ие паромов от Дувра до Остенде  и  обнаружил,  что
последний сегодняшний паром уже ушел. Они провели ночь в тихом отеле и утром
сели на поезд на станции Чаринг-Кросс. Проезд через пролив прошел незаметно,
и поздним утром Куинн взял напрокат  у  местного  агентства  голубой  "форд"
средней величины, и они поехали в старинный фламандский порт, существовавший
еще до экспедиции Колумба.
   Бельгия покрыта сетью самых современных автомобильных дорог.
   Расстояния там небольшие, и времени на поездки уходит тоже немного.
   Куинн предпочел из Остенде шоссе Е 5, затем проехал южнее Брюгге и Гента,
потом на северо-восток по шоссе Е 3, и к позднему ленчу они  были  в  центре
Антверпена.
   Для Сэм Европа была незнакомой территорией, Куинн же ориентировался в ней
довольно  хорошо.  Она  слышала,  как  он  несколько   раз   бегло   говорил
по-французски за те несколько часов, что они пробыли в этой стране.  Но  она
не знала, что прежде чем начать говорить, Куинн  спрашивал  собеседника,  не
возражает ли тот, если разговор будет вестись  по-французски.  Как  правило,
фламандцы говорят немного по-французски, но они  любят,  чтобы  их  об  этом
спрашивали, просто для того, чтобы показать, что они не валлоны.
   Они припарковали машину, сняли номер в небольшом  отеле  на  Итали-Лей  и
пошли за угол  в  один  из  многих  ресторанчиков,  расположенных  по  обеим
сторонам Де Кейзер-Лей.
   - А что именно ты ищешь? - спросила Сэм за столом.
   - Человека, - ответил Куинн.
   - Какого человека?
   - Я узнаю, когда увижу его.
   После завтрака Куинн побеседовал по-французски с таксистом и они  поехали
дальше. Он остановился  около  лавки,  торгующей  произведениями  искусства,
сделал две  покупки,  приобрел  также  карту  города  в  киоске  и  еще  раз
побеседовал  с  водителем  такси.   Сэм   слышала   слова   "Фалькон-Рю"   и
"Шипперстраат". Водитель посмотрел на нее искоса, когда Куинн  расплачивался
с ним.
   Фалькон-Рю оказалась  заброшенной  улочкой,  на  которой  было  несколько
магазинов, торгующих, помимо других товаров, дешевой  одеждой.  Куинн  купил
там  морской  свитер,  джинсы  и  грубые  ботинки.  Он  запихнул  покупки  в
брезентовый мешок, и они направились  в  сторону  Шипперстраат.  Она  видела
высокие краны над крышами домов, что указывало на близость к порту.
   С Фалькон-Рю Куинн свернул в узкие и  зловещие  улочки,  образующие  зону
старых обшарпанных домов между Фалькон-Рю и рекой Шельдой. Они  прошли  мимо
нескольких дюжих мужчин, показавшихся им моряками торгового флота.
   С левой стороны Сэм увидела большое освещенное окно и заглянула в него.
   Крупная молодая женщина  с  грудью  и  задом,  выпирающими  из  трусов  и
бюстгальтера, расположилась на кресле.
   - Боже мой, Куинн, так это же район публичных домов! - воскликнула она.
   - Я знаю, именно об этом я и спрашивал таксиста.
   Он продолжал  идти,  поглядывая  на  вывески  заведений.  Кроме  баров  и
освещенных окон, где сидели проститутки и заманивали клиентов, там было мало
лавочек. Но на отрезке в двести ярдов он нашел три  из  тех,  что  были  ему
нужны.
   - Татуировщики? - спросила она.
   - Доки, - ответил он просто. - Доки - значит, моряки, а моряки -  значит,
татуировка. Это значит также бары и девушки, а также  сутенеры,  живущие  за
счет девушек. Вечером мы вернемся сюда.
   В назначенное время сенатор Беннет Хэпгуд встал со своего места в  Сенате
и направился к трибуне. Через день после похорон Саймона Кормэка обе  палаты
Конгресса отметили их шок и  возмущение  тем,  что  произошло  на  пустынной
дороге в далекой Англии на прошлой неделе.
   Один за другим выступающие требовали отыскать преступников и свершить над
ними правосудие. Американское правосудие, чего бы это ни стоило.
   Председательствующий стукнул деревянным молотком по столу:
   - Слово имеет младший сенатор от Оклахомы.
