глядеть диверсанта. Так, обыкновенный привокзальный бомж.
   - Неужели и я... тоже под бок,  а,  ребята?  -  бомж,  глотая  слезы,
смотрел на машинистов.
   - Ты в руде прятался, верно? Только не ври!
   - А что?
   - А то, что тут шмон был: автоматчики на вертолетах свалились, состав
остановили! Если б тебя нашли, приняли б за диверсанта. Одного не пойму,
зачем ты в вагонетку полез? Не мог, что ли, с нами договориться  еще  на
станции, когда шла погрузка? Мы бы тебя, бичара, и так в кабину взяли...
Что, надоело на помойках пайку с собаками делить?
   - Да, решил к цивилизации перебраться!
 
Глава 37 
 
   Перевалив через гряду сопок, вертолет поплыл над тундрой.
   - Бог мой, что это?  -  прошептал  пассажир  в  милицейской  форме  и
надолго замолчал, прильнув лбом к иллюминатору.
   За черной грядой сопок открывалась широкая корытообразная равнина,  в
которой тяжело,  как  разлитая  ртуть,  лежал  город,  неожиданный,  как
обратная сторона Луны, и все же реальный, как Вавилон.
   Вертолет резко снизился и  летел  сейчас  над  улицами,  над  мощными
строениями  из  чугуна  и  серого  камня,   над   гигантскими   трубами,
отфыркивающимися густыми дымами и паром.
   Летчик специально вел  машину  прямо  над  городом,  чтобы  тот,  кто
смотрел теперь во все глаза на это  чудо,  потерял  чувство  реальности.
Летчику хотелось поразить  новичка  неслыханным  зрелищем  -  затерянным
среди мхов и лишайников рукотворным миром из стали и бетона.
 
*** 
 
   Вертолет сел на бетонные плиты небольшой вертолетной площадки.
   Майор  Богданов  не  выпал  из  реальности,  не  поддался  волшебству
"затерянного мира". Он лишь  убедился,  что  интуиция  его  не  подвела.
Богданов мрачно размышлял о будущем, верней, о том, что будущего у  него
теперь нет.
   Сколько эти люди дадут ему пожить?
   Час? День? Неделю?
   Побеседуют и поставят к стенке.
   Теперь ему было ясно все: и почему начальство так долго тянуло  с  их
отлетом в Заполярье, и зачем в самый последний момент им был придан этот
Борис Дудник.  Раз  московские  оперативники  настаивали  на  поездке  в
Заполярье, надо было им предоставить такую  возможность,  чтобы  отвести
всякие подозрения. Но без присмотра отпускать  их  было  нельзя.  Тут  и
появился сверхсекретный Дудник - борец с терроризмом. Он-то и должен был
убрать всех свидетелей. И Богданова с Ермаковым, и  террориста,  который
наверняка знал какую-то тайну.
   А  смерть  оперов  можно  было  свалить  на   террориста...   Высокие
московские чины были заинтересованы в том, чтобы мир ничего не  узнал  о
Поселке и Объекте.
   Но почему?!
   Теперь Богданов видел почему... Так что они с Ермаковым  были  еще  в
Москве приговорены, а здесь стали смертниками. Эх, лейтенант, лейтенант!
Очень уж ты верил в закон! Верил,  наверное,  потому,  что  был  слишком
молод. Но ведь ты не один год работал в органах, чтобы знать,  до  каких
кабинетов "меч карающий"  достает,  а  в  каких  делается  игрушкой  для
заточки карандашей.
   И все же этому парню казалось, что начальству всегда виднее.  Ермаков
до последнего момента не хотел видеть очевидное, не хотел верить  в  то,
что человек в милицейской форме может пойти против закона. Он ведь  даже
не сопротивлялся там, в УАЗе!
   Так думал Богданов, глядя из-под насупленных  бровей  на  вооруженных
людей  в  пятнистых  комбинезонах,  суетливо  бегающих  по   вертолетной
площадке. Он опять вспоминал тот трагический  момент  посреди  тундры...
***
 
