ющими,  стоял,   как
монумент на ступенях храма. Левой рукой  он  придерживал  висящий  на  груди
кожаный чехольчик с фотоаппаратом. Голову он держал прямо  и  гордо,  правая
нога  была  чуть   выставлена   вперед,   вся   его   поза   демонстрировала
решительность. Однако выразительное лицо этого тридцатипятилетнего  человека
искажалось растерянностью, взор круглых темных глаз под черными полукружьями
бровей был устремлен на двух энергично  жестикулирующих  перед  ним  мужчин.
Сохранить между собой и  посторонними  людьми  должную  дистанцию  чопорному
британцу явно не удавалось.
   Один из наскакивавших на англичанина был  лет  сорока,  малого  росточка,
кругленький, в распахнутом пальтеце,  из-под  которого  выбивался  клетчатый
шарф. Другой, помоложе, - напротив: крупен, широк в плечах и бедрах,  фигуру
его плотно облегала задрипанная серая шинелишка,  наглухо  застегнутая.  Над
поднятым воротником - широкое костистое  лицо,  украшенное  вислыми  черными
усами. Надо лбом незнакомца дыбом стояла жесткая черная шевелюра.
   - Я же говорил вам, господин Закряжный, - это воистину чудо, - как  будто
он воистину воскрес. И - представляете мое состояние, потрясение моей души -
я увидел его в тот момент, когда разнеслась над всем Божьим  миром  весть  о
Воскресении! - Круглый человечек с рыжеватой  пышной  щеточкой  над  верхней
губой увивался, как собачонка, вокруг неподвижного англичанина. -  Простите,
братец, - толстячок  задрал  голову  к  надменному  лицу  с  надувшимися  от
напряжения  щеками,  с  плотно  сжатым  маленьким  ртом,  -  простите   душу
христианскую, в такую минуту восторг  мой  простителен,  похристосоваться  с
вами счел бы за великую честь, хоть и незнакомы мы. Но дело это  поправимое,
позвольте представиться, Модест Макарович Багулин.
   - Молчи, Модест, не мельтеши, - прервал его усач в серой шинели, - а  что
натуру такую мне углядел, - спасибо, хвалю, за это обещаю тебя  увековечить.
Но потом, после юбилея.
   Он, не глядя, схватил Модеста за лацкан пальто, притянул  его  к  себе  и
трижды смачно облобызал куда попало, не сводя глаз с  англичанина.  Отпихнув
свою жертву в сторону, отчего Багулин едва не рухнул на  ступени,  Закряжный
неожиданно поклонился в пояс Чарльзу Стрейсноу,  резко  выпрямился  и  смело
взял англичанина за плечи.
   - I don't understand you, - отпрянул тот, его маленький пунцовый рот  под
странными, кошачьими, словно прилипшими над верхней губой усами скривился. -
What's the matter?
   -  По-голландски  чешет,  ишь  ты,  -  одобрительно  хмыкнул,  глянув  на
смешавшегося Багулина, усач. - И чего он топорщится? Ну да, мы люди простые,
расейские, православные. А отказать в братском христианском поцелуе  сегодня
и собака не может...
   Он резко дернул к себе оторопевшего мистера Стрейсноу и одарил его  тремя
звучными поцелуями.
   - Неужели живой? Неужели настоящий? - забегал  вновь  вокруг  англичанина
Модест Багулин. -  Хоть  я  особа  и  незначительная,  а  нельзя  ли  и  мне
похристосоваться с этим чудом?
   - Христос Воскресе! - требовательно произнес  Закряжный,  тряхнув  буйной
шевелюрой. - Не отвечает... Как бы объяснить ему, что он должен  отправиться
ко мне? Непременно, сию же минуту. Если он не согласится, то я  последую  за
ним, буду ходить по пятам, пока он не сообразит, чего  от  него  хотят.  Эх,
жаль, голландского не знаю... Ты же, Модестушка, не выпускай  его  из  виду,
нам терять его нельзя...
   Закряжный быстро повернулся и оказался лицом к лицу с двумя  молоденькими
девушками, сопровождаемыми серьезным господином лет тридцати.
   - Милые барышни, Христос Воскресе, не откажите в любезности, не знаете ли
голландского?
   - Help me! Doctor Corovkin! - раздался из-за спины  усача  высокий  голос
англичанина. - Come here. Miss, I am very glad to see you!
   - В чем дело? - сурово спросил доктор Коровкин, обходя  заступившего  ему
путь Закряжного, и, направляясь к зарубежному гостю, перешел  на  английский
язык. - Мы потеряли вас, дорогой мистер Стрейсноу.  Надеюсь,  все  обошлось.
