бко улыбнулся.
   - А ты, выходит,  ничего  не  знаешь?  -  усмехнулся  Папа,  взял  из
пепельницы обгорелую спичку и, расщепив, стал ковырять ею в зубах.
   - Меня он не посвящал... Хранилищем занимались его  телохранители.  Я
ничего не знаю.
   - Не посвящал, не знаю... Верю! Но тогда, выходит, жить тебе незачем!
-  философски  изрек  Папа  и,  выплюнув  спичку  на  ковер,   застрелил
начальника личной охраны.
   Теперь обратного пути у Папы не было.
   Пожалуй, и с Блюмом церемониться теперь не имело смысла.  Важно  было
открыть хранилище и... И все же  Папа  желал,  чтобы  именно  террористы
ворвались к Илье Борисовичу  первыми.  Важен  был  сам  факт  вторжения,
зафиксированный  на  пленку  камерой  наблюдения!  А  потом  можно  было
предъявлять обывателям труп хозяина, якобы убитого террористами. Папа не
хотел брать власть как кровавый диктатор. Он предпочитал демократический
путь: пусть обыватели сами принесут ему эту власть на  подносе...  Банда
Папы  кавалерийским  наскоком  овладела   наиболее   важными   объектами
Жемчужины. Зато на третьем этаже, где разместился Илья Борисович, стояла
мертвая тишина, обеспечиваемая отличной звукоизоляцией стен,  потолка  и
пола.
   Блюм любил тишину и недолюбливал людей в камуфляжной  форме.  Ему  не
нравились их грубость, звериные повадки и громкий смех. Поэтому вход  им
сюда был воспрещен.
   На  этом  островке  тишины   Илья   Борисович   терпел   лишь   своих
телохранителей.
   Вышколенные и незаметные, как японские  жены,  они  были  как  немые:
никто не слышал от них ни слова.
   Жили  телохранители  в  смежных  с  апартаментами  Блюма  комнатах  и
появлялись на людях тогда, когда Илья Борисович "выходил в народ".  Блюм
любил пообщаться с народом,  но  делал  это  всегда  в  окружении  своих
широкоплечих ребят, вечно жующих резинку и смотрящих на окружающих,  как
на мебель... - Блокируйте апартаменты! Можно пострелять для  устрашения.
Блюма не трогать. Сначала мне нужны ключи от хранилища и номера счетов в
банках! Все, иду к вам!
   Папа выключил рацию, вышел из диспетчерской и не спеша  направился  к
апартаментам. По тактическим соображениям ему не хотелось появляться там
прежде, чем его ребята закончат обрабатывать  Блюма.  Пусть  потом  Блюм
приползет к нему на брюхе, прося защиты... Папа взглянул на  часы.  Была
половина десятого.
 
*** 
 
   Дверь в квартиру Блюма оказалась не запертой  на  замок,  и  охранник
влетел в комнату, с размаху грохнувшись на пол.
   - Кто посмел! - раздался визгливый голос из-за двери.
   Вслед за охранником в комнату проскочил подполковник с  пистолетом  в
руках.
   Он искал глазами маленького  круглого  человечка  с  живыми  глазами.
Таким описывали ему Блюма. Но маленького и кругленького хозяина он так и
не нашел - его взгляд уперся в дуло автомата. Автомат  не  выстрелил,  и
Борис Алексеевич искренне удивился. Подняв глаза, подполковник увидел...
Бармина. Тот опустил АКМ и усмехнулся.
   - Зачем же  двери  ломать!  -  услышал  подполковник  голос  Блюма  и
обернулся: за письменным столом на полу сидел  Эдик  и  говорил  голосом
хозяина.
   - А где... Блюм? - спросил Борис Алексеевич.
   - Я за него! - ответил чревовещатель и вылез из-за стола,  пялясь  на
Томилина - новое лицо в их компании. Потом он обратился  к  сидящему  на
полу охраннику:
   - Ну что, бо-бо головушка?
