своих
бесцветных,  слегка  выпученных  глаз. По соседству с  пустым  стулом  Билла
сидела  Моу  Делавэр,  женский символ  Лондонского  Управления;  она  носила
короткую стрижку и коричневый твидовый костюм. Напротив  нее -  Фил  Портес,
главный администратор, подобострастный богач,  который жил в большом доме  в
пригороде Лондона. Увидев Гиллема, он совсем перестал читать, демонстративно
закрыл папку, положил на нее свои холеные руки и ухмыльнулся.
     -  В конце стола означает  за Полом Скордено,  - сказал Фил,  продолжая
ухмыляться.
     - Спасибо, я и сам вижу.
     Напротив  Портеса  сидели   "русские"  Билла,  которых  Гиллем  недавно
встретил в мужской уборной четвертого  этажа, - Ник де Силски и  его  дружок
Каспар.  Они  не  отваживались  улыбаться, и, как успел заметить  Гиллем, им
нечего было читать:  перед  ними  не  было никаких  документов;  собственно,
только перед  ними  ничего  не лежало  на столе.  Они  сидели, положив  свои
массивные руки на стол, будто сзади кто-то навел на них пистолет, и смотрели
на Гиллема своими карими глазами.
     Еще дальше, рядом с Портесом, сидел Пол Скордено; в настоящее время, по
слухам, он работал на Роя Бланда, руководя агентурой стран Восточной Европы,
хотя  другие  говорили,  что  он  "шестерка" Билла. Пол  был жалким и  худым
сорокалетним мужчиной, с рябым смуглым лицом и длинными руками.
     Гиллем как-то  раз дрался  с  ним в паре на  "курсах молодого  бойца" в
"яслях", и они тогда чуть не поубивали друг друга.
     Питер отодвинул свой стул подальше от  него и сел, Тоби  примостился  с
другой стороны, будто  второй телохранитель. "Какого  черта они  все от меня
ждут? - подумал Гиллем. -  Что я, сбегу?" Все смотрели, как Аллелайн набивал
трубку,  когда  вдруг  Билл  Хейдон  перещеголял его  по  части  привлечения
всеобщего  внимания.  Дверь  открылась,   долго  никто  не   входил.   Затем
послышалось медленное пошаркивание, и появился Билл, обхватив  обеими руками
чашку кофе, сверху прикрытую блюдцем. Под мышкой у него была зажата папка  с
завязанными  тесемками,  а очки в этот  раз сидели  на носу, так что, должно
быть, он читал эти таинственные  документы где-то в  другом месте. "Они  все
читали это,  кроме  меня, - подумал Гиллем,  -  а  я даже  не знаю, что  это
такое".  Ему  вдруг стало  интересно, не  тот ли это документ, который вчера
просматривали Эстерхейзи с Роем, и без всяких на то оснований он решил,  что
так оно и есть, что этот документ попал к ним только вчера, что Тоби  принес
его Рою и что он, Гиллем, как  раз потревожил их в момент  первого волнения,
если только это можно назвать волнением.
     Аллелайн по-прежнему не поднимал головы. На противоположном конце стола
Гиллем  мог видеть  лишь  его густую черную шевелюру и пару широких твидовых
плеч. Моу Делавэр, теребя челку, смотрела  в бумаги. Перси был дважды женат,
вспомнил  Гиллем,   когда   мысль  о  Камилле   снова  промелькнула   в  его
разгоряченном мозгу, и обе его жены оказались алкоголичками, что наводило на
определенные размышления. Гиллем был знаком лишь с лондонским "экземпляром".
Когда  Перси формировал  группу  "поддержки",  он  устроил  пьянку  в  своей
просторной  квартире,   обшитой  деревянными  панелями,  в   доме   рядом  с
Букингсмским дворцом.  Гиллем  приехал поздно, и, когда он снимал в прихожей
пальто,  какая-то бледная блондинка нетвердо  шагнула к  нему  с протянутыми
руками. Он принял ее за служанку, спешащую помочь ему раздеться.
