в а с Л а г л у " , - г о в о р ю я , н а с к о л ь к о я п о н и м
а ю , п  о - р у с с к и о з н а ч а е т : " Д а в а й в с т р е т и м с я в
с а р а е " и л и ч т о - т о в э т о м р о д е , и о н о т в е ч а е т
     " А , п р и в е т " , ч т о , я д у м а ю , о н с к а з а л б ы , д а ж
е е с л и б ы р я д о м п р о л е т е л а р х а н г е л Г а в р и и л .
     " К а к и е у в а с п р о б л е м ы ? " - с п р а ш и в а ю я .
     " Н и к а к и х " , - о т в е ч а е т о н , п о д у м а в п е р е д э т
и м е д в а л и н е ч а с .
     " Т а к ч т о ж е в ы т о г д а з д е с ь д е л а е т е ? Е с л и у в а
с н е т п р о б л е м , з а ч е м в ы в о о б щ е с ю д а п р и ш л и ? "
     Т у т о н у л ы б а е т с я м н е ш и р о к о и б е з м я т е ж н о м ы
н е т о р о п л и в о п о д х о д и м  к в е л и к о м у Х л е б н и к о в у
и ж м е м е г о к р о х  о т н у ю л а п к у , п о с л е ч е г о , п р о г у
л и в а я с  ь , и д е м к о м н е д о м о й . Т а м м ы п ь е м . И е щ е п
ь е м . Ф о н , о н п и л в с е , ч т о п о п а д а л о  с ь е м у н а г л а
з а . Х о т я , м о ж е т  б ы т ь , э т о б ы л я , я с е й ч а с у ж е н е
п о м н ю т о ч н о . И к о г д а н  а с т а л р а с с в е т , з н а е т е ,
ч т о м ы с д е л а л и ? Я в а м с е й ч а с р а с с к а ж у  , Ф о н . М ы
с в а ж н ы м в и д о м н а п р а  в и л и с ь в п а р к , я с е л н а с к а
м е й к у с с е к у н д о м е р о м в  р у к е , Д ж и м п е р е о д е л с я
в с п о р т и в н у ю ф о р м у и н а ч а л н  а м а т ы в а т ь с в о и д в
а д ц а т ь к р у г о в . Д в а д ц а т ь . Я п о р я д к о м у с т а л .
     М ы м о ж е м п р и й т и к в а м в л ю б о е в р е м я , д л я н е г о
н  е т н и ч е г о л у ч ш е , ч е м б ы в а т ь в г о с т я х у м е н я и л
и у м  о и х и с п о р ч е н н ы х , н о в е с ь м а с и м п а т и ч н ы х д
р у з е й . К о р о ч е г о в о р я о н н  а з н а ч и л м е н я с в о и м М
е ф и с т  о ф е л е м и , ч е с т н о г о в о р я , о ч е н ь п о л ь с т и
л м н е э т и м . К с т а т и , о н е щ е д е в с т в е н н и к , д в  у х с
п о л о в и н о й м е т р о в р о с т у  и т е л о с л о ж е н и е м н а п о
м и  н а е т  С т о у н  х е н д ж (Один из самых больших и известных в мире
доисторических  сооружений   для  ритуальных   церемоний,   предположительно
относится к  неолиту  или  бронзовому  веку,  состоит из  огромных  отдельно
стоящих каменных глыб) . Т а к ч т о н е п у г а й т е с ь " .

     Папка  снова  близилась  к  концу.  Сидя  в кровати, Смайли нетерпеливо
листал  желтоватые   страницы  в   поисках   чего-то   более  существенного.
Преподаватели как Джима, так и Билла Хейдона двадцать лет спустя утверждают,
что  не  могут себе  представить, чтобы  отношения  между  этими двумя  были
"чем-то большим,  чем чистой дружбой"... Показания Хейдона так ни разу и  не
были  затребованы... Университетский куратор Джима говорит, что его отличала
"ненасытная любознательность после долгого голодания", и отвергает всяческие
подозрения о том,  что  Джим был "розоватых" убеждений. Допрос, который имел
место в Саррате, начался  с  длинных извинений, в частности, упоминается его
превосходное  военное  досье. Ответы Придо  проникнуты приятной открытостью,
особенно в сравнении с экстравагантным стилем письма Хейдона.  Присутствовал
один представитель от конкурсной комиссии, но его голос звучал лишь изредка.
