фессионалами.
     - Угу, - проворчал Абзац. - Вероятно, именно поэтому ты решил выступить в роли посредника-любителя.
     - Кстати, - оживился Паук, - я так и не понял, договорились мы или нет.
     - Милый ты мой, - сказал Абзац, - после твоей оды генофонду нации... Когда я должен это сделать?
     - За девять месяцев до того, как Моряк появился на свет, - ответил Паук.
     - Генофонд нации, да?
     - Охрана окружающей среды, - важно ответил Паук и еще немного прибавил газу.

Глава 11

Скандал в благородном семействе

     - Я собираюсь запустить мельницу, - сказал Заболотный, характерным жестом поправляя на переносице очки.
     - Давно пора, - буркнул Гаркун, раскуривая сигарету. Руки у него заметно тряслись, под глазами набрякли мешки, и вообще было видно, что поездка в город сильно отразилась на его самочувствии.
     - Прошу прощения, - сварливо огрызнулся Заболотный, - но я не нуждаюсь ни в советах, ни в комментариях. Я ведь, кажется, не вмешиваюсь в вашу работу. Надеюсь, вас не затруднит держаться подальше от моей.
     Гаркун издал протяжный неприличный звук, какой бывает, когда у лошади выходят газы. Заболотный метнул в него свирепый взгляд сквозь линзы очков. Мышляев, который что-то подсчитывал с помощью карманного калькулятора, скривился, как от зубной боли, и швырнул машинку на топчан.
     - Слушайте, вы, оба, - сказал он. - Может, вы все-таки заткнетесь и для разнообразия займетесь делом?
     - Именно об этом я и говорю, - оскорбленным тоном заявил Заболотный. - Я сказал, что намерен включить мельницу.
     - Ну так включайте! - раздраженно воскликнул Мышляев. - За чем же дело стало?!
     - Насколько я помню, - чопорно поджимая губы после каждого слова, заговорил Заболотный, - господин Гаркун намеревался поместить в мельницу первую партию нашей.., э.., продукции. Ту, в которой был допущен брак.
     - По вашей вине, - напомнил мстительный Гаркун.
     Заболотный пропустил это замечание мимо ушей.
     - Именно поэтому, - продолжал он с расстановкой, словно читая лекцию тупоголовым студентам, - я позволил себе привлечь ваше внимание к тому, что мельница готова к работе.
     - Ни черта не понимаю, - начиная терять терпение, сказал Мышляев. - Что вы заладили, как попугай: мельница, мельница... В чем дело? Гена, ты высыпал туда бак.., э-э-э.., бракованную продукцию?
     - Да, - сказал Гаркун.
     - Нет, - одновременно с ним произнес Заболотный.
     Гаркун, часто моргая, уставился на химика слезящимися, розоватыми с перепоя глазами. Заболотный ответил ему холодным, ничего не выражающим взглядом. Его нижняя губа была презрительно оттопырена, и сейчас он более, чем когда бы то ни было, напоминал верблюда.
     Мышляев медленно встал с топчана, переводя взгляд с Гаркуна на Заболотного и обратно, словно не в силах решить, кого удавить первым.
     - Гена, - сказал он вкрадчивым голосом, - в чем дело? Где капуста, Гена?
     Гаркун повернулся к нему, еще немного поморгал глазами, явно силясь понять, чего от него хотят, и смущенно отвернулся.
     - Да что вы, в самом деле, - пробормотал он, - белены, что ли, объелись? Что, разве в мельнице их нет?
     - Представьте себе, - язвительно сказал Заболотный, - нет и не было.
     - Гена, - с нажимом произнес Мышляев. - Гена!
     - Ну что - Гена? - окрысился Гаркун. - Ну, может, и забыл... Подумаешь, преступление! Или ты думаешь, что я действительно отволок их на рынок? - обиженно спросил он у Мышляева.
     - Ты псих, - убежденно сказал Мышляев. - Да как же можно? Теперь я начинаю понимать, за что тебя вышибли с Гознака.
     - Я вас умоляю! - голосом, полным яда и желчи, воскликнул Гаркун. - Вы еще профсоюзное собрание соберите "О недопустимом поведении, несовместимом с почетным званием российского фальшивомонетчика"...
     - Не ори, сука, - прошипел Мышляев. - Не хватало еще, чтобы Кузнец тебя услышал! Баксы в мельницу, живо!
