ром.  По
воздуху плыли густые волны приторно сладкого запаха лекарств...
   - Итак, - разомкнул уста профессор, - я вижу, у вас тут в мое  отсутствие
произошло немало интересного. Что это?
   Он бесстрашно  подошел  к  саквояжу,  взглянул  в  его  нутро  и  перевел
недоуменный взор на доктора:
   - Вы позволите?
   Доктор утвердительно мотнул головой. Профессор решительно опустил руки  в
саквояж и вытащил оттуда холщовый  сверток.  Он  осмотрел  его,  покачал  на
руках, как бы определяя, соответствует ли вес  объему,  и  спокойно  положил
свой трофей на стол. Надев очки, он склонился над столом, чтобы  внимательно
рассмотреть вещь, которая так напугала всех присутствующих.
   - Что это? - спросил он, грозно обводя всех взглядом.
   Собравшиеся  в  гостиной  безмолвствовали.   Повинуясь   знаку   хозяйки,
благополучно выскользнула из комнаты Глаша.
   Рассерженный профессор схватил свиток и стал его разворачивать. Однако он
скоро понял, что поверхности стола не  хватит  и,  небрежно  скомкав  ткань,
переместил ее на  крышку  черного  рояля.  Здесь  холст  удалось  расправить
целиком, хотя края его свисали до пола.
   - Так-так, - протянул профессор, - очень интересно. Вижу, что  это  карта
Российской империи. Хотя и странная... Откуда она у вас, доктор?
   - Н-н-не з-з-зн-наю, - стуча зубами, ответил Клим Кириллович.
   - А где ваши инструменты и лекарства? - поинтересовался Муромцев.
   - Не знаю, - повторил доктор, -  может  быть,  их  украли  и  вместо  них
подложили эту ужасную карту.
   - А саквояж ваш? - уточнил профессор.
   - Похож, хотя я не уверен... - Клим Кириллович осторожно взял  саквояж  в
руки и стал осматривать его изнутри и снаружи.  -  У  моего  никаких  особых
примет не было...
   - Очень, очень хорошо,  -  профессор  повернулся  к  дамам,  сгрудившимся
справа от него, - карта как  карта,  вышита  золотом  и  цветным  шелком  по
холсту.  Ну-ка  глянем.  -  Он  вновь  склонился  над  тканью.  -  Вот  она,
Москва-голубушка, на месте, а Петербурга еще нет... не  написано  про  него.
Зато есть Киев и Ярославль... А как реки  искусно  вышиты...  Синим  шелком,
даже не выцветшим от времени... Вот мастера-то были в старину! А  здесь  что
написано?
   Профессор приподнял правый край ткани и по слогам прочитал  золотошвейную
замысловатую вязь:
   - "До этого места дошел Александр Македонский,  пищаль  закопал,  колокол
отлил". Странно... Мура, ты  что-нибудь  слышала  о  походе  Македонского  к
берегам Амура?
   Вскинув на отца синие глаза,  обрамленные  короткими  черными  ресницами,
младшая дочь ответила, едва шевеля бескровными губами:
   - А мы-то думали, что речь идет о Дмитрии Донском!
   - Что за ахинею вы изволите глаголить? - разъярился профессор. -  Даже  я
знаю, что в тех краях Донского не было, там были владения Чингизидов...
   - Николай Николаевич, - все еще стоя в  отдалении  прерывающимся  голосом
спросил доктор, - а крови, крови вы на этом холсте не видите?
   - Что вы  хотите  этим  сказать?  -  Лицо  профессора  вытянулось,  и  он
воззрился на своего оторопелого друга.
   - Я хочу сказать, что теперь меня  обвинят  в  убийстве  вышивальщицы,  -
наконец решился выговорить Клим Кириллович.
   Николай Николаевич изменился  в  лице  и  сделал  шаг  по  направлению  к
доктору,  но  в  этот  момент  до  его  слуха  долетели  звуки,  похожие  на
сдерживаемые рыдания. Он остановился и взглянул на дочерей.
