назывались  "Отделом
путешествий".
     Это  подразделение  было  сформировано  Хозяином  по предложению  Билла
Хейдона еще  на заре  "холодной войны",  когда убийство,  похищение людей  и
жестокий шантаж  использовались повсеместно. Первым командиром "головорезов"
тогда  назначили  человека,  рекомендованного Хейдоном. Это  была  маленькая
команда  - около дюжины человек, и  занимались они диверсионными  набегами -
работой  слишком грязной и рискованной для  резидентов за границей. "Хороший
разведчик,  - любил поучать Хозяин,  - должен  действовать последовательно и
неспешно и обладать некой мягкостью". "Головорезы" были исключением из этого
правила.  Они действовали отнюдь  не  неспешно  и  вряд  ли  были мягкими по
натуре, и скорее воплощали темперамент  Хейдона, чем  Хозяина.  Работали они
поодиночке  и  именно  поэтому  располагались  подальше от  чужих  глаз,  за
каменной стеной с битым стеклом и колючей проволокой по верхней кромке.
     - Слушай, тебе что-нибудь говорит слово "латерализм"?
     - Скорее всего, нет.
     -  Это   "доктрина  узкого  круга  посвященных  (  ).  Мы  привыкли   к
вертикальной, ступенчатой структуре управления. Сейчас она горизонтальная.
     - И что?
     - В твое время управление Цирка делилось по регионам: Африка, Восточная
Европа, Россия, Китай, так называемая  Юго-Восточная Азия, у каждого региона
был собственный мудрец-руководитель. Хозяин же сидел в поднебесье и держал в
руках бразды правления. Помнишь?
     - Отдаленно припоминаю.
     - Так вот, сейчас все операции разрабатываются в одном мозговом центре.
Он называется Лондонское Управление. Региональные управления - в прошлом, на
смену  им пришел  латерализм. Билл Хейдон руководит в Лондоне, Рой Бланд его
правая рука,
     Тоби  Эстерхейзи бегает между ними, как собачонка. Это отдельная служба
в  целом  Цирке.  У  них свои секреты,  и  они  не  делятся  ими  с простыми
работягами. Этим достигается большая безопасность.
     -  На первый  взгляд идея очень  хороша,  - сказал  Смайли, старательно
делая вид, что не понимает намека.
     В  его  мозгу  всколыхнулась новая  волна воспоминаний,  и  он проникся
странным чувством, будто  он прожил этот  день дважды:  первый раз в клубе с
Мартиндейлом, а теперь  - с Гиллемом, во  сне. Они миновали  молодой сосняк.
Лунный свет полосками замелькал между деревьями.
     - Есть ли что-нибудь новенькое?.. -  начал  Смайли,  затем  переспросил
менее решительно: - Какие новости об Эллисе?
     - В карантине, - лаконично ответил Гиллем.
     - Ах, ну  да. Конечно.  Не подумай, что я вынюхиваю.  Просто интересно,
может  ли  он  двигаться, ходить?  Он поправляется?  Я слышал, спина  ужасно
коварная штука.
     - Говорят, он справляется вполне прилично. Я забыл спросить, как Энн?
     - Хорошо. Все хорошо.
     В машине стало темно, хоть глаз выколи. Они свернули с шоссе на дорогу,
посыпанную гравием.  По  обе стороны  ее  чернела  живая изгородь; появились
огни, затем  высокое крыльцо, и, наконец, из-за  верхушек деревьев показался
треугольный  контур  здания.  Дождь  прекратился, но, когда  Смайли вышел на
свежий воздух, с мокрых листьев не переставая капало.
     Да, -  подумал он, - когда я приехал сюда  в  первый  раз, вскоре после
того как имя Джима Эллиса попало в заголовки всех газет, тоже шел дождь".


     Они вымыли руки и задержались на минуту в прихожей  с высокими стенами,
с  любопытством  оглядывая  альпинистское снаряжение  Лейкона,  бесформенной
кучей  сваленное  на старинном  комоде.  Затем  прошли  в  гостиную  и  сели
полукругом, лицом к пустому стулу. Это был самый уродливый дом  на несколько
километров  вокруг,  Лейкон купил его буквально  за  бесценок.  "Беркширский
Камелот", назвал он его  как-то, словно  оправдываясь перед Смайли, построен
одним  миллионером-трезвенником.  Гостиная представляла собой большой  зал с
витражными окнами  метров  шести высотой и  балюстрадой из сосны над входом.
