ломило,  глаза
лезли  из  орбит,  а  во  рту  стоял  противный  кислый  привкус.  "Ненавижу
шампанское, - думал Шкабров, закуривая сигарету. - Ведь и пьян не был,  зато
похмелье тут как тут. Как можно пить эту дрянь?"
   От темной массы кустов, которыми был обсажен  тротуар,  вдруг  отделилась
какая-то высокая фигура и шагнула ему наперерез, загораживая дорогу. "Ну что
за город, - с тоской подумал  Шкабров.  -  Развелось  хулиганья,  приличному
человеку шагу ступить негде... Сейчас попросит закурить - для начала..."
   - Огоньку не найдется? - хрипловатым баском спросила фигура.
   В свете уличного фонаря Абзац видел,  что  перед  ним  стоит  парень  лет
двадцати пяти, не больше, по виду - типичный работяга с  какого-нибудь  ЗИЛа
или АЗЛК. Потом в поле его зрения  попала  рука,  в  которой  парень  держал
наготове сигарету. На безымянном пальце сидел массивный золотой  перстень  -
"гайка", а на тыльной  стороне  ладони  смутно  синела  корявая  татуировка.
Шкабров поднял глаза  и  посмотрел  парню  в  лицо.  Тот  стоял  спокойно  и
выжидательно смотрел на Абзаца, держа руку с сигаретой слегка на отлете.
   - Огня, говорю, нету? - повторил парень.
   - Есть огонь, - сказал Шкабров и вынул из кармана зажигалку.
   Парень склонился над его сложенными трубочкой ладонями и погрузил  кончик
сигареты в оранжевый язычок пламени.
   - Слышь, Абзац, - сказал вдруг он,  не  глядя  на  Шкаброва  и  продолжая
усиленно работать щеками, - Хромой велел передать, что он  тобой  недоволен.
Сказал, что уговор остается в силе, но премию он теперь будет  уменьшать  на
два процента за каждый лишний день.
   - А не много ли он на себя берет? - спросил Абзац, понимая при этом,  что
впустую сотрясает воздух: перед ним была шестерка, способная только с  горем
пополам воспроизвести кое-как заученный текст.
   - Не знаю, - сказал посланец Хромого. - Мое дело - сторона. Я тут  ничего
не решаю. Ну, бывай здоров. Спасибо за огонек.
   Он повернулся и беззвучно слился с темной стеной кустарника.
   - Эй, - окликнул его Абзац, - погоди-ка! Ты как меня нашел?
   Ему никто не ответил, лишь в отдалении негромко  хрустнула  попавшая  под
каблук сухая ветка да коротко прошуршали потревоженные листья.
   - Оба-на! - воскликнул Абзац, глядя вслед незнакомцу.  -  Как  говорится,
"has been a hard day's night...".
   Он заметил, что все еще держит в руке  зажигалку,  и  не  спеша  закурил,
продолжая вглядываться в темноту, лишь  отчасти  разжиженную  слабым  светом
неоновых ламп. Зажигалка нагрелась и обожгла ему руку.  Абзац  с  отчетливым
щелчком опустил крышечку, гася пламя, положил  зажигалку  в  карман  брюк  и
двинулся домой, фальшиво насвистывая "Вечер трудного дня" и время от времени
для поднятия  настроения  выделывая  ногами  танцевальные  па,  окончательно
вышедшие из употребления в середине восьмидесятых годов.
 
Глава 5 
 
"НАША СЛУЖБА И ОПАСНА, И ТРУДНА..." 