Кто эти люди?
   - I don't know. - К англичанину вернулось поколебленное было спокойствие,
щеки его пришли в нормальное состояние.
   - Мистер  Стрейсноу,  -  мелодично  проворковала  на  хорошем  английском
Брунгильда, одаривая всех легкой улыбкой, обращенной к каждому и ни  к  кому
конкретно, - теперь мы не сможем войти в храм, и вам не  удастся  досмотреть
до конца пасхальную службу. А вы так мечтали об этом!
   - Позвольте, позвольте, - рядом с англичанином вновь  возникла  массивная
фигура в серой шинели, - простите, если мы вас напугали. Но, мадемуазель, вы
так прекрасны, что вы меня поймете. Христос Воскресе!
   Брунгильда сделала шаг назад - несмотря на угрызения совести, ей вовсе не
хотелось христосоваться  с  неизвестным  господином  в  серой  шинели.  Клим
Кириллович взял ее под руку и встал между ней и настойчивым незнакомцем.
   - У вас ничто не  пропало?  -  участливо  спросила  Мура  англичанина  и,
засмеявшись, повторила свой вопрос по-английски.
   - Как вы, милая барышня, можете в такую минуту,  в  такой  час,  в  такую
ночь, задавать такие вопросы? -  обиженно  воскликнул,  не  дав  англичанину
ответить, Модест Багулин. - Мы не воры, не карманники.  Мы  серьезные  люди.
Таланты в своем роде. И ваш мистер Стрейсноу нас потряс. Правда, Роман?
   - Позвольте объясниться, - голос господина  Закряжного  стал  любезным  и
вкрадчивым, - нынче внешность только для прикрытия внутренности  существует.
Вы на мою шинель не смотрите! Это я в образе!  Имею  честь  представиться  -
лучший художник двадцатого века - Роман Закряжный! Лучший портретист России!
Вы не видели моих работ? - Выдающийся художник  современности  уставился  на
новых знакомцев в ожидании восторгов, но, не обнаружив на их  лицах  ничего,
кроме  некоторого  любопытства,  стремительно  выдохнул.  -  О,  жаль!   Они
выставлены в  галереях  Москвы  и  Рима,  но  в  основном  украшают  частные
коллекции! И члены императорской фамилии не гнушаются  почтить  меня  своими
заказами.
   - Доктор Коровкин, Клим Кириллович, держу частную практику, -  уже  более
миролюбиво  ответил  спутник  профессорских  дочерей,  которому   доводилось
слышать имя эксцентричного художника от своих весьма уважаемых пациентов.  -
Вместе со мной Брунгильда Николаевна Муромцева, пианистка, и ее сестра Мария
Николаевна, бестужевская курсистка.
   - О, весьма польщен, - склонился Закряжный, - позвольте вашу ручку.
   Он приложился своими смешными усами к перчаткам Брунгильды и Муры.
   - Разрешите и мне представиться. - Перед доктором и барышнями возник, как
будто из-под земли, вытянув руки по швам, малорослый толстячок.  -  Багулин,
Модест Макарович, агент российского  страхового  товарищества  "Саламандра".
Поклонник всего возвышенного.
   Мура  приветливо  улыбнулась  толстяку,  смешно  шаркнувшему  коротенькой
ножкой в галоше, и перевела взгляд на Закряжного.
   - Чего же вы желаете, господа, от мистера Стрейсноу?
   Услышав свое имя, англичанин, вопросительно поглядел на Брунгильду.  Она,
порозовев, ободряюще кивнула своему английскому другу.
   - Пустяки, ничего особенного, - оскалился Закряжный, и Мура вздрогнула от
его  жесткого  черного  взгляда,  подчеркивающего  ненатуральность   широкой
улыбки. - Мы пытались объяснить господину Стрейсноу,  что  хотим  пригласить
его в гости ко мне в мастерскую, но не смогли.
   - Зачем же он нужен вам в мастерской? - удивился доктор Коровкин.
   - Вы все поймете, дорогие господа, если будете так добры, что не откажете
мне в маленькой просьбе - и в эту  святую  ночь,  в  пасхальную  ночь,  ночь
всеобщей любви и  прощения,  соблаговолите  вместе  с  господином  Стрейсноу
посетить мою скромную мансарду... Вы все поймете, вы не пожалеете! К тому же
у меня уже и стол накрыт - разговляться пора...  Не  откажите  страдальцу  -
по-христиански, по-православному, сжальтесь.
   Казалось, Закряжный готов был упасть на колени перед доктором  Коровкиным
и его спутницами.
