действие, уничтожив радиостанцию, находившуюся над хранилищем, и прервав
связь  с  внешним  миром.  Здание  просело  и,  дав  множество   трещин,
разрушилось до основания.  Рвануло  еще  где-то  в  Жемчужине,  и  огонь
методично - комнату за комнатой, коридор за коридором - пожирал то,  что
прежде считалось здесь девятым чудом света.
 
Глава 45 
 
   Блюм и Аптекарь  смотрели  на  горизонт.  Небо  над  сопками  пылало.
Красные всполохи поднимались  к  звездам.  Это  продолжалось  уже  минут
сорок, но Блюм все еще надеялся, что его люди вот-вот выйдут на связь  и
сообщат, что нашли Веронику... На краях плато стояли  четверо  парней  с
факелами. Вертолетчик должен был сориентироваться по ним в темноте.
   - Как Сан-Франциско на Рождество! - процедил Аптекарь.
   - Ты был там, химик? - процедил Блюм.
   - В  кино  видел.  А  что,  махнем  туда?  Море,  пальмы,  просторные
автомобили.
   Что вы здесь забыли, Илья Борисович? - Аптекарь нагловато  улыбнулся.
- Хотите стать депутатом парламента? Или, может, в президенты метите?  С
такими бабками можно рискнуть, а? - Аптекарь приглушенно засмеялся. -  И
конечно, опять понадобится химия! Чтобы  охмурять  народы,  оболванивать
электорат! Куда ж вам без Аптекаря?! Без Аптекаря вам никак  невозможно!
Особенно в президенты!
   - Заткни пасть! - огрызнулся Илья Борисович. - Доиграешься, зверюга!
   - Все! - захохотал Аптекарь. - Молчу, молчу!..  А  что,  может,  и  к
лучшему, что ваша баба теперь не сидит у нас на хвосте?!
   Аптекарь  вопросительно  посмотрел  на  Блюма,  поигрывая   глумливой
улыбочкой.
   - Я тебя урою, гнида! - взвыл Илья Борисович. В небе послышался рокот
мотора. Вертолет, светя прожекторами, завис над плато и начал снижаться.
Телохранители Блюма бросились в землянку и стали выносить ящики.
   Блюм грустно смотрел на плавно садившуюся машину. Вероника до сих пор
не отозвалась... И все же Блюм не мог  с  этим  смириться.  Он  все  еще
надеялся, что в самый последний момент она выйдет на связь и они полетят
к ней, чтобы вырвать ее из ада... - Донского здесь оставляем? -  спросил
Аптекарь Блюма. - Дурачок нам теперь вроде ни к чему.
   Илья Борисович хотел согласиться с Аптекарем, но подумал: а что если,
когда они уже будут в воздухе, Вероника выйдет на связь?
   - Нет, полетит с нами. Избавиться от него всегда успеем.
   Аптекарь пожал плечами. Хозяин  был  не  в  духе.  "Ничего,  -  думал
Аптекарь, - найдем ему козу, успокоится. Далась ему эта наркоманка!"
   Вертолет, едва касаясь шасси заснеженного сланца, висел  над  землей.
Дверь его открылась. На пороге показался кто-то из механиков.
   - Давай сначала груз! - закричал он, отталкивая проворно подскочивших
к вертолету "губошлепов".
   Охранники стали подносить ящики -  их  было  не  более  десятка  -  и
рюкзаки с вещами.  Механик  вместе  с  телохранителем  укладывали  их  в
салоне. Блюм  следил  за  погрузкой,  с  надеждой  поглядывая  на  дверь
зимовья... Ящики были уже в вертолете, а  он  еще  на  земле...  Холодок
пробежал у него по спине:  а  что  если  вертак  сейчас  взлетит?!  Илья
Борисович быстрым шагом направился к вертолету.
   - Помоги! - крикнул он телохранителю, который с готовностью  протянул
руку.
   Блюм обернулся и посмотрел на Донского, растерянно стоящего у  двери.