 
   Когда из репродуктора,  втиснутого  между  стоявшей  на  сейфе  сломанной
пишущей машинкой и графином с  мутноватой  кипяченой  водой,  раздался  писк
сигналов точного времени, Чиж запустил руку в  нагрудный  карман  рубашки  и
вынул  оттуда  обгрызенную  половинку  мускатного  ореха.  Он   сделал   это
автоматически, не переставая писать, как делал ежедневно на  протяжении  уже
полутора лет - с того самого дня, как от него ушла  жена.  "Изложенная  выше
информация, - писал Чиж,  попутно  откусывая  от  ореха  приличный  кусок  и
начиная жевать, - получена из надежных агентурных источников  и  подвергнута
перекрестной проверке." Он скривился от терпкого  вяжущего  вкуса,  поставил
жирную точку и вздохнул. Фраза насчет перекрестной проверки была чистой воды
враньем: у него не было  ни  времени,  ни  сил,  ни  возможностей  проверять
полученную от Сапсана информацию. Он просто знал, что лгать Сапсану незачем,
но излагать свои соображения по этому поводу в официальном рапорте было  бы,
по меньшей мере, неловко.
   Как  только  последняя  крошка  разжеванного  мускатного  ореха  была   с
отвращением проглочена, дверь кабинета без  стука  распахнулась.  На  пороге
возник подполковник Лаптев - без фуражки, но в  остальном  в  полной  форме,
гладко выбритый, благоухающий  неизменным  "Шипром"  и  выглядевший  лет  на
десять моложе своего возраста. Моложавость подполковника  Лаптева  не  имела
ничего общего с новейшими достижениями пластической хирургии, геронтологии и
вообще медицины. Чиж давно заметил, что дураки  старятся  гораздо  медленнее
окружающих,  и  Лаптев  неизменно  служил  наилучшим   подтверждением   этой
доморощенной теории.
   - В Москве десять  часов  и  четыре  минуты,  -  бодрым  женским  голосом
произнес репродуктор.
   Чиж сдержал улыбку: по Лаптеву можно было сверять часы.
   - О, - сказал Лаптев своим глубоким баритоном, -  что  я  вижу?  Наш  Чиж
приводит в порядок документацию! Да еще и  с  утра  пораньше!  Решил  начать
новую жизнь?
   - И рад бы в рай, да грехи не пускают, - со вздохом ответил Чиж, разминая
затекшие от писанины пальцы и наблюдая за тем, как Лаптев не спеша  подходит
к нему.
   Потом до Чижа дошло, что он, черт подери, грубо нарушает субординацию,  и
он неловко встал из-за стола, с протяжным скрипом отодвинув стул.
   - Сиди, сиди, - благодушно пророкотал Лаптев и первым опустился на шаткий
стул для посетителей.
   Он, как всегда,  забыл,  что  этот  стул  только  и  ждет  случая,  чтобы
рассыпаться, и стул, по обыкновению, напомнил  ему  об  этом,  сделав  некое
волнообразное движение, которое всегда напоминало  Чижу  один  из  элементов
восточного танца живота. - Ух ты, м-мать!.. - испуганно  воскликнул  Лаптев,
хватаясь за край стола, чтобы сохранить равновесие. -  Это  же  не  стул,  а
мустанг какой-то! Ты когда его починишь?
   - Как только, так сразу, - расплывчато пообещал Чиж, решив не ввязываться
в старый спор о том, что входит, а  что  не  входит  в  круг  его  служебных
обязанностей.
   - Дождешься ты, что кто-нибудь прямо у тебя в кабинете копчик сломает,  -
проворчал Лаптев.
   Чиж заметил, что  подполковник  осторожно  поводит  носом  из  стороны  в
сторону, и опять сдержал улыбку. Собственно, смешно ему не было,  но  улыбка
была единственной приемлемой реакцией на поведение Лаптева. Ну не драться же
с ним, в самом-то деле!
   Он дипломатично промолчал и, взяв со стола ручку, озабоченно  почесал  ею
за ухом,  ненавязчиво  давая  начальству  понять,  что  у  подчиненных  тоже
случаются неотложные дела.
   - Что пишем? -  не  обратив  на  намек  внимания,  бодро  поинтересовался
Лаптев. Он все еще принюхивался, пытаясь определить, не пахнет ли в кабинете
перегаром. - Письмо любимой женщине?