   - А в чем состоит ваше страдание, господин страдалец? -  лукаво  спросила
Мура,  едва  сдерживая  смех,  -  очень  забавно  перевоплощался  человек  в
задрипанной шинели.
   - А в том, милая моя панночка, - умильно пропел модный портретист, -  что
мне нужна модель, настоящая модель! Помогите бедному таланту! Не губите!
   Все невольно рассмеялись.
   - Господин Закряжный! - раздался вдруг откуда-то  сбоку  звонкий  девичий
голосок.
   Случайные собеседники дружно оглянулись, с гранитных ступенек  храма  они
увидели чудом пробравшийся сквозь толпу экипаж.
   - Прошу прощения, одну только минуту, - поспешно бросил Закряжный и бегом
помчался вниз по пологим ступеням.
   Добежав до экипажа, он начал что-то быстро говорить и размахивать руками,
затем открыл дверцу и помог седокам сойти на землю. Потом заспешил  обратно,
часто оглядываясь на следовавших за ним: на пожилую пару и  более  всего  на
стройного молодого человека в форме чиновника Ведомства Императрицы Марии  и
на юную девушку, хрупкую, изящную, едва достающую ему до плеча.
   - Господа, господа, - запыхавшийся художник остановился перед оставленным
им  обществом,   -   сегодня   воистину   чудесная   ночь.   Позвольте   вам
отрекомендовать - действительный тайный советник, господин  Шебеко,  Ермолай
Егорович с супругой, Прасковьей Семеновной. И их внучка, Катенька, Екатерина
Борисовна Багреева.  Катенька  -  фрейлина  Вдовствующей  Императрицы  Марии
Федоровны. И, наконец -  служащий  Ведомства  Учреждений  Императрицы  Марии
Федоровны, Дмитрий Андреевич Формозов.
   - Христос Воскресе! - вразнобой воскликнули все вместе.
   - Здравствуйте, Клим  Кириллович,  Христос  Воскресе.  -  Неожиданно  для
художника супруги Шебеко первым облобызали доктора Коровкина.
   - Воистину Воскресе, - доктор с улыбкой оглядел стариков, - что-то  давно
вы меня не беспокоите, да видать и к лучшему, выглядите вы прекрасно.
   - Так это заслуга нашей Катеньки, - довольно произнес Ермолай Егорович, -
она перебила вашу практику. Лучшее лекарство для нас - юная душа рядом.  Как
вышла из Смольного института, так и солнышко засияло в нашем доме.
   -  Ермолай  Егорович  похлопотал,  и  Катеньку  пожаловали  во   фрейлины
Вдовствующей Императрицы... Я и рада, ей надо  быть  в  свете,  надо  пользу
обществу приносить. - Просияла супруга действительного тайного советника.
   Доктор  Коровкин  с  явным  удовольствием  смотрел  на  юное,  с   нежным
заостренным подбородком,  личико  Кати,  которая,  казалось,  вся  светилась
радостью и добротой. Девушка без стеснения потянулась к  доктору  -  и  Клим
Кириллович, склонившись и взяв ее за руку, трижды  коснулся  пересохшими  от
волнения губами благоухающих фиалками щечек.
   - Позвольте представить вам дочерей профессора Муромцева, - он все еще не
отпускал нежную ручку Кати, - Брунгильда Николаевна и Мария Николаевна.
   - Как же, как же, много наслышаны, - радостно закивала госпожа Шебеко.
   - И в газетах писали о вашем искусстве, мадемуазель, - подхватил господин
Шебеко.
   Брунгильда сдержанно  поклонилась,  чуть  приподняв  уголки  губ  в  знак
благодарности  за  признание,  и  повела  точеным  подбородком   в   сторону
аккуратного молодого человека в темно-зеленом мундире; его  глаза  мгновенно
вспыхнули. Мистер Стрейсноу неопределенно хмыкнул и передернул плечами.
   - Вместе с нами, - продолжил  доктор  Коровкин,  не  замечая  нахмуренных
соболиных бровей Муры и помрачневшего лица зарубежного друга  Брунгильды,  -
наш гость из Англии, сэр Чарльз Стрейсноу, баронет.
   Англичанин сделал шаг вперед и, прижав к груди шляпу, поклонился.
   - Боже! - одновременно воскликнули господин и госпожа  Шебеко.  -  Да  он
вылитый Петр Великий!
   - Да, сходство есть, - неохотно  согласился  доктор,  -  рост,  сложение,
глаза, усы...
   - Мистер Стрейсноу,  -  приятным  баритоном,  очень  осторожно  обратился
по-английски к иностранцу господин Формозов, -  не  было  ли  в  вашем  роду
кого-нибудь, кто был знаком с Петром Первым?
