много препятствий. Но, пожалуй, главным  были
"вертушки" - хорошо вооруженные и укрепленные, как танки, вертолеты. Они
бы непременно настигли беглецов уже через полчаса  и  расстреляли  их  с
воздуха,  как  стаю  волков.  Поэтому  косым  необходимо  было   вывести
вертолеты из строя.
   Вертолетная  площадка,  с  трех  сторон   зажатая   производственными
строениями и лишь  с  одной  выходящая  на  узкую  заболоченную  низину,
неплохо охранялась.
   Обнесенная  рядом  колючей  проволоки,  сквозь  которую  нельзя  было
просунуть руку, не оцарапавшись, она патрулировалась автоматчиками.
   В этот час по бетонным плитам рядом с вертолетами прогуливались двое,
а в домике на краю площадки сидел дежурный летчик, лениво  разгадывавший
кроссворд.
   Четверо приближались к площадке по заболоченной низине. Двое, первыми
подбежавшие к изгороди, скинули с себя робы и бросили их  на  "колючку".
Потом, взявшись за рукава так, что проволока  оказалась  внутри  курток,
они  на  несколько  сантиметров  раздвинули  заграждение.  В   "колючке"
образовалась прореха, достаточная для того, чтобы в нее мог протиснуться
подросток.
   Двое их товарищей тут же один за другим прыгнули в дыру и поползли  к
вертолетам, держа в зубах ножи.
   Охранники даже не поняли, в чем дело.
   Один из них вдруг увидел, как его товарищ,  охнув,  тяжело  повалился
набок.
   В следующий момент перед ним самим выросла узкоплечая худая фигура, и
охранник поймал на себе взгляд косого.
   Кажется, тот смеялся...
 
Глава 5 
 
   На Ленинградский вокзал поезд прибыл точно по расписанию.
   До открытия метро  оставалось  еще  полчаса.  Донской  купил  себе  в
привокзальном буфете кофе  и  бутерброды  и  занял  место  у  одного  из
столиков.
   Напротив него стояли бледный  парень  с  угреватым  лицом  и  пышущая
здоровьем румяная девица в дождевике  и  шарфике  на  шее,  прикрывавшем
темные пятна кровоподтеков.
   Парень, с отвращением кривя  губы,  отхлебывал  крепко,  как  чифирь,
заваренный чай, а девица клевала булочку с  изюмом,  не  сводя  с  парня
блестящих счастливых глаз.
   - Откуда такой загар? - с  ухмылкой  спросил  парень,  поглядывая  на
Глеба.
   - От самого синего моря, - усмехнулся Глеб.
   - Остров Крым?
   - Аравийский полуостров!
   - Ого! - завистливо воскликнул угреватый.  -  Да,  хорошо  с  бабками
живется.
   Грей себе брюхо на песочке, а когда надоест, пойло в номер заказывай!
   - Я ведь там не отдыхаю, а работаю, - довольно угрюмо сказал Донской,
давая понять угреватому, что разговор закончен.
   - Да отстань ты от человека! -  девица  нахмурила  брови  и  схватила
парня за рукав.
   - Знаем мы такую работу! -  не  унимался  угреватый.  Глаза  его  зло
горели. - Оттяжка, а не работа. Бабы, пойло,  желтый  песочек.  Это  мы,
совки, здесь лямку тянем, землю носом роем! А они там за  нас  отдыхают.
По тебе же видно, что работа твоя не пыльная... Эх, мужик, а слабо  тебе
со мной местами поменяться?
   - Для чего?
   - Чтобы показать тебе, как надо жить. Ты ведь жить не умеешь! По тебе
вижу - никакого кайфа! Чужое место занимаешь у кормушки.
   - Твое?