   - В некотором роде, - не удержавшись, сказал Чиж. - Это  рапорт  на  ваше
имя. Можете ознакомиться.
   Он протянул Лаптеву недописанный рапорт.
   - Да-а? - удивленно протянул Лаптев с таким видом, словно ему  предлагали
прочесть первые несколько глав написанного Чижом порнографического романа  и
высказать свои критические замечания.
   Он  положил  рапорт  на  стол,  не  спеша  извлек  из  кармана  архаичный
пластмассовый футляр, с третьей попытки открыл его и  торжественно  водрузил
на переносицу очки в металлической оправе. По отделу некоторое время  ходили
упорные слухи, что в эти очки вставлено обычное оконное стекло и что  Лапоть
носит их исключительно для солидности. Это  была  не  правда:  однажды  Чиж,
улучив момент, бросил  взгляд  на  окружающий  мир  сквозь  очки  Лаптева  и
убедился в том, что линзы в очках самые настоящие. У него до сих пор  болели
глаза при одном воспоминании об этом эксперименте. Миф был развенчан, а  Чиж
получил очередную головомойку за несерьезное поведение,  не  соответствующее
моральному облику офицера столичной милиции.
   Лаптев вдумчиво прочел рапорт от начала до конца - вернее, до того места,
на котором остановился Чиж. Он сдвинул очки на  самый  кончик  носа,  бросил
поверх них быстрый взгляд на Чижа и, оттянув  двумя  пальцами  нижнюю  губу,
щелкнул ею, как резинкой.
   - Веселенькое дельце, - сказал он, снова принимаясь  блуждать  по  коряво
выведенным строчкам рапорта, словно в поисках орфографических  ошибок.  -  И
что же это, позволь поинтересоваться, за компетентные источники, из  которых
ты получил информацию?
   Чиж промолчал. Это получилось у него довольно демонстративно, но и Лаптев
был хорош. Пожалуй, подумал Чиж, наш Лапоть сегодня превзошел  самого  себя.
Кто же задает такие вопросы? А главное, кто на них отвечает?
   - Значит, - не дождавшись ответа, продолжал Лаптев, - ты  хочешь  убедить
меня в том,  что  дело  о  нападении  на  машину  Кондрашова  можно  считать
закрытым? Судя по твоему рапорту, нам осталось только изловить  и  расколоть
этого.., как его... Абзаца? Что за идиотская кличка! У него что, имени нет?
   - Есть, наверное, - предположил Чиж. Украдкой он сделал глубокий выдох  и
проанализировал ощущения, которые возникли при этом у него во рту.  Кажется,
перегаром от него не разило: мускатный орех, как всегда, помог. - Но  кличка
- это все, что мы о нем знаем на сегодняшний день. Кличка да еще  тот  факт,
что кто-то заказал ему Кондрашова. Кстати, не пойму, чем вам не нравится его
кличка. Абзац - это по существу. Знаете, как  иногда  говорят:  абзац,  мол,
тебе пришел. Вот он и есть этот самый абзац.
   - Судя по тому, как он управился с Кондрашовым, - проворчал Лаптев, - это
не Абзац, а так, любитель  на  уровне  дворовой  самодеятельности.  Лично  я
считал и продолжаю считать, что твой Кондратов сам организовал это покушение
для поднятия собственного авторитета.
   Чиж пожал плечами,  давая  понять,  что  начальству  виднее,  но  сам  он
остается при своем мнении. Личность депутата, ухитрившегося залезть в  долги
к бандитам, не вызывала у него ни сочувствия, ни симпатии,  но  необъяснимая
ненависть Лаптева к Государственной думе вообще и к ее депутатам в частности
во все времена казалась ему  просто  наивной  провокацией,  направленной  на
выявление среди сотрудников  отдела  неблагонадежных  и  вообще  нигилистов.