Нет,  Джим  больше  никогда  не  встречался  ни  с  Хлебниковым,  ни  с  кем
либо-другим,  кто  бы  представился  его эмиссаром...  Нет,  он  никогда  не
разговаривал  с ним, кроме того  единственного случая. Нет, у  него  не было
больше  в то время никаких контактов ни с коммунистами, ни с русскими;  и он
не мог  вспомнить по имени  никого из  тех, кто  состоял  членом  "Народного
клуба"...
     Вопрос  ( А  л  л е  л а  й н ) . Не  думаю, что это сделало  вас более
сознательным, или я не прав?
     Ответ. В общем, вы правы ( с м е х ) .
     Да,  он являлся членом "Народного клуба"  точно  так же,  как  и членом
драмкружка своего колледжа,  филателистического общества, общества любителей
современного  английского   языка,   студенческого   союза  и  исторического
общества, а также  этического общества и  семинара Рудольфа Штайнсра...  Это
был  хороший  способ  послушать  интересные  лекции и  пообщаться  с людьми,
особенно   важно   для   него  второе.  Нет,  он  никогда  не  распространял
леворадикальную  литературу, хотя некоторое время  и покупал  "Совьет Уикли"
(Советский еженедельник, распространяемый в Великобритании, освещавший жизнь
пародов СССР,  его  внутреннюю  и внешнюю  политику)... Нет,  он никогда  не
платил   взносы  никакой  политической  партии  ни  в  Оксфорде,  ни  позже;
фактически,  он  даже ни разу  не воспользовался правом  голоса...  Одной из
причин, почему  он  вступил в такое количество клубов  в университете, стало
то, что после  довольно беспорядочного  образования, которое он  получил  за
границей, у него практически не было школьных друзей среди англичан...
     К этому моменту  уже все следователи до единого  на стороне Джима;  все
против конкурсной комиссии и ее бюрократического вмешательства.
     Вопрос ( А л л е л  а й  н ) . Из чистого любопытства было бы интересно
узнать: поскольку вы  так  много бывали за границей, где вы научились такому
отменному правому драйву (Вид удара в крикете)? ( С м е х ) .
     Ответ. О, у  меня был дядя,  а у  дяди была  своя площадка  в пригороде
Парижа. Он просто помешался на крикете. У него имелись и тренировочные секи,
и все нужное снаряжение. Когда я приезжал туда на каникулы, он  целыми днями
заставлял меня принимать его подачи.
     [Пометка следователя: граф Анри де Сент-Ивонн, скончался в 1941. Личное
дело  AF64-7.] Конец собеседования. Представитель  конкурсной комиссии желал
бы пригласить Хейдона в качестве свидетеля, но Хейдон сейчас за границей,  и
вызвать его невозможно. Заключение переносится на неопределенный срок...
     Смайли  уже  почти  засыпал, читая последний  документ  в  этой  папке,
который случайно попал сюда спустя долгое время после того, как Джим получил
официальный допуск от конкурсной комиссии. Это была  вырезка из  оксфордской
газеты с рецензией на персональную выставку Хейдона в июне 1938-го" вышедшая
под заголовком " Р е а л и з м и л и с ю р р е а л и з м ? В з г л я д и з О
к с ф о р д а " . Раздолбав выставку в пух и прах, критик закончил следующим
победным аккордом: "Мы  понимаем, что достопочтенный Джеймс Придо специально
выкроил время, оторвавшись от своего крикета,  с  тем чтобы помочь развесить
холсты.  Лучше было бы ему, на наш взгляд, остаться на Банбери-роуд. Однако,
поскольку  его  роль  Доббина  от  искусства  стала  единственным  искренним
явлением, знаменующим это событие, пожалуй, нам не стоит  глумиться над всем
этим так громко..."
     Смайли  задремал,  но его мысли  продолжали блуждать  в  этом замкнутом
клубке  сомнений,  подозрений  и  бесспорных  фактов.  Он думал  об  Энн  и,
измученный,  продолжал хранить  для нее тепло  в своей душе,  страстно желая
защитить  ее  хрупкость  ценою  своих  собственных  страданий.   Совсем  как
влюбленный юноша, он вслух  прошептал ее имя и представил,  как  над  ним  в
полутьме  склоняется ее прекрасное лицо,  а тем  временем  миссис  Поуп Грэм
орала  через  замочную  скважину,  что  в  такое  время  никого впускать  не
собирается. Он думал о  Tappe и об Ирине и беспредметно размышлял о любви  и
верности; он думал о Джиме Придо и  о том, что принесет ему завтрашний день.