   - А хоть бы и мое! - с вызовом воскликнул угреватый. Ему было  плохо:
губы страдальчески кривились, руки тряслись. - Здесь  за  дозу  ломаться
надо, гробить себя, а там, да еще с  "зелеными"!  -  парень  мечтательно
закатил глаза. - Он,  видите  ли,  работает!  Жить  надо,  мужик,  а  не
работать. Вкатал себе пару кубов - и  живи.  Если  бы  я  был  на  твоем
месте... - Ты всегда можешь занять его, сынок, - сказал Глеб и отодвинул
от себя поднос. - Я не против.
   - Не против? Тогда считай, что я его уже занял! Слышь, мужик,  может,
кинешь мне двадцать баксов в долг? - парень,  прищурившись,  смотрел  на
Глеба.
   - Не заводись! - закричала девица.
   Ничего не ответив, Донской пошел к выходу. Когда он был уже у  двери,
его догнал крик угреватого:
   - Ты адресок-то оставь! Где твое местечко-то?
   Глеб вышел на улицу. Было приятно пройтись по еще малолюдной  Москве.
В домах зажигались окна, и население, ставя чайники на огонь, еще только
готовилось вынырнуть из своих нор на улицы и тут же, набирая ход,  жить,
нахраписто и целеустремленно, жить, глотая пилюли и хватаясь за  сердце,
боясь отстать, упустить, опоздать.
   С вокзала Донской отправился в гостиницу.
   Он собирался переночевать  здесь  одну,  максимум  две  ночи.  Сумма,
которую  стремительно  нарисовала  ему  администраторша,  предварительно
обшарившая Глеба блудливым взглядом, хоть и была непомерно  высока,  все
же не смутила его.
   Оставив сумку в номере, Донской, не теряя времени,  направился  в  ту
самую больницу, вернее, в тот больничный морг,  куда  несколько  месяцев
назад привезли  мертвого  брата.  Привезли,  чтобы  равнодушно  вскрыть,
поспешно занести результаты вскрытия в казенные бумаги и пустить то, что
некогда было Юрием, на ветер.
   Через трубу, разумеется.
   Глеб долго бегал по медицинским начальникам, то  и  дело  переходя  с
русского на английский и с английского, едва  коснувшись  арабского,  на
общепринятый - трехпалубный и пятизначный, пока его наконец не направили
по назначению - к Ошоту Хореновичу, местному потрошителю  и  утилизатору
отработанной плоти. Да и  направили  лишь  потому,  что  скулы  Донского
побледнели и вслед за этим сквозь оливковый загар проступил румянец.
   Кроме того, проситель был настораживающе прилично одет. В общем,  шут
его знает, что он за  птица,  и  как  бы  чего  не  случилось,  подумали
медицинские работники и открыли шлагбаум... - Когда-когда  он  поступил?
Так это целая вечность! - Ошот Хоренович был раздражен.
   - К вам еще  приезжала  мать  покойного,  -  ответил  Глеб,  стараясь
держать себя в руках.
   - Ну и что? Разве всех упомнишь?!  За  это  время  их  здесь  столько
перебывало! Гора покойников! Тут пока потрошишь  очередного,  предыдущий
уже из головы выскочил. Сам понимаешь: работа с  бездушным  человеческим
материалом.
   Еще полчаса, мучая друг друга, они разбирали бумаги. А  нужная  среди
них все не находилась.
   - Но так не бывает! - возмущался Глеб. - Где документ?
   - Как не бывает?! - возмутился прозектор. -  Еще  как  бывает!  Везде
бардак.
   А в морге, по-твоему, порядок? Отстань от меня: нет  человека  -  нет
бумаги.
   Слушай, что тебе еще надо? Прах? Я тебе его устрою!
   Прозектор некоторое время сквозь зубы по-армянски материл посетителя,
а посетитель  едва  сдерживался,  чтобы  не  съездить  Ошота  Хореновича
кулаком по затылку.
   В конце концов  Донской  понял,  что  искать  правду  бесполезно,  и,
хлопнув дверью, вышел в коридор. Вышел...  и  столкнулся  с  приземистым
парнем в грязноватом белом халате и плутоватыми бегающими глазами.