Можно было  не  сомневаться,  что  майор  Чиж  значится  в  списке  подобных
подрывных элементов под первым номером, причем с незапамятных времен. Лаптев
никогда  не  скрывал,  что  считает  Чижа  слабым  звеном  в  славных  рядах
правоохранительных органов.
   Радио, стоявшее на сейфе, бормотало и гудело, как застрявший  на  вершине
горы  отец  Федор  после  похищения  колбасы  у  Остапа   Бендера   и   Кисы
Воробьянинова. Это хриплое бормотание вдруг стало безумно раздражать Чижа, и
он, привстав со стула, выдернул шнур репродуктора из розетки.
   - Ты чего? - отрываясь от разглядывания  -  именно  разглядывания,  а  не
чтения - рапорта, удивился Лаптев. - Хорошая песня.  Ты  что,  Киркорова  не
любишь?
   - Обожаю, - проворчал Чиж, знавший, что Лаптев отлично проинформирован  о
его музыкальных вкусах, как, впрочем, и обо всем остальном. - Просто  голова
болит.
   Лаптев немедленно уставился ему  в  лицо  внимательным  взглядом,  и  Чиж
горько пожалел о сказанном. Мускатный орех, конечно,  хорошее  средство,  но
мешки под глазами он не убирает и не способствует улучшению внешнего вида.
   - Плохо выглядишь, Николай  Гаврилович,  -  сказал  Лаптев,  на  сей  раз
совершенно неприкрыто принюхиваясь. - Куришь много, в кабинете у тебя дышать
нечем. Хоть бы форточку  открыл,  что  ли...  И  вообще,  Коля,  -  внезапно
переходя на задушевный тон, от которого Чижа передернуло,  продолжал  он,  -
что ты все работаешь да работаешь... Давненько мы уже  не  собирались  своей
компанией. Живем, понимаешь, в соседних подъездах, а встречаемся  только  на
работе.  Надо  бы  собраться,  посидеть...  Бутылочку  раздавим,   о   жизни
поговорим. А? Как ты?
   Чиж с глубокомысленным видом потер ладонью лоб, чтобы  на  всякий  случай
скрыть выражение  своего  лица.  "Тоже  мне  -  друг  выискался...  О  жизни
поговорим... Соскучился он,  видите  ли!  Каждую  неделю  домой  забегает  -
высматривает,  вынюхивает,  мотает  на  ус...  А  теперь  он,   видите   ли,
соскучился! Сабантуйчик решил организовать. Ради бога! Но без меня!"
   - Не знаю, Иван Иваныч, -  ответил  он,  старательно  тараща  на  Лаптева
честные, оловянные глаза. - Работы до черта. Вот возьмем Абзаца...
   - Да нет никакого Абзаца, - сказал Лаптев. - Просто  нету.  За  нос  тебя
водят твои стукачи, а ты и поверил. Забудь ты об этом, Гаврилыч.
   - Не могу, - честно признался Чиж.  -  Имеется  заявление  от  гражданина
Кондрашова, протокол осмотра места  происшествия  и  агентурные  данные,  не
доверять  которым  у  меня  нет  оснований.  Абзац  на  сегодняшний  день  -
единственный  наш  подозреваемый,  и  эта  версия  на  данный  момент   тоже
единственная. Если появятся другие, я ими займусь.
   - Ну разве что в  качестве  версии,  -  недовольно  проворчал  Лаптев.  -
Жена-то пишет? - неожиданно спросил он, резко меняя тему разговора.
   - Зачем, собственно? - удивился Чиж.  -  Хотя  пишет,  конечно.  Открытки
присылает - на Новый год, ко дню рождения... Ах да! Еще ко дню милиции.
   - Угу, - сказал Лаптев. - А ты?
   - А что - я? - округлил глаза Чиж. - Я читаю...