Смайли  отметил про  себя  знакомые  вещи:  пианино, заваленное музыкальными
партитурами, старинные портреты каких-то духовных лиц в церковном облачении,
стопка  отпечатанных приглашений.  Он  поискал  глазами  весло Кембриджского
университета и обнаружил  его  висящим над камином.  Горел все тот же огонь,
слишком слабенький для такой огромной решетки. Во всем скорее  чувствовалась
нужда, чем богатство.
     - Ну как, хорошо вам на пенсии, Джордж? -  весело выпалил Лейкон, будто
обращаясь к слуховой трубке  старой глухой тетушки. - Не  скучаете по теплым
человеческим отношениям? Думаю, я бы скучал по работе, по старым приятелям.
     Он был высокий и худой,  как  жердь, ребячливый и неуклюжий. В нем было
намешано и от церкви, и от разведки, сказал как-то Хейдон, известный в Цирке
остряк. Отец  Лейкона  был  видным деятелем  шотландской церкви, да  и  мать
благородных  кровей.  Время от  времени воскресные  газеты,  из тех, что  по
влиятельнее,  называли  его "руководителем  нового стиля" за его  молодость.
Кожа у него на лице была поцарапана от торопливого бритья.
     - О, спасибо, у меня все хорошо, - вежливо ответил Смайли. И добавил: -
Да-да, правда. А вы?У вас все в порядке?
     - Больших перемен нет. Все гладко и спокойно.
     Шарлотта получила стипендию в Роудине, и это очень здорово.
     - Ну, замечательно.
     -  А   ваша   жена?   Все  цветет   и  прочее?  Выражался  Лейкон  тоже
по-мальчишески.
     - Спасибо. Лучше  не бывает, - сказал Смайли, любезно стараясь ответить
в тон.
     Они сидели  и смотрели на двойные двери.  Откуда-то издалека послышался
звук шагов по кафельному  полу. Два человека, определил Смайли, оба мужчины.
Дверь  отворилась, и в проеме возник высокий  силуэт. На долю секунды Смайли
увидел позади  него вторую  фигуру, темного маленького и  предупредительного
человека;  но  в комнату  шагнул только первый,  и двери у  него  за  спиной
закрыли невидимые руки.
     - Заприте  нас, пожалуйста, -  распорядился Лейкон, и они услышали, как
щелкнул ключ. - Вы знаете Смайли, не правда ли?
     -  Да, кажется, знаю, - ответил  вошедший  и стал приближаться к ним из
мрака дальнего конца комнаты. - Он, кажется, когда-то дал мне работу, не так
ли,  мистер  Смайли? - Голос был мягким и протяжным,  как у южанина,  но это
был, без сомнения, колониальный акцент.
     - Tapp, сэр. Рикки Tapp из Пенонга.
     Блик  света  из  камина  выхватил часть застывшей  улыбки, образовав на
месте глаза черную впадину.
     - Сын адвоката, помните? Ну же, мистер Смайли, я же у вас начинал.
     Все четверо  встали, представляя собой довольно нелепую картину: Гиллем
и  Лейкон  были похожи  на  крестных родителей, в то  время как Tapp пожимал
Смайли руку, затем еще раз и еще раз, будто их фотографировала пресса.
     -  Как поживаете, мистер Смайли?  Действительно,  очень рад вас видеть,
сэр.
     Отпустив  наконец руку, он повернулся и  направился  к предназначенному
для него стулу, а Смайли подумал: "Да, с Рикки Тарром это могло произойти. С
Рикки все могло произойти. Боже мой, - пришло ему в голову, - два часа назад
я говорил себе, что придется вернуться к прошлому". Он почувствовал жажду  и
догадался, что это от страха.


     Десять?  Двенадцать  лет  назад?  В  эту  ночь  ему  с трудом удавалось
правильно  определить  время.  В  круг  обязанностей  Смайли  тогда  входила
проверка новобранцев:  ни один  не  мог быть принят  без  его одобрительного
кивка, ни  одного  не стали бы  обучать  без  его  подписи  в плане  приема.
"Холодная война" набирала обороты, "головорезы" были в цене, резиденты Цирка
за  границей  получили  приказ  Хейдона   подыскивать  подходящий  материал.
Тогда-то Стив Макелвор из Джакарты  и  прибыл вместе с Тарром. Макелвор  был
опытным профи,  работавшим под "крышей" судового экспедитора.  Как-то раз он
наткнулся на пьяного и злого Тарра, шатающегося по доку  в поисках  какой-то
своей подружки по имени Роза, которая от него сбежала.
