з земли сверток,  который тут же укутал  полами
своей  байковой  куртки.  Спустя  секунду  -  значительно быстрее,  чем  это
казалось  возможным, -  хлопнула дверь фургона и  снова зажегся свет.  И тут
Билл совершил, пожалуй, самый смелый поступок в своей жизни: он на  цыпочках
спустился  в  Яму  и остановился буквально  в метре  от  кое-как задернутого
окошка,  встав  на  кочку,  чтобы  можно  было видеть,  что творится  внутри
фургона.
     Джим стоял у стола. На койке позади него лежала куча учебников, бутылка
водки и пустой стакан. Должно быть,  он  сбросил их туда,  чтобы  освободить
стол.  Рядом валялся  открытый перочинный  нож,  но он им не воспользовался.
Джим никогда не  разрезал  тесьму,  если  без этого можно обойтись. Сверток,
сшитый из желтоватой ткани наподобие той, из которой делают табачные кисеты,
был сантиметров тридцать в длину. Распаковав его,  он  вытащил оттуда что-то
похожее на разводной  ключ, обернутый  в мешковину. Но кто станет зарывать в
землю разводной ключ, даже если он и предназначен для лучшей машины, которую
когда-нибудь делали в Англии? В отдельном  желтом конверте лежали шурупы или
болты; он высыпал их на стол и каждый  по очереди внимательно осмотрел. Нет,
это не шурупы:  это колпачки для ручек. Нет, и не колпачки  даже; но тут они
исчезли из поля зрения Билла.
     Да  никакой это  не разводной  ключ,  вообще не ключ; это абсолютно  не
похоже на инструмент для машины.
     В следующую  секунду  ошалелый  Роуч  устремился  к краю Ямы. Он петлял
между бугорками, стараясь поскорее выбраться на дорогу, но  получалось это у
него медленнее, чем обычно; он бежал, застревая в песке, проваливаясь в лужи
и путаясь в траве; он хватал ртом ночной воздух  и всхлипывал от страха; его
всего перекосило, как Джима; он с усилием отталкивался то одной,  то  другой
ногой, тряся при  этом головой, чтобы  бежать быстрее. Он бежал,  не отдавая
себе отчета в том,  в какую сторону бежит. Все его мысли остались позади,  в
фургоне,  всецело  поглощенные черным  револьвером,  замшевыми  ремешками  и
колпачками для ручек, которые  вдруг  превратились  в  патроны,  когда  Джим
аккуратно, один за другим,  начал их вставлять в барабан, повернувшись своим
морщинистым бледным лицом к лампе и слегка сощурившись от яркого света.


        "Глава 25"


     Я запрещаю вам ссылаться на меня, - сразу  предупредил Министр  в своей
обычно протяжной,  ленивой манере. -  Никаких записок,  никаких  пространных
докладов. Мне приходится иметь дело с избирателями. В отличие  от  вас. И от
Оливера Лейкона, не так ли, Оливер?
     "Что у  него за дурацкая  американская привычка глотать  окончания",  -
подумал Смайли и сказал:
     - Да-да, весьма сожалею об этом.
     - Вы бы жалели еще больше, если бы за вами стоял такой электорат, как у
меня, - резко ответил Министр.
     Как и  следовало  ожидать,  простой  вопрос  о том, где  им  предстояло
встречаться, повлек за собой  вспышку глупой ссоры. Смайли заметил  Лейкону,
что  видеться  в его кабинете  в Уайтхолле было бы неразумно, потому как там
постоянно   толкалось   полно   народу   из   Цирка:  то   курьер   принесет
дипломатическую  почту,  то  Перси  Аллелайн  заскочит  обсудить  ирландский
вопрос. Министр  со  своей  стороны отклонил  вариант с отелем  "Айли"  и  с
квартирой   на   Байуотер-стрит,   заявив  непререкаемым   тоном,   что  это
небезопасно. Его недавно показывали по телевидению, и он очень гордился тем,
что теперь его могут узнавать. После нескольких звонков, уговоров и взаимных
претензий  остановились  на том,  чтобы  собраться  в резиденции  Мэндела  -
особняке в стиле Тюдоров,  стоящем на окраине Митчема, где Министр со  своим
сверкающим  лимузином смотрелся  как  бельмо на  глазу. И  вот теперь  они -
Лейкон,  Смайли  и Министр  - сидели  там в  аккуратной гостиной с  тюлевыми
занавесками,  а рядом  на  столике  стояло  блюдо  с  сандвичами  со  свежей
лососиной,  в то  время  как гостеприимный  хозяин,  расположившись наверху,
наблюдал за  подходами к дому.  Вокруг машины Министра в переулке столпились
дети, допытываясь у шофера, кого он возит.