   Среди сенаторов Беннет Хэпгуд не считался тяжеловесом. Если  бы  не  тема
обсуждения, то участников было бы немного. Полагали, что младший сенатор  от
Оклахомы может мало что добавить к уже сказанному.  Но  он  сделал  это.  Он
произнес обычные слова соболезнования в адрес президента, выразил возмущение
случившимся и горячее желание увидеть  преступников  на  скамье  подсудимых.
Затем он остановился и подумал о том, что он собирается сказать дальше.
   Он знал, что это - игра, и чертовски опасная  притом.  Ему  было  кое-что
сказано,  но  у  него  не  было  доказательств.  Если  он  ошибся,  то   его
коллеги-сенаторы будут считать его еще одним пустомелей, говорящим серьезные
слова без  серьезных  оснований.  Но  он  знал,  что  ему  нужно  продолжать
говорить, иначе он потеряет  поддержку  своего  нового  и  весьма  солидного
финансового покровителя.
   - Возможно, нам не нужно заглядывать так далеко, чтобы выяснить,  кто  же
эти преступники, совершившие это ужасное зверство.
   Гул  в  зале  стих.  Те,  кто  собирался  уйти  и  были  уже  в  проходе,
остановились и вернулись на свои места.
   -  Я  хотел  бы  задать  один  вопрос:  правда  ли,  что  бомба,  убившая
единственного сына нашего президента, была разработана, сделана и  полностью
собрана в Советском Союзе, и что это доказуемо? Разве это устройство прибыло
не из России?
   Его природная способность к демагогии могла бы увлечь его  и  дальше,  но
поднялось смятение и страшный шум. В течение десяти минут средства  массовой
информации донесли  этот  вопрос  до  всей  страны.  В  течение  двух  часов
администрация  пыталась  уйти  от  ответа.  Затем  она  согласилась  предать
гласности содержание выводов доклада доктора Барнарда.
   К ночи неясная черная ярость против кого-то неизвестного,  которая  вчера
прокатилась ревущей  волной  среди  жителей  Нэнтакета,  обрела  свою  цель.
Стихийно собравшаяся толпа взяла штурмом и разгромила контору  Аэрофлота  на
Пятой  авеню  в  Нью-Йорке  прежде  чем  полиция  смогла   оцепить   здание.
Перепуганные работники  побежали  наверх,  пытаясь  укрыться  от  толпы,  но
служащие на верхних этажах прогнали их. Они  спаслись  вместе  с  остальными
работниками в этом здании с помощью пожарных,  когда  толпа  подожгла  двери
Аэрофлота и пришлось эвакуировать все здание.
   Департамент полиции Нью-Йорка прислал  вовремя  подкрепление  для  защиты
советской миссии в Организации Объединенных Наций на 67-й стрит.
   Растущая толпа жителей Нью-Йорка пыталась пробиться на оцепленную улицу.
   К счастью для русских ряды полицейских выстояли. Вышло так,  что  полиция
Нью-Йорка боролась с толпой,  намеревавшейся  совершить  нечто  такое,  чему
многие полицейские в душе симпатизировали.
   То же самое было и  в  Вашингтоне.  Полиция  столицы  была  предупреждена
заранее и вовремя смогла  оцепить  советское  посольство  и  консульство  на
Фелпс-Плэйс.  На  отчаянные  звонки  советского  посла   в   Государственный
департамент было дано заверение, что британский доклад все еще  изучается  и
может оказаться фальшивкой.
   - Я хочу видеть этот доклад, - настаивал посол Ермаков.  -  Это  ложь.  Я
категорически настаиваю на этом. Это ложь!
   ТАСС и агентство "Новости", как и все советские посольства в мире, поздно
вечером выступили с категорическим опровержением выводов в отчете  Барнарда,
обвинив Лондон и Вашингтон в злонамеренной клевете.
   - Как, черт возьми, это стало известно? - потребовал ответа Майкл  Оделл.
- Каким образом этот Хэпгуд умудрился узнать об этом?
   Ответа на этот вопрос не было. Никакая крупная организация, не говоря уже
о  правительстве,  не  может  функциопировать   без   огромного   количества
секретарей, стенографисток, клерков и  курьеров,  каждый  из  которых  может
допустить утечку конфиденциальной информации.
   - Совершенно ясно одно, - размышлял министр  обороны  Стэннард,  -  после
этого  Нэнтакетский  договор  мертв,  как  дронт  .  Теперь   нам   придется
пересматривать бюджетные ассигнования на оборону, основываясь  на  том,  что
сокращения вооружений или каких-либо ограничений не будет.