   Парень, кажется, поджидал его здесь.
 
Глава 6 
 
   Косые очень рассчитывали на вертолеты. Им нужен  был  хотя  бы  один,
чтобы подняться в воздух и прихватить в тундре товарищей. В этом  случае
успех побегу был гарантирован. Причем плененный летчик не только  поднял
бы их в воздух, но и помог вывести из строя вторую вертушку.
   Достать летчика не удалось.
   Во время  разгадывания  кроссворда  тот  услышал  какую-то  возню  на
площадке и, с хрустом потянувшись, выглянул в окно. Выглянул  и  увидел,
как охранник метрах в тридцати от него тяжело рухнул навзничь.  Рядом  с
охранником летчик разглядел чей-то силуэт.
   - Косой! - удивленно прошептал он и бросился к столу.
   Выхватив из ящика пистолет, летчик погасил свет. Теперь он  прекрасно
видел бетонную площадку и бегущие к его домику фигуры.
   Раздался стук в дверь. Летчик не ответил. Через несколько секунд стук
повторился.
   - Только суньтесь, жукоеды, - прохрипел летчик, - башки поотрываю!
   Воздушный вариант побега сорвался. Конечно, можно было убить летчика.
Но беглецы не хотели преждевременно поднимать шум.
   Теперь нужно было уничтожить вертолеты.
   Заложив под брюхо каждой из  вертушек  по  связке  взрывчатки,  косые
подожгли бикфордовы  шнуры...  В  эту  же  минуту  от  гаража  раздалось
натужное рычание тяжелой техники, и в сторону западной окраины  Промзоны
- как раз туда, где находились вышки, - двинулись ГТТ.
   Охранники на вышках очнулись от сна.
   Испуганно протирая глаза, они увидели быстро перемещающиеся по  земле
фигурки людей. Нет, это были не свои, "пятнистые", это были чужие.
   "Никак  косые  бегут?!"  -  весело  подумали  вертухаи  на  вышках  и
направили дула пулеметов на тягачи.
   После этого они связались с дежурным по Объекту и доложили ситуацию.
   Вертухаи были  спокойны.  Никакая  техника  не  могла  подобраться  к
вышкам, обнесенным по  периметру  глубокими  рвами.  Однако  стрелки  не
знали, что там, внизу, у оснований опор  вышек  уже  суетятся  маленькие
ловкие рабы... Вслед за тягачами, на расстоянии примерно ста метров, шел
"Урал".
   Наперерез им бежали косые, разматывая  катушки  со  стальным  тросом.
Тягачи на мгновение остановились, чтобы  принять  беглецов,  и  полетели
прямо на колючку, отчаянно подпрыгивая на кочках.
   У вертухаев разбегались глаза: они не знали, с кого начать...  В  это
время дежурный по Объекту будил свою гвардию. Растолкав сонных людей, он
уже через несколько минут сидел в машине, мчащейся по  бетонке  к  месту
побега. С ним было девять автоматчиков, разместившихся в  двух  УАЗах...
***
 
   Тягачи косых шли параллельно, точно в створ между вышками.  Сзади  их
догонял "Урал". Вертухаи,  вжимая  щеки  в  теплые  приклады  пулеметов,
злорадно улыбались. Ждать больше не имело  смысла.  Косые  были  как  на
ладони.
   Первые пули легли перед тягачами, подняв брызги сланца. Однако больше
одной очереди выпустить вертухаям не удалось.
   Стальные  тросы,  волочившиеся  по  мху  вслед  за  тягачами,   вдруг
натянулись струнами, и деревянные опоры  обеих  вышек  подломились,  как
тростник.
   Одного   стрелка   выбросило   из-за   пулемета,   и    он,    сделав
головокружительный кульбит, упал  в  упругий  мох,  подпрыгнув,  как  на
матрасе. Второй, не выпуская из рук пулемета, вместе с вышкой  рухнул  в
ров, подняв фонтан застойной воды.