     - Мне  имя Джой - Радость! -  сказала она театральным голосом, как "Мне
имя Добродетель" или "Мне имя - Целомудрие". Ей нужно было не его пальто, но
его поцелуй. Уступив ей,  Гиллем вдохнул все прелести смеси ароматов " J e R
e v i e n s " и дешевого хереса.
     - Ну что, юный Питер Гиллем, - заговорил Аллелайн, - ты готов наконец к
моему обществу или тебе  нужно  нанести  еще пару визитов  в  мой  дом? - Он
слегка  приподнял  голову,   и   Гиллем   заметил  два  крошечных   мохнатых
треугольника  на его  обветренных  щеках.  - Что  замышляешь  сейчас в своем
захолустье (перевернув страницу) не  считая того, что волочишься за местными
девственницами,  если  такие  еще  остались  в  Брикстоне,  в  чем я  крепко
сомневаюсь -  если вы  простите  мне эту вольность, Моу, - и тратишь  деньги
налогоплательщиков на дорогие обеды?
     Это подтрунивание было одним из  способов  общения Аллелайна, оно могло
носить дружеский или презрительный характер, укоризненный или одобрительный,
но  в  конце  концов это становилось похоже на постоянные удары  по одному и
тому же больному месту.
     - Парочка арабских  дел  выглядит многообещающе. Сай Ванхофер,  похоже,
подобрал ключик к одному немецкому дипломату. Вот, пожалуй, и все.
     - Арабы, - повторил Аллелайн, отодвигая в сторону папку и вытаскивая из
кармана трубку  грубой работы. - Любой лопух может  "поджарить" араба, или я
не  прав, Билл?  И даже за ломаный  грош  купить с  потрохами все их поганое
правительство, если только поставить себе это  за цель. - Из другого кармана
Аллелайн достал кисет с табаком и швырнул его на стол. - Я слышал, ты водишь
дружбу с нашим безвременно ушедшим братцем Тарром. Как он поживает?
     Целый сонм мыслей пронесся  в  голове  у Гиллема, пока  он  не  услышал
собственный голос. Он успел подумать  о том, что наблюдение за его квартирой
не могло быть  установлено  раньше вчерашнего вечера, в этом он был  уверен.
Что по крайней мере  до прошлых выходных  он оставался вне подозрений,  если
только Фон - сидящая взаперти "нянька" -  не вел двойную игру, что, впрочем,
сделать было крайне трудно.  Что Рой  Бланд  очень похож на покойного Дилана
Томаса; Рой все время кого-то  ему напоминал, и вплоть  до этого момента он,
Гиллем, мучительно  пытался понять,  кого именно; и что Моу  Делавэр, будучи
женщиной,  только  потому прошла отбор, что было в ней что-то  мужеподобное,
что-то  от  девочки-скаута.  Ему  вдруг стало интересно вспомнить, были ли у
Дилана Томаса такие же неестественно светлые голубые глаза,  как у Роя.  Что
Тоби  Эстерхейзи вытаскивает  сигарету  из своего золотого портсигара  и что
Аллелайн, как правило, не разрешает курить у себя сигареты, а только трубки,
и поэтому Тоби сейчас надо вести себя поосторожнее. Что Билл Хейдон выглядит
необычно молодо и что слухи насчет его интимной жизни могут, в конце концов,
оказаться не такими уж смехотворными: поговаривали, будто он работает на два
фронта. Что Пол Скордено положил на стол свою смуглую ладонь и большой палец
слегка  приподнял  таким  образом,  что   мышцы  на  внешней   стороне  руки
напряглись. Еще  он подумал о  своем брезентовом саквояже:  отправил ли  его
Алвин с "челноком"? Или ушел на обед, оставив в канцелярии,  и, как нарочно,
какой-нибудь из этих молодых вахтеров, распираемых мечтами  о продвижении по
службе, проверит, что там внутри? И еще Гиллем не в первый уже раз  подумал:
сколько   времени  Тоби   пришлось  околачиваться  возле  канцелярии,  чтобы
перехватить его? Он решил избрать шутливый тон:
     -  Вы  правы, Шеф. Мы  с  Тарром каждый  день встречаемся "У Фортнема",
чтобы выпить по чашечке чаю.