   Куинн начал прочесывать бары в узких улочках, идущих от Шипперстраат.
   Он приехал к десяти вечера и пробыл до закрытия баров, то есть  почти  до
рассвета. Он ходил под видом матроса, полупьяного,  говорившего  на  ломаном
французском языке. В каждом баре он вертел в руках  маленькую  кружку  пива,
делая вид, что пьет. На улице было холодно, и  легко  одетые  проститутки  в
освещенных окнах  дрожали  над  электрическими  обогревателями.  Иногда  они
заканчивали смену, надевали пальто и бежали в один из баров выпить стаканчик
и обменяться грубыми любезностями с барменом и постоянными посетителями.
   У большинства баров  были  названия  вроде  "Лас-Вегас",  "Голливуд"  или
"Калифорния".  Их  владельцы  полагали,   что   названия,   напоминающие   о
заграничной роскоши, побудят загулявшего  моряка  поискать  эту  роскошь  за
ободранными дверями их заведения. В основном бары были грязноватые, но в них
было тепло и подавалось хорошее пиво.
   Куинн сказал Сэм, что ей придется ждать его или в отеле,  или  в  машине,
стоящей за два квартала на Фалькон-рю. Она предпочла ждать в машине, что  не
помешало ей получить довольно много предложений через окно автомобиля.
   Куинн сидел и медленно пил пиво, наблюдая  приливы  и  отливы  местных  и
иностранных посетителей в эти улочки и бары. На его левой руке был  рисунок,
сделанный тушью, купленной в магазине художественных изделий,черная  паутина
и красный паук  в  центре.  Рисунок  был  несколько  потерт  по  краям,  что
указывало на его солидный  возраст.  Всю  ночь  он  разглядывал  левые  руки
посетителей, но ничего похожего не видел.
   Он ходил по Гюйстраат и Паули-плейн, брал маленькую кружку пива в  каждом
баре, а затем возвращался на Шипперстраат и начинал все сначала.
   Девушки полагали, что ему нужна женщина, но  он  никак  не  может  решить
какая именно. Голубые мужчины не замечали его, так  как  сами  находились  в
постоянном движении. Пара барменов, когда он  заглянул  к  ним  по  третьему
разу, кивнули ему как знакомому: "Вернулись опять? Снова не повезло?"
   Они были правы, но не в том смысле, как они думали. Ему действительно  не
везло, и перед рассветом он возвратился к Сэм, ожидавшей его в  машине.  Она
дремала и не выключала мотор, чтобы мог работать обогреватель.
   - Ну, что теперь? - спросила она по дороге в отель.
   - Теперь есть, спать и завтра вечером начать все сначала.
   Этим утром Сэм была особенно эротична. У нее было подозрение,  что  Куинн
мог соблазниться какой-нибудь девицей  в  легком  одеянии  на  Шипперстраат.
Этого не было, но Куинн не хотел разуверять ее.
 
*** 
 
   Питер Кобб встретился с Сайрусом Миллером по своей  инициативе  на  самом
верху Пан-Глобал-Билдинг в тот же самый день.
   - Я хочу выйти из игры, - заявил он прямо. - Дело зашло слишком далеко.
   То, что случилось с этим мальчиком, это ужасно. Мои соратники  думают  то
же самое. Вы же говорили, Сайрус, что до этого дело не дойдет.  Вы  сказали,
что одного похищения будет достаточно, чтобы... изменить ход событий.  Мы  и
мысли не допускали, что мальчик погибнет. Но  то,  что  с  ним  сделали  эти
скоты... это ужасно... аморально.
   Миллер встал из-за стола и горящими глазами уставился на Кобба.
   - Не читайте мне лекций о морали, молодой  человек.  Никогда  не  делайте
этого! Я тоже не хотел, чтобы так получилось, но мы все знали, что это может
случиться. И вы, Питер Кобб, Бог вам судья, тоже знали. И этому  нужно  было
случиться. В отличие от вас я молил Бога указать мне путь, в отличие от  вас
я ночами молился на коленях за этого молодого человека.