Тут же рядом вырос Аптекарь.  Он  что-то  вдруг  почувствовал.  Аптекарь
смотрел  на  Блюма  злыми  глазами,  словно  говорил:  "Меня-то  ты   не
обманешь!"
   Илья Борисович, схватившись за протянутые руки, прыгнул  в  вертолет.
Встав рядом с телохранителем и механиком, он уставился на Аптекаря.  Тот
нервничал.
   -  Подожди!  -  Илья  Борисович  тронул   за   плечо   телохранителя,
протянувшего было руку Аптекарю.
   Блюму хотелось помучить химика, отомстить ему. А за  спиной  Аптекаря
уже толкались остальные, спеша покинуть тундру.
   Телохранитель посмотрел на хозяина.  Блюм  выдержал  паузу  и  лениво
произнес:
   - Ладно, запускай народ. Охранник протянул руку и нагнулся... В  этот
момент из-за спины Блюма вылетела нога в десантном ботинке и  вытолкнула
телохранителя из вертолета прямо на головы толпящихся у двери. И тут  же
чья-то рука крепко схватила Илью Борисовича за шиворот.
   Аптекарь  и  губошлепы  упали  навзничь,  сбитые   с   ног   падающим
телохранителем.
   Дверь вертолета закрылась,  и  он,  качнув  стальным  брюхом,  поплыл
вверх.
   Оставшиеся на снегу молча смотрели на него.
   - А мы как же?! - истерично закричал один из молодых людей и  побежал
по снежному полю.
   Телохранители  застыли:  челюсти  прекратили  монотонные  жевательные
движения, и мысль пробудилась в мраморных мозгах. Хозяин, как библейский
пророк, возносился живьем  на  небо.  Они  осиротели...  Когда  в  окнах
вертолета проглянуло звездное небо, Илья Борисович обернулся и увидел...
Витька и вежливо улыбающегося мужчину средних лет.
   - Я не опоздал? - нагло улыбнулся Витек.
   - Нет, никому нельзя доверять в этом мире, - вздохнул Илья Борисович.
   - Вы не против, если ваши ребята пойдут пешком? - спросил мужчина.
   - Вы кто? - спросил Блюм.
   - Подполковник спецслужбы. Но  здесь  я  -  вольный  стрелок.  Осмий,
конечно, в этих ящиках? Хотя можно было и не спрашивать... Итак, куда мы
летим?
   - Прежде хотелось бы договориться, - сверкнул глазами Илья Борисович.
   - Я думаю, договоримся. Десять процентов вас устроят? -  Подполковник
довольно осклабился... ***
 
   Подполковник и Кротов захватили вертолет, когда на Объекте прозвучали
первые взрывы. Они  вышли  к  вертолетной  площадке  и,  проскочив  мимо
постовых, зачарованно глядящих на клубы пламени, побежали к машине.
   Через десять минут после часа "икс" на вертолетную площадку выскочили
вертолетчик и механик. Они  успели  покинуть  квартиру,  где  сидели  за
бутылкой водки, до первого взрыва, и когда собственными глазами увидели,
что радиосообщение какого-то Богданова вовсе не  первоапрельская  шутка,
бросились к своей машине. У них был реальный  шанс  смыться  отсюда  под
шумок.
   Когда они запустили двигатель, к ним  попросились  двое.  Летунам  не
хотелось брать еще кого-то, но у парней был железный аргумент -  оружие.
Пришлось их впустить. А по летному полю к ним уже бежали люди.  Один  из
пассажиров выпустил очередь, бросив бегущих ничком  на  бетонные  плиты.
После этого вертолет благополучно взлетел.
 
*** 
 
   Илья Борисович вместе с бесценным грузом растворился  в  небе,  а  на
земле началась паника. Губошлепы закатили истерику. Они оказались совсем
беззащитными среди холодной пустыни и этих полудиких людей. Особенно они
боялись Аптекаря.