   Когда Богданов вышел из УАЗа и, шепнув лейтенанту, чтобы тот  готовил
оружие, направился к сержанту, Ермаков ему не поверил. И  синие  наколки
на пальцах сержанта не вразумили Ермакова. Он даже не вытащил пистолет!
   - Ты что, сержант?! - сердито крикнул Богданов рыжему, делая вид, что
не понимает происходящего.
   Лицо его было сердито.
   Рыжий давно бы нажал на спусковой крючок, но в руках у майора не было
оружия. И  потом,  сержанту  хотелось  понять,  в  самом  ли  деле  этот
московский опер такой идиот, чтобы не чуять, что запахло жареным.
   - Каики тебе, сука ментовская!  -  тяжело  ворочая  языком,  просипел
сержант и усмехнулся.
   - Потрудитесь выбирать выражения, сержант! - грозно сказал  Богданов,
идя ему навстречу и словно не замечая в руках рыжего  автомат,  и  вдруг
рявкнул:
   - Как стоишь перед офицером, урка гнойная?! К параше захотелось?
   - Ах ты, мусор! - взвыл  сержант  и,  размахнувшись,  послал  автомат
прикладом в голову "мусора".
   Нет,  застрелить  майора  было  бы  слишком  просто.  Сержант   хотел
растоптать ненавистного опера.
   Богданов неожиданно резво присел, и рыжий, толкнув прикладом пустоту,
повалился на него.
   Обхватив сержанта по-борцовски за пояс, майор стремительно рванул его
на себя и провернулся с ним на сто восемьдесят градусов.
   Рядовой, до этого момента с  интересом  наблюдавший  за  сержантом  и
майором, вздрогнул и нажал на курок, влепив очередь... сержанту в спину.
   Лейтенант  Ермаков  открыл  рот  от  удивления.  Вместо  того   чтобы
выстрелить в рядового, он распахнул дверцу УАЗа, и рядовой,  только  что
расстрелявший своего товарища, в панике всадил Ермакову пару пуль в лоб.
   Рядовой со страху перестрелял бы всех  оставшихся  в  живых,  и  даже
старшего лейтенанта  Проню,  лежавшего  на  полу  УАЗа  лицом  вниз,  но
Богданов перехватил автомат у мертвого сержанта,  мешком  сползающего  в
мох, и открыл огонь. Рядового бросило на землю, и он открыл стрельбу  по
майору. Но Богданов, защищаясь мертвым  сержантом,  продолжал  стрелять.
Рядового не спас даже бронежилет.
   Богданова и теперь  мучил  вопрос:  мог  ли  он  опередить  рядового?
Выстрелить прежде, чем тот выстрелил  в  лейтенанта?  Нет,  Ермаков  был
обречен... Потом они  ехали  вместе  с  Проней.  Старший  лейтенант  без
остановки каялся, рассказывая Богданову о местных порядках и нравах.  Он
сообщил майору, что и сержант, и рядовой были  специально  командированы
Березой. Они должны были уничтожить  московских  гостей.  Предполагалось
все потом свалить на террориста.
   Дудник должен был лететь в Москву один.
   Богданов попросил  Проню  держаться  за  Березой.  Береза  гнался  за
террористом, а Богданову нужен был Донской.  Наверняка  он  знал  что-то
важное или был свидетелем чего-то тщательно скрываемого.