     Аллелайн посасывал незажженную трубку, проверяя, хорошо ли она набита.
     -  Питер Гиллем,  -  произнес он  неторопливо, нарочито  выпячивая свой
акцент,  - ты, может быть, не знаешь этого, но я ведь на самом деле по своей
сути  чрезвычайно снисходителен.  Меня  просто-таки переполняет великодушие.
Все,  что от тебя  требуется, - это только  пересказать  содержание  ваших с
Тарром бесед.  Мне вовсе не нужна его голова, равно как и  другие  части его
паршивого организма, и я удержусь от  желания лично удавить его. Или тебя. -
Он  чиркнул спичкой и  зажег  свою трубку, из которой взметнулся  чудовищный
язык пламени. - Я даже  готов пойти на  то,  чтобы подумать, не повесить  ли
тебе на  шею золотую цепь и перетащить  в этот дворец из опротивевшего  тебе
Брикстона.
     - В  таком случае я  просто  сгораю от нетерпения  в ожидании, когда он
наконец объявится.
     - Tapp будет прощен, если явится сам.
     - Я передам ему. Он будет в восторге. Огромное облако дыма выкатилось и
повисло над
     столом.
     - Ты меня очень сильно огорчаешь, юный Питер. Прислушиваешься ко всяким
грубым и вероломным клеветническим измышлениям, сеющим  раскол и порождающим
распри. Я добросовестно  плачу  тебе Деньги, а ты  наносишь мне в спину один
предательский удар за другим. Я  считаю  это черной неблагодарностью  за то,
что  я  до  сих пор  не дал тебе умереть. Вопреки настойчивым уговорам  моих
советчиков, заметь это.
     У  Аллелайна появилась новая привычка, одна  из  тех, что  Гиллем часто
замечал  у  тщеславных людей среднего возраста: Перси захватывал  большим  и
указательным пальцами складку под подбородком и массировал ее в надежде, что
она со временем исчезнет.
     -  Расскажи нам  подробнее  о нынешних  обстоятельствах  жизни Тарра, -
сказал Аллелайн. - Расскажи нам о его эмоциональном состоянии.  У него  ведь
есть дочка,  не так ли? Маленькая крошка по имени Дэнни. Он о ней что-нибудь
рассказывает?
     - Бывало, что и рассказывал.
     - Попотчуй нас какой-нибудь историей.
     - Я не  знаю никаких историй. Он очень  привязан к ней, это все, что  я
знаю.
     -  Страстно  привязан, да?  - Его голос вдруг сорвался в крик: - Какого
черта ты мне тут плечами пожимаешь? Я говорю с тобой о перебежчике из твоего
сектора,  чума тебя забери! Я обвиняю  тебя  в том, что ты  с ним  играешь в
бирюльки за моей спиной, принимаешь  участие в каких-то дерьмовых закулисных
играх, не  зная,  что  поставлено на  карту,  и все, что ты  можешь,  -  это
пожимать  плечами у  меня здесь за столом?  Есть такой  з а к  о  н  , Питер
Гиллем, - не связываться с вражескими  агентами. Скажи-ка  еще, что ты этого
не знал. У меня просто руки чешутся намылить тебе шею как следует!
     -  Да  не виделся я с ним! - сказал Гиллем, который решил  теперь  тоже
призвать на помощь свою злость. - Это не я играю  в закулисные игры. Это вы.
Так что лучше отстаньте от меня.