Он вполне осознавал, насколько скромный смысл заключен в грядущей победе. Он
проделал  долгий путь, избороздил не  один океан, а завтра,  если все  будет
хорошо,  он  наконец сможет  увидеть  землю:  какой-нибудь маленький  мирный
пустынный островок. Такой, что даже Карла  о  нем никогда не слышал.  Только
для него и для Энн.
     Он уснул.



        " * ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ * "


        "Глава 30"


     В том мире, где обитал Джим Придо, этот  четверг  начался так же, как и
любой другой день, за исключением того, что где-то под утро у него открылась
рана на лопатке. Он подозревал, что это все из-за вчерашних соревнований  по
бегу между пансионами школы. Он проснулся от боли и оттого, что в том месте,
где  выделялся гной, спина намокла,  и  стало  холодно. В прошлый раз, когда
произошло  нечто  подобное, он примчался в Тонтонскую больницу, но медсестры
только взглянули на него  и тут же отправили в отделение  неотложной помощи,
чтобы  он дождался  доктора  такого-то и  сделал  рентген; после  чего Придо
тайком  забрал  свою одежду  и  ушел. Хватит с  него  больниц и  всяких  там
докторишск. Английских или каких других -  все  равно.  Он вспомнил, как его
учили, что об открывшихся ранах могут сообщить и это наведет на след.
     Он был не в состоянии дотянуться до раны, чтобы обработать ее, но после
того случал нарезал треугольники из марли и  к каждому  углу пришил завязки.
Взяв один  и повесив  его на сушилку  для  одежды,  чтобы был под  рукой,  и
приготовив дезинфицирующий раствор, Джим  нагрел воды, высыпал туда полпачки
соли  и  устроил  себе импровизированный душ,  согнувшись  так,  чтобы струя
попадала прямо на больное место. Затем он намочил марлю  в растворе, закинул
ее  себе за спину, завязал спереди  веревочки  и  лег на  койку  лицом вниз,
поставив рядом бутылку с водкой.
     Боль улеглась, и его одолела дремота, но  он знал, что  стоит сейчас ей
поддаться, и  он проспит весь день. Поэтому он поставил  водку на окно и сел
за стол  проверять тетради  5-го  "В" с упражнениями по французскому, пока в
Яму не соскользнул рассвет и грачи не начали галдеть в зарослях вязов.
     Иногда  он думал, что эта рана служит ему напоминанием о  том, с чем он
не в состоянии справиться.  Придо прикладывал нечеловеческие  усилия,  чтобы
загнать эти мысли вглубь и наконец забыть об этом,  но даже его  усилий иной
раз бывало недостаточно.
     Он проверял тетради не торопясь, потому что это занятие ему нравилось и
служило  хорошей тренировкой для мозгов. Где-то около половины седъмого-семи
он закончил,  надел какие-то  старые фланелевые штаны и  спортивную куртку и
потихоньку отправился  в церковь, которая  никогда не запиралась на замок. В
центральном  проходе часовни, в которую  редко кто-нибудь заходил и  которая
представляла собой небольшой фамильный монумент, посвященный погибшим в двух
войнах, Джим на минуту опустился на  колени. На кресте маленького алтаря был
вырезан барельеф, изображающий  саперов  в  Вердене.  Стоя на коленях,  Джим
осторожно пошарил под скамьей, пока кончики его пальцев не нащупали полоску,
состоящую из кусочков липкого пластыря. Следуя за  ними,  Придо почувствовал
холодную металлическую поверхность. На этом его общение с Богом закончилось,
и  он  отправился по  направлению к Комб-Лейну, на верхушку  холма,  где  он
побегал  немного  трусцой, чтобы  вспотеть:  тепло  делало  с  ним настоящие
чудеса, а  привычный  ритм бега  немного притуплял тревогу.  После бессонной
ночи и утренней водки у  него  слегка кружилась  голова,  и, когда он увидел
пасущихся  в  ложбинке  пони,  которые  уставились  на  него своими  глупыми
мордами,  он  заорал  им  на сомерсетском диалекте:  "Пошли  вон,  дурни  вы
чертовы, ну чего вытаращились на меня своими глупыми гляделками?" - и побрел
назад  по тропинке, чтобы успеть до начала занятий выпить  кофе и переменить
повязку.
     Первым  уроком после молитвы был французский у пятого "В", и  там  Джим
едва  не вышел  из  себя: он  пообещал  Клементсу,  сыну владельца  магазина
тканей, какое-то  глупое  наказание,  а в  конце урока простил его.  Затем в
учительской он проделал еще одну привычную процедуру,  подобную той, что и в
церкви: так же быстро, не задумываясь, но на этот раз нигде не шаря и никуда
не выходя. Это изобретение - почтовая проверка - было  довольно примитивным,
но срабатывало исправно. Он ни разу не слышал, чтобы кто-то из "профи"  этим
пользовался, впрочем "профи"  обычно  редко  рассказывают о своих  секретах.