     На  полке  за спиной у  Министра стоял целый  ряд  книг о  пчелах.  Это
страсть  Мэндела, вспомнил  Смайли:  всех  пчел,  которые  не  встречаются в
Суррее,  он называл не иначе как "экзотическими".  Министр  был еще довольно
молодым   человеком  с   мрачным  подбородком,   который   производил  такое
впечатление,   будто  его  обладателя  исподтишка  стукнули  в  какой-нибудь
неприличной  потасовке.   На  макушке   у  него  проглядывала  лысина,   что
незаслуженно  придавало  ему вид зрелого  человека,  а  его итонская  манера
говорить, растягивая слова, была совершенно невыносимой.
     - Ну, так что мы решаем? - Ко всему прочему стиль его общения временами
становился довольно напористым.
     -  Ну, прежде всего,  мне кажется, вам следовало бы  приостановить все,
что имеет отношение к недавним переговорам с американцами. Я много думал над
тем секретным приложением без  названия, - продолжал  Смайли, - тем самым, в
котором  обсуждается  дальнейшее использование  материала  "Черная магия"  и
который вы храните в своем сейфе.
     - Никогда не слышал о таком, - отрезал Министр.
     - Я очень хорошо понимаю побудительные мотивы того решения. Ну  в самом
деле,  всегда заманчиво  попользоваться плодами  этой  огромной американской
махины, и я готов признать весомым довод в пользу того, чтобы в свою очередь
продавать им "Черную магию".
     - Интересно,  а есть ли  у  вас  доводы п  р  о  т и в ? -  допытывался
Министр, словно разговаривая со своим биржевым маклером.
     -  Если  "крот"  по  имени Джералд на  самом  деле существует,  - начал
Смайли.  Энн  как-то  гордо  заметила, что  во  всех  ее  родственниках,  за
исключением  Майлза Серкомба,  есть  что-то  подкупающее.  И  сейчас  Джордж
впервые готов был признать, что она,  пожалуй, права. Он  просто чувствовал,
что  попал в дурацкое положение, ему трудно было связно сформулировать  свои
мысли.  - Если "крот" существует, в чем,  мне  кажется, уже никто из  нас не
сомневается, - он подождал, но никто так и не  возразил ему,  -  если "крот"
существует, - повторил он, - то не только Цирк удвоит свои прибыли от сделки
с  американцами,  это получится и  у Московского Центра.  Потому что  "крот"
передаст им все, что бы вы ни купили у американцев.
     Жестом крайнего разочарования Министр шлепнул  рукой по  столу Мэндела,
оставив на его полированной поверхности влажный отпечаток.
     - Черт бы  побрал, я решительно  ничего не понимаю, - воскликнул  он. -
Эта ваша паршивая "Черная магия", оказывается, интересная штука! Месяц назад
она сулила нам золотые горы. А теперь мы идем на попятную и говорим, что всю
эту кашу заварили русские. Объяснит мне кто-нибудь, в чем дело, или нет?
     - Видите ли, я не думаю,  что это в действительности так уж невероятно,
как кажется на первый взгляд. В конце концов, нам время от времени удавалось
наладить в России агентурные сети,  и  хотя, наверное, это звучит нескромно,
удавалось нам это неплохо. Мы отдавали им лучший материал из того, что могли
себе позволить.  Ракетная техника, стратегические военные  планы. Вы и  сами
тогда в этом участвовали, - обернулся он к Лейкону, который нервно кивнул  в
знак согласия.  -  Мы  подбрасывали  им  агентов,  без  которых  сами  могли
обойтись, мы снабжали  их  хорошими связями, обеспечили  безопасные маршруты
для  курьеров, освободили в эфире частоты для их  радиосигналов, чтобы можно
было послушать их  время от времени. Это была  плата за то, что мы управляли
оппозицией,  как  вы любили говорить - "плата за то, чтобы знать,  о чем они
докладывают своим комиссарам". Я уверен, Карла делал бы для нас  не  меньше,
если бы ему удалось прибрать к рукам наши сети. И сделал бы еще больше, если
бы  представилась  реальная  возможность  взглянуть хоть  одним  глазком  на
американский  рынок, не  так  ли? - Он прервался и бросил быстрый взгляд  на
Лейкона. - Намного, намного больше. Перспектива подключиться к американцам -
я  имею в виду  разделить с ними  дивиденды - должна была бы вывести "крота"
Джералда на первые роли.  А заодно, конечно, и Цирк. На месте русских  я  бы
отдал нам - англичанам - почти все, если бы... да, если  бы этим самым можно
было, в свою очередь, купить американцев.