     В  ту  же секунду он почувствовал,  как напряжение  за  столом спадает,
потихоньку переходя в скуку, в ощущение того, что Аллелайн выпустил из своей
обоймы  все  заряды, а  мишень  так  и осталась  нетронутой. Скордено  начал
теребить пальцами какую-то безделушку из слоновой кости  - талисман, который
он постоянно таскал с собой. Бланд снова стал читать, а Билл Хейдон отпил из
чашки свой  кофе  и,  видимо,  нашел его отвратительным, потому что  скривил
физиономию,  глядя  на  Моу  Делавэр,  и  отставил  чашку  в  сторону.  Тоби
Эстерхейзи,  подперев подбородок рукой, поднял брови  и уставился на красный
целлофан, который  имитировал огонь в старомодном камине. И только "русские"
продолжали не  мигая  глядеть на  Гиллема,  как  пара терьеров, не  желающих
смириться с тем, что охота уже окончена.
     - Значит, он часто болтал с тобой о Дэнни, да? И говорил, что любит ее,
- продолжил  Аллелайн,  снова углубившись в  документ  перед собой. - Кто ее
мать?
     - Какая-то девушка евразийских кровей. Тут впервые заговорил Хейдон:
     - Она явно евразийской внешности или могла бы сойти за европейку?
     -  Tapp, кажется, считает,  что  она выглядит  вполне как европейка. Он
считает, что и ребенок тоже.
     Аллелайн прочитал вслух:
     - "Двенадцать лет, длинные светлые волосы, карие глаза, худощавая". Это
Дэнни?
     - Думаю, это могла бы быть она. Звучит вполне похоже,
     Воцарилась долгая тишина,  и  даже Хейдон,  кажется, не осмеливался  ее
нарушить.
     - Значит,  если бы  я сказал, - подытожил Аллелайн,  особенно тщательно
подбирая слова, - если бы я сказал тебе, что Дэнни и ее мать должны были три
дня назад прибыть в  аэропорт Лондона прямым рейсом из Сингапура, можно было
бы ожидать, что ты разделишь наше недоумение?
     - Да, конечно.
     - И ты будешь держать рот на замке, когда выйдешь  отсюда? Ты никому об
этом не расскажешь, кроме двенадцати своих лучших друзей?
     Откуда-то неподалеку раздалось мурлыканье Фила Портеса:
     - Источник информации чрезвычайно  секретный, Питер.  Может быть,  тебе
кажется, что это обыкновенная  утечка  информации но это  совсем не так. Это
сверх, сверхсекретно.
     - Ах, ну  ладно, в таком случае я постараюсь держать рот на сверхзамке,
- ответил Гиллем Портесу, и в то время как Фил побагровел, Билл Хейдон опять
шкодливо ухмыльнулся.
     Аллелайн снова заговорил:
     -  Так как  бы  ты поступил с этой информацией? Ну же,  Питер,  - снова
подтрунивание, -  ну, давай  же, ты был его  шефом, его советчиком, духовным
наставником, другом, наконец,  где же твоя психология,  ради всего  святого?
Почему Tapp приезжает в Англию?
     - Вы говорили совсем не это. Вы сказали, что девушку Тарра с его дочкой
ждали в Лондоне три дня назад.  Может,  она навещает родственников. Может, у
нее новый дружок завелся. Откуда мне знать?
     - Не прикидывайся тупым, приятель.  Тебе не приходит в голову, что там,
где маленькая Дэнни, где-то неподалеку должен быть  и сам  Tapp? Если он уже
не  здесь, чему я  скорее склонен  поверить; это  в натуре мужчины - сначала
приехать самому, а затем притащить за собой все свое хозяйство. Простите мне
эту грубость, Моу Делавэр.
     Гиллем еще раз позволил себе слегка вспылить:
     -  До  сих  пор мне это не приходило  в голову.  До  сих  пор  Tapp был
перебежчиком.  Администрация  вынесла  постановление  семь   месяцев  назад.