"Рассуди сам,  -  сказал бы  он в таком случае,  - если противник  следит за
тобой, он  уж точно постарается просмотреть твою  почту, потому как письма -
самое доступное в этом деле; еще легче это сделать, если противник действует
в своей стране и может наладить сотрудничество с почтовой службой. Итак, что
ты в этом случае  делаешь? Каждую неделю, в одно и то же  время, из одного и
того  же  почтового ящика  ты  отправляешь одинаковые  письма:  один конверт
самому себе, а другой - какому-нибудь безобидному человеку  на тот же адрес.
Суешь туда какую-нибудь чепуху  - благотворительную рождественскую открытку,
например,  или рекламный проспект из  местного супермаркета, - запечатываешь
как  следует  конверты, отправляешь  и  ждешь,  чтобы  затем  сравнить время
доставки.  Если  твое письмо появляется позже, чем конверт твоего невольного
помощника, ты тут же почувствуешь у себя за спиной чье-то горячее дыхание, в
данном случае - не чье иное, как Тоби".
     Джим называл это на своем  старом потрепанном жаргоне "замером воды"; в
очередной раз  ее температура  не вызвала нареканий. Два  письма показали на
финише одинаковое время, но  Придо пришел в учительскую слишком поздно и  не
успел стащить то из них, что было  адресовано Марджорибэнксу, который в этот
раз играл  роль  ни о  чем  не  подозревающего  соучастника  Джима. Так  что
пришлось сунуть свое письмо в карман и уткнуться в " Д е й л и т е л е г р а
ф  " в то время  как  Марджорибэнкс,  фыркнув  раздраженно: "А, пошли  вы  к
черту!", разорвал  отпечатанное  на  машинке  приглашение,  призывавшее  его
вступить  в  члены  Братства  Любителей  Библии.  После  этого   Джим  снова
погрузился в привычную рутину школьных дел, вплоть до  начала матча по регби
между старшими школьниками  Тэрсгуда  и Сент-Адамс, на который его назначили
судьей.  Игра проходила в быстром темпе, и, когда она закончилась, его спина
вновь дала о себе знать. Поэтому  ему  снова пришлось глотнуть  водки, перед
тем  как дать звонок  к следующему  занятию:  Джим пообещал  молодому Элвесу
сделать это вместо него. Он уже не помнил,  зачем  тот его попросил об этом;
просто  те  из  персонала, кто был  помоложе,  и  особенно  семейные,  часто
перекладывали на Джима свои случайные  поручения вроде этого, а он  особо не
возражал. Звонок представлял  собой  старинный корабельный колокол; еще отец
Тэрсгуда когда-то давно  неизвестно где откопал его,  и  теперь он уже  стал
частью  школьной традиции.  Когда Джим звонил, он обнаружил, что рядом стоит
маленький  Билл  Роуч,  уставившись  на  него с  бледным  подобием  улыбки в
ожидании,  когда  тот обратит  на  него  внимание,  что случалось обычно  по
нескольку раз в день.
     - Привет, Слоник, ну, что у тебя стряслось наэтот раз?
     - Сэр, прошу прощения, сэр...
     - Ну, давай-давай, Слоник, выкладывай.
     - Сэр, там кто-то спрашивал, где вы живете, - сказал Роуч.
     Джим поставил колокол на место.
     -  Какой он с виду, этот "кто-то", а, Слоник? Ну, давай, я ведь не съем
тебя,  давай,  говори...  эй...  эй!  Какой  он  с виду?  Мужчина?  Женщина?
Волшебник
     из сказки? Эй! Ну, давай же дружище, - мягко пробормотал он, нагнувшись
к Роучу. - Не надо плакать. Ну, что случилось? Ты не заболел? - Он достал из
рукава носовой платок. - Какой он  с виду  этот "кто-то"? - повторял он  все
так же негромко.
     -  Он  спрашивал у миссис Маккаллум. Сказал, что  он друг. Потом  снова
залез в машину,  она  стоит  у церковного кладбища,  сэр.  - Очередной поток
слез. - Он все еще сидит в ней.