   - А может быть, подозрение падет и на меня, - всхлипнула Брунгильда.
   - Или на меня, - скорбно подхватила Мура, уставившись на узенькую, темнее
общего фона, кромку карты.
   - Что за черт! - вспылил профессор. - Я ничего не понимаю в происходящем!
Чем вы здесь занимались в мое отсутствие?
   - Ты только не волнуйся, Николай Николаевич, не  волнуйся,  -  пришла  на
помощь  дочерям  Елизавета  Викентьевна,  к  ее  лбу  и   щекам   постепенно
возвращался матово-розовый цвет, - я сейчас тебе все объясню... В пасхальную
ночь наши  девочки  с  Климом  Кирилловичем  и  еще  несколькими  спутниками
побывали в мастерской известного художника Романа Закряжного.
   - Это еще кто такой? - сдвинул брови профессор.
   -  Живописец,  портретист,  -  с  готовностью   пояснила   его   супруга,
направляясь к дивану и уводя мужа за собой, подальше от злополучной карты. -
Там еще были фрейлина Вдовствующей Императрицы  в  сопровождении  бабушки  и
дедушки, чиновник Дмитрий Андреевич Формозов, страховой агент Модест Багулин
и мистер Стрейсноу.
   - Кто-кто? - спросил профессор, нависая над  женой,  которая,  напряженно
приподняв голову, присела на диван. - Не расслышал.
   - Понимаешь, это наш английский гость, достойный человек, баронет,  очень
хотел с тобой встретиться. Ну и он очень похож на Петра Первого.
   Елизавета Викентьевна мужественно взяла на себя трудную миссию и подробно
рассказала профессору о событиях, происшедших в его отсутствие.
   В гостиной повисло тягостное молчание.
   - Хорошенькое дельце, - сурово изрек отец семейства, - мои любимые дочери
по ночам ходят на квартиру к дерзкому убийце...
   Девушки  виновато  молчали,  Клим  Кириллович  потупил   голову.   Полина
Тихоновна аккуратно опустила саквояж на пол, рядом  со  стулом,  на  котором
сидела.
   - Но это оставим. Пока, - подчеркнул со значением Муромцев. - А почему же
теперь Клим Кириллович думает, что его обвинят в убийстве этой вышивальщицы?
   - Понимаете, дорогой  Николай  Николаевич,  -  вступила  вместо  понурого
племянника Полина Тихоновна, - убийцей мог быть не  только  художник,  но  и
человек, который заказывал жертве  вышивку  на  холсте.  Карл  Иваныч  думал
сначала,  что  это  пелена  к  образу  благоверного  святого  князя  Дмитрия
Донского... Все очень странно, - затараторила Полина Тихоновна.
   Профессор посмотрел на доктора.
   - Не лучше ли самолично явиться к  следователю  с  этой  самой  картой  и
отвести от себя подозрения? - неуверенно предложил он.
   - Боюсь, это сильно попортит мою репутацию, - замялся доктор Коровкин,  -
я влип еще в одну неприятную историю.
   - О чем вы говорите? - холодно поинтересовался профессор.
   - Не имею права разглашать, -  покраснел  доктор,  -  чтобы  не  вызывать
паники в народе. Но городу грозит катастрофа. - Помолчав, он решился:
   - Я, как друг вашего семейства, обязан вас предупредить:  во  время  моей
поездки в Чумной форт кто-то похитил  пробирку  с  чумными  бациллами.  Меня
допрашивали.
   Доктор засуетился, бросился к роялю, схватил разложенный холст и  пытался
его сложить, чтобы засунуть в саквояж.
   - Не надо, милый Клим Кириллович, - остановила его Мура, - не торопитесь.
Карту никто искать не будет. Ручаюсь вам.