   Бармин тронул за плечо Томилина. Тот обернулся и вскинул брови.
   - Гена?! Значит, тебе не удалось вырваться отсюда!
   - Почти удалось! - Бармин вздохнул. - Был уже на Материке, да  только
этот слиток чуть меня не угробил. Такая охота за ним началась!
   - Значит, Слава Яковчук напрасно погиб. Это рентгенщик, мы с ним  эту
комбинацию с похищением вместе разрабатывали. Взяли сразу два слитка!
   Рассчитывали, что хотя бы один попадет на Материк.  Корейцы  помогли.
Без их помощи у нас бы не  получилось...  Внезапно  из  смежной  комнаты
выскочил толстяк и, захлебываясь от волнения, запричитал:
   - Сюда! Скорей! Я же говорил! - Андрей Андреевич чуть ли не  рвал  на
себе волосы. - Мы погибли!
   Все бросились за толстяком. На столах  была  развернута  радиостудия.
Тут же стоял  компьютер  Блюма.  Он  был  включен.  Именно  отсюда  Илья
Борисович  выступал  перед  населением  Объекта.  Толстяк  подскочил   к
бобинному магнитофону, рядом с которым  были  установлены  микрофоны,  и
нажал клавишу.
   После непродолжительного  шипения  раздался  тревожный  голос  Блюма:
"Сейчас двадцать два десять. Мне трудно говорить... - Он  закашлялся.  -
Дым проник уже сюда, в аппаратную Жемчужины, и ест глаза.  На  первом  и
втором этажах бушует пламя. Я и те, кто здесь со мной,  отрезаны  огнем.
Из соседних помещений доносится треск горящих панелей. Обращаюсь к  тем,
кто еще слышит меня. Коллеги, товарищи, братья! Только что нас  постигло
страшное несчастье. Произошло то, чего все  мы  не  могли  ожидать.  Наш
любимый город на краю гибели. Горят здания, гибнут люди - наши товарищи.
Только что мне сообщили, что пылают жилые кварталы, горят нефтехранилище
и ТЭЦ, взрываются цеха комбината. Уничтожена  радиостанция!  Смертельная
опасность нависла над всеми нами, еще живыми. Чей-то злой гений  задумал
погубить нас! Но я верю, что еще не все кончено. Держитесь, братья! Рано
или поздно помощь придет к нам, и мы  вырвемся  из  этого  ада.  Мы  еще
восстанем, как Феникс из пепла... "
   Андрей Андреевич выключил магнитофон и  посмотрел  на  собравшихся  в
комнате людей.
   Все невольно глянули на часы. Было без двадцати десять.
   - Ну и что? - спросил Бармин.
   - Погодите, сейчас двадцать один сорок. Значит,  через  полчаса...  -
Или раньше, - пробурчал Богданов.
   Все молча перевели взгляд на Андрея  Андреевича,  который,  припав  к
стене, держался за сердце.
   - Я вас предупреждал, - прошептал он.
   - А кто же должен был включить магнитофон? - спросил Артист.
   - Компьютер, - ответил Томилин. - Он включал и выключал магнитофонную
запись точно по часам. Любимая зверюга Блюма.
   - Стойте! - закричал вдруг Кротов. -  Выходит,  что  Блюм...  В  этот
момент за их спинами раздался оглушительный свист, и кто-то закричал:
   - Всем на пол! Руки на голову! Лежать, падлы!
   Ворвавшиеся в комнату люди Папы принялись, отчаянно работая  кулаками
и прикладами, разоружать террористов. Пятнистым никто не  сопротивлялся.
Один из них хотел ткнуть прикладом в лоб толстяка, но узнал его:
   - Тебя же убили, Андрей Андреевич?
   Охранник имел в виду трупы консерваторов, обнаруженные на пустыре.
   В этот момент в комнату вразвалку вошел ухмыляющийся начальник Службы
безопасности. Порыскав глазами вокруг, он вскинул брови и спросил:
   - А где Блюм?