     - Спасибо вам, - быстро сказал Лейкон. Министр ушел, прихватив  с собой
в дорогу пару
     сандвичей  и даже  не удосужившись  попрощаться  с Мэнделом,  вероятно,
потому, что он не входил в число его избирателей. Лейкон задержался.
     - Вы просили меня посмотреть, не осталось ли у нас чего-нибудь о Придо,
- сказал он под конец.  - В  общем, я обнаружил, что у нас таки есть на него
несколько документов.
     Ему   довелось   просмотреть   несколько  папок,  касающихся   вопросов
внутренней безопасности Цирка.
     "Просто чтобы быть во  всеоружии перед этой беседой", - пояснил он. Там
он наткнулся на какие-то странные  донесения о проверке на  благонадежность,
все с положительными отзывами. Один из них имел отношение к Придо.
     - Он был признан абсолютно чистым, понимаете. Ни тени подозрения. И все
же,  -  в его  голосе  послышалось легкое  колебание,  что заставило Смай-ли
взглянуть на него  вопросительно, - я думаю,  вас это  может заинтересовать.
Какие-то  невнятные намеки,  связанные с его оксфордским прошлым. Хотя в том
возрасте каждый из нас имел право на некоторую "розоватость".
     - Да, безусловно.
     Снова наступила  тишина, нарушаемая лишь  мягким  звуком шагов  Мэндела
наверху.
     - Знаете, Придо  с Хейдоном и вправду были очень близки, - доверительно
сообщил Лейкон. - Я как-то и не подозревал об этом.
     Он вдруг куда-то заторопился. Покопавшись в своем  портфеле, он вытащил
оттуда большой  чистый конверт, сунул его в руку Смайли и поспешил удалиться
в более  привычный и  благородный мир Уайтхолла, а мистер Барраклаф,  в свою
очередь, -  в отель  "Айли", где он продолжил  чтение документов по операции
"Свидетель".


        "Глава 26"


     Наступило обеденное время следующего  дня.  Смайли перед  этим почитал,
немного  поспал,  снова  почитал,  принял  ванну  и  теперь,  поднимаясь  по
ступенькам  этого  симпатичного  дома  в  центре  Лондона,  чувствовал  себя
прекрасно, потому что ему нравилось встречаться с Сэмом.
     Дом этот, сложенный  из бурого кирпича в георгианском стиле,  находился
рядом  с Гроувенор-сквер. Ступенек  было  пять, а  в  зубчатой нише у  входа
располагался латунный звонок. По обе стороны черной двери стояли колонны. Он
нажал  кнопку  звонка, и у него возникло  такое  впечатление, будто на самом
деле он нажал на дверь, потому что она тут же отворилась. Он вошел в круглую
прихожую  с  другой  дверью  и  двумя  рослыми  мужчинами в черных костюмах,
которые  вполне могли бы сойти  за  привратников Вестминстерского аббатства.
Над мраморной каминной  полкой висела картина  - взвившиеся  на дыбы кони, -
скорее  всего, работы Стаббса  (Джордж Стаббс  (1724 -  1806)  -  английский
художник-анималист). Один из привратников подошел ближе к Смайли, принимая у
него  пальто,  другой провел  его  к столику с регистрационной книгой, чтобы
Смайли поставил в ней свою подпись.
     - Хебден,  - пробормотал Смайли, расписываясь.  Он назвал один из своих
оперативных псевдонимов, который должен был помнить Сэм. - Адриан Хебден.
     Мужчина,  которому  он  отдал  пальто, повторил  в  трубку  внутреннего
телефона:
     - Мистер Хебден, мистер Адриан Хебден.
     - Если вы не  возражаете, подождите  минутку, сэр,  -  сказал человек у
столика с книгой.
     Здесь  не  было  слышно  музыки,  хотя Смайли казалось,  что в подобных
заведениях должна быть и музыка, и фонтан.
     -  Я  по сути  дела, приятель мистера Коллинза, - пробормотал Смайли. -
Если  мистер Коллинз  не очень  сильно занят. Я думаю, он даже,  может быть,
ждет меня...
     Человек  у  телефона буркнул  "спасибо" и  повесил трубку. Он  проводил
Смайли к внутренней двери и открыл ее перед ним. Та беззвучно отворилась, не
прошелестев даже по шелковому ковру.
