ы и был.
     - Насколько я  его знаю, он не должен был  этим ограничиться, - буркнул
Гиллем себе под нос.
     Догадавшись, что он имел в виду, Tapp вспыхнул.
     - Это  ложь, черт возьми!  - вскрикнул он, густо покраснев. -  Это... -
Но,  встретившись злобным  взглядом с  Питером,  он тут  же  умолк,  а затем
вернулся к  своей истории. -  Я  вкратце  обрисовал ее карьеру  за последнее
время и допуск, включая поручения, которые ей давал Центр. Я просил прислать
следователей и самолет ВВС. Она думала, что я буду просить о  личной встрече
с Перси Аллелайном на  нейтральной территории, но я посчитал, что всему свое
время. Я предложил им прислать пару "фонарщиков" Эстерхейзи, чтобы они о ней
позаботились, и, может быть, еще психиатра.
     -  Почему "фонарщиков"? - резко перебил Смайли. - Они же не имеют права
заниматься перебежчиками.
     "Фонарщики" - команда Тоби Эстерхейзи -  базировались не в Брикстоне, а
в  Эктоне.  Их  работой  было  обеспечивать  поддержку   основных  операций:
наблюдение, прослушивание, транспорт и явочные квартиры.
     - Ах да, мистер Смайли, вы, может, не знаете, ,но Тоби очень преуспел с
тех  пор, как  вы  ушли, -  объяснил Tapp.  -  Говорят,  даже  его  "уличные
художники"  ("Уличные художники" - на сленге Секретных служб означает людей,
осуществляющих наружное  наблюдение, слежку)  разъезжают на "кадиллаках",  а
еще  отбивают хлеб  у "головорезов",  когда им  это  удастся. Правда, мистер
Гиллем?
     -  Они  стали основной рабочей силой Лондонского Управления,  - коротко
сказал Гиллем. - Издержки латерализма.
     - Я посчитал, что у следователей полгода уйдет на то, чтобы вытянуть из
нее все возможное, а она  почему-то помешалась на  Шотландии. Более того, ,у
нее было заветное  желание  провести там  остаток жизни. С  Томасом. Растить
наших деток среди зарослей  вереска. Я передал  это в экспедицию Лондонского
Управления с пометкой  "молния"  с  просьбой переправить только  с  нарочным
офицером.
     Гиллем вставил:
     - Это новая формула для максимального ограничения количества причастных
к информации. Этим предполагается исключить обработку у шифровальщиков.
     - Но не в Лондонском Управлении? - спросил Смайли.
     - Это их дело.
     -  Вы,  я  думаю,  слышали,  что эта  работа лежит на Билле Хейдоне?  -
поинтересовался  Лейкон,  внезапно  повернувшись  к  Смайли. - Он фактически
шефствует над  всеми операциями, точно так же, как Перси во времена Хозяина.
Они поменяли  названия, ,в этом все дело. Вы же знаете, какое значение  ваши
старые приятели придают названиям. Вы должны ввести его в курс дела, Гиллем,
познакомить с положением вещей.
     -  О, я  думаю, представление у  меня есть,  спасибо,  - вежливо сказал
Смайли. Тарра  же  он  спросилс  напускной  задумчивостью;  -  Говоришь, она
упоминала о большой тайне?
     - Да, сэр.
     - Ты намекнул как-то об этом в своем донесении в Лондон?
     Он что-то  затронул,  в  этом не  было  никакого сомнения;  он  нащупал
болевую  точку,  потому что Tapp вздрогнул и метнул  недоверчивый взгляд  на
Лейкона, а затем на Гиллема.
     Поняв, в чем дело, Лейкон поспешил оговориться.
     -  Смайли ничего  не знает, кроме того, что вы ему рассказали сегодня в
этой комнате, - пояснил он. - Правильно, Гиллем?
     Тот утвердительно кивнул, наблюдая за Джорджем.
     -  Я передал Лондону  только то,  что  она  мне рассказала,  -  сердито
признал Tapp таким тоном, будто у него украли хорошую историю.
     -  Какими словами,  точнее?  -  не унимался  Смайли. -  Мне  интересно,
помнишь ли ты.
     -   "Утверждает,   что  имеет  дополнительные   сведения,  важные   для
благополучия Цирка, но пока не раскрывает их", что-то вроде этого.
     - Спасибо. Большое спасибо. Они ждали от Тарра продолжения.
     -  Я также  просил руководителя Лондонского Управления проинформировать
мистера  Гиллема,  что я выпутывался  из неприятного положения, а не  просто
прогуливал все это время.