   - Нету, - сказал кто-то из пятнистых.
   - Как нет? - Папа побагровел. - Он ведь только что вещал! Ищите  его!
Мне нужны ключи от хранилища.
   - Ребята были во всех помещениях. Сейчас пошли по второму  кругу.  Ни
его, ни бабы его, ни телохранителей. Никого нет!
   - Пусть ищут! Как только найдут, доложить мне!
   - Ильи Борисовича здесь  нет!  А  мы,  мы  сейчас  взорвемся!  Я  сам
минировал Жемчужину по его заданию, но я  не  знал...  -  заблеял  вдруг
Андрей Андреевич,  умоляюще  глядя  на  Папу.  -  Все  свои  сегодняшние
обращения он записал на пленку!
   Вот послушайте последнее!
   Толстяк вдруг оттолкнул плечом пятнистого и подбежал к магнитофону.
   Пятнистый  хотел  было  схватить  его  за  шиворот,  но  Папа  жестом
остановил бойца.
   Андрей Андреевич дрожащими руками щелкнул клавишу обратной перемотки,
потом включил запись.
   Все находящиеся в комнате в гробовой тишине прослушали рыдания Блюма.
Папа оказался сообразительней своих подчиненных.
   - У нас есть еще минут двадцать - двадцать пять... Ты, -  Папа  ткнул
пальцем  в  охранника  в  тапочках,  который  лежал  на  полу  вместе  с
террористами, - проводишь нас к радиостанции. Там должна быть  дверь  на
лестницу!
   - Да, но у меня  нет  ключей!  -  захлопал  глазами  охранник,  встав
навытяжку перед Папой.
   - Двое остаются здесь. Остальные за мной! - крикнул он своим бойцам и
вышел из комнаты.
   Бойцы выбежали следом, не понимая, что надумал Папа.
   В комнате осталось двое пятнистых. Один спросил другого:
   - Куда это Папа?
   - Ясно куда, - усмехнулся второй. - За слитками!
   - Слитков там нет, ребята! - подал голос Кротов.  Он  поднял  голову,
потом осторожно сел на пол, положив руки на колени.
   Пятнистые не возражали против  такой  вольности  главного  дружинника
Поселка.
   - А где ж они, Витя? - спросил один из пятнистых.
   - У Блюма. А Блюм давно в тундре. Я ехал к нему, когда меня эти парни
заарканили... Слушайте, Объект заминирован.
   - Для начала надо бы связаться с Папой, - неуверенно  начал  один  из
пятнистых и вытащил из кармана портативную рацию.
   - Надо драпать отсюда, а не связываться с Папой, козлы!  -  прохрипел
Витек, сузив глаза.
   Пятнистые переглянулись. Один из них  передернул  затвор  автомата  и
направил дуло  на  террористов.  Прежде  чем  бежать  отсюда,  он  хотел
уничтожить всех лежащих на полу. Правда, Папа на этот  счет  не  отдавал
никакого приказа. Но какие могут быть приказы, когда вот-вот все  рухнет
в тартарары?! Тащить же этих парней за собой  или  оставлять  их  здесь,
рискуя получить вдогонку пулю, было неразумно. И  еще:  среди  них  были
Витя Кротов, Томилин из лаборатории и толстяк Андрей Андреевич, которых,
по-видимому,  взяли  в  заложники.  Что  касается  Вити,  то   пятнистый
прекрасно  знал,  что  Папа  искал  удобный  случай,  чтобы  прихлопнуть
начальника дружины Поселка. На Томилина  ему  было  наплевать...  А  вот
Андрей Андреевич, прославившийся своим хлебосольством, был  ему  люб.  И
потом,  именно  он  минировал  Объект,  и,  значит...  Второй  боец,  не
дожидаясь  кровавой  развязки,  выскочил  из  комнаты:  его   сапоги   в
убыстряющемся темпе затопали по коридору.