Правильно или нет, Фил? Tapp сидел в Москве, и все, что он знал, должно было
считаться  проваленным. Правильно,  Фил? Кроме всего  прочего, это посчитали
достаточным поводом для того, чтобы свернуть все в Брикстоне и оттяпать один
кусок  нашей  работы,  чтобы отдать  его  Лондонскому Управлению,  а  другой
"фонарщикам" Тоби. А теперь что выходит: Tapp собирается перебежать обратно,
так, что ли?
     - "Перебежать обратно" было  бы чертовски мягко сказано,  заметь это на
будущее, - резко ответил Аллелайн, снова уткнувшись в бумаги перед собой.  -
А  теперь слушай. Слушай  внимательно и  запоминай. Потому  что я уверен,  у
тебя,  как  и у  остальных  моих  подчиненных,  память  как  решето: все  вы
одинаковы, солисты  чертовы.  Дэнни  и  ее мать  путешествуют  с поддельными
британскими паспортами на имя  Пула. Паспорта подделаны в России. Третий - у
Тарра, хорошо  известного  мистера Пула. Tapp уже в Англии, но  мы  не знаем
где. Он прибыл сюда загодя другим маршрутом, наши расследования предполагают
-  тайным.  Он проинструктировал  свою  жену  или любовницу  - как  бишь  ее
называть? -  Он сказал это  таким  тоном, будто  у него не  было ни того, ни
другого. - Простите меня еще раз,  Моу, чтобы они  последовали  за ним через
неделю,  чего  они, очевидно, до  сих пор  не  сделали.  Эту  информацию  мы
получили  вчера,  так что предстоит еще  много  побегать.  Tapp приказал  им
также, если  вдруг  не удастся с  ним  соединиться, чтобы  они вверили  свою
судьбу в руки некоего Питера Гиллема. У меня есть такое  подозрение, что это
ты.
     - Но если  они должны были быть здесь  три  дня назад,  почему этого не
произошло?
     -  Отложили  поездку. Опоздали  на самолет.  Поменяли  планы.  Потеряли
билеты. Откуда, черт подери, я могу знать?
     - Или вся ваша информация - "липа", - предположил Гиллем.
     -  Это исключено!  - рявкнул Аллелайн.  Гиллем  no-прежнему  разыгрывал
оскорбленное
     самолюбие:
     -  Ну  хорошо.  Русские  запустили его  по второму кругу.  Они посылают
сначала его семью, бог знает зачем, мне думается, они бы скорее оставили его
близких в качестве "заложников", а  затем посылают его самого. Не слишком ли
все это рискованно? Что же это за фрукт такой, что мы  не  верим ни  единому
его слову?
     На  этот раз Питер заметил с воодушевлением, что вся  аудитория смотрит
на  Аллелайна, который,  как  показалось  Гиллему, буквально  разрывается на
части, не зная, что выбрать: дать  удовлетворительный, но неизбежно  слишком
откровенный ответ или промолчать и остаться в дураках.
     - Да не имеет значения, дьявол тебя задери, что за фрукт! Гнилой фрукт,
с червями!  Такое дерьмо, что им отравиться могут! Такой,  что  наступишь на
него, поскользнешься и нос расшибешь,  когда до  цели останется  только руку
протянуть! ("Его  циркуляры  тоже были подобного  рода, - подумал  Гиллем. -
Метафоры одна на другой через всю страницу".) Но запомни одно. При первом же
шорохе,  при  первом  же  намеке, при первом же  подозрении на появление его
самого,  или  его дамы,  или  крошки-дочки, ты, юный Питер  Гиллем,  тут  же
приходишь к нам, взрослым и опытным. К любому из тех, кого ты видишь за этим
столом.  Но  больше  чтобы  ни  одной душе. Ты  в  точности  следуешь  этому
предписанию, понял? Учти, здесь столько шестеренок цепляются одна за другую,
что тебе в страшном сне  не снилось, не говоря уже  о том, что это вообще не
твоего ума дело...