     -  Подите  все   к  черту,  паршивцы  эдакие!  -  крикнул  Джим   кучке
ухмыляющихся старшеклассников, столпившихся у  входа. - Подите к черту! - Он
снова нагнулся к Роучу:  - Высокий такой друг, да? Небрежно одетый, высокого
роста, да, Слоник? С такими вот бровями, сутулый? Худой такой, да? Брэдбери,
поди-ка  сюда и перестань  пялиться! Стой  здесь,  отведешь потом  Слоника к
Воспитательнице! Худой такой, да? - спросил он снова у Роуча мягким, ноочень
настойчивым голосом.
     Но  Роуч  был  уже не  в состоянии  выдавить из себя  ни  слова. У него
начисто отшибло  память,  он словно  потерял  ощущение величины и  положения
предметов в пространстве; всякая  способность  проводить какие-то различия в
мире взрослых, казалось, утрачена навсегда. Большие люди, маленькие, старые,
молодые,  сгорбленные, стройные - все это превратилось в одну сплошную толпу
безликих  незнакомцев. Сказать Джиму "нет" было  выше его  сил, сказать "да"
означало  взвалить на  себя ужасную ответственность  за то, что он может его
разочаровать.
     Он  увидел, что Джим  смотрит  на него, увидел  улыбку на  его  лице  и
почувствовал у себя на руке благословенное прикосновение его большой ладони.
     - Молодчина, Слоник. Никто так больше не умеет наблюдать, правда?
     Отчаявшись  вконец,  Роуч прислонил  голову к плечу  Брэдбери и  закрыл
глаза. А  когда он  снова их открыл, то  увидел  сквозь  слезы, что Джим уже
поднимается по лестнице.
     Джим  почувствовал  успокоенность и даже  едва  ли  не  облегчение. Уже
несколько  дней  он  знал,  что кто-то  объявился. Это тоже было  частью его
привычного распорядка: наблюдать за теми  местами, куда обычно  первым делом
суются "ищейки". Например, церковь: любые передвижения местных жителей сразу
становятся темой для разговоров среди прихожан; или  администрация графства,
где регистрируются потенциальные  избиратели;  или  торговцы, которые  часто
хранят  счета своих клиентов; или  пивные,  в  том  случае,  если намеченная
жертва  обходит их  стороной.  Иными  словами, он знал,  что в  Англии  есть
естественные  ловушки, куда "ищейки"  наведываются первым  делом, прежде чем
выйдут  на  тебя.  И действительно, мило болтая с  помощницей  библиотеки  в
Тонтоне два дня назад, Джим наткнулся на верный след, который он разыскивал.
Какой-то незнакомец, очевидно  из  самого Лондона,  интересовался состоянием
дел в  деревенских округах; да, государственного вида джентльмен  -  скорее,
даже один  из тех, кто  проводит политические  исследования,  можно  сказать
занимается  этим  профессионально  -  и  среди   прочего  ему  потребовался,
представьте себе, как можно более  свежий  список жителей той самой деревни,
где живет Джим; да, список  избирателей,  они собираются провести  поименный
опрос в самых отдаленных и глухих  районах страны,  особенно  среди недавних
иммигрантов. Да,  действительно, подумать только,  согласился  Джим  и после
этого предпринял некоторые  подготовительные меры. Он  купил железнодорожные
билеты сразу в несколько  мест: до  Эксетера, до Лондона и  до Суиндона, все
сроком  годности  на один месяц. Сделал он это  потому, что знал: если снова
придется  удариться  в бега,  покупать билеты  будет  некогда. Он  достал из
потайного  места на огороде  свои  старые удостоверения  и пистолет, которые
перепрятал так, чтобы они в любой момент  были под рукой. Еще  он загрузил в
багажник "алвиса" чемодан с одеждой  и залил полный бак горючего. После этих
мер предосторожности он мог спать относительно спокойно или, вернее, мог бы,
если бы не спина.
     - Сэр, а кто выиграл, сэр?
     Преббл,  новичок,  одетый  в  пижаму  и  перемазанный   зубной  пастой,
направлялся во врачебный кабинет. Мальчишки иногда заговаривали с Джимом без
всякого повода: одного  его роста и  горбатой  спины было  достаточно, чтобы
спровоцировать их на это.
     - Сэр, ну в этом матче, ну против Сент-Адамс?
     - Не Адамс, а Гадамс, - отозвался другой умник. - Нет, правда, сэр, кто
выиграл?
     - Увы, они, сэр, - гаркнул Джим, - и, если бы вы смотрели игру, сэр, вы
бы сейчас  не спрашивали,  сэр.  - Он  медленно  поводил  у них перед  носом
огромным  кулачищем,  изображая серию  сокрушительных  ударов,  и  аккуратно
выпроводил их в медпункт Воспитательницы.
     - Спокойной ночи, сэр.