   - Это почему же? - ехидно поинтересовался профессор.
   Мура выдержала паузу.
   - Потому что там, в Екатерингофском дворце, уже  висит  на  стене  копия,
из-за которой убили вышивальщицу Аглаю Фомину.
   - И убил ее господин Холомков? - с надеждой спросил доктор Коровкин.
   - Не знаю, - покраснела Мура, - но он мог быть причастен к убийству.
   - А зачем ему надо было менять оригинал на копию?  -  спросила  Елизавета
Викен-тьевна. - Я помню его, приятный молодой человек.
   - Все просто, - буркнул Николай Николаевич, - хотел  выручить  деньги  за
раритет, заменив его фальшивкой.
   - Нет, все обстоит гораздо хуже! - строго возразила его младшая  дочь.  -
Он  хотел  уничтожить  подлинную  карту  императора  Петра  Великого,  хоть,
возможно, тот и не был законным императором.
   - Довольно о пустяках, не сводите меня с ума вашими домыслами, -  прервал
ее  отец.  -  Вещи,  за  которые  можно  выручить  неплохой  капиталец,   не
уничтожаются.
   - Ты не понимаешь, папа! - воскликнула Мура. - Дело не  в  деньгах,  а  в
решениях Международного исторического конгресса, который  недавно  прошел  в
Риме. Там было велено писать историю по единому плану.
   - Ну и что? - пожал плечами профессор. - Каждая научная дисциплина  имеет
единый план развития.
   - А как  же  Александр  Македонский  на  Амуре,  пищаль?  -  Мура  ткнула
пальчиком в надпись на карте. - Это не сходится с общим планом!
   Профессор задумался. Прошла тягостная минута.
   - Нет, все-таки в химической науке больше порядка и осмысленности, чем  в
исторической, -  заметил  он,  -  люди  делают  полезное  дело.  Коллеги  из
Мюнхенского университета сказали мне,  что  получили  прекрасное  снотворное
барбитал. Жаль, не попросил у них по дружбе грамм-другой...
   - Кстати, дорогой, - встрепенулась Елизавета Викентьевна, -  коли  уж  мы
дошли  до  химических  проблем.  Скажи  мне,  не  купишь  ли  ты  для  своей
лаборатории грамм-другой радия?
   Резкий звонок в прихожей заставил побледнеть всех собравшихся в  гостиной
квартиры профессора Муромцева.
   - Полиция! - выдохнул доктор Коров-кин. - Что делать?
   - Срочно прячьте эту несчастную карту... быстрее,  -  бросилась  к  роялю
Мура.
   - Вместе с саквояжем? - бормотал  доктор,  вдвоем  с  девушкой  запихивая
кое-как сложенный холст в кожаный зев. - Но куда?
   - В каминный дымоход, - подсказала Полина Тихоновна.
   - Под крышку рояля! - выпалила Брун-гильда.
   - Довольно! - прервал дамские фантазии профессор.  -  Сидите  смирно.  Не
суетитесь. Авось пронесет. Мы ни в чем не  виноваты.  Нам  нечего  скрывать.
Следствие разберется.
   Клим Кириллович опустился на стул, оставив  закрытый  саквояж  с  опасным
содержимым на рояле, Мура присела поближе к сестре.
   Дверь из прихожей приоткрылась и, отодвинув тяжелую зеленую портьеру,  на
пороге появилась суровая Глафира.
   - Господин Багулин, страховой агент товарищества "Саламандра", - сообщила
она. - Прикажете принять?
   - Зови, - велел профессор. - Это всяко лучше, чем полиция.
   Маленькое общество в гостиной с облегчением вздохнуло.
   - Имею честь представиться, - раздался голос с порога гостиной, -  Модест
Макарович Багулин, лучший страховой агент Санкт-Петербурга.