   - На что вы намекаете? - строго вскинулась госпожа Шебеко.
   - На внебрачных детей вашего императора, - ответил англичанин. - Русские,
когда я был в Берлине и Риме, надоедали мне этим вопросом.
   - Если бы мистеру надеть лавровый венок на голову да усадить  на  коня  -
прямо Медный всадник.
   Вынырнувший откуда-то сбоку  господин  Багулин  махнул  рукой  в  сторону
могучей фигуры на вздыбившемся коне, едва видневшейся на берегу Невы.
   - Глазастый Модест, - вздохнул кротко художник, - он и высмотрел в  толпе
это чудо. Вот приглашаю к себе в мастерскую мистера и его друзей. Да  заодно
и разговляться пора. Да все никак не получаю согласия.
   - А если я попрошу вас принять приглашение? - Катенька  Багреева  ласково
заглянула снизу вверх в лицо смущенного доктора Коров-кина. -  И  дедушка  с
бабушкой с нами пойдут. Тем более я должна убедиться,  что  заказ  господину
Закряжному для резиденции Марии Федоровны  готов.  Он  мне  клялся,  что  не
обманет.
   - Готов-готов, милая моя бесценная госпожа, - театрально склонился  перед
хрупким созданием художник, - да разве я мог обмануть такого  ангела?  Да  и
просьбы Вдовствующей Императрицы для меня не пустой звук, а  великая  честь.
Прошу пожаловать всех вас, господа, в мою  мансарду,  не  извольте  омрачить
отказом святую ночь братской любви и единения.
   Мура закусила губу - художник ей нравился с каждой минутой все  больше  и
больше, и она готова была рассмеяться, если бы  ее  не  раздражало  излишнее
внимание доктора Коровкина к смазливой фрейлине.
   - Брунгильда, - обратилась она к  сестре,  -  что  ты  думаешь  по  этому
поводу?
   - Я ничего не думаю, - равнодушно ответила сестра, - я хотела  бы  узнать
мнение сэра Чарльза. Мистер Стрейсноу, не желаете  ли  осмотреть  мастерскую
лучшего российского художника-портретиста?
   - О, yes, - кивнул англичанин, на  левой  руке  его,  прижатой  к  груди,
блеснул перстень.
   - Ура! Идем! Прошу всех следрвать  за  мной,  прошу  не  теряться,  здесь
совсем рядом, совсем близко. - И художник повлек за собой пестрое общество.
   Мура шла рядом с доктором, впереди шествовала Брунгильда с  англичанином,
а еще дальше, рядом с могучей фигурой художника, мелькало светлое кружево на
голове Катеньки Багреевой, держащей под руки бабушку и дедушку.
   Позади Муры шли стройный подтянутый Дмитрий Формозов и забавный толстячок
Модест Багулин.
   Замыкал шествие экипаж, неожиданно лишившийся своих седоков.
   Когда процессия уже свернула в переулок,  в  котором  стоял  дом,  давший
приют художнику, Мура услышала за спиной обиженный голос страхового агента.
   - И все-таки есть в этом человеке что-то  тревожное,  что-то  опасное.  У
меня нюх, я чую.
   - Вы про кого говорите?  Про  англичанина?  -  уточнил  приятный  баритон
Формозова.
   - Про него, будь он неладен. Я чувствую, что от него веет смертью.
   - Это из-за его сходства с  покойным  императором.  Мистика  какая-то,  -
баритон звучал вполне равнодушно.
   - Вот и я говорю. Жуть. Холод кладбищенский. Не по себе  мне.  А  вам?  -
настаивал толстячок.
   - Да, пожалуй, - нехотя подтвердил чиновник. - Смерть всегда рядом.
   - Тогда еще есть время, - схватил его за рукав Модест Багулин. -  Срочно,
прямо сейчас, застрахуйте у меня вашу жизнь!
 
Глава 3 
 
   Художник Роман Закряжный толкнул незапертую  дверь  мастерской,  прихожая
которой освещалась тусклой электрической лампой в причудливом плафоне.
   - Жаль, Аглаши нет, не пришла еще, видно, со  службы,  -  пояснял  он  на
ходу, - этажом ниже проживает, вышивальщица, помогает мне по хозяйству.  Вот
и стол сегодня приготовила - сейчас разговляться будем.  Прошу  проходить  и
присаживаться.