   Молодые люди в страхе ожидали от него чего-нибудь страшного.  Они  не
сомневались, что химик непременно сорвет на них свою злобу. Он ненавидел
этих чистеньких мальчиков, пригретых  Ильей  Борисовичем  неизвестно  за
какие заслуги.
   Хотя  определенные  заслуги  у  губошлепов,  конечно  же,  имелись...
Аптекарь носился по тундре, выкрикивая грязные ругательства. Нет, он  не
верил, что Блюм решил избавиться от него. Но почему он бросил его здесь,
с этим сбродом?! Часть продукта по праву принадлежала ему, но  миллионы,
которые он уже считал своими, вдруг оказались битыми черепками.
   И тут в  небе  вновь  раздался  рокот  пропеллера.  Все  увидели  луч
прожектора.
   По краям плато все еще горели  факелы,  оставленные  телохранителями.
Вертолетчик увидел огни и не промахнулся.
   - Он возвращается! - закричал  кто-то  из  губошлепов  и  бросился  к
садящемуся вертолету.
   - Ну, уел ты меня,  уел!  -  оскалился  Аптекарь,  смотря  в  небо  и
радуясь, что все закончилось обыкновенной злой шуткой.
   Телохранители молча смотрели на садящийся вертолет, не понимая, зачем
хозяину понадобился этот маневр.
   Дверь вертолета открылась, и из кабины высунулся летун.
   - Сначала манатки! - закричал он.
   - Какие манатки?! - взревел Аптекарь, подбежавший к открытой двери. -
Кончай  прикалываться!  Все  уже  погрузили!  Илья  Борисович,  а   Илья
Борисович?
   Выйди к народу!
   -  Откуда  выйди-то?  -  Летун  удивленно  посмотрел  на  обступивших
вертолет людей. - Где Блюм?
   - Если ты его не выбросил, у тебя на ящиках! -  разозлился  Аптекарь.
Шутка его патрона затягивалась и начинала походить на дурной сон.
   - Какие ящики, Аптекарь? - рассердился летун. - Где  Илья  Борисович?
Где груз?
   Аптекарь впрыгнул в вертолет и  бросился  к  кабине  пилотов,  но  ни
Блюма, ни ящиков в вертолете не было.
   - Где ты его высадил? - заорал Аптекарь, вырывая из-за пояса пистолет
и приставляя его к голове летчика.
   - Кого его?! - Летчик круглыми  глазами  посмотрел  на  взбесившегося
Аптекаря.
   - Блюма! Блюма, гнида!
   - Никакого Блюма мы не высаживали! Мы за ним  сюда  прилетели!  Убери
пушку, придурок!
   И тут до Аптекаря дошло. Это был другой вертолет... -  Вы  летали  на
"Ромашку"? - спросил Аптекарь, опуская руку с пистолетом.
   - Ну!
   - А как же тот... Ах вот что! На Объекте оставался еще один вертак!
   - Так где Илья Борисович? - недоумевал летчик.
   - Улетел с грузом на другом вертаке! Мы вас ждали!
   - Куда летим? - спросил летчик Аптекаря.
   - К морю. Там, на рейде, ледокол.
   В вертолет уже просочились губошлепы. Прижавшись друг  к  другу,  они
сидели у кабины пилотов и крепко держались за  скамейку.  Молодым  людям
было совсем не важно, куда они сейчас полетят. За ними на борт поднялись
телохранители.
   Оглядев пассажиров, Аптекарь не нашел среди них Донского. Блюм  хотел
взять дурачка с собой, и Аптекарь подумал, что если случайно забудет его
в тундре, то отомстит вероломному хозяину.
   - Подожди пять минут! - обратился он к летчику. - Тут еще один должен
лететь с нами.
   Аптекарь выпрыгнул из вертолета и огляделся. Неподалеку от зимовья он
заметил человека.
   - Стой! - закричал Аптекарь и побежал к  Донскому,  вытаскивая  из-за
пояса  пистолет.  Злость  снова  проснулась  в  нем  и   теперь   искала
приложения. Дурачок был для этого идеальной фигурой. - Стоять!