   - Андрей Андреич, выходи! - сказал пятнистый и посторонился.
   - Дура, и ты беги! Ведь рванет же! - заорал пятнистому Кротов,  видя,
что тот направил на них дуло автомата.
   - Не бойся, Витя, успею! - Пятнистый прицелился... и вдруг упал лицом
вниз, придавленный сверху обнявшим его  толстяком.  Андрей  Андреевич  с
разбега толкнул бойца руками в спину и  придавил  своими  ста  двадцатью
килограммами.
   Первым к толстяку,  сжимающему  трепыхающегося  пятнистого,  подоспел
Кротов.
   Ударом ноги в голову он успокоил бойца. Тут  же  подошли  Богданов  и
Борис Алексеевич. Они помогли подняться застенчиво  улыбающемуся  Андрею
Андреевичу.
   Кротов вынул автомат из рук пятнистого и направился к выходу.
   - Погодите, Кротов! - остановил  его  подполковник.  -  Вы,  кажется,
собирались ехать к Блюму?
   Витек молча смотрел на подполковника. Он понял этого человека.
   - Поехали! - сказал он коротко.
   - Стойте! - зазвучал голос Богданова. - Сначала нужно  вывести  людей
из домов. Сколько сейчас времени?
   Подполковник посмотрел на майора, потом на часы.
   - Без десяти десять! Действуйте, Богданов. А мы займемся Блюмом!
   Богданов бросился к пульту. У него еще было время, чтобы предупредить
жителей Объекта.
   Борис Алексеевич собирался уже выйти из комнаты, но  тут  его  взгляд
остановился на руках начальника дружины Поселка.
   - Кротов, оставьте им АКМ.
   - А я как же? - удивился Кротов.
   - Ну, мы-то с вами добудем себе, - усмехнулся подполковник.
   Витек положил автомат на пол и вышел из комнаты.  Подполковник  вышел
следом.
   - Вы знаете, что представляют собой эти слитки?  -  Борис  Алексеевич
шел с Кротовым по коридору, контролируя передвижение минутной стрелки на
ручных часах.
   - Золотые кирпичики! - усмехнулся Кротов.
   - Вот и хорошо. Вы мне подходите. Остальные были бы  нам  в  тягость.
Место, где сейчас находится Блюм, как я понимаю, вам известно?
   - Ну?
   - Надеюсь, слитки он взял с собой. В потасовки не ввязываемся.  Время
дорого! - Подполковник был деловит.
   Кротов  весело  смотрел  на  него.  Ему  нравился  этот  нахрапистый,
уверенный в себе мужик с железной волей победителя.
   Они до конца поняли друг друга. Между ними было так много общего, что
их вполне можно было считать братьями.
   - Кстати, Блюм говорил, что я ему нужен на случай, если  не  прилетит
вертолет. Как бы нам не опоздать! - сказал Витек, когда они выскочили на
улицу, позаимствовав пару стволов у мертвых охранников.
 
*** 
 
   Аптекарь бодро шагал впереди, то и дело  оборачиваясь  на  блюмовских
мальчиков и по-хозяйски покрикивая на них. Молодые  люди  помогали  идти
Донскому.
   Нельзя сказать, чтобы эта прогулка под пронизывающим ветром была  так
уж приятна. Молодые люди кутались в шарфы и, чертыхаясь,  прятали  лица.
Человек, которого они вели под руки,  слабо  держался  на  ногах,  и  им
приходилось напрягаться, особенно на подъемах. Аптекарь не говорил, куда
и зачем они идут.
   Он лишь сообщил им, что это приказ Блюма.
   Зная крутой нрав  Аптекаря,  мальчики  помалкивали  и  выполняли  его
распоряжения. Когда Блюма не было  рядом,  они  становились  робки,  как
овечки.
