ура  бросила
грустный взгляд в сторону вздымающегося огромного шара - поднялся ветерок, и
шар нетерпеливо колебался,  подрагивал,  готовый  пуститься  в  плавание  по
безбрежному  небесному  океану.  Ни  воздухоплавателя,  ни  священника,   ни
проклятого отцом гостинодворца отсюда не было видно.
   Зато отсюда было великолепно видно, как внезапно  на  стартовой  площадке
взлетел высокий черный "фейерверк"  и  вспыхнуло  пламя.  Многоголосый  крик
ужаса пронесся над нарядной  толпой.  Воздушный  шар  "Генерал  Банковский",
издавая жуткий и нарастающий свист, медленно уменьшался в размере.
 
Глава 2 
 
   "У савана нет карманов", - бормотал молодой человек  лет  двадцати  пяти,
стремительно шагая  по  перрону  Николаевского  вокзала  солнечным  июньским
утром.
   Он только что вышел из поезда, но никто не  поверил  бы,  что  он  провел
более двух суток  в  тесном  и  душном  купе  -  белый  костюм,  подчеркивая
атлетическую  стройность  фигуры,  казалось,  минуту  назад  был   тщательно
отутюжен. Дамы с любопытством поглядывали на элегантного  мрачного  гостя  -
густые  черные  волосы,  напоминающие  львиную  гриву,  ниспадали  к  белому
шелковому шарфу,  светлая  шляпа  надвинута  на  лоб,  узкое  смуглое  лицо,
чувственный крупный рот, выпуклые оливковые глаза, -  таинственной  мощью  и
необычностью веяло от незнакомца, не замечавшего обращенных к нему взоров. В
руке он нес светлой кожи портфель. Впрочем, этим его багаж не ограничивался,
два внушительных чемодана вез на тележке носильщик в белом фартуке и фуражке
с бляхой.
   Экзотический  гость  направлялся  к  стоянке  извозчиков.  Погруженный  в
тягостные думы, он  равнодушно  скользнул  глазами  по  Знаменской  площади,
рассеянно и поспешно перекрестился на золоченые кресты  утопающей  в  зелени
пятикупольной церкви и сел в коляску.
   - Куда прикажете, ваше сиятельство?
   - Все равно, - резко ответил пассажир. - Все равно все погибло.
   - В "Гигиену" не желаете ли?
   Извозчик  насторожился:  а  вдруг   представительному   господину   нечем
расплатиться, не обокрали ли его в дороге?
   - Вези куда хочешь. - Седок махнул  рукой  в  белой  перчатке  и  прикрыл
глаза. - В саване нет карманов.
   Больше вопросов кучер  не  задавал.  Он  поспешил  доставить  элегантного
господина в гостиницу "Гигиена" в Дмитровский переулок. Когда подозрительный
седок скрылся в дверях, извозчик проворно соскочил  с  козел  и,  подойдя  к
дородному швейцару, шепнул, что гость требует особого догляда.
   А мрачный  красавец  решительно  шагнул  к  стойке  портье  и  потребовал
отдельный номер.
   -  Могу  предложить  номерочек-"люкс",  -  Портье  заискивающе  улыбался,
оглядывая будущего постояльца поверх очков, водруженных едва ли не на кончик
курносого носа.
   - Все равно, - человек в белом сдвинул великолепные черные брови, -  лишь
бы побыстрее. Мне некогда.
   - Как прикажете вас записать?
   - Эрос Ханопулос, коммерсант.
   Новый постоялец бросил на стойку вынутый из внутреннего  кармана  пиджака
паспорт.
   - Надолго  ли  пожаловали  в.  столицу?  -  осторожно  продолжил  портье,
прикидывая, не намекнуть ли гостю на необходимость регистрации в полиции.
   - Завтра меня уже  не  будет.  -  Выпуклые  золотисто-оливковые  глаза  с
неизъяснимой скорбью устремились на  докучливого  служащего.  -  Где  у  вас
ближайшее кладбище?
   Гость достал внушительное портмоне из тюленьей кожи, оплатил счет. Щедрые
чаевые достались не только портье, но и  шустрому  коридорному,  схватившему
чемоданы и устремившемуся в оплаченный "люкс".
   - Извольте осмотреть номер, господин Ханопулос,  -  еще  шире  заулыбался
портье.
   - Не изволю. Мне нужно ближайшее кладбище.
   В голосе новоприбывшего постояльца клокотала сдавленная ярость.
   - Не извольте беспокоиться,  -  портье  спешил  исправить  оплошность,  -
ближайшее кладбище... Э... У Лавры, здесь недалеко.
