, чтобы отец смог  осуществить  свои
опыты с радием, - несчастный англичанин умер ужасной смертью, и  не  все  ли
теперь равно, как он добыл опасное вещество. Кроме того,  она  боялась,  что
может произойти нечто еще более страшное...
   - К сожалению, при осмотре трупа никаких опасных веществ не обнаружено, -
признался Вирхов. - Вероятно, выбросил, в какую-нибудь канаву или в  Неву...
В ходе следствия выяснилось: мистер Стрейсноу не был  знаком  с  сумасшедшим
Адрианом  Урагановым.  И  значит,  не  мог  причинить   вреда   Вдовствующей
Императрице Марии Федоровне.
   - Кстати, Карл Иваныч, - подала голос Мура,  -  Вдовствующая  Императрица
завтра  возвращается  из  Дании.  Мы  приглашены  господином  Формозовым  на
Варшавский вокзал. Предусмотрены ли меры безопасности?
   Карл Иванович посмотрел на  забавное  личико  младшей  дочери  профессора
Муромцева, и ему стало грустно. Как хорошо, что ни она, ни ее сестра никогда
не  прочтут  сообщение,  полученное  из  Скотланд-Ярда,  и  не  узнают,  что
английский гость - вор международного масштаба.
   -  Если  не  удастся  сегодня  разыскать  злодея-публициста,  -  печально
усмехнулся Вирхов, -  я  завтра  подъеду  к  вокзалу...  Но  у  Вдовствующей
Императрицы своя надежная охрана...
   - Приезжайте в любом случае,  Карл  Иваныч.  -  В  дрожащем  голосе  Муры
звучала непонятная настойчивость. - Приезжайте! Дмитрий  Андреевич  Формозов
считает, что мы станем свидетелями исторического события...
 
Глава 28 
 
   Мура решила выйти из дому вместе с Вирховым.  Доктор  Коровкин,  которому
предстояло  вынести  баул  со  старинной  картой,  не  понимал,  почему  она
подвергает его опасности - в этой ситуации присутствие Вирхова казалось  ему
нежелательным.
   Но Мура знала, что делала. Пока Клим Кириллович  переодевался  у  себя  в
комнате в  приличествующий  концерту  костюм,  а  Полина  Тихоновна  и  Карл
Иванович, расположившиеся вместе с Мурой в уютной розово-коричневой гостиной
Коровкиных, беседовали, девушка подошла к окну и увидела на  противоположной
стороне улицы человека в черной рясе. Сомнений у нее более не  оставалось  -
за ними следили. И вполне возможно, что таинственный соглядатай  -  сообщник
тех,  кто  стремится  уничтожить  карту.  Мура  надеялась,  что  присутствие
следователя Вирхова, его шинель и фуражка отпугнут  преступника,  и  тот  не
посмеет напасть на них, когда рядом будет важный чин.
   - Ну что, дорогие мои, куда  изволите  отправляться?  -  спросил  Вирхов,
остановившись вместе с молодыми людьми на тротуаре  Большой  Вельможной.  Он
без особого любопытства взглянул на старенький баул в  руках  принаряженного
Клима Кирилловича.
   -  Карл  Иваныч!  -  взмолилась  Мура.  -  Вы  же   фактически   раскрыли
преступление, имена злодеев установлены.  Не  проведете  ли  вы  сегодняшний
вечер с нами?
   - С превеликой радостью принял бы ваше приглашение, -  ни  на  минуту  не
задумываясь, откликнулся Вирхов, - да служебный долг превыше всего.
   - Ну хоть ненадолго, - настаивала Мура, - прокатитесь  вместе  с  нами  к
банку, затем немного послушаете  Моцарта.  А  потом  мы  вас  и  держать  не
станем...
   - Не могу, милая Мария Николаевна, никак не могу, - ответил Вирхов.
   - Очень жаль, - разочарованно протянула Мура и оглянулась: подозрительный
монах куда-то исчез.
   Вирхов махнул рукой проезжавшему  мимо  извозчику  и  вскоре  скрылся  за
поворотом на Н-ский проспект.
   Мура вздохнула, проводив взглядом сыщика, и обратилась к доктору:
   - Милый Клим  Кириллович,  вы  предлагали  везти  баул  на  сохранение  в
какой-нибудь банк?
   - Мне кажется, это решение самое подходящее, - неуверенно ответил доктор.
- Где еще она карта будет в относительной безопасности?
   - Вот эта относительность меня и тревожит.