   Однажды на пути им попалась четверка вооруженных азиатов, бросившихся
бежать от УАЗа. Майор  приказал  Проне  догнать  их,  но  те  обстреляли
машину.
   Перепуганный Проня рассказал Богданову, кто это  такие.  Богданов  не
удивился, узнав, что это - "косые",  "беглое  мясо".  Старший  лейтенант
рассказал, что косые должны  были  с  ножами  в  руках  добывать  головы
беглецов, а в конце охоты им самим предстояло стать дичью.
   УАЗ продолжил преследование джипов Березы. А  Проня  все  рассказывал
майору о Поселке, о Березе, о зомби. Постепенно  у  Богданова  сложилась
довольно  стройная  картина:  в  Поселке   существовал   военный   режим
начальника дружины Березы, который охранял дальние подступы  к  Объекту.
Жители поселка поголовно работали  на  Березу.  Все  несогласные  с  ним
бесследно пропадали. Прилететь сюда было еще как-то можно, но  обратного
пути отсюда не было.
   Если дальние  подступы  так  охранялись,  то  что  говорить  о  самом
Объекте?
   Что производилось здесь?
   Обогащенный уран? Оружейный плутоний? Что?
   Итак, возвращаться в Поселок было нельзя. И Богданов решил уходить  в
тундру. Проня вызвался бежать вместе с ним на Материк.
   Старший лейтенант был искренен, когда вызвался  помогать  майору.  Он
говорил,  что  давно  живет  в  Поселке  на  положении  узника,  что  он
смертельно болен и хотел бы в Москве рассказать все, что знает о Поселке
и таинственном Объекте.
   Проня даже заплакал от радости, когда они вдруг увидели  поезд...  Но
старшему лейтенанту не повезло. Когда Богданов начал двигаться к  голове
поезда, наблюдая за перестрелкой между  беглецами  и  охотниками,  Проня
вдруг упал между вагонами. Шальная пуля достала его.
   Дальше майор действовал в одиночку.
   Он уже видел спину одного из беглецов. Кажется, это был  Донской!  Но
тот вдруг упал на вагонную сцепку.  Богданов  стал  свидетелем  короткой
стычки между Березой и Дудником. А когда  Дудник  вышел  из  безнадежной
ситуации и убил начальника дружины, Богданов не полез с ним  в  открытую
перестрелку и затаился.
   Поезд остановился, над ними  кружили  вертолеты,  а  Дудник  все  еще
держал бездыханного террориста  за  волосы,  вглядываясь  в  его  черты.
Богданов выглянул из-за борта платформы и прицелился.
   Дудник что-то почувствовал и замер. Не меняя положения,  он  медленно
повернул голову, и глаза их встретились.
   Дудник усмехнулся, а Богданов нажал на курок.
   Потом майор подошел к своему  бывшему  начальнику;  Дудник  стеклянно
смотрел в небо и скалил вставные зубы. Рядом лежал Донской.
   Богданов приложил ладонь к шее террориста и послушал  пульс.  Донской
был жив, и майор,  вырвав  из  сумки  Дудника  бинт,  стал  перевязывать
террориста.
   Глеб стонал, к ним бежали автоматчики в пятнистых комбинезонах...
 