   Господин  Ханопулос  резко  повернулся  к  выходу.  К  удивлению  еще  не
отъехавшего от гостиницы извозчика он вновь уселся в коляску и крикнул:
   - К Лавре! На кладбище! Живее!
   Охваченный страхом возница  хлестнул  лошадь  и  более  не  оборачивался.
Господин Ханопулос, раздувая ноздри скульптурного, с горбинкой носа, смотрел
в широченную, обтянутую синей тканью спину: паршивец  на  козлах  исподтишка
осенял себя крестным знамением.
   Гость столицы  перевел  взор  на  свой  белоснежный  костюм  -  скользнул
взглядом  по  мягкой  белой  ткани  брюк,  по  полам  пиджака,  по  небрежно
откинувшимся кончикам белого шарфа.
   Никогда, никогда более не придется ему надеть этот  чудесный  наряд!  Его
молодой и счастливой жизни осталось не более суток. Господин  Ханопулос  был
уверен, что если к вечеру не умрет от  горя,  то  покончит  счеты  с  жизнью
ночью. Разве может он, самый красивый мужчина, самый  умный  и  неотразимый,
жить дальше с  памятью  о  позорной  сцене,  которая  разыгралась  в  поезде
Симферополь - Петербург?
   Прикрыв  веки,  он  заново  переживал  недавнюю  трагедию:  купе  поезда,
приличного вида попутчики, худая томная дама, сидящая рядом с  ним,  закинув
ногу на ногу. Она курила длинную  папироску  в  мундштуке,  картинно  поводя
перед ним острым локтем, пускала клубы ядовитого  дыма,  исподлобья  бросала
страстные мутные взоры. А когда  они  остались  вдвоем,  положила  костлявые
пальцы на его колено...
   Господин Ханопулос содрогнулся. Он ненавидел плоских, жилистых  дам!  Его
солнечной греческой душе не удалось справиться с охватившим его  омерзением.
Он стряхнул гадкую хищную руку с белой фланели брюк.
   Гнусная  тварь  захохотала,  откинулась  на  спинку   дивана   и   злобно
прошептала:
   - Так я и знала. Импотент.
   Ни одна, ни одна женщина, будь то пастушка  или  аристократка,  не  могла
укорить его в мужской слабости или бессилии.  Только  нежные  вздохи,  слезы
умиления и благодарности,  когда  он,  утомив  лаской  избранницу,  размыкал
объятия. Но он привык к нормальным женщинам, которым  Бог  дал  все  женские
прелести в необходимом  объеме:  упругие  круглые  бедра,  выпуклые  животы,
высокую грудь. Страшилище,  рожденное  для  анатомического  театра,  нанесло
смертельный удар его мужскому достоинству. Он потерял  самоуважение,  честь,
лицо. Жаль, что он не задушил ее собственными руками,  -  в  купе  вернулись
попутчики...
   Господин  Ханопулос  резко  качнулся  вперед  -   коляска   остановилась.
Расплатившись  с  извозчиком,  оскорбленный   красавец   вошел   в   калитку
кладбищенских ворот.
   Он утратил интерес к делу, ради которого прибыл в северную столицу! Денег
в могилу не возьмешь. В его сознании промелькнул  образ  старого  отца,  тот
собирался передать сыну бизнес, приносящий хорошую прибыль.  Отец  бы  понял
его!
   Господин Ханопулос осматривался, вдыхая влажные ароматы сирени и  бузины,
клонящих ветви над  мраморными  и  гранитными  обелисками,  над  высоченными
склепами, над чугунными и деревянными крестами. Он твердо решил,  пока  есть
время, купить место для захоронения собственных останков.
   Да, да, очень скоро, сегодня вечером или завтра утром он  переселится  из
этого бренного мира,  где  водятся  ядовитые  злобные  фурии,  нападающие  в
вагонах на порядочных людей, - на небеса, на собственное уютное облачко.  Он
будет  там  среди  небожителей,  среди  обворожительных  пышнотелых  богинь,
благосклонных к  героям.  Он,  Эрос  Ханопулос,  потомок  кормчего  Менелая,
великого Канопа, чей прах покоится в Египте, вблизи Александрии, разве он не
достоин любви олимпийских красавиц?
   Господин Ханопулос перекрестился, вздохнул и застыл как вкопанный.  Из-за
массивного надгробия черного мрамора слышались женские рыдания. Он ступил на
еле приметную тропку, сделал два шага и остановился.