   Вездеходы, как нож в масло, вошли в заградительные  ряды  колючки  и,
окутавшись  зелеными  искрами  стекающего   по   железу   электричества,
разорвали их. В образовавшуюся брешь  проскочил  "Урал"  и  притормозил,
поджидая бегущих от вертолетной  площадки  товарищей.  Оглядываясь,  они
ждали взрывов.
   И один взрыв все-таки прозвучал... ***
 
   Как только косые  покинули  площадку,  из  домика  проворно  выскочил
летчик. Он видел, что под бензобаком ближайшей вертушки тлеет огонек.
   Летчик был отважным человеком. Кроме того, он не желал  остаться  без
вертолетов,  а  значит,  без  работы,  которая  приносила  ему   хорошие
деньги... Загасив шнур под ближайшей вертушкой, он  увидел,  что  и  под
второй машиной искрит. В несколько прыжков преодолев расстояние до  нее,
летчик рванул из-под бензобака уже готовую взорваться увесистую связку и
отшвырнул ее. Через мгновение связка превратилась  в  шар  огня,  бросив
летчика на бетон... ***
 
   УАЗы с погоней проскочили через провал в колючей проволоке и полетели
в тундру. Бойцы видели, что догоняют беглый "Урал". Еще десять минут - и
они расстреляют его  со  всем  содержимым.  О  тягачах  погоня  пока  не
помышляла: в условиях заболоченной тундры, изрытой множеством  ручьев  и
речек, за ними могли сейчас угнаться только летуны на своих машинах.
   "Урал" был отлично виден на фоне серого неба. Впереди него  вездеходы
черными утюгами вдавливали нежную  зелень  в  грязь.  Их  скорость  была
невелика.
   - Сдулись ребята! - крикнул кто-то из охранников,  видя,  что  "Урал"
еле ползет.
   - А может, решили с нами в Зарницу поиграть! -  весело  кричал  своим
бойцам дежурный по Объекту. - Только мы  играть  не  будем:  для  начала
долбанем их из подствольника!
   - А не жалко технику? - спросил один из "пятнистых".
   - Да чего ее жалеть?  Она  не  из  нашего  департамента!  -  хохотнул
дежурный.
   УАЗы скатились в ручей. По плотному каменистому дну они скоро  должны
были догнать беглецов.
   - Обойдем их с фланга и ударим в лоб! - веселился дежурный.  -  Чтобы
звезды из глаз!
   В этот момент бойцов бросило вперед.
   Это водитель головного УАЗа ударил  по  тормозам:  в  лобовое  стекло
летел какой-то предмет. Водитель только и успел,  что  заслонить  голову
руками. И тут же раздался взрыв. Горячая волна, как игрушку, перевернула
УАЗ, выбросив из окон стеклянную  крошку,  тлеющие  сигареты  и  шапочки
бойцов.
   Из этого автомобиля уже никто не вышел.
   Второму УАЗу повезло больше. Его бросило  на  бок,  и  из  всех  окон
машины уже через несколько  секунд  раздались  беспорядочные  автоматные
очереди. Контуженные бойцы не видели врага и стреляли от  страха.  Потом
они стали выползать из машины - оглушенные, с оцарапанными битым стеклом
лицами.
   "Урал" и тягачи тем временем поджидали своих товарищей, избавивших их
от погони. Те бежали по черной тундре, неся  АКМы  и  сумки  с  рожками,
добытые в первом УАЗе.
   Полдела было сделано. Теперь беглецам предстояло подальше  оторваться
от Объекта, Оторваться и затеряться  в  бескрайних  северных  просторах.
Казалось, это будет совсем не трудно. Ведь они дышали воздухом свободы!
   В кабине "Урала" сидели Пак и Ким.
   Их сильно беспокоила судьба вертушек. Они слышали только один  взрыв.
А что, если те все же поднимутся в воздух?!
   "Урал" остановился.