     Гаркун прожег его многообещающим взглядом, но промолчал, чувствуя, что Мышляев прав. Вздыхая и возмущенно ворча себе под нос, он удалился в помещение, служившее ему рабочим кабинетом и временным жильем, и принялся шумно возиться там, выуживая из-под раскладушки обувную коробку.
     - Было бы из-за чего шум поднимать, - проворчал он, появляясь в дверях. Обувная коробка была у него в руках. - Вот они, ваши баксы.
     Начиная понемногу успокаиваться, Мышляев бросил в коробку мимолетный взгляд.
     - Даже жалко, - сказал он. - Прямо как настоящие, ей-богу. Здесь все?
     - А куда им деваться? - пожал плечами Гаркун.
     - Маловато как будто, - с сомнением проговорил Мышляев. - Помнится, речь шла о сорока тысячах.
     - Я не пересчитывал, - равнодушно ответил Гаркун. - Профессор, наверное, забрал. Он же собирался их препарировать.
     - Я взял на анализ четыре купюры, - ответил Заболотный на безмолвный вопрос Мышляева. - Они уже уничтожены.
     - Как же, уничтожены, - непримиримо пробормотал Гаркун. - Пропил, небось, с бабами, вот и все дела.
     Заболотный окатил его молчаливым презрением, подошел поближе и тоже заглянул в коробку.
     - Даже если бы я их пропил, - процедил он, - то недостача составила бы четыреста долларов. А здесь даже на глаз недостает гораздо большей суммы.
     - Чепуха, - сказал Гаркун.
     Мышляев молча вырвал у него коробку, высыпал фальшивые деньги на стол и быстро пересчитал.
     - Девять шестьсот, - объявил он и повернулся к Гаркуну. Глаза его сделались похожими на пулеметные амбразуры. - Гена, я тебя сейчас выпотрошу голыми руками и разбросаю твои дерьмовые кишки по всей округе.
     - Дерьма в моих кишках не больше, чем в твоих, - огрызнулся Гаркун, но тон у него был растерянный. - Погоди, не ори. Дай разобраться. Этого не может быть!
     - Не может? - сдавленно просипел Мышляев.
     Лицо его приобрело угрожающий лиловый оттенок, а короткие толстые пальцы неприятно шевелились, словно он и впрямь копался в чьих-то внутренностях. - Не может?! Девять шестьсот! Где еще тридцать тысяч, скотина?
     Заболотный стоял в сторонке, всем своим видом давая понять, что он всегда ожидал чего-нибудь в этом роде. Этот самодовольный осел, похоже, до сих пор не понял, какими последствиями чреват этот инцидент - и для него лично в том числе.
     - Погоди, - с трудом взяв себя в руки, повторил Гаркун. - Не ори ты, ради бога! От того, что ты станешь орать, лучше не сделается. Ну, хорошо, я виноват, каюсь... Но деньги стояли у меня под кроватью, а здесь все свои! Вот о чем надо думать, а не о том, у кого есть горб, а у кого нету. Ведь их же кто-то взял! В конце концов, спроси своего охранника. Может, это он и спер.
     Лицо Мышляева начало мало-помалу приобретать нормальный цвет и осмысленное выражение. Слова Гаркуна направили его мысли по новому руслу.
     - Охранник? - задумчиво переспросил он.
     - Ну да, - сказал Гаркун. - Тот бык, которого ты привел. Мне его рожа сразу не понравилась.
     - Да при чем тут рожа! - раздраженно отмахнулся Мышляев. - Если бы это был он, то он взял бы или совсем чуть-чуть, чтобы никто не хватился, или все до последней бумажки.
     - А может, он хитрый, - предположил Гаркун. - Может, он как раз и рассчитывал, что ты так подумаешь.
     - Постой, - сказал Мышляев. - Не лезь ты со своими умозаключениями, с мысли сбиваешь... Ну вот, все ясно. Я знаю, кто взял бабки.
     - Надо же, - саркастически восхитился Гаркун. - И кто же он, этот негодяй?
     В это время наверху хлопнула крышка люка, и по железному трапу забухали обутые в тяжелые кирзовые сапоги ноги. Мышляев стремительно обернулся на звук и поднял руку, призывая присутствующих к тишине. Сообразительный Гаркун схватил лежавшую на кушетке газету и жестом фокусника накрыл разбросанные по столу деньги. Мышляев засек его движение краем глаза и одобрительно кивнул.