   Когда Мура  приостановилась  напротив  безжизненного  особняка  покойного
князя Ордынского, прячущегося в глубине квартала  за  прозрачно-зеленоватыми
кронами   дубов   и   кленов,   доктору   показалось,   что   тревоги   Муры
небезосновательны, и он шепнул ей:
   - У меня такое ощущение, что мне в спину кто-то  смотрит.  Успеем  ли  мы
добраться до банка?
   Мура быстро оглянулась - из-за афишной  тумбы  виднелась  длинная  черная
ряса.
   - Нет, мы поступим по-другому, - решила она, - кричите извозчика.
   Доктор замахал своим неизменным зонтом, и возле  них  резко  осадил  коня
лихач.  Мура  поспешно  вспрыгнула  на  подножку,  следом  поднялся   доктор
Коровкин.
   - Куда прикажете,  драгоценные  господа?  -  зычно  справился  молодец  в
велюровом цилиндре и в отделанной куницей поддевке из тонкого сукна.
   -  На  подворье  Благозерского  монастыря.   -   Мура   опередила   Клима
Кирилловича, не успевшего раскрыть рот. - На Калашниковскую набережную.
   Лихач мгновенно рванул с места.
   - Зачем мы туда едем? - шепотом спросил ошарашенный доктор Коровкин.
   Он смотрел на младшую  дочь  профессора  Муромцева  с  негодованием.  Его
вообще-то мало занимала судьба таинственной карты, но  Мура  в  который  раз
ставила его перед необходимостью совершать безумные поступки.
   Их экипаж стремительно обгонял конки, пролетки, одноконные  и  пароконные
коляски - лихач оправдывал свое название: мчал  он  действительно  лихо.  До
Калашниковской набережной они добрались очень быстро.
   - Прямо в ворота въезжай! - закричала Мура и привстала с сиденья.
   Лихач с явным удовольствием от своего мастерства вписался в проем  ворот,
прокатился по земляному двору подворья и остановился, едва не подняв на дыбы
своего скакуна.
   Клим Кириллович безропотно отдал напомаженному лихачу три рубля -  сумму,
конечно, безумную, но за удалую езду, за щегольской  выезд  лихачи  и  драли
безбожно.
   Мура первая спрыгнула на землю, с трудом дождалась, пока Клим  Кириллович
расплатится, потом, ухватив доктора за руку,  в  которой  тот  держал  баул,
потащила своего спутника к высокому крыльцу. Там у двери стоял  хмурый  инок
и, засунув руки в рукава рясы, бесстрастно созерцал прибытие неизвестных ему
прихожан.
   - Извините, святой отец, мне надо срочно видеть  иеромонаха  Амвросия,  -
задыхаясь, крикнула Мура, - прошу вас, проведите нас к нему.
   Монах оставался недвижным и молчаливым и лишь смотрел изучающим взором на
интеллигентную барышню в порядочном пальто и шляпке с  гирляндой  из  мелких
цветочков и ее свежевыбритого, аккуратного спутника в щегольских ботинках, с
зонтом, с потрепанным баулом в руках.
   - Не медлите, умоляю вас, - продолжала Мура. - Отец Авель  советовал  мне
просить помощи здесь, если понадобится. А она мне очень нужна!
   При имени Авеля монах разомкнул руки, выпрямился и сделал знак  следовать
за ним.
   Через низенькую дверцу они вступили в  прохладный  свежебеленый  коридор,
уводящий куда-то в глубь строения,  миновали  несколько  комнат,  в  которых
трудилась братия, и вскоре оказались в просторном помещении с накрытым белой
скатертью длинным столом посредине. Монах бесшумно скрылся, и  молодые  люди
успели оглядеться: перед большими и маленькими образами, в окладах дорогих и
скромных, теплились лампадки; два широких окна были  завешены  тонким  белым
полотном, сквозь которое просвечивали стоящие на подоконнике горшки с  пышно
цветущими красными геранями.
   - Чем могу служить вам? - раздался за спиной Муры глухой мужской голос.
   Она обернулась и увидела иеромонаха - он стоял, опираясь на палку,  и  по
черной рясе его разметались седые космы, длинная белая борода спускалась  до
креста, покоящегося на груди.
   - Вы отец Амвросий? - Мура шагнула вперед.
   - Совершенно верно, дитя мое, - ответил монах. - Что привело вас  в  нашу
обитель?
   - Нас привело сюда опасение за нашу жизнь, - прохрипел доктор Коровкин.
   - Да, святой отец, нас преследуют... - Мура наконец отпустила руку  Клима
Кирилловича,  судорожно  сжимавшую  ручку  баула.  -   А   отец   Авель   из
Благозерского монастыря говорил мне, что я всегда могу  прибегнуть  к  вашей
защите.