   Облаченный в мешковатый пиджак и полосатую рубашку, ворот которой у горла
стягивал объемный галстук отвратительного розового цвета, румяный  толстячок
улыбался, переводя взгляд с Муры на Брунгильду и на  всех  остальных...  Его
глаза скользнули  по  стенам,  обитым  узорчатой  темно-зеленой  тканью,  по
картинам в золоченых рамах, потом обследовали  этажерки,  полочки,  столики,
заставленные фарфоровыми и бронзовыми безделушками. Наконец он сделал  шажок
вперед и робко протянул розовую пухлую ручку:
   - Если я не ошибаюсь, профессор Муромцев?
   - Совершенно верно, - пожал руку агента вставший ему навстречу профессор.
- Чем обязаны?
   - Простите, что нарушил ваш покой, - заулыбался Багулин, -  да  уж  такая
планида у меня - бегаю по городу, устали не знаю. События последних дней  на
пользу мне пошли - народец-то напуганный пожарами охотно  полисы  оформляет.
Вот даже Роман Закряжный свое полотно застраховал, отпущен  следователем  на
свободу.
   - Так, значит, Карл Иваныч больше не подозревает  его  в  убийстве  Аглаи
Фоминой? - насторожилась Мура.
   - Нет, уважаемая Мария Николаевна,  не  подозревает,  -  сказал  агент  и
подмигнул ей. - Нижайше  прошу  меня  простить,  но  есть  у  меня  вопросец
небольшой. Позволите?
   Недовольный профессор представил неожиданному гостю свою супругу и Полину
Тихоновну, после чего подвинул ему стул, а сам с  удобством  расположился  в
своем любимом кресле.
   - Я вот  хотел  полюбопытствовать,  не  вызывал  ли  барышень  на  допрос
господин следователь? - Лицо агента излучало благодушие.
   - Нет, не вызывал, - разомкнула уста Брунгильда. - А что?
   - Искусство следствия ныне вышло  на  необозримые  высоты,  -  пролепетал
агент, - есть совершенно удивительные методы.
   - А вы, любезнейший, уже побывали на допросе? - прервал его профессор.
   - Так  точно,  уважаемый  господин  Муромцев,  об  этом  и  говорю.  Сдал
отпечатки ног. - Гость приподнял обтянутую штиблетом правую ступню и  слегка
помотал ею в воздухе. - Потому что господин Вирхов ищет отпечатки  маленькой
ступни, как у меня или мистера Стрейсноу, - ну, в общем, почти девичьей. Я и
подумал, что он может, извините  за  дерзость,  и  ваши  ножки  в  картотеку
потребовать.
   - Но мои дочери,  надеюсь,  не  ходили  в  Аничковом  дворце  босиком?  -
Профессор поднял бровь и сердито посмотрел на Брунгильду и Муру.
   - Так  чего  же  вы  хотите,  господин  Багулин?  -  вмешалась  Елизавета
Викентьевна.
   - Я... я... вообще-то хотел выяснить, где скрывается мистер Стрейсноу?
   - А зачем он вам нужен, Модест Макарович? - сурово спросила Брунгильда.
   - Да ведь ножка-то у него тоже маленькая, - смущенно признался агент. - И
Карл Иваныч сожалел, что не получил  ее  отпечатка...  А  вообще-то  причина
моего посещения совершенно иная...
   -  Вы  собираетесь  предложить  нам  стать  клиентами   "Саламандры"?   -
полюбопытствовал профессор.
   - Если есть  опасность  для  вашей  жизни  или  имущества,  всегда  готов
оформить полис, - живо отозвался агент. - Нет ли у вас на службе  ценностей,
которые могут похитить?
   - Как же, есть, - согласился Муромцев, -  недавно  новое  оборудование  в
Германии закупили. Плавильные печи, холодильные установки...
   - А радий? Радий? - напомнила Елизавета Викентьевна. - Не украдут ли его?
Ведь он стоит восемьдесят пять тысяч!
   - Откуда в моей лаборатории радий? - вскинулся профессор.