   Из  кабины  выскочил  Ким  и  подал  рукой  знак  вездеходам.  Тягачи
развернулись и поползли к "Уралу".
   - Кто со мной? - спросил  он  притихших  товарищей.  -  Только  назад
дороги уже не будет...  Пак  и  Ким  разделились.  Ким  вместе  с  пятью
добровольцами оставались прикрывать отход "Урала",  в  котором  Пак  вез
остальных к свободе. В любую минуту в воздух могла подняться вертушка, и
тогда никому не удалось бы спастись.
   На смерть эти шестеро во  главе  с  Кимом  шли  совершенно  спокойно.
Камикадзе устраивала эта арифметика: пусть лучше шестеро, чем все.
 
Глава 7 
 
   - Можно тебя?
   Перед Глебом стоял приземистый парень  с  липким  небритым  лицом.  В
глазах парня гулял сквозняк, и его расширенные зрачки безвольно  плавали
в маслянистой голубизне, ища тихую пристань.
   - Меня? - Глеб невольно отшатнулся от парня.
   - Подь сюда. О братане своем хочешь узнать?  Так  сказать,  последние
детали?
   - Да, хотелось бы найти свидетеля  того,  как  Юрия  Сергеевича...  -
начал Глеб.
   - Я - свидетель.
   - А вы уверены, что... - Это ведь тот, которого киданули с моста?
   - Почему киданули? В милиции сказали - несчастный случай!
   Глеб с интересом смотрел на парня, от которого шел нестерпимый дух.
   - Ты что, ментам веришь? -  усмехнулся  парень  и  протянул  руку.  -
Платон!
   Перевожу жмуров на ту сторону Стикса.
   - А я - Глеб. Значит, лодочником служишь?
   - Ага, Хароном. В общем, могу тебе  помочь,  -  приглушенно  захрипел
Харон Стиксович, озираясь по сторонам, - рассказать, как все  было...  Я
ведь  принимал  жмура  этого,  то  есть,  прости,  твоего  братана.   Но
информация стоит денег, правда? - Платон приблизил свое помятое  лицо  к
Донскому и улыбнулся. - Выручай.
   Умираю, а Ошот, гнида, "шило" зажал. Притесняет ветерана.  Какая  ему
разница, сопьюсь я или от инфаркта копыта откину?! Верно?  Двести  грамм
требуется, не меньше. Выделишь сумму?
   Нагловато улыбаясь, Платон смотрел на Глеба. В конце концов,  подумал
Глеб, информация обойдется всего в одну бутылку водки в обществе алкаша.
   - А почему шепотом?
   - Потому что здесь эта тема не популярна.
   - Какая тема?
   - Пойдем отсюда. На точке расскажу. Они  вышли  на  улицу.  Собирался
дождь.
   - В такую погоду хорошо повеситься! -  ухмыльнулся  Платон  и  скосил
глаз на Глеба. - Как думаешь?
   Глеб пожал плечами.
   Лодочник  был  мрачен  и  целеустремлен.  Изредка  бросая  взгляд  на
попутчика, он стремительно вел его к точке,  боясь  откинуть  копыта  по
дороге. В рюмочной, куда они  спустились,  царил  полумрак  и  смесь  из
табачного дыма  с  водочным  выхлопом.  Стоявшие  у  столиков  сумрачные
посетители обернулись.
   - Платоша! - крикнул беззубый старик. - Ты еще живой? Рад!  -  Старик
противно засмеялся в сморщенную ладонь. - А как там твои жмурики?
   Платон махнул рукой старику и направился к стойке.
   - Стакан беленькой мне и рюмку коньяка этому господину, - бросил  он,
нервно улыбаясь, бармену.
   - Закусывать будете? - спросил бармен, глядя на Платона.
   - Обойдемся, - сказал Платон. - Рюмку коньяка, я не ошибся? - спросил
он Глеба, уже сжимая дрожащей рукой стакан.