   На  свежей,  усыпанной  цветами  могиле  лейтенанта  Митрошкина,   Матвея
Федоровича, распласталась безутешная  женщина  в  черном.  Сердце  господина
Ханопулоса сжалось - из-под подола  черного  платья  выглядывала  пухленькая
ножка в ботиночке, аппетитно вздымающееся округлое бедро перетекало в полную
талию;  хорошо  развитый  бюст,  даже  заключенный  в  жесткую  ткань  лифа,
приковывал к себе взор...
   Он кашлянул. Женщина вскрикнула и повернула к нему заплаканное, прикрытое
короткой черной вуалью, личико. Да, юная вдовушка  была  не  только  недурна
собой, она была чрезвычайно мила,  пухлые  румяные  щечки,  яркий  кукольный
ротик, маленький носик. Застигнутая врасплох, она поспешно стала подниматься
с могилы - галантный господин в белом поспешил поддержать ее  -  и  смущенно
опустила глаза.
   Господину Ханопулосу страстно захотелось утешить несчастную  вдову,  рост
которой оказался немногим больше ее размеров в ширину.
   Она поднесла пухлую ладошку в ажурной черной перчатке ко лбу,  разомкнула
губки и покачнулась. Еще немного - и несчастная потеряла бы сознание.
   - Позвольте вас  проводить,  сударыня,  -  участливо  предложил  господин
Ханопулос.
   Вдова потупилась, взмахнула длинными ресницами и робко пролепетала:
   - Простите, сударь, мою слабость... Сейчас пройдет... Мне так неловко...
   - Сударыня, вам необходима помощь.
   Господин Ханопулос подхватил вдовушку под локоток,  она  покорно  приняла
его услуги. За кладбищенскими воротами он усадил ее  в  коляску  и,  спросив
адрес, велел извозчику трогать.
   Господин Ханопулос смотрел на молодую, убитую горем  женщину  с  глубоким
состраданием. В цветущем возрасте лишиться супруга! Лишиться любви и  ласки!
Быть обреченной на одиночество на холодных пуховиках! И так из ночи в  ночь!
Его волнение нарастало.
   Он представился, и дама грациозно протянула ему пухлую ручку:
   - Госпожа Митрошкина, Павлина Аверьяновна.
   О волшебное имя! Господин Ханопулос вновь ощущал себя  сильным  мужчиной,
способным осчастливить любую женщину. Он не заметил, как  коляска  доставила
их к скромному дому на Коломенской улице.
   Он  помог  Павлине  Аверьяновне  сойти  на  тротуар   и   последовал   за
соблазнительной вдовой под арку. Та  не  возражала.  Они  вошли  в  опрятную
парадную, поднялись по лестнице на  второй  этаж.  Остановившись  у  дверей,
вдовушка застенчиво зарделась.
   - Благодарю вас, господин Ханопулос, - пропела она  мелодичным  голоском,
опустив очи долу. Помявшись, нерешительно предложила:
   - Не соблаговолите ли зайти на чашечку чаю?
   - О да! - страстно ответил коммерсант.
   Хозяйка провела его в  просторную,  со  вкусом  обставленную  комнату:  в
приятном полумраке - задернутые  желтовато-коричневые  шторы  не  пропускали
солнечный свет,  -  гость  разглядел  уютную  софу,  пару  кресел,  салонные
столики. Жардиньерка  с  букетом  пышных  роз  и  часы  с  медным  маятником
придавали гостиной респектабельный вид.
   Хозяйка жестом предложила ему присесть и удалилась.
   Гость недолго находился в одиночестве, однако время рассчитал  правильно:
до появления хозяйки он смог  привести  в  порядок  костюм,  оправить  узкие
брючины, спрятать во внутренний карман пиджака  объемное  портмоне.  Павлина
Аверьяновна вернулась с подносиком, где соседствовали початая бутылка мадеры
и две рюмочки, поставила его на столик у  софы.  Она  успела  переодеться  в
премиленький  розовый  халатик,  пышные  каштановые  волосы  рассыпались  по
округлым плечам. Вдовушка уселась рядом с гостем на софу и обратила  к  нему
благодарный взор.
   Господин Ханопулос протянул холеную руку к плечу несчастной красавицы,  и
та доверчиво прильнула к мускулистой  груди.  Рука  господина  Ханопулоса  в
приступе сострадания скользнула за полу халата, и через мгновение он  ощутил
теплую ладошку на своей талии.
   - Погодите, - прерывисто шепнула красавица  и,  отстранившись,  развязала
кушачок халата, игриво обвила им атлетическую шею гостя и потянулась  к  его
губам.
   Прикрыв золотистые оливковые глаза, он  ждал  прикосновения  нежных  уст.
Пухленькие ручки щекотали свежевыбритый подбородок.