Глава 38 
 
   Вероника Николаевна ворвалась в кабинет Блюма.
   Илья Борисович проворно вскочил с кресла.
   - Пусть они все выйдут! - сухо сказала Вероника Николаевна.
   - Но, Вероника, мы на работе, а не... - начал Блюм.
   - Пусть они выйдут! - перебивая его, твердо сказала она.
   - Ну, не волнуйся так, девочка! Конечно-конечно, они  сейчас  выйдут.
Ты ведь ненадолго? Что у тебя? - Молодые люди вышли и плотно закрыли  за
собой дверь. Вероника Николаевна уставилась на Блюма огненным  взглядом.
- Девочка моя, не смотри на меня так! Ты во мне дырку прожжешь!
   Илья  Борисович  попробовал  обнять  ее  за  плечи.  Освобождаясь  от
объятий, женщина села в кресло.
   - Это правда? - спросила она.
   - Что правда,  девочка?  Что?!  -  Илья  Борисович  недоуменно  пожал
плечами.
   - То, что... он здесь?
   - Кто он?
   - Глеб... Александрович Донской.
   - Ну у тебя, девочка, и память! - захохотал Илья Борисович и, подойдя
к Веронике Николаевне, вновь попытался ее обнять.
   - Хватит, Илья! Так он здесь?
   - Здесь, здесь твой студент! Ничего  от  тебя  не  скроешь.  Подумать
только, двадцать лет прошло! Знаешь, кто он теперь?
   - Кто? - упавшим голосом спросила она.
   - Террорист, девочка! На него всероссийский  розыск  объявлен.  Хотел
самолет взорвать! Вот так-то! Бомбист-террорист!
   - Ну и пусть. Я все равно хочу взглянуть на него!  -  Глаза  Вероники
Николаевны умоляюще смотрели на Блюма.
   - Исключено... Его, наверное, уже отправили на Большую землю.
   - Брось, Илья! Никуда его не отправили!  Думаешь,  я  не  знаю,  куда
отсюда отправляют? Он ведь еще жив? Ведь жив, да? Я хочу  посмотреть  на
него, только посмотреть! Ну что тебе стоит, Илья? - И она так посмотрела
на Блюма, что у него мурашки забегали по спине.
   - А не боишься, что он тебя съест?
   - Умоляю тебя, Илья, прекрати!
   Женщина вскочила с кресла. Лицо ее побледнело.
   - Ну... хорошо, а что я за это буду иметь?  -  Илья  Борисович  хищно
взглянул на Веронику Николаевну и облизнул ставшие сухими губы... ***
 
   Положив руку Донского себе на плечо, Богданов тащил Глеба к  дощатому
сараю. Позади лениво брели трое автоматчиков в пятнистых комбинезонах.
   - Только не  затягивайте  комель!  -  крикнул  вдогонку  автоматчикам
Витек.
   Он  осваивался  с  ролью  начальника  дружины  и  был   по-настоящему
счастлив.
   Во-первых, он в одночасье сделался местным царем взамен  убывшего  на
тот свет Березы, а во-вторых, Ваньки-зверя тоже не  существовало.  Ванек
теперь лежал в "братской могиле" - на дне шахты прииска  Пионерский  под
трехметровым слоем ледяной воды вместе с  Березой,  Дудником  и  прочими
любителями острых ощущений.
   Туда же должны были лечь сейчас московский опер и террорист.
   Осторожный Витек, дальновидно имитировавший у железки травму ноги, не
собирался оставлять этих двух свидетелей  для  охоты  или  гладиаторских
поединков.
   Последнее сафари он до сих пор вспоминал с  отвращением,  как  дурной
сон.
   Нужно было побыстрее покончить с ними и приступить  к  инвентаризации
богатого хозяйства Березы.
   Витек сидел на скамеечке у барака  и,  жмурясь  на  холодное  солнце,
смотрел  на  своих  бойцов,  которые,  поставив  приговоренных  на  край
квадратной ямы, готовили оружие.
   Солнце было благосклонно к Витьку: оно не слепило его,  а  светило  в
четверть  накала.  На  нем  даже  появилась  черная   точка   -   пятно,
символизирующее начало новой эры. Эры Витька.
   Пятно росло, росло, и Витек расслабленно  улыбался,  ожидая  коротких
очередей.
   Внезапно оно перекрыло солнечный диск, и Витек с удивлением  отметил,
что это вертолет.
   Вертолет снижался. Казалось, он летел прямо на Витька.
   - Этого еще не хватало, - пробурчал Витек и поднялся.
   Вот-вот должны были прозвучать автоматные  очереди,  закрывавшие  его
прошлую жизнь, как ненавистный учебник...
 