     В какой-то момент  разговора все  вдруг  незаметно  пришло  в движение.
Бланд  засунул руки в  карманы  и  лениво  прошел через  всю  комнату, чтобы
прислониться  к  дальней  двери. Аллелайн  снова  зажег трубку  и  медленным
движением  руки  погасил спичку, пристально глядя на Гиллема сквозь дым:  "С
кем  ты  теперь  встречаешься, Питер,  кто  эта  счастливая крошка?"  Портес
аккуратно  подвинул Гиллему  какой-то лист бумаги, чтобы  тот поставил  свою
подпись:  "Это для  тебя,  Питер, сделай одолжение". Пол Скордено нашептывал
что-то  на  ухо  одному  из  "русских",  а Эстерхейзи  через  дверь  отдавал
"мамочкам"  распоряжения. И только Моу Делавэр  не сводила с Гиллема взгляда
своих карих невыразительных глаз.
     - Ты бы хоть прочитал сначала, - вкрадчиво посоветовал Портес.

     Гиллем уже наполовину пробежал бланк глазами: " Я п о д т в е р ж д а ю
, ч т о с е г о д н я б ы л о з н а к о м л е н , с с о  д е р ж а н и е м д
о н е с е н и я " Ч е  р н а я м а г и я No. 3 0 8 " о т и с т о ч н и к а М
е р л и н , - гласил первый абзац. - Я о б я з у ю с ь н е р а з г л а ш а т
ь н и о д н о г о п о л о  ж е н и я э т о г о д о н е с е н и я с р е д и д
р у г и х с о т р у д н и к о в  С л у ж б ы , к а к и у п о м и н а т ь о с
а м о м с у щ е с т в о в а н и  и и с т о ч н и к а М е р л и н . О б я з у
ю с ь т а к ж е д о к л а д ы в а т ь н е м е д л е н н  о о л ю б ы х с т а
в ш и х м н е и з в е с т  н ы м и ф а к т а х , к о т о р ы е о к а ж у т с
я с в я з а н н ы м и с э т и м м а т е р и а л о м " .

     Дверь  по-прежнему  оставалась  открытой, и как  только Гиллем подписал
документ,   кабинет   наводнили   сотрудники   второго  эшелона  Лондонского
Управления  во  главе   с   "мамочками",   несущими  подносы  с  сандвичами:
Дайана-Акула,  Лодер  Стрикленд,  который  от  важности,  казалось,  вот-вот
лопнет;  девушки из экспедиции  и брюзгливый  старый конь по  имени Хаггард,
который натаскивал в  свое  время  Бена  Тракстона.  Гиллем медленно  вышел,
пересчитывая  присутствующих,  потому  как  знал,   что  Смайли  обязательно
поинтересуется, кто тут был. Возле  двери, к своему удивлению, он обнаружил,
что к нему присоединился  Хейдон, который, кажется, решил,  что  предстоящее
застолье не для него.
     - Паршивое глупое кабаре, - заметил Билл, рассеянно помахав на прощание
"мамочкам". - Перси с каждым днем становится все непереносимее.
     - Это уж точно, - ответил Гиллем в сердцах.
     - Как поживает Смайли? Часто его видишь?  Ты ведь был довольно дружен с
ним или я ошибаюсь?
     Окружающий   мир,   который   только   было  начал   обретать  признаки
устойчивости, вдруг снова неистово качнулся перед глазами Гиллема.
     -  К  сожалению,  нет,  -  сказал  он.  -  По-моему,  он  вне  пределов
досягаемости.
     -  Только  не говори  мне, что тебя  сильно трогает  вся  эта чепуха, -
фыркнул Билл.
     Они дошли до лестницы. Хейдон прошел вперед.
     - А ты? - спросил Гиллем. - Ты его часто видишь?
     - Энн в о