     - Ну и как? - спросил Смайли.
     - Никто мне ничего не передал, - сухо отозвался Гиллем.
     - Я околачивался там весь день в ожидании ответа, но до вечера он так и
не пришел. Ирина делала свою обычную работу. Видите ли, я настаивал на этом.
Она хотела изобразить легкое недомогание, ,чтобы остаться в постели, но  я и
слышать не хотел об этом. Делегация должна была посетить несколько фабрик на
Коулуне,  и я  попросил  ее  не отставать  от остальных  и вообще  выглядеть
умницей. Я  заставил ее  пообещать мне  не притрагиваться  к бутылке.  Я  не
хотел, чтобы она в последний момент начала
     заниматься самодеятельностью и наломала дров. Я хотел,  чтобы, пока она
не сбежит, все шло нормально.  Подождал до  вечера, затем отправил повторную
"молнию".
     Ничего не выражающий взгляд Смайли застыл на побледневшем лице Тарра.
     - Вы, конечно, получили подтверждение? - спросил он.
     - "Мы ознакомились с вашим сообщением". Это все. Меня бросало в пот всю
ночь. К  рассвету ответ  так и не пришел. Я думал: может быть, этот  самолет
королевских ВВС уже где-то  на подходе? Лондон всегда тянет, считал  я, пока
не  согласованы  все детали,  чтобы  дать  подробные указания. Я имею ввиду,
когда вы так далеко, вы должны верить, что у них все в порядке. Что бы вы ни
думали, вы должны  в это верить. И я очень часто  думаю, что так оно и есть,
правда, мистер Гиллем?
     Никто ему не ответил.
     - Я  беспокоился об Ирине, понимаете. Черт  возьми, я  понял совершенно
точно,  что,  если ей придется ждать еще день, она двинется.  В конце концов
ответ-таки  пришел. Но это был вовсе даже и не ответ, если  разобраться. Это
была обыкновенная  увертка: "Сообщите, где именно она работала, имена тех, с
кем  была знакома  и  контактировала в Московском  Центре,  имя ее нынешнего
начальника, дату  принятия  в Центр". Господи, не  знаю,  что еще.  Я быстро
составил ответ, потому что в три часа у меня было с ней свидание в городе  у
церкви...
     - У какой церкви? - снова вмешался Смайли.
     -  У Английской баптистской.  -  Ко  всеобщему  изумлению,  Tapp  снова
покраснел.  -  Она  любила  туда  ходить не на службу, а  так,  поглазеть. Я
покрутился  возле входа, стараясь не  вызывать  подозрений, но она так  и не
показалась. Первый раз она не пришла, как договорились. У нас  был  запасной
вариант: встреча через  три часа на вершине холма.  Оттуда  по уводящим вниз
ступеням  можно за две минуты добраться снова до церкви,  и  так, пока мы не
встретимся.  В  случае,  если что-нибудь не  так,  она должна  была оставить
купальник  на  подоконнике. Она  была  помешана  на плавании, плавала каждый
день.  Я вернулся  к "Александре": нет  купальника.  Предстояло убить  два с
половиной  часа.  Кроме  как  ждать, больше  ничего  не  оставалось.  Смайли
спросил:
     - С какими пометками приходили телеграммы из Управления?
     - Срочные.
     - А ты свои отправлял "молнией"?
     - Да, оба раза.
     - Телеграмма из Лондона была кем-нибудь подписана?
     Пришлось вмешаться Гиллему:
     - Сейчас они никогда не подписываются. Периферия общается с Управлением
как с единым целым.
     - Там стояла пометка "расшифровать лично"?
     - Нет, - сказал Гиллем.
     От Тарра ждали продолжения.