   Его гости, освободившись в тесной прихожей от  верхней  одежды,  галош  и
ботиков, прошли в протопленное просторное помещение. Вдоль стены  мастерской
справа от входа тянулись полки со свернутыми холстами, ящичками с  красками,
какими-то  склянками,  кувшинчиками,  безделушками,  с  опущенными  в  банки
кистями и предметами непонятного назначения.  Левый  угол  занимала  широкая
софа под кретоновым покрывалом вызывающего красно-вишневого цвета,  ближе  к
окнам размещался заставленный снедью стол и разномастные стулья.
   Напротив входа, у занавешенных плотными шторами  окон,  с  незаконченного
портрета на мольберте из-под насупленных бровей грозно взирали  на  вошедших
темные очи. Портретами были увешаны все не занятые полками стены,  но  и  на
полках стояли миниатюры, живописные и скульптурные - и  все  они  изображали
вдохновенное лицо императора Петра.
   - Прошу садиться, - послышался голос художника, примчавшегося из кухни  с
подносом, заполненным плошками со студнем. - Я же говорил  вам,  что  будете
поражены. Мистер Стрейс-ноу, прошу вас! Сударыни, судари,  подкрепимся,  чем
Бог послал.
   Оправившись  от  удивления,  гости  направились  к  столу,   уставленному
пасхальными яствами. В центре, выложенная на фаянсовом блюде с синей каймой,
возвышалась пасха: на боковых плоскостях творожной пирамиды выделялись четко
прорисованные растительные узоры и буквы "X" и  "В"  -  "Христос  Воскресе".
Рядом, на таком  же  фаянсовом  блюде  лежали  крашеные  яйца:  традиционные
красные и пестрые, всех цветов, с причудливой виньеткой,  в  центре  которой
помещалось знакомое лицо с  черными  торчащими  усами.  Завершал  композицию
пышный, покрытый глазурью кулич.
   Долговязый англичанин не отводил глаз, ставших совсем круглыми, от  блюда
с расписными яйцами.
   - Да вы объясните ему, что все еще в субботу освящено, стараниями Аглаши.
- Усатый художник беспомощно  взглянул  на  Брунгильду,  которая  вполголоса
поясняла мистеру Стрейсноу особенности русской Пасхи, голос ее звучал нежно,
и лицо заморского гостя постепенно становилось безмятежно-непроницаемым.
   Но  сам  Закряжный  разговеться  не  спешил  -  неожиданно  он  порывисто
устремился к маленькой фрейлине.
   -  Милая  Екатерина  Алексеевна,  сейчас  предъявлю  вам  готовый  заказ,
извольте принять.
   Он бросился в угол, к внушительному холсту,  натянутому  на  подрамник  и
повернутому изображением к стене.
   - Портрет в натуральную величину. Не правда ли,  великолепно?  Почти  как
живой - основатель столицы  российской!  Вот  пригляжусь  сейчас  к  мистеру
Стрейсноу - возьму кисть в руки, трону холст - и  оживет  этот  великолепный
портрет! Воскреснет!
   - Вам виднее, господин Закряжный, - подала голос Катя, - но мне портрет и
так нравится.  Я  беспокоюсь  только,  чтобы  он  пришелся  по  вкусу  Марии
Федоровне, если уж ему суждено украшать Аничков дворец.
   - Вдовствующая Императрица - она сейчас  пребывает  в  Дании  -  доверила
Катеньке проследить за ходом работ над  этим  портретом.  Поручение  первое,
надо, чтобы Императрица осталась довольна, - важно заметил Ермолай Егорович.
   - Пусть портрет остается как есть, - виновато попросила его супруга. -  И
так-то страшен государь, а если живинки ему подбавить...  Не  испугается  ли
Мария Федоровна?
   - Не  вижу  ничего  грозного  в  императоре,  -  созналась  Брунгильда  и
взмахнула ресницами  в  сторону  стройного  молодого  человека.  -  Господин
Формозов, а какова ваша роль в этом деле?
   - Мне поручено, мадемуазель, заниматься  скучными  вещами  -  следить  за
финансовыми  бумагами.  А  Ее  Величество  соблаговолили  заказать  портреты
императора Петра  и  для  множества  опекаемых  Ею  учреждений.  Императрица
приедет на  следующей  неделе,  будет,  скорее  всего,  инспектировать  свои
сиротские и воспитательные учреждения... - Помолчав, рассеянно добавил:
   - Хотя это может быть и бессмысленно.
   - Бессмысленного в призрении сирот не вижу, - проворчал Ермолай Егорович.
   Большой красивый лоб  чиновника  покрыла  легкая  испарина.  Уголки  рта,
обведенного темными усиками, сливающимися с аккуратной бородкой, скривились:
   - Значительная часть заказов поручена