговязую  фигуру  английского
гостя.  Площадь  была  ярко  освещена  вспыхнувшими  после  полуночи  огнями
фонарей, свечами в руках прихожан, но сэра Чарльза нигде не было видно.
   - Клим Кириллович, - она обратила встревоженный взор за спину  сестры,  -
вы не видели, куда направился сэр Чарльз?
   Клим Кириллович Коровкин с досадой мотнул головой.
   - А вдруг его задавили в толпе? Вдруг ему стало плохо? - быстро зашептала
Мура давнему и надежному другу муромцевского семейства.
   -  Англичане  народ  дисциплинированный,  рассудительный,  закаленный,  -
ответил доктор Коровкин, взглянув на округлое личико с  широко  распахнутыми
синими глазами, и тоже стал внимательно осматривать толпу. -  Думаю,  мистер
Стрейсноу не потеряется. Не удивлюсь, если  он  сидит  на  дереве  -  оттуда
удобно фотографировать крестный ход.
   - Я предупреждала  сэра  Чарльза,  что  в  храме  во  время  богослужения
фотографировать нельзя, - обернулась  к  спутникам  Брунгильда,  -  но  этот
упрямец все равно взял с собой фотографический аппарат.
   - Всю службу для меня испортил, -  беззлобно  поддразнил  девушек  доктор
Коровкин. - Я так и ждал, что он начнет фотографировать и  нас  выдворят  из
храма.
   - Но, кажется, все обошлось, буйный  протодьякон  Малинин  очаровал  его.
своим голосом, - поспешила сменить тему Мура, -  а  сейчас  мы  должны  сэра
Чарльза найти.
   Они двинулись вперед.
   - У меня начинает болеть голова, - капризно пожаловалась Брунгильда, -  я
боюсь, что не выдержу еще несколько часов службы.
   - Но если мы вернемся раньше времени, мама огорчится, что мы не  выстояли
службу... Вон, вон он! - неожиданно воскликнула Мура и  радостно  затеребила
доктора за рукав пальто. - Видите, справа, у входа, на  ступенях...  Он  нас
ждет... Слава Богу, не потерялся...
   - А мне кажется, что он вовсе не ждет нас, - охладил ее пыл доктор,  -  а
нашел себе другую компанию.
   - Как бы то ни было, -  голос  Брунгильды  стал  строгим,  -  я  чувствую
некоторую ответственность за этого человека. Он приехал в Петербург вроде бы
по моему приглашению, и я обязана ему: во время моей поездки в Берлин и  Рим
мистер Стрейсноу оказал мне немало услуг.
   Все трое  замолчали  и  с  трудом  стали  продвигаться  сквозь  толпу  по
направлению к мистеру Стрейсноу.
   В добротном пальто, застегнутом на все пуговицы,  с  зонтом  и  шляпой  в
руках,  долговязый  англичанин,  возвышаясь  над  окружа