   - Не ошибся... - Я ведь, парень, ветеран прозекторского дела. Немного
только не дотянул до медали "За доблестный труд", -  начал  с  небрежной
улыбкой Платон, лицо которого после  выпитого  залпом  стакана  посетила
блаженная улыбка. - Молод еще, выслуги лет не добрал, да  и  перестройка
нагрянула. Знаешь, как я начинал? Это  история.  Учился  в  механическом
институте. Готовился стать инженером! Идиот! - Платон коротко  хохотнул.
- Меня прямо из  армии  по  совокупности  заслуг  приняли,  невзирая  на
провалы  в  образовании.  Стипендию  я  не  получал,  а  портвейн,   сам
понимаешь, денег стоит. Я ведь уже  тогда  не  мог  без  портвейна.  Где
заработать?
   Пометался в поисках деньжат. Но везде - "облико морале" и чтоб  ни  в
одном глазу. А у меня с утра обычно глаза залиты - для бодрости. Так что
начальники нос от меня воротят. Оказалось, что только на разгрузке  угля
и в морге - пожалуйста! Уголь мое здоровье едва не сломал.  Попытался  я
было апельсины выгружать, но все места такими, как я, умными заняты: нос
мне сломали... Пошел я, холодея всеми членами, в морг сдаваться.  Думаю,
будь что будет. Хорошо еще со мной полбутылки было - для страховки, если
сразу работой покойницкой завалят.
   Санитар  им  понадобился:  для  ухода  за  жмурами.  У  самых  дверей
заведения выпил я из горла что было и вошел. Там уже один такой, как  я,
сидит, помощника дожидается. Черепом  назвался.  Тоже  студент,  правда,
медик: академку взял, чтобы к материалу, к жмурам  то  есть,  потихоньку
привыкнуть. "Не могу я, - говорит, - на практические занятия в  институт
всякий раз вдрабадан пьяным заявляться!
   Отчислят меня. А ведь у меня призвание. Человечество  спасать  желаю.
Люди в белых халатах. Слышал?"
   Платон перевел взгляд на свой пустой  стакан,  а  потом  выжидательно
посмотрел на Глеба, хитро улыбаясь. Донской вытащил банкноту.
   Уже через пятнадцать секунд Платон вновь стоял  у  столика  с  полным
стаканом и благодарно улыбался Глебу.
   - Стали с  Черепом  на  пару  работать,  -  продолжал  он,  опрокинув
полстакана в утробу  и  прослезившись  от  удовольствия.  -  Череп  меня
научил: перед заходом по сто грамм шила внутрь, потом пять минут пауза и
-  вперед,  то  есть  вниз  -  к  человеческому  материалу.  А  внизу  -
паноптикум. Ладно бы просто на жмуров смотреть! А то ведь их еще мыть да
обряжать требуется. Поначалу приноровились из-за угла их поливать. Шланг
у нас имелся. Рядом-то стоять жутковато, а  из-за  утла  терпимо.  Когда
смочишь их - не такие  страшные  делаются.  Вошли  в  ритм,  привыкли  к
рабочему месту. Но страх начался тогда, когда обряжать жмуров стали!
   Ты когда-нибудь одевал покойников?  Нет?  Много  потерял!  Иной  весь
скрюченный,  закоченел  -  не  разогнешь.  Как  в  гроб  положишь?  Надо
разгибать: ну  там,  кое-где  подрезать,  это  понятно,  это  мы  быстро
освоили. Но попадаются и несгибаемые, не люди -  гвозди!  В  общем,  наш
народ, принципиальный. Ну вот, уже неделю работаем.
   Вроде ничего. Среди покойников своими стали. Чувствуем себя как  рыбы
в воде: и бутылочку на двоих разлить можем в их присутствии, и хлебцем с
салом закусить тут же, и все нам нипочем вроде... А тут попался нам один
несгибаемый. Череп за него взялся. "Погоди, - говорит, - я к нему научно
по