   Аптекарь схватил  Донского  за  плечо  и  развернул  к  себе.  Отсюда
вертолет  был  не  виден,  лишь  доносился  рокот  пропеллера.   Донской
улыбнулся.
   - Беги туда! - Аптекарь махнул рукой с пистолетом в сторону  распадка
и подтолкнул дурачка.  Донской  не  сдвинулся  с  места.  -  Это  что-то
новенькое! А ну!
   - Аптекарь замахнулся на Донского, но тот вдруг сунул ему  кулаком  в
челюсть.
   Аптекарь откачнулся,  но  не  упал.  А  Донской  тут  же  вцепился  в
пистолет. Они повалились на землю.
   - Ты что,  придурок?!  -  зашипел  Аптекарь.  Глаза  дурачка  холодно
смотрели на него.
   Не может быть! Донской еще вчера  был  законченным  идиотом!  Он  сам
пичкал  его  химией,  после  которой  невозможно  оставаться  человеком;
животным можно, а человеком уже нельзя, никогда! И тот  последний  укол,
который он... Стоп! Эта баба держала в руках тогда оба шприца:  один  со
снадобьем и второй с дозой. Один отдала ему, а  второй  тут  же  вогнала
себе в вену... "Так вот почему  ее  не  найти!  -  пронеслось  в  голове
Аптекаря. - Баба спятила! Вместо кайфа она вколола себе муть!  Случайно?
А если нет? Если ради этого Донского?! Выходит, она знала об этом  уколе
- слышала наш разговор с Блюмом!"
   Сцепившись в клубок, они катались по снегу. Аптекарь  бил,  бил,  бил
Донского кулаком свободной руки в лицо, а тот из последних  сил  пытался
вырвать у взбешенного химика пистолет.
   Почувствовав, что соперник слабеет, Аптекарь изловчился и  ткнул  его
головой в лицо. Удар пришелся в переносицу: охнув, Донской разжал  руки,
Аптекарь вскочил, хватаясь  за  рукоятку  пистолета  обеими  ладонями  и
направляя прыгающее дуло в голову жертвы... Неожиданно он  почувствовал,
что кто-то дышит ему в спину. Прежде чем выстрелить, он повернул  голову
и увидел глаза зверя... Пожар на Объекте вошел в силу. Он поглощал целые
кварталы,  гоня  полураздетых,  мечущихся  в  панике  людей  на  окраины
Промзоны. Падали перекрытия зданий. Поднимая  снопы  искр,  обваливались
крыши. Пылающие стены деревянных бараков в каком-нибудь  узком  переулке
неожиданно валились на бегущих людей, погребая их под горящими бревнами.
Кому удавалось вырваться из огня, с  воем  бросался  в  жидкую  грязь  и
катался по земле, гася горящую одежду.
   Мало кто осознал, что с ними произошло. Все  были  в  шоке,  не  веря
своим глазам и не понимая, что это не пожар, а катастрофа.
   Пробиться на окраину теперь было совсем  не  просто.  Огненная  река,
берущая начало у цистерн нефтехранилища, перекрывала  путь  к  спасению.
Обогнув металлический ангар, бегущий по земле язык пламени появлялся  на
пути у людей, вызывая крики ужаса и заставляя их в  панике  возвращаться
назад - в самое пекло.
   Проникая в щели и проломы, огненный поток ручейками просачивался  под
землю.
   Огонь свирепствовал в каналах Объекта: искрили электрокабели,  горели
бревна крепи... Вероника  Николаевна  брела  по  берегу  огненной  реки.
Заслоняя лицо от нестерпимого жара, она шла там,  где  не  отважился  бы
пройти ни один разумный человек. Черно-красные взрывы  взметали  в  небо
дома и как скорлупу раскалывали  железобетонные  корпуса  комбината.  На
головой у нее свистели какие-то обломки, а она, не пригибаясь и  не  ища
брода, шла к заброшенной шахте.