   Иеромонах пристально взглянул на Муру, огладил свою седую бороду.
   - Судя по всему, вас зовут Мария Николаевна, - сказал он и перевел взгляд
на встревоженного молодого человека.
   - Да, меня зовут Мария Николаевна, - подтвердила Мура, - я  младшая  дочь
профессора химии Николая Николаевича Муромцева. Вместе со мной  доктор  Клим
Кириллович  Коровкин,  частнопрактикующий  врач.  В  наших  руках   оказался
документ, который хотят уничтожить. Поэтому я и прошу вашей помощи.
   - Кто же вас преследует? - спросил отец Амвросий.
   - Не знаю, - ответила Мура, - мне показалось, что это человек в рясе,  он
или переодетый преступник, или посланец из Макарьевского монастыря...
   Доктор Коровкин в состоянии глубокого душевного потрясения,  которое  без
усилий прочитывалось на его лице, смотрел на свою юную спутницу  -  как  она
могла определить, из какого монастыря монах, их  преследующий?  Ведь  ни  на
лбу, ни на рясе, у него это не написано!
   - Я помогу вашей беде, -  принял  решение  отец  Амвросий.  -  Присядьте,
передохните. Я сейчас вернусь.
   Он степенно удалился, плотно закрыв за собой дверь.
   Мура и  доктор  Коровкин  обессилено  опустились  на  деревянную  скамью,
придвинутую к столу.
   - Я ничего не понимаю, Мария Николаевна, - обиженно признался  доктор.  -
Что все это значит? При чем здесь отец Авель?
   - Потом, милый Клим Кириллович, потом, -  ответила  Мура,  -  сейчас  нет
времени объяснять. Да поставьте баул на пол, здесь он в безопасности.
   -  Единственное,  что  меня  утешает,  -   Клим   Кириллович   наконец-то
освободился от опасной ноши и с кривоватой ухмылкой взглянул на свою усталую
подругу, - теперь мы сможем ехать на концерт Брунгильды Николаевны. Давно не
слушал хорошей музыки.
   Дверь открылась, и в помещение  вступил  отец  Амвросий  в  сопровождении
инока.
   - Знакомьтесь, -  светлые,  близко  посаженные  глаза  степенного  старца
странно блеснули, легкая усмешка тронула его губы и утонула в белой бороде и
усах,  -  инок  Феофилакт.  Насельник  Васильевского  монастыря.  В  столице
проездом.
   Мура и доктор Коровкин встали и с удивлением уставились на пришельца.
   - Инок Феофилакт объяснит Марии Николаевне, что ей делать для того, чтобы
избавиться от преследования. А вас, милый доктор, я прошу пройти со  мной  и
осмотреть нашу болезную братию: подворье-то у нас бедное, из сил выбиваемся,
чтобы свести концы  с  концами,  о  здоровье  своем  мало  печемся...  Явите
христианское милосердие, помогите страждущим. - Властный тон  отца  Амвросия
не допускал возражений, и доктор в растерянности глянул на Муру.
   - Идите, Клим Кириллович, с Богом, - попросила девушка,  отводя  взор,  -
доктор понял, что она хочет говорить с насельником  Васильевского  монастыря
без свидетелей.
   Когда отец Амвросий и доктор Коровкин покинули помещение, инок  Феофилакт
приблизился к Муре, сделал ей знак  сесть  на  скамью  и  сам  устроился  на
изрядном расстоянии.
   - Милая Мария Николаевна, - тихо начал он, - отец Авель дал мне весточку:
просил прибыть в столицу и помочь вам, если вы окажетесь  в  затруднительном
положении.
   - Так вас прислал сюда сам отец Авель? - удивилась Мура.
   - Совершенно верно. Ему из Благозерской обители не выбраться - лед еще не
растаял, весь в разломах, ни пешком, ни по воде до берега не добраться... Но
между нашими монастырями налажена своя  система  связи  -  голубиная  почта.
Иногда выручаем друг друга. Вот ныне и я могу помочь брату своему...
   - Как он? Отец Авель? - Мура слегка покраснела.
   - Благодарение  Господу,  здоров,  на  святой  остров  духовная  чума  не
проникает.
   - Так это вы преследовали нас в городе? - внезапно догадалась Мура.
   - Простите великодушно, что напугал, - повинился  инок  Феофилакт.  -  Но
одному Господу известно, где  моя  помощь  могла  понадобиться.  Отец  Авель
написал   мне,   что   вы   девушка   наблюдательная,   сообразительная    и
проницательная, и не склонная верить на слово.