   И Господь ответил мне, друг мой. И  Господь  сказал:  "Пусть  лучше  этот
молодой агнец один пойдет на заклание, чем погибнет все стадо".  Мы  говорим
здесь не об одном человеке, мы говорим о безопасности, о выживании, о  самой
жизни всего американского народа. И Господь сказал мне: "Пусть случиться то,
чему суждено случиться". Этот коммунист в Вашингтоне  должен  быть  свергнут
прежде, чем он уничтожит храм Господен, а храм этот - вся  земля  наша.  Так
что возвращайтесь на свой завод, Питер Кобб. Возвращайтесь, чтобы перековать
орала на мечи, необходимые нам, чтобы  защитить  нашу  страну  и  уничтожить
московского антихриста. Храните молчание. И не рассуждайте больше о  морали,
ибо это дело рук Божьих, и Он говорил со мной.
   Питер Кобб вернулся на свой завод очень потрясенным человеком.
 
*** 
 
   У Михаила Сергеевича Горбачева также была серьезная  конфронтация  в  тот
день. Опять западные газеты были разложены на  столе  длиной  почти  во  всю
комнату. Фотографии в них  показывали  часть  события,  а  резкие  заголовки
досказывали остальное. Только из-за этого ему был нужен перевод  на  русский
язык. Переводы, сделанные в министерстве иностранных дел, были  приколоты  к
каждой газете.
   На столе были также сообщения,  не  требовавшие  перевода.  Они  были  на
русском языке и были присланы советскими послами и генеральными консулами со
всех стран мира, а также советскими  корреспондентами  за  рубежом.  Даже  в
странах-сателлитах  Восточной  Европы  прошли  антисоветские   демонстрации.
Московские опровержения были постоянны и искренни и тем не менее...
   Будучи русским и к тому же партаппаратчиком с многолетним стажем,  Михаил
Горбачев  не  был  тряпкой  в  вопросах  реальной  политики.   Он   знал   о
дезинформации, не даром же Кремль создал для этого  целый  отдел.  Разве  не
было в КГБ целого управления,  занимающегося  распространением  антизападных
настроений с помощью  хорошо  нацеленной  лжи  или,  что  более  действенно,
полуправды? Но такой акт дезинформации невозможно себе представить.
   Он  с  нетерпением  ожидал  вызванного  человека.  Время  приближалось  к
полуночи, и он был вынужден отменить  утиную  охоту  на  северных  озерах  и
связанную с ней пряную грузинскую  трапезу.  Это  было  одной  из  его  двух
страстей.
   Вызванный человек пришел после полуночи.
   Генеральному секретарю ЦК КПСС меньше, чем кому-либо, следовало  ожидать,
что председатель КГБ будет  сердечным  и  приятным  человеком,  но  на  лице
генерал-полковника Владимира Крючкова была печать холодной  жестокости,  что
вызывало у Горбачева весьма неприятное ощущение.
   Да,  он  сам  назначил  этого  человека  с  поста   первого   заместителя
председателя КГБ на эту должность,  когда  три  года  назад  добился  снятия
своего старого антагониста Чебри-кова. Но у него почти не было выбора.
   Это место должен был занять один из четырех заместителей председателя,  и
на него произвел впечатление тот факт, что Крючков в прошлом был юрист, и он
предложил ему  этот  пост.  Но  с  тех  пор  у  него  появились  сомнения  в
правильности выбора.
   Он  признавал,  что  на  него  повлияло   желание   превратить   СССР   в
"социалистическое правовое государство",  где  будет  главенствовать  закон,
концепция, ранее считавшаяся в Кремле буржуазной. Это было  довольно  бурное
время,  первые  несколько  дней  в  октябре  1988  года,  когда  он   созвал
чрезвычайный пленум ЦК КПСС и  объявил  свою  "ночь  длинных  ножей"  против
оппонентов. Возможно, в этой спешке он проглядел  некоторые  моменты,  вроде
прошлой карьеры Крючкова.
   При Сталине Крючков работал в  аппарате  генерального  прокурора,  а  эта
работа была не  для  щепетильных,  он  был  замешан  в  жестоком  подавлении
восстания 1956 года в Венгрии и стал работать в КГБ в 1967  году.  Именно  в
Венгрии он встретил Андропова, который  впоследствии  возглавлял  Комитет  в
течение  пятнадцати  лет.   Именно   Андропов   назначил   Чебрикова   своим
наследником, а Чебриков выбрал Крючкова на пост  главы  Первого  Управления,
занимающегося разведкой за рубежом.  Возможно,  он,  Генеральный  секретарь,
недооценил крепость старых связей.
   Он посмотрел на высокий лоб, ледяные глаза, густые седые виски и  мрачный
рот с опущенными углами. И он понял, что этот человек в конечном счете может
быть его оппонентом.