   - Ну и правильно, - неожиданно сказал Лаптев, убирая в футляр очки. - Всю
карьеру она тебе загубила, чертова баба. Генерал ей, видите ли, понадобился.
Нормальная жена должна сделать генерала из собственного мужа,  а  не  искать
генералов на стороне... Ты со мной согласен?
   Чиж поспешно опустил глаза и придал лицу  каменное  выражение,  борясь  с
острым желанием выбраться из-за стола,  взять  этого  идиота  за  шиворот  и
пинками вышибить вон из кабинета. У Чижа  возникло  подозрение,  что  Лаптев
нарочно делает ему больно, чтобы посмотреть, как  он  будет  корчиться.  "Да
нет, - подумал он, стискивая под столом кулаки. - Просто Лапоть  дурак,  сам
не знает что несет. Заботу проявляет, ведет задушевный разговор. Что с него,
убогого, возьмешь?"
   - Извините, Иван Иваныч, -  пробормотал  он,  изо  всех  сил  контролируя
голос, - что-то не хочется  на  эту  тему  говорить.  А  насчет  генерала...
Сделать из меня генерала не так-то просто. Боюсь, это даже вам не по плечу.
   - А вот это мы еще  посмотрим!  -  с  непонятным  энтузиазмом  воскликнул
Лаптев. - Мужик ты грамотный, работник отличный, так что ничего невозможного
для тебя на этом свете нет. Как в песне поется: нам нет преград ни  в  море,
ни на суше. Я еще к тебе на прием записываться буду!  Ты  мне  еще  выговора
будешь объявлять - с занесением и без...
   - Выговор с занесением в грудную клетку, -  прошептал  ошеломленный  этим
беспричинным взрывом начальственного энтузиазма Чиж.
   Это было первое, что пришло ему  в  голову,  и  он  произнес  эту  старую
армейскую шутку просто для того, чтобы заполнить паузу.  Шутка  была  глупая
сама по себе, да к тому же еще и совершенно неуместная, но Лаптев в ответ на
нее расхохотался, опасно откинувшись назад на саморассыпающемся стуле.
   - Веселый ты мужик, Николай Гаврилович,  -  проговорил  он,  одной  рукой
хватаясь за край стола, чтобы не упасть на пол вместе со стулом, а другой, в
которой был зажат футляр с очками, утирая  несуществующие  слезы.  -  Ладно,
работай, не буду тебя отвлекать. Только насчет  этого...  Абзаца,  да?.,  ты
хорошенько подумай. Мешать я тебе не стану, но лично  мне  кажется,  что  ты
только время впустую потратишь, гоняясь за этой тенью.
   - Хорошо, я подумаю, - пообещал Чиж, чувствуя, что ему действительно есть
о чем подумать.
   Когда Лаптев наконец-то ушел, майор  вынул  из  мятой  пачки  сигарету  и
закурил, задумчиво глядя вслед удалившемуся начальнику. Такие визиты Лаптева
были регулярными: подполковник посвящал гораздо больше времени наблюдению за
своими подчиненными, чем того  требовали  инструкции  и  интересы  дела.  Но
впервые  он  вел  себя  так  странно  и  непонятно.  У   Чижа   складывалось
впечатление, что подполковник был слегка не в себе, когда прочил ему великое
будущее и отговаривал тратить время и силы на поимку Абзаца. Или это он  так
шутил? Странные, однако, у него шутки...
   Чиж почувствовал, как в нем мутной  волной  нарастает  раздражение.  Этот
процесс всегда напоминал ему то,  что  происходит  внутри  выгребной  ямы  в
жаркую погоду, если бросить  туда  килограммовую  пачку  дрожжей.  Пенящееся
дерьмо, увеличиваясь  в  объеме,  поднимается  из  темной  вонючей  глубины,
переливается через край и растекается по всему двору. Тут уж  становится  не
до умозаключений. Человек мечется как угорелый и совершает глупости одну  за
другой. Может быть, Лаптев рассчитывал именно на это, с  завидной  точностью
раз за разом ударяя Чижа в болевые точки? Ведь ничего  же  не  забыл!  Жена,
карьера, здоровье... Даже по музыке прошелся, хотя без  этого  вполне  можно
было обойтись. Что же это было все-таки?