     - Я покрутился возле офиса Тесинджера, но там меня почти никто не знал,
а  он  не  очень-то  жаловал  "головорезов";  он  затевал какую-то аферу  на
материке, в Китае, и, кажется, боялся, что  я  могу ненароком  испортить все
дело. Так что я решил лучше посидеть в кафе, и тут вдруг мне в голову пришла
мысль: я  ведь могу съездить в аэропорт. Знаете, как иногда бывает, приходит
внезапно идея: "А не сходить ли мне в кино?" Я поймал такси и попросил гнать
что есть мочи. Даже торговаться  не стал.  Какая-то  паника меня охватила. Я
растолкал очередь в справочную и попросил назвать мне все рейсы в Россию - и
прямые, и с пересадкой. Я как полоумный раз за разом просматривал расписание
и орал на
     китайских дежурных,  но  они все отвечали,  что со  вчсрашнего  дня  до
сегодняшних  шести часов вечера рейсов нет. Но  у меня было предчувствие.  Я
должен был выяснить все до конца. Как насчет чартерных рейсов, спросил я, не
указанных  в  расписании,  грузовых,  случайных  транзитных?  Ничего,  точно
ничего, не было отправлено на Москву  начиная с сегодняшнего утра? И тут эта
молоденькая девушка - китайская стюардесса - наконец признается. Видно, я ей
чем-то  приглянулся,  и она сделала  мне  одолжение. Советский  самолет  вне
расписания отбыл два  часа  назад. Всего  четыре пассажира  на борту.  Самым
примечательным  из  них  была  большая  женщина.  Дама.  Без  сознания.  Они
вынуждены  были  подвезти  ее  к самолету  на каталке, голова  и  лицо  были
полностью  перевязаны бинтами. Ее сопровождали  два  санитара  и  доктор.  Я
позвонил в  "Александру" в надежде  на чудо. Ни Ирина, ни ее так  называемый
муж не  выписались  из  гостиницы,  сказали  мне там, но в комнате  никто не
отвечает. В этом вшивом отеле даже но знали, что они уже уехали.
     Наверное,  музыка  звучала  уже  давно,  но Смайли  заметил это  только
сейчас.  Он  слышал  какие-то разрозненные фрагменты, доносящиеся из  разных
уголков  дома:  гамма  на  флейте, детская  мелодия  в  проигрывателе, более
уверенно звучала скрипичная пьеса. Просыпались многочисленные дочки Лейкона.


        "Глава 8"


     Возможно, она д  е  й с  т в  и т е л  ь  н о  заболела,  - флегматично
произнес Смайли, обращаясь больше к  Гиллему,  чем  к кому-нибудь другому. -
Возможно,  она  действительно  была  без  сознания.   Возможно,  ее  увозили
настоящие  санитары. Впечатление такое, что она, мягко  говоря, была немного
взбалмошной.  - Он  добавил, мельком взглянув на  Тарра:  - В  конце концов,
между вашей первой телеграммой и отлетом Ирины прошли  только сутки. Вряд ли
можно обвинять Лондон.
     - Т е о р е т и ч е с  к и можно, - сказал Гиллем, уставившись в пол. -
Это  невероятно быстро, но в принципе возможно, если кое-кто  в Лондоне... -
Они  все  напряглись. - Если  кое-кто в Лондоне хорошо побегал.  И в  Москве
тоже, разумеется.
     -  Это  как  раз  то, что я сам себе говорил, сэр, - с гордостью сказал
Tapp,  присоединившись  к  точке  зрения Смайли  и игнорируя Гиллема. -  Это
прямо-таки  мои слова, мистер Смайли.  Расслабься, Рикки, сказал я, а  то ты
скоро будешь шарахаться от собственной тени, если не поостынешь.
     -  Или все-таки  русские  вычислили,  - подчеркнул  Смайли.  -  Скажем,
охранники пронюхали  о ваших контактах и убрали  ее. Было бы чудом,  если бы
они н е пронюхали, судя по тому, как вы оба себя вели.
     - Или она рассказала мужу, - предположил
     Tapp. -  Я разбираюсь в психологии не хуже любого другого, сэр. Я знаю,
что может произойти между  мужем и  женой, когда  они  поссорятся. Она хочет
досадить ему. Разозлить, вызвать гнев,  пожалуй.  "Хочешь знать,  что  я тут
делала, пока  ты там пьянствовал и отплясывал?"  - что-то вроде этого. Борис
бежит к гориллам и все им выкладывает, они шарахают ее чем-нибудь тяжелым по
голове и увозят домой. Я мысленно прокрутил все эти варианты, мистер Смайли,
поверьте. Я долго думал об этом, правда. Как и любой мужчина, когда от  него
уходит женщина.
     - Давай не  будем отвлекаться, ладно? -  прошипел  Гиллем,  взбесившись
окончательно.
     Теперь-то, сказал Tapp, он, пожалуй, готов признать, что за те двадцать
четыре часа он слегка вышел из себя.
     - Но сейчас это со мной бывает не слишком часто, правда, мистер Гиллем?
     - Достаточно часто.
     - Я чувствовал это почти физически. Можно сказать, был подавлен.