     -  Мистер  Коллинз ждет  вас,  сэр, -  почтительно  пробормотал  он.  -
Угощения за счет хозяина.
     Три  гостиных комнаты, обшитые панелями  из красного дерева, переходили
одна в другую;  лишь колонны с арками зрительно разделяли их между  собой. В
каждой из  комнат было по одному  столу,  так что в  третьей из них он стоял
метрах в двадцати от входа. Мягкий свет падал на  бессмысленные натюрморты в
исполинских  золоченых  рамах и на зеленое  сукно  игровых  столов. Шторы на
окнах были опущены, места заняты примерно на треть - за каждым столом сидело
четыре или пять  игроков, все  мужчины, и единственными звуками, нарушавшими
тишину,  были щелчки шарика, подпрыгивающего на рулетке, позвякивание фишек,
переходивших время от времени от одного к  другому, и очень тихое бормотание
крупье.
     - Адриан Хебден, - сказал Сэм Коллинз со сдержанным восторгом в голосе.
- Давненько не виделись.
     - Здорово, Сэм, - сказал Смайли, и они пожали друг другу руки.
     -  Пойдем в  мою берлогу, -  предложил  Коллинз и кивнул  единственному
стоящему человеку в  комнате - очень крупному мужчине  с  рябым  лицом, явно
страдающему гипертонией. Тот  кивнул в ответ. - Как тебе все это?  - спросил
Сэм, пока они шли по коридору, задрапированному красным шелком.
     - Очень впечатляюще, - вежливо ответилСмайли.
     - Вот именно, - сказал Сэм. - Впечатляюще. Самое подходящее слово.
     Он был в смокинге. В его кабинете,  обитом плюшем в стиле эпохи Эдуарда
VII, стоял стол с мраморной крышкой  и ножками  в виде звериных лап, но сама
по себе комната была  очень маленькой  и  почти  совсем  не  проветривалась.
Смайли подумал, что она больше походит на театральную кладовую, заставленную
реквизитом, оставшимся от прошлых постановок.
     -  Они  были даже  не  прочь  позволить мне вложить сюда  немного своих
деньжат.  Не сейчас, правда, а как-нибудь попозже.  Довольно упрямые ребята,
но, знаешь, очень энергичные.
     - Я не сомневаюсь, - отозвался Смайли.
     - Как мы когда-то.
     - Это точно.
     Сэм был  элегантным приветливым мужчиной с аккуратными  черными  усами,
без которых Смайли себе его уже и представить не мог. Ему, пожалуй, было уже
около  пятидесяти. Он  провел много времени на Востоке, где они  как-то  раз
вместе отслеживали в эфире одного китайского  радиста. Цвет его  лица  начал
понемногу  терять былую  свежесть,  но  он все еще выглядел лет на  тридцать
пять.  На лице у него появилась  теплая  улыбка, и  весь его  вид говорил  о
доверчивости и дружелюбии. Обе руки лежали  на столе, как если бы они сейчас
играли в карты, и он смотрел на Смайли с нежностью, похожей на отцовскую
     или сыновнюю, а может быть, на ту и на другую вместе.
     -  Если  наш  дружок  наберет  больше  пяти,  -  сказал  он,  продолжая
улыбаться, -  звякни мне, Гарри, если  тебе не трудно.  А пока помалкивай, у
меня беседа с нефтяным королем. -  Он говорил в селектор у себя на столе.  -
Сколько у него сейчас?
     - Уже три,  -  раздался  скрипучий  голос.  Смайли  догадался,  что  он
принадлежит рябому
     мужчине, страдающему гипертонией.
     - Теперь он должен проиграть восемь, - мягко  сказал  Сэм. - Не дай ему
уйти из-за стола, только и всего. Сделай  из него  героя  дня. - Он отключил
аппарат  и  усмехнулся. Смайли  усмехнулся  в  ответ.  -  На самом деле  мне
чертовски нравится такая  жизнь, - заверил его Сэм. - Это,  по крайней мере,
лучше, чем продавать стиральные машины. Немного  необычно, конечно, надевать
смокинг  в десять утра.  Сразу вспоминаешь дипломатическую "крышу". - Смайли
рассмеялся. - И все по-честному, хочешь верь, хочешь нет,  - добавил Сэм, не
меняя выражения лица - Все, что нам нужно, - точный расчет.
     - Уверен, что так  оно и есть, - сказал Смайли, снова  придав как можно
больше любезности своим словам.
     - Не против, если я включу музыку?
     Это  была  магнитофонная  запись; звук  шел откуда-то  с  потолка.  Сэм
прибавил громкость настолько, насколько они могли выдержать.