   Господин Ханопулос едва сдерживал охватившую его страсть...
   Но внезапно розовый кушачок резко дернулся, крепко  сдавив  смуглую  шею,
господин Ханопулос  закатил  глаза  и  схватился  обеими  руками  за  горло.
Неведомая сила повлекла его назад, лишая возможности  вдохнуть  спасительный
глоток воздуха. Он захрипел, отчаянно попытался  соскочить  с  предательской
софы,  но  усилия  его  были  напрасны.  Свет  померк  в  золотистых   очах,
атлетический организм с бессознательным  упорством  еще  боролся  за  жизнь,
стройные ноги содрогнулись в последних  конвульсиях  и,  взлетев  на  спинку
софы, застыли. Светлые  летние  туфли  слетели  на  пол,  и  из  сползших  к
щиколоткам белых брючин взору  коварной  вдовы  явились  сиреневые  шелковые
носки.
 
Глава 3 
 
   - Нет, Машенька, вам этого видеть не надо.
   Доктор  Коровкин  был  уверен,  что  от  священника  отца  Онуфрия  и  от
купеческого сына Степана Студенцова остались  лишь  исковерканные  фрагменты
тел, что пострадавшие есть и среди зрителей. Верный  клятве  Гиппократа,  он
спешил оказать помощь раненым, но перед тем, как броситься в гущу охваченной
визгом и паникой толпы, обязан был отправить Муру домой.
   Мария Николаевна Муромцева не возражала. Она отчаянно жалела  и  батюшку,
отца Онуфрия, достойного, величавого, уважаемого иерея Мироновской церкви, и
смазливого  гуляку-гостинодворца,  и   мужественного   воздухоплавателя,   и
всех-всех возможных жертв несчастного случая. Немного  утешало,  что  где-то
вдали, среди шляп, зонтиков, платочков, белых костюмов  и  светлых  платьев,
мелькали синий пиджак  и  вульгарная  шляпка  с  огромными  маками,  -  Петя
Родосский и его подруга не пострадали.
   Длинный путь до Петербургской стороны, к  конторе  частного  детективного
бюро "Господин Икс" давал возможность поразмышлять о превратностях судьбы, о
хрупкости человеческой жизни. Лучше бы она отправилась в свое бюро с утра!..
Она чувствовала  себя  преотвратно  и  прикрывала  глаза,  чтобы  не  видеть
нестерпимого сияния равнодушного солнца. Дело, которое ждало ее  в  конторе,
казалось теперь особенно мелким и глупым.  Но  она  обещала  Софрону  Ильичу
Бричкину приехать.
   Ей  повезло  с  помощником.  Этого  замечательного,  немного  полноватого
господина Мура встретила в "Обществе трудолюбия  для  образованных  мужчин".
Она заглянула туда по совету опытных подруг-курсисток:  собираясь  на  дачу,
хотела  заказать  подборку  свежих  газетных   и   журнальных   вырезок   по
древнегреческой тематике. Софрон  Ильич  из-за  открывшейся  болезни  сердца
недавно покинул службу в артиллерии, родители его умерли,  не  оставив  сыну
средств к существованию, пенсия отставному поручику выплачивалась  скромная,
вот  и  подрабатывал  он  вырезками.  Его-то  и  решилась  пригласить  Мария
Николаевна Муромцева на работу в детективное бюро  "Господин  Икс".  Человек
интеллигентный, солидный, в возрасте - недавно ему сровнялось  тридцать  два
года! Чем  не  сыщик?  А  Мура  будет  изображать  его  помощницу  -  то  ли
стенографистку, то ли писаря. Слушать, на ус мотать, а потом действовать. Не
последнюю  роль  в  решении  пригласить  господина  Бричкина   сыграло   его
отдаленное сходство с  самой  владелицей  бюро:  круглолицый,  темноволосый,
глаза живые, синие.
   Коляска  остановилась  возле  невзрачного  трехэтажного  дома.   Мура   с
нежностью взглянула на скромную вывеску справа от  проема  арки:  ""Господин
Икс". Частный детектив. Вход со двора".
   Софрон Ильич встретил хозяйку, стоя у стола, покрытого коленкором. За его
спиной высился двустворчатый шкаф для  бумаг  -  стекла  его  были  затянуты
бледно-зеленой  тафтой,  скрывавшей  еще  пустые  полки.  Помощник  выглядел
отлично:  аккуратный  пиджачный  костюм-тройка,  узкий,  в  мелкую  крапинку
темно-синий галстук пристегнут  к  запонке  воротника  рубашки,  крахмальные
манжеты на два-три сантиметра виднелись из-под рукава.