     Мысль о том, что лакомую добычу грубо вырвали у него из  рук, вызвала у
Рикки Тарра бессильную  ярость,  которая нашла выход в  безумном хождении по
местам,  как-то  связанным с  ней. Он пошел  к  "Колыбели  кошки",  затем  к
"Анжелике" и до рассвета посетил еще полдюжины мест, не говоря о том, что по
пути  успел  пообщаться  с несколькими девушками. В какой-то момент он решил
отправиться  на   другой  конец  города  и   учинить   небольшой  скандал  в
"Александре": он надеялся  перекинуться  парой слов  с  этими  гориллами  из
охраны.  Когда он немного  остыл, продолжая думать об Ирине и о том, как они
были вместе, он вознамерился  перед возвращением  в Лондон  обойти  тайники,
дабы проверить, не оставила ли она ему чего случайно.
     Отчасти он это сделал просто для того, чтобы отвлечься.
     - Отчасти, я думаю, мне была невыносима мысль, что ее письмо валяется в
какой-нибудь  дыре.  А  ведь  писала  она  его,  что  называется,  обливаясь
кровавыми слезами, пытаясь, как это частенько бывало, оправдать себя.
     У них  было  два  условленных  места  для писем.  Первое  - недалеко от
гостиницы, на стройплощадке.
     - Знаете эти строительные леса  из бамбука, которые используют китайцы?
Потрясающе. Я видел, как чернорабочие с железобетонными  плитами карабкались
по ним на двадцатый этаж.
     Там торчит кусок бракованной  трубы, сказал он, высотой по плечо, очень
удобный.  Казалось  наиболее  вероятным,  что  Ирина  впопыхах  должна  была
воспользоваться именно этим  тайником, но там оказалось пусто. Второй тайник
был  в задних рядах  церкви "под  тем местом, где они кладут брошюрки",  как
объяснил Рикки.
     -  Там есть подставка, сделанная из  старого  гардероба, понимаете  ли.
Если  опуститься на колени перед задней  скамейкой  и пошарить кругом, можно
нащупать шатающуюся доску.  За этой доской есть углубление, где полно мусора
и крысиного помета. Уверяю вас, это замечательный тайничок, лучше не бывает.
     Наступила  короткая  пауза, и перед  ними словно предстали образы Рикки
Тарра и его  возлюбленной из  Московского Центра, преклонивших колени бок  о
бок в заднем ряду баптистской церкви в Гонконге.
     И вот в этом втором тайнике, продолжал Tapp, он нашел не просто письмо,
а  целый дневник. Написано  было четко и на обеих сторонах бумаги,  так, что
кое-где проступали черные чернила. Написано было  очень торопливо, почти без
исправлений. С первого
     взгляда он понял, что она писала в минуты просветления.
     Это не оригинал, учтите. Это только моя копия.
     Засунув свою длинную руку за пазуху, он вытащил оттуда кожаную сумочку,
пристегнутую  к  широкому  ремешку. Из  нее  он достал  замусоленную  стопку
бумажных листов.
     - Я думаю,  она  спрятала  этот дневник буквально  перед тем,  как  они
ударили ее, -  заметил он. - Может быть, она  в это самое время в  последний
размолилась. Я сам сделал перевод.
     -  Надо же, я и  не знал, что вы говорите по-русски, - удивился Смайли.
Это  замечание все  пропустили  мимо  ушей,  кроме  Тарра,  который  тут  же
ухмыльнулся.
     -   А-а,   так   ведь   для   нашей    профессии   нужна   определенная
подготовленность,  мистер  Смайли,  - объяснил  он,  раскладывая страницы по
порядку.  - Я, может быть, не  так силен  в  юриспруденции, но знание чужого
языка  иногда имеет решающее значение.  Я  надеюсь, вы слышали, что  говорят
поэты? - Он оторвался от  дела и усмехнулся еще шире. - "Познать другой язык
- значит познать другую душу". Великий  король написал это, сэр, Карл V. Мой
отец  не упускал случая процитировать  кого-нибудь, надо отдать ему должное,
хотя - это, наверное, забавно, но сам он, кроме английского, ни черта больше
не знал. Если не возражаете, я буду читать вслух.
     - Да он ни одного слова не знает  по-русски, - сказал Гиллем. - Они все
время  разговаривали  на  английском.  Ирина  закончила  трехгодичные  курсы
английского  языка.  - На  этот  раз  объектом своего  пристального внимания
Гиллем  выбрал  потолок, а Лейкон - свои руки. И только  Смайли  наблюдал за
Тарром, который втихомолку посмеивался над своей собственной шуткой.