   Мура облегченно вздохнула. Она не ошиблась в выборе надежного укрытия для
карты. Два года назад в безумные  святочные  дни,  когда  безмятежную  жизнь
Муромцевых и Коровкиных нарушила история с  таинственным  младенцем,  судьба
свела ее с отцом  Авелем.  Он  обещал  свое  покровительство  в  будущем,  и
обещание сдержал. Она подняла синий взор  на  инока  Феофилакта  и  дружески
улыбнулась.
   - Простите мне излишнюю суровость, хотя я знаю,  что  в  этих  стенах  не
бывает людей, способных причинить зло. Вам известно, что лежит в этом бауле?
- Она указала на потертый баул доктора Коровкина.
   - Нет, - ответил инок, - но раз вы пришли сюда, на подворье Благозерского
монастыря, предполагаю - то, что там находится, необходимо спрятать.
   - Вы угадали, - кивнула Мура. - Там подлинная карта Российской империи из
Екатерингофского дворца, которая принадлежала  императору  Петру.  Ее  хотят
уничтожить, потому что на ней написано, что Александр Македонский  на  Амуре
закопал пищаль.
   - А вместо нее повесили подделку? - Глаза инока блеснули.  -  "Правильную
карту"?
   - Неужели Александр Македонский действительно жил в XV веке? И  император
об этом знал?
   - Истина смущает только предвзятые умы, - ответил инок. -  Мы  не  всегда
можем правильно судить о дне  вчерашнем.  Вы  очень  молоды  и  не  слышали,
наверное, что во времена Александра III на помойку выбросили  все  секретные
материалы из Министерства внутренних дел. Кто может сегодня  сказать,  какие
тайны были сокрыты в них? Так что же судить  о  более  отдаленных  временах.
Почему народ называл Петра "самозванцем", "антихристом"? На чем  основывался
слух, что истинного царя подменили за границей?
   - Но если Петр самозванец, - испуганно сказала Мура, - тогда меняется вся
российская история...
   -  В  истории  Петра  много  загадок.  -  Инок  смотрел  на   растерянную
собеседницу чуть насмешливо. - Почему он истреблял старую знать? Почему  его
не приняли стрельцы? Почему в его окружении было так много иностранцев?
   -  Но  Петр  был  великим  реформатором!  -   возразила   с   горячностью
бестужевская курсистка. - Историки дают ответы на все вопросы!..
   - Российскую историю в XVIII веке писали немцы, у  каждого  из  них  были
свои религиозные и политические мотивы, личные пристрастия. -  Инок  ласково
улыбнулся опечаленной девушке. - Как только  мы  покидаем  утоптанные  тропы
учебников, нас ожидают странные сюрпризы. Быть может, непредвзятые  историки
будущего сумеют разобраться в династических войнах, которые шли  на  Руси  в
XVIII веке. А пока  восславим  Петра  Великого,  основавшего  славный  город
Санкт-Петербург на Ижорском погосте Водской пятины, в местах,  где  кончался
путь из  варяг  в  греки...  Карта  великой  и  позабытой  страны  Тартарии,
наводящей  ужас  на  всю  Европу,  -  бесценный  документ,  который  уцелеет
благодаря вашим заботам.
 
Глава 29 
 
   Профессор Муромцев негодовал: он не  находил  смысла  в  том,  чтобы  его
дочери принимали участие во встрече Вдовствующей Императрицы.  Откуда  такой
неожиданный интерес к чуждой великосветской жизни? Что они надеются  увидеть
на Варшавском вокзале? Чему научиться?
   Елизавета Викентьевна пыталась успокоить разбушевавшегося супруга: она не
находила ничего предосудительного в том, что девочки  прогуляются  с  Климом
Кирилловичем до вокзала. И  погода  располагает  -  прозрачно-голубое  небо,
ласковое весеннее солнышко, теплый ветерок...
   Брунгильда колебалась, Мура упорствовала, Клим Кириллович терпеливо ждал,
к какому решению придет семейный совет. Как это ни странно, последнее  слово
сказал Модест Багулин.  Страховой  агент  пришел  к  Муромцевым  с  коротким
визитом, цель которого они не совсем поняли, но зато  отметили,  что  вместо
мерзкого розового галстука он надел не менее вызывающий  желтый,  украшенный
все той  же  булавкой  с  портретом  Петра  Великого.  Внимание  пухленького
господина было явно приковано к старшей дочери профессора,  концерт  которой
он накануне сподобился посетить.