     Кузнец вошел в комнату, энергично потирая озябшие ладони. Он выглядел оживленным, поскольку ввиду отсутствия неотложных дел с самого утра возился наверху со своим вертолетом. Руки у него были перепачканы смазкой, и на лбу темнела широкая полоса того же происхождения.
     - Погодка нынче - загляденье! - объявил он прямо с порога. - Только руки мерзнут. Третью зиму собираюсь снегоход смастерить, да все недосуг... А что это вы все такие молчаливые? Случилось что?
     Мышляев улыбнулся и развел руками. Увидев его улыбку, Гаркун почувствовал неприятный холодок под ложечкой. Он посмотрел на Заболотного, но химик сидел верхом на колченогом табурете с самым безмятежным видом и, кажется, до сих пор не понимал, что творится вокруг.
     - Видите ли, уважаемый Михаил Ульянович, - начисто забыв о своем "американском" акценте, сказал Мышляев, - мы тут обсуждали одну проблему.
     Вы на днях просили у меня денег...
     При упоминании о деньгах Кузнец переменился в лице. Улыбка Мышляева при этом сделалась еще шире, и Гаркун подумал, что если "господин директор" будет продолжать в том же духе, концы его улыбки сойдутся на затылке.
     - Так вот, - продолжал Мышляев, - мы тут посоветовались и решили, что я был не прав. Такого ценного работника, как вы, конечно же, необходимо всячески поощрять. Признаться, я утаил от вас наличие кое-каких финансовых средств.., так сказать, оборотного капитала. В ходе обсуждения было решено выделить вам часть этих средств. Но представьте себе наше удивление, когда... В общем, вот.
     Он резко сдернул со стола газету, открыв взгляду Кузнеца перевернутую обувную коробку и жалкую кучку стодолларовых купюр. Гаркун едва заметно поморщился, подумав, что Мышляев ведет себя, как полный идиот. Ну, показал он Кузнецу деньги, ну и что? Сейчас тот воскликнет "ура!" и подставит карман... Сам Гаркун на месте обвиняемого повел бы себя именно так, да и любой нормальный человек тоже.
     Кузнец, однако, нормальным человеком не являлся, и Гаркун вынужден был признать, что Мышляев успел очень хорошо изучить характер гостеприимного хозяина, хотя был знаком с Кузнецом намного меньше, чем Гаркун.
     Кузнец развел руками и протяжно вздохнул.
     - Так и знал, что добром это не кончится, - сокрушенным тоном произнес он. - Не лежала у меня к этому душа... Но уж больно деньги были нужны, понимаете? Вопрос жизни и смерти.
     - То есть деньги взяли все-таки вы? - на всякий случай уточнил Мышляев. Теперь он был мрачен, как грозовая туча.
     - Ну, натурально. - Кузнец опять развел руками. - Но я верну... В смысле, вы вычтете из моей зарплаты.
     - Понимаете, Михаил Ульянович, - с деланным сочувствием сказал Мышляев, - деньги нужны мне сейчас. Именно эти деньги и именно сейчас, сию минуту. Все до последней бумажки. Где вы их спрятали?
     - Я не прятал, - сказал Кузнец. - Их нет.
     - Как это нет? Потратили? Такую сумму? За такой срок?
     - Да не потратил я. Одолжил. Кому - не скажу, хоть убейте. Все равно у него их тоже больше нет.
     Гаркун прикрыл лицо ладонью, подавляя в себе желание схватить что-нибудь тяжелое и молотить Кузнеца по голове до тех пор, пока от нее не останется мокрое место. Фальшивые деньги ушли безвозвратно, причем ушли компактно, в одни руки, оставив за собой след шириной с колею от шагающего экскаватора. И кто это сделал? Чокнутый механик, бессребреник, который вспоминал о деньгах только тогда, когда очень сильно хотел есть! В этом была лютая ирония судьбы. Гаркуну хотелось завыть.
     Не отнимая ладони от лица, он сквозь пальцы покосился на Заболотного. Длинная физиономия химика вытянулась еще больше. Теперь он напоминал верблюда, сдуру заглотившего железнодорожную шпалу.
     Похоже было на то, что до него наконец-то начал доходить весь драматизм ситуации.
     Мышляев выглядел как человек, вышедший прогуляться в погожий денек в своем лучшем костюме и неожиданно провалившийся в выгребную яму.
     Было невооруженным глазом видно, как он боролся с душившей его яростью. Давай, с надеждой подумал Гаркун. Давай, Паша, давай, сволочь! Если существует какой-то выход, то найти его способен только ты. Вот он, тот самый момент, ради которого тебя стоило терпеть. Так что давай, милый, шевели извилинами!