   Чиж тряхнул головой и глубоко  затянулся  сигаретой,  чтобы  вернуться  с
небес на землю. Лаптев был и навсегда останется обыкновенным дураком, и вряд
ли стоило приписывать ему такое коварство и дальновидную расчетливость. Даже
если бы он обладал этими весьма полезными качествами, все  равно  оставалось
непонятным,  зачем  ему  понадобился  весь  этот  спектакль.  Отравить  Чижу
существование он мог бы гораздо более примитивными и при  этом  действенными
методами: начальник все-таки...
   Майор снова затряс головой, как вылезшая из воды собака, и потушил окурок
в переполненной пепельнице. Только теперь  он  заметил,  что  испортил  свой
рапорт, нарисовав на нем огромный, во всю  страницу,  жирный  вопросительный
знак. Он скомкал испорченный лист и,  не  вставая  с  места,  метнул  его  в
стоявшую  возле  двери  корзину  для  бумаг.  Бумажный  шарик   ударился   о
пластмассовый край корзины, подпрыгнул, совсем как  настоящий  баскетбольный
мяч, и свалился внутрь, избавив Чижа от необходимости подбирать его с  пола,
как это случалось в девяноста процентах подобных случаев.
   ...Чиж вышел из машины, нажатием кнопки запер центральный замок и включил
сигнализацию. На приборной панели его  новенькой  "десятки"  начал  ритмично
вспыхивать и гаснуть красный огонек. Майор  похлопал  машину  по  багажнику,
испачкав ладонь пылью, и не спеша двинулся по  тротуару,  рассеянно  вытирая
руку несвежим носовым платком. В запасе у него оставалось  целых  пятнадцать
минут, а до сквера, в котором Кондрашов назначил  ему  встречу,  было  рукой
подать.
   Чиж нарочно приехал пораньше, чтобы без спешки осмотреться на  местности.
Уж  если  такой  высокопоставленный  чиновник,  как   Кондрашов,   назначает
занимающемуся  его  делом  менту  "стрелку"  на  свежем  воздухе,  вдали  от
посторонних глаз, значит, у него имеются на  то  весьма  серьезные  причины.
Иными словами, дело здесь наверняка нечисто, и следует держать  ухо  востро.
Чиж и так уже наделал достаточно глупостей, вогнав голый  рыболовный  крючок
себе по самые кишки. Сапсан прямо заявил, что, шантажируя Чижа, действует  в
интересах  Кондрашова.   Видимо,   уважаемый   Владимир   Кириллович   решил
подстраховаться и поманить продажного  ментяру  пряником,  дав  ему  сначала
отведать кнута. Что ж, эта  тактика  не  нова,  но  действовала  по-прежнему
безотказно - во всяком  случае,  в  данный  момент  Чиж  ничего  не  мог  ей
противопоставить, хотя и видел, что  его  неумолимо  затягивает  в  какую-то
темную и очень грязную историю. Чего стоил хотя бы список задействованных  в
ней лиц! Депутат Госдумы и  крупный  бизнесмен  Кондрашов,  профессиональный
киллер по кличке Абзац, лидер районной группировки Сапсан и, наконец, старый
волчара Хромой. Интересно, с какой целью  Хромой  дал  Кондрашову  деньги  и
давал ли вообще?
   "А впрочем, - подумал Чиж, - в этом нет ничего  интересного.  По  крайней
мере, лично меня в данный момент это интересовать не должно. Я на крючке,  и
возможности сорваться с него пока нет. Нужно плыть куда тянут и  внимательно
поглядывать по сторонам: нет ли поблизости