   Наконец огонь остался позади. Стало  зябко,  но  она  не  чувствовала
холода.
   Дверь со сбитым замком болталась на  ветру.  Вероника  Николаевна  на
ощупь добралась до лестницы. Держась обеими руками за перила, она начала
спускаться.
   Сначала считала ступени.  Потом  сбилась  со  счета  и  стала  что-то
тихонько напевать.
   В сплошной темноте она крикнула. Гулко отозвалось эхо.  Ей  никто  не
ответил, и она, довольная, засмеялась. Спрятав  руки  в  рукава  куртки,
Вероника  пошла  вдоль  стены,  касаясь  холодного  камня  рукавом.   Ей
нравилось, что здесь так тихо и совсем нет света. Ей нравилось, что  она
теперь совсем одна.  Зачем  она  пришла  сюда?  Как  зачем?!  Надо  было
поглубже спрятать свою память - самое дорогое, что у нее осталось.
   Именно память хотели у нее отнять. Блюм и Аптекарь уже подбирались  к
ней... но тут город вспыхнул. Теперь она знала,  как  сохранить  память,
как спасти ее.
   Нужно было спуститься сюда, потом идти, пока не уткнешься в стену,  а
потом лечь и свернуться в клубок, как раковина, чтобы никто уже  не  мог
разглядеть тебя.
   Свернуться и заснуть. Ведь раковины спят тысячи лет, а  потом,  когда
их подносишь к уху, они помнят море. Нужно заснуть! Когда  спишь,  холод
не чувствуется. Да-да, нужно поскорей дойти до конца и уснуть.
   Вероника Николаевна очень замерзла и  обессиленно  припала  к  стене.
Зябко скрестив руки, села на камни и, подтянув к груди колени, уткнулась
в них лицом.
   Холод обступил ее, взял в морозный  кокон.  Коченея,  она  повалилась
набок.
   При этом она радостно думала о том,  что  здесь  ее  теперь  вряд  ли
обнаружат Аптекарь и Блюм. Можно было засыпать.
   Чувствуя,  как  холод  стремительно  овладевает  ее  телом,  Вероника
Николаевна подумала, что сейчас станет  морской  раковиной.  Подумала  и
блаженно улыбнулась... Как только она затихла у стены, к ней  подошел...
Немой.
   Он шел позади и угадал в ней женщину Блюма. Ему вдруг подумалось, что
хозяин специально прислал ее своему верному слуге, запустил ее сюда, как
щенка в клетку голодному льву.
   Сначала циклоп шел позади всего в трех  шагах,  и  она  не  могла  не
чувствовать  его  дыхания.  Прежде  сладости  теплой  крови   он   хотел
насладиться трепетом испуганной насмерть  души.  Но  женщина  ничего  не
замечала. Или только делала вид?
   Ее  поведение  озадачило  циклопа.  Игры  в  предсмертный   ужас   не
получалось, и он все никак не решался схватить ее. Кураж пропал.  А  тут
вдруг она остановилась и легла на щебенку, свернувшись клубком.
   Циклоп стоял над женщиной,  решая,  что  ему  теперь  с  ней  делать;
наконец осторожно тронул ее  плечо.  Женщина  не  шевелилась.  Тогда  он
поднял ее  на  руки  и,  стараясь  дышать  в  сторону,  понес  к  домику
проходчиков.
   Доселе  неведомые  чувства  зашевелились  в  циклопе:  что-то   вроде
смятения.
   Нет, не то... Ему вдруг стало немного  стыдно.  Стыдно,  что  он  так
крепко прижимает к себе эту женщину.
   Немой заволновался: кто-то другой -  непохожий  на  него,  непонятный
ему! - пробуждался в нем, вытесняя его прежнего... И он не знал,  что  с
этим другим делать.
   За всю дорогу она не шевельнулась и  не  проронила  ни  звука.  Может
быть, она была уже мертва? Нет, Немой кожей чувствовал, как внутри комка
ознобной плоти еще теплится горячий уголек.