     - Присядьте, Михаил Ульянович, - сдавленным голосом сказал Мышляев. - Ситуация сложная. Надо думать, как исправить положение. Мне неприятно это говорить, особенно вам, но из песни слова не выкинешь. При всем моем уважении к вашим талантам я вынужден констатировать, что вы - вор. Обыкновенный мелкий уголовник, ухитрившийся совершить крупную кражу. Что прикажете с вами делать? Помните, как сказал герой одного из ваших детективных телесериалов? Вор должен сидеть в тюрьме!
     Кузнец, который, понурившись, сидел на табурете, опять развел руками. Гаркун испытал острый приступ ненависти к этому человеку, а заодно и ко всем присутствующим.
     Мышляев вынул из кармана сигареты, небрежно бросил одну в рот и чиркнул зажигалкой. Он вдруг сделался подозрительно спокойным, словно возникшая проблема уже была им решена наилучшим образом.
     - Ну-ну, - миролюбиво сказал он, обращаясь к макушке Кузнеца. - Не стоит так переживать.
     В конце концов, мы здесь все свои люди, а деньги - это всего-навсего деньги. При желании их можно заработать или.., гм.., украсть, как это сделали вы. Другое дело - доверие! Заработать его трудно, а украсть и вовсе нельзя. Совершив то, что вы совершили, вы подорвали кредит доверия, и теперь я просто вынужден перевести наши отношения на другую, более деловую основу. Не в тюрьму же вас сажать, в самом-то деле!
     Да уж, подумал Гаркун. Хотел бы я посмотреть, как ты станешь сажать его в тюрьму. Но что же ты задумал, змей? Ведь явно же что-то задумал... Казалось бы, все просто: Кузнеца надо мочить, оборудование демонтировать, а самим разбегаться в разные стороны, пока нас тут всех не накрыли. Но у друга Паши на этот счет было собственное мнение...
     - Мы поступим так, - продолжал Мышляев. - У меня есть знакомый нотариус. Сейчас мы с вами, Михаил Ульянович, нанесем ему визит и оформим документы на вашу усадьбу - купчую или дарственную, мне все равно. Регистрировать сделку я пока что не стану. Документы послужат мне залогом вашей честности. По-моему, это будет только справедливо, как вы полагаете? Мне кажется, это лучше, чем восемь лет с конфискацией имущества.
     - Как это? - выныривая из пучины раскаяния, удивился Кузнец. - Дом хотите отобрать? Мастерские?
     - Не отобрать, а взять в залог, - сказал Мышляев. - Когда наш контракт будет выполнен в полном объеме, я порву бумаги на ваших глазах или отдам их вам на память. Это способ разрешения подобных конфликтов, принятый в цивилизованных странах.
     - Я как-то даже и не знаю, - замялся Кузнец. - Боязно как-то...
     - Вы что, мне не доверяете? - оскорбился Мышляев. - Помилуйте, но это же смешно! И потом, я вас ни к чему не принуждаю. Господь с вами, ступайте себе за решетку. Правда, тогда и дом, и мастерские, и все, что в них есть, безвозмездно отойдет государству и будет очень быстро разворовано, испорчено и уничтожено. Это очень печальная перспектива, но вы взрослый человек и должны нести ответственность за свои необдуманные поступки.
     Предоставляя вам выбор, я действую исключительно в ваших интересах. Решение за вами, уважаемый Михаил Ульянович.
     Кузнец вздохнул, крякнул, шумно почесал затылок и решительно хлопнул себя по коленям.
     - Паспорт брать? - вставая, спросил он.
     - Конечно, - ответил Мышляев. - Паспорт, документы на дом и участок.., в общем, все. Умойтесь, приведите себя в порядок и поедем. Я жду вас здесь.
     Когда Кузнец вышел, сильнее обычного шаркая подошвами по бетонному полу, Мышляев вскочил, словно подброшенный пружиной, и наклонился над столом, приблизив свое лицо к лицу Гаркуна.
     - А ты, сучонок, - прошипел он, - не думай, что тебе это сойдет с рук. Тихо! - свистящим яростным шепотом прикрикнул он, увидев, что Гаркун собирается что-то сказать. - Молчи и слушай. Ты говорил, здесь есть цемент? Бери Заболотного, бери лопату, какой-нибудь бак, и чтобы самое позднее через три часа у вас было не меньше полутора кубов бетона. Свалим этого ублюдка в дренажный колодец и забетонируем.