Книга третья 
 
ВЛАСТЬ ЗВЕРЯ 
 
Глава 1 
 
   Бармину казалось, что теперь его счастье будет длиться вечно.  Состав
сутками простаивал в тупиках, неизвестно чего дожидаясь. Иногда  к  нему
цепляли дополнительные  вагоны  и  цистерны,  чтобы  через  день-два  на
какой-то товарной станции отцепить.
   Сколько они уже ехали? Неделю? Две? Три? Бармин  не  думал  об  этом.
Долгими днями он лежал на промасленном  лежаке  в  густом  тепле,  жевал
что-то предложенное машинистами, спал, еще и еще раз  переживая  во  сне
последнюю охоту: в него стреляли, вонзали нож, а он  жил  и  жил...  Чем
дальше он удалялся от Объекта, тем острее чувствовал, как в нем,  словно
в древесной почке, шевелится  былое,  давно  забытое,  в  любую  секунду
готовое выстрелить сочной зеленью жизни. Детство, школа, годы  работы...
Один за другим они всплывали со дна памяти, настойчиво  заявляя  о  себе
ощущением солнца, стоящего в зените. И еще - запахами,  какими-то  очень
знакомыми.
   Прошлое  постепенно  пробуждало  Бармина  от  летаргии,  которой  ему
казалось теперь пребывание в  Поселке.  Цепко  схватив  за  шкирку,  оно
тащило его из черного омута настоящего, тащило к жизни,  той  самой,  из
которой он выпал более десятка лет назад. Его везли  на  Материк,  и  он
желал вычеркнуть последние десять  лет  из  автобиографии,  замарать  их
чернильными пятнами... Жизнь была прекрасна: она играла  перед  глазами,
как бриллиант. Бармин  спешил  в  прошлое.  Поезд  вез  его  к  прежней,
казалось, навсегда почившей жизни, теперь неожиданно задышавшей  в  нем.
Глядя на летящие мимо верхушки деревьев и стоящие в окне облака,  Бармин
блаженно улыбался. Жизнь в его сознании теряла свои реальные  очертания,
стыдливо пряча за спину  окровавленную  заточку  и  представляя  веселую
оперетту с жизнерадостными кутилами с перьями на шляпах.
   Бармин потерял ощущение реальности... И это его подвело.
   На первой же крупной станции он выбрался из своего логова: нужно было
размять кости, посмотреть на живых людей  и  заглянуть  в  привокзальный
буфет - помощник машиниста выделил  ему  сумму  на  бублики  и  бутылку.
Поглощенный созерцанием  цивилизации  Бармин  впал  в  безвременье...  и
отстал от поезда с бубликами и бутылкой водки в кармане.
   Он  и  представить  себе  не  мог,  что  машинисты  не  дождутся  его
возвращения.
   Минут десять он с удивлением смотрел вслед  ползущему  составу  и  на
полном серьезе ждал,  когда  машинисты,  хватившись  Бармина,  остановят
поезд.
   Но поезд, вильнув последним вагоном, исчез с горизонта.
   Реальность вернулась к Бармину, когда  он,  не  обращая  внимания  на
растущую в душе тревогу, отправился в здание вокзала искать ночлег.
   Самые укромные места были заняты бомжами,  и  Бармин,  съев  бублики,
устроился на крайней скамейке в зале ожидания.
   Если бы только он  был  прилично  одет  и  побрит!  Но  на  нем  были
попахивающие кочегаркой  лохмотья,  а  всклокоченные,  спутанные  волосы
придавали ему вид закоренелого бродяги.
   В третьем часу ночи к Бармину подошел милиционер. Выяснив, что  перед
ним человек без паспорта - паспорт остался в Поселке, в сейфе у  Березы,
- сержант повел Бармина в комнату милиции.
   Стражи  порядка  не  верили  ни  одному  слову   Бармина   и   только
покатывались со смеху, особенно когда он рассказывал  о  царской  охоте.
Обыскав его и  сняв  с  груди  мешочек  со  слитком,  Бармина  отвели  в