   Аптекарь вел их не по тракту,  а  каким-то  странным  маршрутом.  Они
удалялись от Объекта в сторону крутой гряды черных сопок, где не было ни
рек, ни долин - сплошной голый камень. Молодые люди впервые за последние
полгода вышли за  пределы  Объекта,  и  открывшийся  перед  ними  лунный
ландшафт не вызывал у них восторга. Они были  в  легком  столбняке,  как
оранжерейные растения, которых вдруг  вынесли  на  мороз.  Черные  сопки
рождали  в  них  чувство  тревоги,  а  звенящий   космос   давил   своей
беспредельностью.
   Когда впереди показался автомобиль, патрулировавший дальние  подъезды
к Объекту, Аптекарь приказал всем лечь, и они не поднимались с земли  до
тех пор, пока автомобиль не исчез в распадке.
   Наконец они подошли к зимовью.
   По крышу врытая в сланец избушка из прогнившего  плавника  цедила  из
черной трубы тонкую струйку дыма.  Навстречу  им  вышел  Илья  Борисович
Блюм, одетый в арктический костюм и унты, с волчьей  шапкой  на  голове.
Следом выскочили двое квадратных парней  и  остановились  неподалеку  от
Блюма.
   - Я до сих пор не могу связаться с Вероникой!  -  взволнованно  начал
он.
   - Неужели нельзя было сразу взять ее с собой?! - усмехнулся Аптекарь.
- Кто же бабу спрашивает? Сунул  ее  в  мешок  -  и  айда!  К  чему  эти
церемонии?!
   - У тебя все просто! - огрызнулся Блюм. - Я ее уже сутки не видел.  У
себя не ночевала... Полдня пытаюсь дозвониться до нее.
   - А если она где-то в канаве отлеживается?
   - Ты что себе позволяешь?! - сверкнул глазами Блюм.
   - А что я себе позволяю? Она меня достала!  Вчера  утром  наехала  на
меня, когда я зашел к Донскому сделать инъекцию.  Доза  ей,  видите  ли,
срочно понадобилась! Я, как вы и  просили,  отказал.  Так  она  истерику
закатила.  Шприц  у  меня  выхватила,  чемоданчик   опрокинула.   Совсем
взбесилась... Пришлось ей приготовить шприц.  Не  беспокойтесь,  дозу  я
вдвое уменьшил!
   - Но ему ты сделал укол?
   - Сами смотрите!
   Аптекарь подошел к Донскому и пощелкал пальцами у него перед носом.
   Донской, в пуховике и с нелепой меховой шапкой на голове,  растерянно
улыбнулся.
   - М-да... - промычал Илья Борисович. - Что с человеком  можно  химией
сделать!
   - Кого заказывали, того и получили! - ухмыльнулся Аптекарь. -  Теперь
ловите на этого живца свою рыбку!
   Блюм болезненно сморщился. Именно Донской должен был сыграть  главную
роль в пьесе Ильи Борисовича: выйти на связь с Вероникой и выманить ее в
тундру.
   Илья Борисович поддерживал  связь  с  пятью  своими  телохранителями,
которые теперь по всему Объекту искали  Веронику  Николаевну.  Остальные
пятеро находились тут, в избушке... - Вот и Кротов еще не  подъехал.  Не
понимаю, что там могло случиться? - нервничал Илья Борисович.
   Ему был нужен транспорт, если не прилетит вертолет с "Ромашки". Блюму
удалось убедить  всех,  что  разбившийся  в  шестидесяти  километрах  от
Объекта вертолет и был той самой машиной, которую он посылал с подарками
на "Ромашку".
   Так что крушение военного вертолета с  террористами  оказалось  очень
кстати.
   Начальника с "Ромашки" следовало  хорошенько  отблагодарить,  и  Илья
Борисович послал ему богатые подарки. Этот вертолет должен был прилететь
в условленное время и взять Блюма с людьми и грузом  на  борт.  Но  если
вертолет не прилетит, тогда сгодится транспорт Вити. Кротов был  человек
посторонний, с ним было легко договориться.