   - Но Ипполит говорил, что ведет переговоры о покупке...
   - Он шутил, - оборвал ее профессор.
   - Господин профессор, я понял, - вмешался Модест, -  и  надеюсь,  что  вы
обратитесь  именно  в  наше  товарищество  "Саламандра",   когда   в   вашей
лаборатории появится такая ценность.
   Он встал и обернулся к доктору Коровкину:
   - А вот господин доктор, думаю,  застраховаться  не  откажется,  -  агент
подмигнул  Климу  Кирилловичу  и  кивнул  на  саквояж,  -   чтобы   избежать
неприятностей.
   - Я п-п-под-думаю, - доктор Коровкин начал заикаться от волнения.
   - Когда по городу разгуливают призраки, - приятно улыбнулся дамам Багулин
и перевел взгляд  на  доктора  Коровкина,  -  всякое  может  случиться.  Вот
заглянул я сегодня на фотовыставку в Пассаже, а там  -  каких  только  чудес
нет! Скоро придумают такие объективы,  что  и  фотографии  привидений  будем
делать... Я даже сходил к гостинице Лихачева, понимаете, доктор?
   - Нет, не понимаю, - прошелестел Клим Кириллович.
   - Ну как же, думал, авось увижу там мистера Стрейсноу, ожившего призрака,
пожалуй, убившего Аглаю...
   - Сэр Чарльз не призрак, а живой человек, - не вытерпела Брунгильда.
   - Не спорю, сам руку пожимал,  -  охотно  согласился  Багулин,  -  а  вот
мадемуазель Багреева так и сказала мне - "Призрак ожил".
   При последних словах агент взглянул на  доктора  и  незаметно  кивнул  на
саквояж.
   - Боже! Боже мой! - воскликнул Клим Кириллович. - Я же совсем забыл! Я же
обещал Екатерине Борисовне приехать на  фотовыставку!  Я  должен  немедленно
ехать!
   - Вот и хорошо, вместе поедем, - улыбнулся Багулин, вставая. -  Позвольте
уж, я вам помогу.
   Он сделал несколько шажков к роялю, и протянул руку к саквояжу. Но доктор
ловко сдвинул саквояж поближе к себе.
   - Нет-нет, - заторопился Клим  Кириллович,  -  саквояж  останется  здесь,
если, конечно, никто не возражает.
   - Я возражаю, я! - вскрикнула Мура. - И  никуда  вы  сейчас  не  поедете!
Господин Багулин может идти, если ему надо. А Клим Кириллович пока останется
здесь. Я настаиваю...
   - Глафира, проводите гостя, - попросил профессор вызванную  колокольчиком
горничную и самолично довел агента до дверей гостиной. - Примите уверения  в
моем почтении.
   После ухода Модеста Багулина в гостиной  несколько  минут  царила  полная
тишина.
   - Ну, и что все это значит? - спросил наконец профессор, снова усаживаясь
в свое кресло.
   - Я должен ехать к мадемуазель Багреевой,  -  решительно  заявил  доктор,
машинально сжимая ручку саквояжа.
   - Вас убьют, как только вы выйдете из дома, - рассердилась Мура. - Как вы
не понимаете? Ведь он явно покушался на саквояж  с  холстом.  Его  подослали
убийцы. У вас в руках вещественное доказательство преступления.
   - Я выйду без саквояжа и черным ходом, - попытался успокоить разгневанную
барышню Клим Кириллович.
   - А если они и там устроили засаду? - наступала Мура.
   - Климушка, - осторожно подсказала молчавшая доселе Полина Тихоновна, - а
может быть, тебе позвонить мадемуазель Багреевой, прежде чем ехать?
   -  Хорошо,  -  помолчав,  согласился  тот,  -  я  позвоню,  вы  позволите
воспользоваться аппаратом?
   - Разумеется, милый Клим Кириллович,  разумеется,  -  закивала  Елизавета
Викентьевна.