"холодильник" - камеру, где, привалившись друг к другу, уже сидели  двое
привокзальных синяков.
   Синяки накануне выпили чего-то непотребного  и  едва  не  умерли,  до
смерти перепугав  вокзальную  публику  стонами  и  предсмертным  хрипом.
Теперь они  возвращались  к  жизни,  и  их  выкручивало,  как  перчатку,
наизнанку. Сидя на нарах и ежась от холода, Бармин слушал стоны  синяков
и не мог заснуть.
   - Мы где? - сипло, как фановая труба, спросил один из них.
   - Дома, в ментуре, - ответил Бармин.
   - А-а! - страдальчески простонал синяк. - Уже день или еще ночь?
   - Ближе к утру.
   - А-а! - еще жалостливее застонал несчастный. - Значит, еще будет!
   - Что будет?
   - Паша Шкуродер! Шкуру спускать будет. Ты что, в первый раз здесь?
   - Я тут проездом, - ответил Бармин.
   - Это все равно... Он со всех спускает, чтобы взбодриться  под  утро.
Потом сложит всех штабелем в УАЗик и отвезет на пустырь или на городскую
свалку. Там каждому добавит. Профилактика!
   - А как ментовское начальство на это смотрит?
   - Ты наивняк! Откуда  ты  такой?  -  болезненно  морщась,  усмехнулся
синяк.
   - Из тундры. Больше десяти лет цивилизации не нюхал!
   - Э, парень, тебе в другую сторону! Тут не цивилизация, а скотобойня.
   Охо-хо! - застонал он. - Волки овец режут... -  Волки?  -  усмехнулся
Бармин.
   - Да, те, кто с бабками. От барыг до прокуроров... Готовь бока. Зубов
у тебя не наблюдается. Значит, обойдешься малой кровью!
   Синяк  сипло  засмеялся:  заквохтал,  забулькал   и   вдруг   зашелся
мучительным кашлем.
   За дверью раздались торопливые шаги, в  замочной  скважине  заскрипел
ключ.
   Дверь открылась, и под низким  сырым  потолком  нарисовалась  мрачная
физиономия того  самого  сержанта,  который  привел  Бармина  в  комнату
милиции.
   - Доброе утро, Пашенька! - проблеял синяк, сладко улыбаясь.
   - Заткни пасть, плесень! - крикнул Пашенька и ткнул пальцем в сторону
Бармина. - На выход!
   Напротив Бармина за столом сидел лейтенант милиции и крутил  в  руках
Эталон. Позади  стоял  Паша  Шкуродер  и  по-бараньи  смотрел  выпуклыми
бесцветными глазами на  странный  металл,  который  так  взволновал  его
начальника. Дежурный офицер, поднеся слиток к лампе, прищелкивал языком.
   - Откуда это у тебя? - спросил он Бармина.
   - Не помню. Друг подарил. Амулет от порчи.
   -  Понятно,  -  хитро  улыбнулся  лейтенант.  -  А  вот  тут   значки
нацарапаны. Это что такое?
   - Магические символы. Я же говорю: амулет.
   - Так, - офицер встал и посмотрел на Шкуродера, - выйди пока. Я  тебя
позову.
   Шкуродер подозрительно посмотрел на слиток, потом перевел  взгляд  на
Бармина.
   - Не, я лучше останусь. А то как бы этот бычара не того!
   - Я сказал выйди, значит выйди! - голос офицера зазвучал угрожающе.
   Однако, чувствуя тупое  сопротивление  Паши,  офицер  сменил  тон  на
примирительный.
   - Иди, дорогой, если что, я тебя кликну. Не бойся, твое  от  тебя  не
уйдет! - для убедительности крикнул лейтенант вдогонку Шкуродеру. -  Это
ведь платина, верно?
   - почти шепотом обратился он к Бармину, когда они остались вдвоем.
   - Да ну! - воскликнул Бармин.
   - Как же "да ну"? Вот тут и химический символ  платины  нацарапан.  Я
ведь, милый мой, химию изучал, и не только в школе! Так  что  не  темни,
колись!
   - Что вы хотите услышать?
   - Хочу узнать, где ты это спер!  Может,  там  еще  есть,  а?  Подумай
хорошенько, а то у моего Паши руки чешутся. Особенно на новичков!  И  не