     Tapp рассказал  ему,  как он связался с шайкой бельгийцев, занимающихся
контрабандой  оружия между  островами и побережьем. Он не  любил бельгийцев,
ему наскучило заниматься  контрабандой, к тому же он был  зол на них за  то,
что они  украли у него  Розу. Макелвор посчитал, что  он способен  соблюдать
дисциплину  и  достаточно  молод  для  подготовки  к  участию в  специальных
операциях, которые "головорезы" разрабатывали за стенами своей мрачной школы
в Брикстоне.  После  обычных проверок Тарра  переправили  в  Сингапур, чтобы
убедиться, что  он подходит,  а  затем  в  "ясли" в  Саррате -  для  третьей
проверки. На этом этапе Смайли выступил в роли основного экзаменатора в ряде
следовавших  одно  за другим собеседований, не всегда дружелюбных.  "Детские
ясли" в Саррате были учебным центром, но использовались и для других целей.
     Отец Тарра был адвокатом из Австралии и жил, кажется, в Пенонге. Мать -
актриса на выходах из Брэдфорда. Она приехала на Восток вместе  с английской
драматической  труппой  перед самой войной.  Отец, вспоминал Смайли,  слегка
двинулся на религиозной почве  и  проповедовал в  местных молельных домах. У
матери были  какие-то нелады  с законом, но отец Тарра либо не знал об этом,
либо ему было попросту наплевать. Когда  началась  война, семейная пара ради
своего маленького сына уехала в Сингапур. Несколько месяцев спустя  Сингапур
пал,  и  Рикки Tapp  начал  свое образование под японским надзором в  тюрьме
Шанчжи.  Там его отец проповедовал Божье  милосердие каждому, кто  попадался
ему на глаза, и если бы япошки не преследовали его, то сокамерники делали бы
это вместо  них.  После  освобождения  все  трое  вернулись в Пенонг.  Рикки
пытался готовиться к экзамену по праву, но чаще всего  бросал это занятие, и
отец,  чтобы  выбить  из  его  души  все  грехи, натравил  на  него каких-то
священников. В конце концов Tapp удрал на Борнео. В восемнадцать лет он стал
полноправным  членом  шайки  контрабандистов,  постоянно  стравливая  друг с
другом все конкурирующие  стороны на островах  Индонезии. Примерно  тогда-то
Макелвор и набрел на него.
     К  тому  времени,  как  Tapp  закончил  обучение  в "яслях",  случились
известные события в Малайе. Тарра снова внедрили к  контрабандистам. Едва ли
не первыми, на кого он вышел, стали его бельгийские друзья. Они были слишком
заняты поставкой оружия коммунистам, чтобы выяснять, где он пропадал все это
время, к тому же им не хватало рабочих рук. Tapp провернул для них несколько
операций  по  отправке оружия, чтобы нащупать связи, а затем  однажды ночью,
напоив, застрелил  четверых, в том  числе  и Розу,  и  поджег их  лодку.  Он
мотался по Малайе еще какое-то время, успел выполнить еще  два-три поручения
перед тем,  как  его  отозвали обратно  в  Брикстон  на  переподготовку  для
специальных  операций  в Кении - или,  говоря простым языком,  для охоты  за
вознаграждение на мау-мау.
     После Кении Смайли надолго  потерял его из виду" но  несколько  случаев
запали ему  в память, потому что они могли закончиться  скандалом, и Хозяина
следовало  поставить в  известность. В  шестьдесят четвертом Тарра послали в
Бразилию для подкупа тамошнего министра по вооружению, который, по некоторым
сведениям,  попал в переплет.  Tapp действовал  слишком  нахраписто, министр
запаниковал и выложил все прессе. У Тарра была голландская "крыша", и  никто
ни о чем не пронюхал, кроме разведки Нидерландов - эти прямо-таки взбесились
от ярости. В Испании год спустя, действуя по сценарию, разработанному Биллом
Хейдоном, Tapp шантажировал  - или,  как выражаются "головорезы", "поджарил"
одного польского дипломата, который  влюбился в  танцовщицу. Первый улов был
богатым, Tapp заслужил благодарность и премию. Но когда он явился по второму
разу,  поляк написал  покаянное письмо  послу и то  ли сам, то  ли с чьей-то
помощью выбросился из окна.
     В   Брикстоне   Тарра  стали  называть  невезучим.  Когда  они  уселись
полукругом   возле  слабенького   огня,   Гиллем,  судя   по  выражению  его
простодушно-юношеского  лица,   которое,   однако,   при  более  пристальном
разглядывании  обнаруживало  печать  прожитых  лет, мог  бы выразиться  куда
крепче.