     - Готовы?  -  спросил он.  - Ну,  ладно,  начнем.  "Слышишь ли ты меня,
Томас, я обращаюсь  к тебе". Она  звала меня по фамилии, - объяснил он. -. Я
сказал, что  меня  зовут Тони,  но она все равно  называла меня Томасом, это
понятно? "Это  дневник -  мой подарок  для  тебя в случае, если  они заберут
меня,  прежде чем я успею поговорить  с  Аллелайном. Я бы с радостью  отдала
тебе  свою  жизнь, Томас, и,  конечно, свое тело" но боюсь, эта жалкая тайна
станет  единственным,  чем  я  смогу тебя  осчастливить.  Распорядись ею как
следует. -  Tapp поднял взгляд.  - Помечено понедельником.  Она  писала этот
дневник  четыре дня.  -  Его  голос  стал  монотонным,  даже скучным.  -  "В
Московском Центре больше болтают, чем  бы этого хотелось нашему  начальству.
Особенно всякие мелкие  сошки любят возвышаться в  собственных глазах, давая
понять,  что  они  осведомлены  кое  о  чем. Перед  тем как меня  устроили в
Министерство  торговли, я два года  работала  инспектором  в  Архиве  нашего
Главного  Управления на площади Дзержинского. Это была такая скучная работа,
Томас, и  атмосфера  не  из приятных,  а  я  ведь  была  не  замужем.  У нас
поощрялась подозрительность  по отношению друг к другу, это такое напряжение
- никогда не  раскрывать своего сердца,  ни разу. У  меня  в  подчинении был
чиновник по фамилии Ивлев. Хотя он ни в социальном  плане, ни по чину не был
мне ровней, гнетущая атмосфера сблизила нас. Прости, но иногда плоть говорит
вместо сердца,  ну почему  ты  не появился раньше!  Несколько  раз  у нас  с
Ивлевым  совпадали ночные дежурства, и в конце  концов мы решили  пренебречь
условностями  и  встретиться за пределами этого  здания. Он  был  блондином,
Томас, как  и  ты, и  меня  тянуло к нему. Мы встретились в кафе  в одном из
бедных  московских кварталов. Нас  в  России  учат, что в Москве нет  бедных
кварталов, но это ложь. Ивлев сказал мне,
     что на  самом деле его зовут Брод, но он не еврей. Он как-то принес мне
немного кофе и несколько пар чулок, присланных ему полулегально товарищем из
Тегерана. Он был очень милым.  Говорил, что глубоко восхищен мною, а однажды
сказал, что работал  в отделе,  связанном с учетом донесений всех зарубежных
агентов, завербованных Центром. Я рассмеялась и  сказала: мол, таких записей
не существует, и только безнадежный мечтатель мог бы рассчитывать, что такое
большое  количество  секретов  будет  сосредоточено  в  одном  месте.  Хотя,
наверное, мы оба были мечтателями".
     Tapp снова прервался.
     -  Здесь переход  к  следующему  дню,  - пояснил  он.  -  Повествование
открывается  множеством  "Доброе  утро,  Томас", и молитвами с  вкраплениями
признаний в  любви. Женщина не может обращаться в пространство, говорит она,
поэтому  она пишет Томасу. Ее  благоверный ушел рано, и у нее есть свободный
час. О'кей?
     Смайли хмыкнул что-то нечленораздельное.
     -  "Во второй раз я встретилась с  Ивлевым в  комнате двоюродного брата
его жены,  преподавателя Московского государственного университета. Мы  были
одни. Во время  этого свидания, хранившегося в глубокой тайне, произошло то,
что мы в донесениях  называем деянием, порочащим работника. Думаю, Томас, ты
и сам не раз совершал подобные поступки!Во  время этого свидания Ивлев также
рассказал мне следующую историю, которая сделала  нас еще  ближе. Томас,  ты
должен  быть осторожен. Слышал литы когда-нибудь о  человеке по имени Карла?
Это старая лиса, самая  коварная в Центре, самая таинственная, даже имя  его
непривычно для русского уха. Ивлев был до крайности напуган, рассказывая мне
об   этих  событиях,  которые,  по  его  словам,   сопряжены   с  величайшей
конспирацией, возможно, с большей мы  еще  никогда не  сталкивались. История
Ивлева  заключается в следующем. Тебе следует рассказывать ее только л ю д я
м  , з а с л у ж  и в а ю щ и м а б с о л ю т н о г о д о в е р и я , Томас,
по причине  ее  чрезвычайной  секретности.  Ты  не должен рассказывать  ее в
Цирке,  потому что никому нельзя доверять, пока загадка не раскроется. Ивлев
сказал,  что  это неправда,  что  он  когда-то занимался  учетом агентов. Он
придумал это только для того, чтобы показать мне, как глубоки его