   Телохранители Блюма поддерживали  постоянную  связь  с  коллегами  на
Объекте.
   Час икс неумолимо приближался, а они до сих  пор  не  могли  отыскать
женщину... ***
 
   Объект пылал, как новогодняя елка в квартире  алкоголика  под  Старый
новый год. Те, кто успел выскочить из зданий, прослушав весьма  странное
сообщение по радио какого-то майора,  стали  свидетелями  фантастических
взрывов. Огненные султаны поднимались  над  землей  на  десятки  метров,
вихрем взметая ветхие строения. Масло в огонь добавили бочки с соляркой,
по дьявольской усмешке  судьбы  припасенные  в  подвалах  почти  каждого
жилого дома. Стоящим сейчас на улицах в одних подштанниках и  тапках  на
босу ногу людям вдруг вспомнилось, что именно  Блюм  обеспечил  желающих
соляркой.
   Светопреставление начиналось. Огненный  вихрь  носился  над  Буферной
зоной, пожирая все на своем пути. Большинство  из  тех,  кто  не  слушал
радио, сгорели заживо. Лишь немногие, задыхаясь от дыма, выскакивали  на
улицу и тут же валились в грязный снег.
   Но самое  страшное  творилось  сейчас  в  Промзоне.  Там  раздавались
оглушительные взрывы, падали гигантские  трубы,  железобетонные  корпуса
цехов  раскалывались  надвое,  как  севшие  днищем  на  рифы  дредноуты.
Огромные факелы вознеслись  над  нефтехранилищем.  Вот-вот  должны  были
взорваться остальные емкости, и тогда с возвышенности, на которой стояли
цистерны, по промерзшей земле в город должна была хлынуть огненная река.
Хлынуть и смести оставшихся в живых людей.
 
*** 
 
   Богданов, Томилин,  Бармин  и  Андрей  Андреевич  с  Эдиком  все  еще
находились в апартаментах Блюма.  Артист  то  и  дело  порывался  бежать
отсюда сломя голову. К  нему  тут  же  пристраивался  толстяк,  питавший
симпатию к этому истеричному, но все же родному  воину-освободителю.  Но
всякий раз на пути у них вырастал Бармин, хватал возмущенного Артиста за
шиворот и строго смотрел ему в глаза. Он понимал, что, как  только  Эдик
окажется один на один с действительностью,  он  тут  же  наделает  массу
глупостей и погубит себя.
   Чревовещатель успокаивался и, забившись в угол,  шипел  на  майора  и
своего беззубого подельника. Толстяк преданно стоял рядом. Эдик старался
не замечать его: срывать свое раздражение на Андрее  Андреевиче  теперь,
после того как он спас их, было как-то неудобно.
   В комнату вплывали струйки едкого дыма, который кусал глаза и  першил
в горле. Все было примерно так, как имитировал Илья  Борисович  в  своем
последнем выступлении.
   Майор все правильно рассчитал. Поскольку последнее выступление  Блюма
должно было прозвучать в десять минут одиннадцатого,  значит,  та  часть
здания, где находилась  аппаратная,  не  должна  была  к  этому  времени
разрушиться.
   Действительно, Жемчужина пока пострадала меньше остальных кварталов.
 
*** 
 
   Люди Папы вскрыли дверь в хранилище  и  возились  с  решеткой,  алчно
поглядывая  на  сложенные  у  стены  ящики.  Папа  торопил  их,   нервно
поглядывая на часы. До десяти оставалось еще пять минут. Когда его бойцы
наконец ворвались в хранилище, Папа,  все  это  время  стоявший  как  на
иголках у входа, заметил проводки, идущие от одного  ящика  к  кабелю  в
стене. Он тут же бросился прочь... Взрывная волна  подхватила  и,  легко
оторвав от пола, гулко впечатала его в стену где-то под самым  потолком.
Остальных заговорщиков взрыв разорвал в клочья. Взрыв имел  направленное