   Доктор подошел  к  аппарату  и  попросил  телефонистку  соединить  его  с
квартирой  господина  Шебеко.  Поинтересовавшись  здоровьем  стариков,  Клим
Кириллович попросил позвать Екатерину Борисовну.
   -  Простите,   милая   Екатерина   Борисовна,   что   не   смог   сегодня
воспользоваться вашим приглашением.  Как  вам  понравилась  выставка?  Очень
понравилась?  Приятно  слышать.  Да,  да...  разумеется...  Всегда  к  вашим
услугам. Завтра утром непременно навещу.
   Доктор положил трубку на рычаг.
   - Ну что? Что я говорила? Никуда ехать и не  надо,  она  притворялась,  -
облегченно вздохнула Мура. Правильно?
   В гостиную осторожно заглянула Глаша.
   -  Только  что  приходил  посыльный,  передал  записку   для   Брунгильды
Николаевны.
   - И где она? - бесцеремонно поинтересовался профессор.
   Глаша покосилась на старшую профессорскую дочь, губы  ее  задрожали,  она
вынула из кармашка фартука сложенный лист бумаги и подала профессору.
   Николай Николаевич Муромцев развернул послание и прочел: "I want  to  see
you, I am dying..."
   - Что-что? - подалась  вперед  Полина  Тихоновна.  -  Я  по-английски  не
понимаю...
   - Он пишет, - растерянно проговорил профессор, глядя в упор в расширенные
глаза Брунгильды, - что он хочет ее видеть, он умирает...
 
Глава 20 
 
   "Жить в Петербурге и быть свободным от Петербурга  невозможно",  -  думал
следователь Вирхов, входя утром в свой кабинет. Несмотря на то, что спал  он
в эту ночь мало, настроение у него было превосходное. И  не  только  потому,
что благодаря полуобгоревшей бумажке, найденной у камина в Аничковом дворце,
ему удалось выяснить  имя  бесноватой  преступницы-поджигательницы.  Сегодня
утром  он,  определив  дальнейшую  последовательность  своих   действий,   с
удовольствием побаловался сгущенным молоком "Нестле". "Почему  в  России  не
могут  наладить  подобное  производство?  Молока-то  в  стране  немерено,  -
размышлял Карл Иванович, - хорошо еще, что  поспеваем  в  сыске  внедрять  в
практику новейшие достижения западной мысли".
   Карл Иванович сел за свой стол и обратился к письмоводителю.
   - Есть ли донесения от агентов?
   - Так точно, ваше благородие,  -  охотно  откликнулся  письмоводитель,  -
рыщут по следу без устали, стараются... Все доклады у вас на столе  сложены.
И продолжают поступать.
   - Ладно, - кивнул Вирхов, бросив  взгляд  на  солидную  стопку  папок  из
плотного синего картона. - А как провел ночь наш художник?
   - Спокойно,  ваше  благородие.  Спал,  свернувшись  калачиком  под  своей
шинелишкой. Иногда молитвы возносил Господу, плакал...
   Дверь  в  кабинет  робко  приоткрылась,  и  в  щель  бочком  проскользнул
смущенный кандидат Тернов и, вытянув тоненькую шейку,  застыл  перед  Карлом
Ивановичем с папкой под мышкой.
   - Ну что, господин кандидат, - медленно протянул Вирхов. - Разобрались  с
пятнышками на мраморной доске камина в Аничковом дворце?
   - Так точно, господин Вирхов. - Молодой человек поспешно достал из  папки
листок бумаги и протянул начальнику.
   Карл Иванович принял лист и без всякого интереса повертел его в руках.
   - А как вы  выполнили  мое  поручение  по  выяснению  личности  босоногой
юродивой? - Только  хорошо  знающий  своего  начальника  письмоводитель  мог
уловить легкую насмешку на бесстрастном лице опытного с