     - Итак,  я полагаю, можно  приступать к  делу? - любезно произнес Tapp,
непринужденно усаживаясь на стул.


        "Глава 5"


     Это случилось  около  шести месяцев назад, - начал  Tapp. - В апреле, -
тут же оборвал его Гиллем. - Будем точны с самого начала, ладно?
     - Значит, в апреле,  - невозмутимо сказал Tapp. -  В Брикстоне все было
довольно спокойно. По-моему, нас тогда дежурило человек шесть.  Пит Сембрини
как раз прибыл из Рима,  Сай Ванхофер только что отличился в Будапеште. - Он
криво  ухмыльнулся. -  Пинг-понг  и  бильярд в  брикстонской комнате отдыха.
Правильно я говорю, мистер Гиллем?
     - Это был мертвый сезон.
     И вот, нежданно-негаданно,  как сказал Tapp, из гонконгской резидентуры
приходит срочный запрос.
     - К ним в город в поисках электротоваров для советского рынка из Москвы
приехала  какая-то  мелкая торговая делегация.  Один из  делегатов  чересчур
увлекся ночными клубами. Звали  его Борис, мистер Гиллем знает  подробности.
Безупречное прошлое. Они наблюдали за ним уже пять дней, русские должны были
пробыть там  еще двенадцать.  По  всем  прикидкам местным  ребятам  довольно
опасно было самим играть  в  эту  игру, но  они  посчитали, что  решительный
"наезд"  может  принести  успех. На какой-то особо  богатый улов расчета  не
было, но  что из  этого? Может,  мы выставили бы  его на  торги, правильно я
говорю, мистер Гиллем?
     "Выставить на торги" означало  продажу  или обмен с чьей-нибудь  другой
разведкой: "головорезы" занимались и торговлей мелкими перебежчиками.
     Не обращая внимания на Тарра, Гиллем сказал:
     - Юго-Восточная Азия была вотчиной Рикки. Он сидел  без дела,  вот  я и
приказал ему сделать проверку на месте и доложить по телеграфу.
     Каждый раз, когда говорил кто-то другой, Тарра одолевала сонливость. Он
пялил глаза на говорящего, они  будто подергивались  туманом,  и приходилось
делать паузу, будто возвращаясь назад, перед тем как начать говорить снова.
     - Итак, я сделал все, как приказал мистер Гиллем, -  продолжил он.  - Я
всегда выполняю приказы,  не  так ли,  мистер  Гиллем? Я ведь на самом  деле
неплохой  парень, хотя и  немного  вспыльчивый. Он улетел  следующей  ночью,
тридцать  первого марта,  в  субботу,  с  австралийским  паспортом, подвидом
торговца автомобилями,  с двумя  чистыми бланками  швейцарских  паспортов на
случай провала, спрятанными за подкладкой  чемодана.  Эти документы в случае
непредвиденных  обстоятельств следовало заполнить - один для  Бориса, другой
для  него  самого.  Он встретился  с  гонконгским  резидентом  в  автомобиле
неподалеку от своего отеля "Голден Гейт" на Коулуне.
     В этом месте Гиллем наклонился к Смайли и тихо обронил:
     -  Тафти   Тесинджер,  этот  шут  гороховый.   Бывший   майор,  стрелок
Африканского королевского полка. Назначен Перси Аллелайном.
     Тесинджер  доложил Тарру  обо  всех  передвижениях  Бориса  за  неделю,
сведения о чем были получены на основе постоянной слежки.
     - Борис оказался настоящим чудаком, - сказал Tapp. - Я никак не мог его
раскусить. Он пьянствовал каждую ночь без перерыва. Он не спал всю неделю, и
у наблюдателей Тесинджера  ноги  подкашивались  от усталости. Целый  день он
следовал  за  своей  делегацией,  осматривал  фабрики,  принимал  участие  в
дискуссиях - словом, вел себя как типичный молодой советский чиновник.
     - Насколько молодой, кстати? - спросил Смайли.
     Гиллем вставил:
     -  В  его  анкете указано: "Родился в Минске  в тысяча девятьсот  сорок
шестом году".
     -  С  наступлением  вечера  он возвращался  в"Александра  Лодж", старое
обшарпанное строение на окраине  Норт-Пойнта, где  поселилась вся делегация.