 
*** 
 
   Вероника Николаевна открыла глаза.
   Вот и минули тысячи лет... и ее наконец извлекли  со  дна.  Гудела  и
потрескивала  печь.  Справа  стоял  стол  с  горой  посуды  и  открытыми
консервными банками.  Пахло  промасленной  одеждой,  сапогами.  И  сухим
деревом.
   Рядом с нарами, на которых она лежала под овчинным полушубком,  сидел
человек. Она видела его  силуэт.  Он  показался  ей  знакомым.  Вероника
приподнялась на локте и стала пристально вглядываться. Человек  отпрянул
назад и застыл в неестественной позе.
   - Ты боишься меня? - спросила Вероника  Николаевна  и  улыбнулась.  -
Почему?
   - Она опять легла и натянула тулуп до подбородка.  Ей  нравилось  под
теплой овчиной. - Я знаю, кто ты. Ты ведь отец? Только ты  умер...  И  я
была раковиной, а ты достал меня со дна моря. Теперь  мы  опять  вместе.
Если ты еще раз умрешь, я опять стану  раковиной  и  подожду  тебя.  Мне
хочется всегда быть с тобой.  А  правда,  хорошо  в  нашем  домике?  Как
хочется шоколада! - воскликнула она. - Хотя бы маленький кусочек! У меня
где-то была половина шоколадки! Ее дал  мне  один  студент,  -  шепотом,
словно по секрету, сообщила она. - Папа, посмотри на окне... Кажется,  я
ее там оставила.
   Немой вскочил и бросился к вьючному  ящику.  В  сильном  волнении  он
принялся дрожащими руками выкладывать оттуда консервные банки, пакеты  с
крупой, пачки мыла. Последние банки и. свертки он уже швырял на пол. Его
лихорадило. Вероника Николаевна тихонько смеялась.
   - Ну что ты злишься, папка?
   Наконец циклоп извлек из ящика шоколадные плитки. Вероника Николаевна
ловко поймала его руку и засмеялась. Немой  вдруг  заходил  ходуном.  Он
хотел немедленно вырвать руку из ее  маленьких  обжигающих  пальцев,  но
испугался, что поранит их наждаком ладони. Вероника  увидела  его  сухую
руку и, привстав на локте, стала вглядываться в едва уловимые в  красном
сумраке черты циклопа.
   - Ты изменился, - грустно сказала она. - Я, наверно,  тоже.  Но  ведь
это не страшно, правда?
   Немой, сидевший  на  краешке  стула  неестественно  прямо,  проглотил
застрявший в горле комок. Он  так  боялся  сейчас  замычать!  Ему  стало
страшно: эта женщина глядела на его лицо и  не  кричала  от  ужаса.  Она
видела в нем... человека, пусть не его самого, а ее  умершего  отца,  но
все же человека!
 
Глава 47 
 
   Донской подошел к КП Промзоны. Железные ворота были наглухо  закрыты.
Лучи прожекторов не рыскали вдоль колючки. Похоже, вертухаев  на  вышках
не было.
   Рассветало. Над Объектом поднимался черный  едкий  дым,  кое-где  еще
бушевало пламя, поедая последнее жилье.
   Глеб постучал в ворота, но никто не вышел из будки охраны.
   КП был пуст.
   Донской дотронулся до разбитого лица. На ладони осталась сукровица.
   Послышалось глухое  ворчание.  Серый  подошел  к  Донскому  сзади  и,
схватив его за штаны, потянул.  Глеб  покорно  пошел  за  собакой  вдоль
заграждения. Минут через пятнадцать он увидел калитку в изгороди.  Серый
нетерпеливо топтал лапами снег.
   Донской подошел к железной двери и вопросительно  посмотрел  на  пса.
Серый оглушительно гавкнул.
   - Ну и как я ее открою? - усмехнулся Донской. - Проволока под током!
   Пес зашелся лаем, словно отчитывал  Глеба  за  нерешительность.  Сняв
шапку, Донской  сп