   - Добрый день, господин Бричкин.
   Мура сняла шляпку и уселась в кресло рядом со столом. После жаркой  улицы
прохлада просторного помещения радовала: окна первого этажа затеняли заросли
акации.
   - Не вижу беглого Василия. Неужели вы его уже вернули хозяйке?
   - Добрый день, Мария Николаевна, - потупился Бричкин, - дело сложнее, чем
я думал. Вынужден был взять из залога три  рубля,  собрал  банду  малолетних
сорванцов и заставил их прочесать ближайшие  подвалы,  чердаки,  крыши.  Две
дюжины котов приволокли, да все не тех.
   -  Котов  приносили  сюда?  -  Мура  принюхалась:  кошачьих  запахов   не
ощущалось.
   - До этого не дошло, Мария Николаевна, - вздохнул Бричкин.
   - А как вы узнали, что коты не те? Вы носили их к госпоже Брюховец?
   - Клиента понапрасну не тревожили. Есть описание особых  примет:  черный,
пушистый, белые "носочки" и белый "галстучек".
   - Что ж тут особого?
   Мура обмахивалась  шляпкой  и  рассеянно  обводила  взором  пустые  стены
конторы: не повесить ли внушительные портреты? Императора Николая II?  Петра
Великого? Градоначальника Клейгельса?
   - На Василии надет ошейник, серебряная цепочка с топазом. Ни у одного  из
пойманных котов не обнаружили.
   - Серебряная цепочка? С топазом? - Мура приподняла левую бровь. - Зачем?
   - Клиентка утверждает, - господин Бричкин решился присесть, -  что  топаз
благотворно  действует  на  живой  организм,  продлевает  жизнь,   ведет   к
долголетию. Да вот извольте сами убедиться, протокол вчерашней беседы.
   Два листка бумаги являли собой чудо каллиграфии. Погрузившись в документ,
Мура узнала, что Василий - потомок любимого кота Царя-Освободителя, его мать
жила в апартаментах Зимнего дворца, котенком он  был  пожалован  коллежскому
советнику  Брюховцу  за  особые  заслуги.  Родословная  Василия  восходит  к
священным кошкам фараона Хеопса;  родоначальником  российской  династии  был
кот, привезенный для Петра Великого специально из Египта.  Госпожа  Брюховец
склонялась к  мысли,  что  кота  похитили:  любая  из  ее  подруг  или  дам,
проживающих по соседству. Жизнь Василия госпожа Брюховец оценивала в  триста
рублей золотом. Пораженная родословной кота, Мура подняла глаза  на  Софрона
Ильича.
   - Когда я служил в артиллерии, - начал смущенно Бричкин, - был  у  нас  в
полку один чудак, из южных краев. Он пережил в детстве страшное  потрясение.
В соседнем домишке жила ведьма, и когда настал ее  час  умирать,  обернулась
черной кошкой и вспрыгнула ему, спящему, на голову. Едва оторвал  проклятую.
Родители говорили, что это ему приснилось. Он же  считал,  что  ведьмаческая
душа хотела в него вселиться, искала старуха перед смертью, кому свою черную
магию передать. В черных кошках есть что-то мистическое.
   - Странные заявления...  Особенно  родословная...  -  осторожно  заметила
Мура, не жалующая мистику.
   -  Вы  скоро  убедитесь,  Мария  Николаевна,   -   наша   клиентка   дама
добропорядочная. С минуту на минуту явится.
   Мура вскочила и устремилась в смежную комнату,  где  она  устроила  склад
вещей, необходимых для сыскной деятельности: кое-какая одежонка  для  нее  и
Софрона Ильича, накладки, парики, коробка  с  театральным  гримом,  корзины,
мешки, бинокль, набор луп, веревки, свечи, спички, фонарь...  Мура  накинула
поверх светлого платья темный жакет с крупными пуговицами, водрузила на  нос
круглые очки в стальной оправе. Зеркало на стене подтвердило,  что  выглядит
она, как и полагается исполнительной серьезной служащей.  Мура  повертелась,
осмотрела себя в разных ракурсах, постаралась придать лицу унылое выражение.
   Когда она вышла из своего убежища, на стуле перед Софроном Ильичом сидела
дородная, лет пятидесяти, дама, туго затянутая в  палевое  шелковое  платье:
неприступная башня в кружевах, бантах и оборках, распространявшая  удушливый
аромат тубероз. Темные волосы пышным валиком лежали над невысоким лбом,  над
маленькими бескровными ушками. Огромная шляпа сидела на темени так уверенно,
будто родилась вместе с хозяйкой. Немного отвислые  щеки  дамы,  испещ