     - Ну, так чем я могу быть тебе полезен? - спросил Коллинз, и его улыбка
стала еще шире.
     - Я бы  хотел поговорить  с тобой  о той ночи, когда  стреляли в  Джима
Придо. Ты тогда дежурил.
     Сэм  курил коричневые сигареты, настолько ароматные, что они напоминали
сигары.  Щелкнув  зажигалкой,  он окунул кончик одной из них в  пламя, затем
посмотрел, как оно гаснет, превращаясь в тлеющий уголек.
     - Пишешь мемуары, а, старина? - спросил он.
     - Мы решили пересмотреть это дело.
     - Кто это "мы", а, старина?
     -  Я,  мол  персона и твой покорный слуга,  да еще  Лейкон  с Министром
наседают с разных сторон.
     -  Всякая власть развращает; хотя кто-то  же должен править,  и в таком
случае братец Лейкон  волей-неволей выкарабкается  на  самую  верхушку  этой
кучи,
     -  Ничего  не изменилось,  -  сказал Смайли.  Сэм  задумчиво  потягивал
сигарету. Музыка закончилась, и теперь шла запись пьесы Ноэля Коуарда.
     - Это ведь моя давняя мечта, - произнес наконец Сэм Коллинз, не обращая
внимания  на шум. - Представь  себе:  в один прекрасный  день Перси Аллелайн
входит  в эту дверь с  потрепанным коричневым  чемоданом  и  просит  сделать
ставку.  Он ставит на красное все выделенные ему правительством ассигнования
и проигрывает.
     - Кто-то  вырезал нужную запись из журнала дежурств, - вмешался Смайли.
-  Из-за этого приходится  обращаться  к  людям  и  просить  их,  чтобы  они
что-нибудь вспомнили. В досье об этом деле почти
     ничего нет.
     -  Ничего  удивительного,  -  заключил  Сэм.  Он заказал  сандвичей  по
телефону. - Этим  живу, - пояснил он. - Сандвичи  и  тосты с икрой. Неплохой
приработок, между прочим.
     Он стал разливать кофе, и тут зажглась красная лампочка на столе.
     - Наш дружок сравнял счет, - снова раздался скрипучий голос.
     - Начинай теперь считать, - ответил Сэм и повернул выключатель.
     Его рассказ звучал просто и  вместе  с тем  довольно ясно - так хороший
солдат вспоминает прошедший бой, не  делая никаких оценок, а лишь перечисляя
факты. Он тогда как раз вернулся из-за границы, отбыв
     трехлетний срок во Вьентьяне. Он отметился в отделе кадров и  отчитался
у  Акулы; казалось, никто не  имел  на  него виды  в ближайшее время,  и  он
подумал о том, что неплохо бы взять отпуск на месяц и укатить на юг Франции,
как  вдруг Макфейдин, этот  старый вахтер,  который фактически всегда был на
побегушках у Хозяина, хватает  его  в  коридоре в  охапку и препровождает  к
Хозяину в кабинет.
     - В какой точно день это было?
     - Девятнадцатого октября.
     - В четверг, да?
     - В четверг.  Я собирался в понедельник улететь в Ниццу. Ты тогда был в
Берлине. Я еще хотел  угостить тебя выпивкой, но "мамочки"  сказали,  что ты
занят,  а пока  я отмечался  в  Транспортном  отделе, ты уже успел  уехать в
Берлин.
     - Да, правильно, - спокойно сказал Смайли. - Хозяин меня отправил туда.
     Чтобы я ему не мозолил глаза, чуть не добавил он. Это чувство не давало
ему покоя едва ли не по сей день.
     - Я порыскал  в поисках  Билла, но  Билл  тоже  куда-то  запропастился.
Хозяин  услал  его  в  какую-то глушь, -  откликнулся  Сэм, избегая  взгляда
Смайли.
     - За жар-птицей  в  тридевятое царство,  - пробормотал Смайли.  -  А он
возьми да и вернись.
     Сэм  бросил  на  него  колкий  недоуменный взгляд,  но  Смайли не  стал
углубляться в подробности путешествия Билла Хейдона.
     - Казалось, вокруг  все  повымерло. Чуть  не вернулся  в аэропорт  и не
улетел первым же рейсом обратно во Вьентьян, к чертям собачьим.
     -  Так оно  и  было, натурально  все повымерло, - подтвердил  Смайли  и
подумал: за исключением всего, что касалось "Черной магии".
     -  А Хозяин  выглядел так,  будто у  него  уже пятый  день лихорадка, -
п