     - Я в этом не участвую! - объявил Заболотный, гордо выпрямляясь на своем табурете. - Я ученый, кандидат наук, а не чикагский гангстер!
     Мышляев ловко выбросил назад руку, не глядя схватил Заболотного за грудки и рывком подтянул его к себе.
     - Ты в этом участвуешь, - прошипел он, - с того самого дня, как дал согласие со мной работать.
     Либо хоронишь ты, либо хоронят тебя. Третьего не дано, понял? И не вздумай убежать. Из-под земли достану и размажу по всей таблице Менделеева!
     - Не убежит, - сказал Гаркун. - Он ведь не полный дурак, хоть и кандидат технических наук.
     И потом, я его не пущу. Мне одному столько бетона в жизни не намесить.
     Кузнец вернулся, держа в руке папку с какими-то бумагами. На нем было старое драповое пальто, из-под которого выглядывал архаичный костюм в полоску, белая рубашка и чудовищно пестрый галстук шириной в ладонь. Было видно, что в этой сбруе Кузнец чувствует себя неловко и скованно.
     - Отлично, - сказал Мышляев. - Вы превосходно выглядите, Михаил Ульянович! Очень уместно, я бы сказал.
     Когда наверху глухо бухнула, захлопнувшись, тяжелая крышка люка, Заболотный снова обрел голос.
     - Черт знает что! - объявил он, старательно расправляя на впалой груди свитер. - Какое хамство! Не знаю, как вы, а я не намерен терпеть подобное обращение!
     - Как знаете, - устало сказал Гаркун. - Не намерены терпеть - не надо. Лично я впредь намерен продолжать жить. Вам ясно, Заболотный? Тогда айда за мной, я тут где-то лопаты видел...

Глава 12

"Эй, моряк, ты слишком долго плавал!"

     Абзац наблюдал за Моряком четвертые сутки и при этом до сих пор оставался в живых, что полностью опровергало его домыслы по поводу подстроенной Барабаном при содействии Паука хитроумной ловушки.
     Собственно, это наблюдение было скорее данью привычке, чем необходимостью. Маршруты передвижений Моряка по городу менялись, судя по всему, не часто, и передвигался он по преимуществу в гордом одиночестве, пулей летая по городу в своем серебристом "бокстере". Часам к четырем дня он уже бывал изрядно "под мухой", а к вечеру муха у него вырастала в здоровенного слона. Минувшей ночью Абзац своими глазами видел, как вернувшийся из казино Моряк, распахнув дверцу машины, мешком вывалился на асфальт и добрых две минуты возился в грязи не в состоянии подняться. Шкабров уже совсем было собрался подойти к нему и выполнить заказ, но тут из подъезда выскочил здоровенный охранник и с бабьими причитаниями поволок попавшего в крутой шторм Моряка домой.
     Неподражаемая манера, присущая Моряку в управлении автомобилем, давно получила широкую известность. Не было ничего проще, чем покончить с ним, повредив тормозной шланг "бокстера". Никто в огромном городе не удивился бы, узнав, что Моряк наконец расшибся в лепешку вместе со своей машиной, а заказчик, надо полагать, был бы весьма доволен подобным способом приведения в исполнение вынесенного им смертного приговора. Но при таком происшествии пострадали бы посторонние. Учитывая скорость, на которой привык ездить Моряк, посторонних трупов в этом деле могло оказаться очень много, а это было бы непрофессионально. Абзац вовсе не торопился записываться в мясники. Поэтому легкий путь пришлось с сожалением отбросить.
     Было уже около двух, когда Абзац, ежась от холода, зашел погреться в кафе. Накануне случилась оттепель, но ночью опять подморозило. Дороги и тротуары превратились в сплошной каток, и пока что изменений не предвиделось. По улицам, мигая оранжевыми проблесковыми маячками, взад-вперед катались машины коммунальных служб, посыпая асфальт убийственной для автомобильных кузовов смесью песка и соли.
     Транспорт крался по дорогам на цыпочках, тревожно светя включенными фарами и выбрасывая из выхлопных труб густые клубы пара. Садясь за столик, Абзац подумал, что с этим делом пора кончать, пока Моряк не сбил еще кого-нибудь.
     Он допивал кофе, когда на стоянке у входа в расположенный через дорогу от кафе магазин остановился дряхлый, весь покрыты