   - Брунгильда Николаевна, -  говорил  полушепотом  толстячок,  заискивающе
заглядывая снизу вверх в  лицо  надменной  красавицы,  -  я  потрясен  вашим
искусством. Вчера вечером, верите ли, придя домой, плакал как ребенок.
   - Насколько я знаю, Моцарт так действует на многих,  -  мягко  успокаивал
его доктор Коровкин, - размягчает волю, вызывает слезоточивость.
   - Ваше искусство - нечто совсем  другое,  чем  музыка  в  "Аквариуме",  -
бестактность страхового агента заставила пианистку бросить на него укоряющий
взор, - то есть, конечно, я сравнивать не хочу, так с языка сорвалось... Но,
думаю, вам следует все-таки застраховать свою жизнь... А вдруг завистницы  и
конкурентки захотят вас устранить со сцены?
   - Что они со мной  сделают?  -  спросила  надменно  Брунгильда.  -  Бомбу
бросят?..
   - О бомбах я и слышать не хочу, - испуганно заверещал Багулин, - но глядя
на вас, я вчера думал, что было  бы  весьма  дальновидно  застраховать  ваши
удивительные пальчики. А вдруг какой злодей толкнет вас,  упадете,  пальчики
сломаете?
   - Что вы  такое  говорите,  Модест  Макарович!  -  негодующе  воскликнула
Елизавета Викентьевна. - Нам и так ужасов хватает.
   - Извините великодушно, не подумал, - повинился страховой агент, - а  все
от волнения беспричинного.
   Узнав, что младшие Муромцевы и  доктор  Коровкин  пребывают  в  раздумье,
стоит ли ехать  на  встречу  Вдовствующей  Императрицы  на  вокзал,  Багулин
заявил, что был бы счастлив, если бы рядом с ним прошла живая Императрица, и
предположил, что господин Формозов затратил огромные усилия, чтобы  получить
приглашения для барышень и доктора.
   Чтобы хлопоты господина Формозова не пропали даром,  Мария  Николаевна  и
Брунгильда Николаевна  в  сопровождении  доктора  Коровкина  отправились  на
Варшавский вокзал.
   Столица встречала Марию Федоровну чудным  весенним  дождиком.  На  улицах
города стоял необычно острый запах талой  земли,  испарений  от  слежавшейся
прошлогодней листвы и душистого аромата набухших  и  кое-где  уже  лопнувших
древесных почек. Возмужавший, теплый ветерок опьянял весенней свежестью.
   На протяжении всего пути молодые люди видели опрятных дворников,  которые
рассыпали деревянными совками желтый песок по мостовым, не вполне  просохшим
от  талого  снега;  сияющих  начищенными  бляхами  и   сапогами   городовых;
околоточных с нафабренными  усами.  По  мере  продвижения  к  вокзалу  толпа
густела,  становилось  больше  полицейских  чинов  и  скучающих   мужчин   в
характерных гороховых пальто и котелках.
   Благодаря  приглашению  Формозова,  их  пролетка  -  с  высоко  посаженым
кузовом,  с  блестящими  лакированными  крыльями,  с  раздутыми   шинами   -
беспрепятственно преодолела полицейское оцепление и  въехала  на  просторную
площадь. Они оставили коляску и неуверенно  направились  в  здание  вокзала.
Само здание  и  платформу  наводняли  офицеры  Собственного  Его  Величества
конвоя, лейб-гвардии кирасирского Ее Величества Государыни  Марии  Федоровны
полка.  На  дебаркадере  выстроился  и  оркестр  воспитанников   гатчинского
сиротского института, во всеоружии сверкающих медных инструментов.
   Профессорских дочерей и их спутника, несколько растерявшихся в чуждой  им
обстановке, - среди незнакомых людей в блестящих мундирах и изысканных дам в
блинообразных шляпках с газовыми вуалями,  -  к  счастью,  быстро  обнаружил
господин Формозов, на тщательно подогнанном мундире которого  сияли  золотое
шитье и начищенные сверх меры пуговицы с пеликаном. Он был бледнее  обычного
и думал о чем-то своем.
   - А где нам лучше встать? -  поинтересовался  доктор,  когда  проявляющий
понятную нервозность чиновник Ведомства Императрицы Марии подошел к  ним.  -
Вы уж руководите нами, Дмитрий Андреевич, а то мы можем по незнанию нарушить
этикет.
   - Не беспокойтесь, вам не придется принимать участие  в  непосредственной
встрече. Но я отведу