Он ужинал вместе  со всеми,  затем около девяти часов  выходил через боковой
ход, ловил такси  и несся по  направлению  к ночным  ресторанам в центре, на
Коулуне. Его  любимым  местом была  "Колыбель  кошки" на Куинс-роуд,  где он
угощал  выпивкой  местных  бизнесменов и всячески изображал из  себя мистера
Личность.  Он мог  проторчать  там до полуночи. Из "Колыбели" он возвращался
через туннель в Ванчай, в местечко под  названием "У  Анжелики", где выпивка
стоила дешевле. Один. "У Анжелики" - это кафе с притоном в подвальном этаже,
куда ходят матросы  и  туристы. Борис, кажется, любил это место. Он  выпивал
там три или четыре коктейля  и сохранял чеки. Обычно он пил бренди, но здесь
для разнообразия заказывал водку. Все это время у него была  связь  с  одной
девушкой из  Европы,  наблюдатели  Тесинджера  выследили  ее  и заплатили за
рассказ. Она поведала, что он ужасно одинок, и в постели только и делал, что
ныл о своей жене, не сумевшей оценить такую личность. Это было уже настоящее
достижение, - саркастически  добавил Tapp, в  то  время  как Лейкон  занялся
угасающим огнем, вороша  угли и возвращая пламя  к  жизни. - В ту  же ночь я
двинулся  в  "Колыбель",  чтобы взглянуть на него.  Наблюдателей  Тесинджера
отправили в постель со  стаканом молока. Их совершенно  не интересовало, что
будет дальше.
     Рассказывая,   Tapp   ненадолго   замирал  время  от   времени,   будто
прислушивался к магнитофонному воспроизведению собственного голоса.
     -  Он  приехал  через  десять  минут  после  меня  в компании  высокого
светловолосого  шведа  с какой-то девицей из  Китая. Там  было  темно,  и  я
пересел за столик поближе.  Они заказали виски, платил Борис. Я был метрах в
двух  от  этой паршивой  троицы и слушал весь их разговор. Китайская  крошка
предпочитала  помалкивать,  тон  разговору  в  основном  задавал  швед.  Они
говорили по-английски. Швед спросил Бориса, где тот остановился, он ответил:
"В Эксцельсиоре", что было чудовищной ложью, потому что он жил в "Александра
Лодж" вместе с остальными членами делегации. Ну, понятное дело, "Александра"
на задворках, "Эксцельсиор" звучит гораздо  лучше.  Около полуночи вечеринка
подходит к концу. Борис говорит,  что он  должен идти  домой:  завтра у него
напряженный рабочий  день.  Вторая ложь,  потому что он  и не собирался идти
домой, - прямо как  этот,  как его, из истории  о  Джекиле и Хайде  - ну тот
самый, обыкновенный доктор, который переодевается  и  идет кутить. Кем у нас
был Борис?
     С минуту все молчали, никто не хотел ему помочь.
     -  Хайд,  -  вымолвил наконец Лейкон,  уткнувшись  взглядом  в красивые
ухоженные руки. Он снова сел и сложил ладони на коленях.
     - Хайд,  - повторил Tapp. - Спасибо, мистер Лейкон, я  всегда знал, что
вы  начитанны.  Итак, они оплатили  счет,  а я  потащился  в  Ванчай,  чтобы
приехать  туда прежде, чем  он доберется до "Анжелики". Но в это время я был
уже почти уверен, что ввязался не в свое дело.
     Загибая   длинные  сухие   пальцы,  Tapp  старательно  перечислил   все
соображения.  Во-первых,  он никогда еще  не встречал советской делегации, в
которой бы не  было пары горилл из  службы  безопасности, в чью  обязанность
входит удерживать ребят подальше от злачных мест. Как в таком случае  Борису
удавалось  улизнуть  из  этого  ошейника  каждую  ночь?  Во-вторых,  ему  не
понравилось, как  русский  направо  и  налево сорит валютой. Для  советского
чиновника это противоестественно, утверждал Tapp.
     - У них просто-напросто никогда не бывает этой чертовой валюты. А  если
и бывает, то они скорее купят какую-нибудь побрякушку для своей благоверной.
И,  в-третьих, мне  не понравилось, как  он врет. Уж слишком  бойко  он  это
делал, желая прилично выглядеть.
     Итак, Tapp ждал  в "Анжелике", и,  конечно же, через полчаса его мистер
Хайд был тут как тут.
     - Он садится и заказывает выпивку. И все. Сидит и пьет, как проститутка
в ожидании клиента.
     Тут Tapp решил в  очередной  раз  продемонстрировать свою  учтивость  и
обратился непосредственно к Смайл