   Горбачев вышел из-за стола и поздоровался с ним, рукопожатие было сухим и
жестким. Как всегда во время разговора он смотрел в глаза  собеседника,  как
будто пытаясь увидеть в них беспокойство или робость.  В  отличие  от  своих
предшественников, его радовало, когда он не обнаруживал ни того, ни другого.
Он жестом показал на сообщения из-за рубежа.
   Генерал кивнул, он уже видел их и даже больше,  чем  было  на  столе.  Он
избегал встречи с глазами Горбачева.
   - Не будем терять время, -  сказал  Горбачев.  -  Мы  знаем,  что  в  них
говорится. Это ложь. Наши опровержения продолжаются. Нельзя допустить  чтобы
эта ложь пустила корни. Но откуда она появилась и на чем основана?
   Крючков презрительно постучал по западным сообщениям. Хотя в  свое  время
он был резидентом КГБ в Нью-Йорке, он ненавидел Америку.
   -  Товарищ  Генеральный  секретарь,  она,  кажется,  основана  на  отчете
британских  ученых,  проводивших  исследование  обстоятельств  гибели  этого
американца. Или ученые солгали, или же кто-то заполучил этот отчет и изменил
его. Я подозреваю, что это американские штучки.
   Горбачев вернулся к столу и сел в кресло. Он тщательно подбирал слова.
   - Может ли быть так... в любых обстоятельствах... что в  этих  обвинениях
есть доля истины?
   Владимир Крючков был потрясен.  В  его  организации  был  отдел,  который
изобретал, конструировал и изготовлял в своих лабораториях самые дьявольские
снасти для того, чтобы убить человека или сделать его инвалидом. Но  дело  в
том, что они не изготовляли никакой бомбы для пояса Саймона Кормэка.
   - Нет, товарищ Генеральный секретарь, конечно, нет.  Горбачев  наклонился
вперед и постучал по пресс-папье.
   - Выясните, - приказал он. - Раз и навсегда, да или нет, выясните!
   Генерал кивнул и вышел. Генеральный секретарь  оглядел  длинный  кабинет.
Ему нужен, вероятно, следовало сказать  "был  нужен",  Нэнтакетский  договор
больше, чем об этом знали в Овальном кабинете.  Без  него  Советскому  Союзу
грозил бы призрак невидимого бомбардировщика "В-2 Стелс"  и  кошмар  попыток
отыскать 300 миллиардов рублей на модификацию противовоздушной  обороны.  До
тех пор пока не кончится нефть.
   Куннн встретил его на третий вечер. Это был плотный, коренастый мужчина с
изуродованными ушами и расплющенным  носом.  Было  видно,  что  он  любитель
кулачного боя. Он сидел  один  у  края  стойки  в  баре  "Монтана",  мрачном
заведении на Оуд-Маннстраат, которую метко называли  Олд-Мэн-стрит.  В  баре
еще была дюжина посетителей, но никто не заговаривал с ним,  и  он  выглядел
так, как будто он и не хотел этого.
   Он держал кружку пива в правой руке, а в левой у него была самокрутка. На
тыльной стороне кисти была татуировка: черная паутина и паук в центре. Куинн
прошел мимо стойки и сел за два стула от него.
   Некоторое время они сидели молча. Драчун только раз взглянул на Куинна  и
больше не обращал на него внимания. Прошло  десять  минут.  Драчун  свернул,
сигарету и Куинн дал ему прикурить. Тот кивнул головой, но ничего не сказал.
Это  был  мрачный  и  подозрительный  человек,  которого  трудно  втянуть  в
разговор.
   Куинн поймал взгляд бармена и показал на  свой  стакан.  Тот  принес  еще
бутылку. Куинн жестом показал на пустой стакан соседа и поднял бровь в немом
вопросе. Он отрицательно покачал головой, полез в карман и заплатил за  свое
пиво.
   Куинн  внутренне  вздохнул.  Дело  было  трудное.  Человек  выглядел  как
любитель кабацких драк и мелкий мошенник, у него не хватало мозгов  даже  на
то, чтобы быть сутенером, что, как известно, не требует  больших  умственных
способностей. Было мало шансов на то, что он говорит по-французски, и он был
достаточно мрачен. Но возраст его был подходящим - ближе к пятидесяти,  и  у
него была татуировка. Придется удовлетвориться им.
   Куинн вышел на улицу и нашел Сэм дремлющей в машине за  два  квартала  от
бара. Он рассказал ей, что он намерен делать.
   -